66
По прошествии еще 51-ой секунды вагоны вновь заливает солнечный свет, а плотное эхо от движения поезда, пульсирующее в тоннеле как кровь в вене, обрывается тишиной, нарушаемой лишь слабым перестуком колес: начался один из открытых участков метро, из коих "голубая" Филевская линия состоит едва ли не наполовину. Тут Робингудов боец, сменивший в кабине атамана, вторично командует машинистам:
– Тормози!
Где-то там, впереди, – неразличимые пока отсюда выбеленные стены и козырьки "Студенческой", первой в чреде наземных станций Филевской линии. Слева низенький, чуть выше 2-х метров, бетонный забор с парой пущенных поверху ниток проржавелой колючей проволоки, отделяет метровские пути от железнодорожных: там начинается хозяйство Киевского вокзала – запасные пути и отстойники подвижного состава, забитые сотнями вагонов. Справа – трехметровый заросший травой откос, увенчанный поверху таким же забором с символической колючкой; за ним – тянущаяся вдоль метропутей улица Киевская, совершенно в этом месте безлюдная, ибо застроена тут не домами, а рядами ржавых гаражей.
– Компенсацию за моральный ущерб, – обращается боец к машинистам, – найдете в своих почтовых ящиках; Ельнинская-7-29 и Молодогвардейская-3-17, так?
– Так…
Засим боец прижимает к лицу сперва машиниста, а затем помощника губку со снотворным (те, впрочем, никакого сопротивления не оказывают) и освобождает распростершиеся на полу кабины тела от наручников: ехали себе люди и ехали, а потом вдруг потеряли сознание; как, почему – непонятно, а показания те смогут давать только завтра; это – пускай… Быстро опрыскивает свои подошвы аэрозолем "ТК" (это – от собачек) и спрыгивает на чуть слышно хрустнувший в буколической тишине гравий рельсовой насыпи. Быстро взбирается по откосу, перемахивает через забор и, миновав щель между гаражами, оказывается на безлюдной Киевской улице; там он усаживается в ожидавший его "москвич", бросив при этом взгляд на часы – для рапорта.
С того момента, как стоящие на перроне Арбатской машинисты впервые узрели перед собою пистолет с глушителем, услыхавши при этом сакраментальное "Тихо, Маша, я – Дубровский", прошло 7 минут и 26 секунд.
67
На метромосту титаново-кевларовые рыцари продолжают разыгрывать свою интермедию "Броненосцы в потемках": ищут в темном тоннеле черную кошку, которой там давно нет. Означенная кошка укатила с места событий сразу, на первом же из встречных – со стороны Киевской – метропоездов, распластавшись у него на крыше; в настоящий момент она уже вышла из метро Смоленская и растворилась в толпе на Садовом кольце. В принципе, в момент пересечения метромоста, черную фигурку на крыше вагона могли заметить с вертолетов (хотя организовать ее перехват на Смоленской за отпущенные 22 секунды всё равно было бы нереально), однако к тому времени все вертолеты группы преследования уже откочевали, вслед за рыжей стрекозой, к северу – в район следующего, Новоарбатского, моста.
Там оранжевый вертолет делает нечто совсем уж непонятное: он ныряет под мост и неподвижно зависает там, почти касаясь шасси поверхности воды. Поднятый его винтом вихрь морщит и рвет в пыль водную поверхность, на которой пляшет неведомо как оказавшийся здесь, под мостом, белый поплавок – то ли бакен, то ли еще какая разметка. Разбегающаяся от центра волчка позёмка (или как тут скажешь – "поводка"?) из водяной пыли здорово затрудняет обзор, так что никто толком не разглядел – что это там выпало в воду из открытой дверцы? Тем более что по прошествии секунды всем стало не до деталей: оранжевый вертолет дрогнул и вошел в циркуляцию; отлетев по крутой дуге метров на 20-30, он беспомощно клюет носом, и лопасти его вспарывают воду, сами от этого удара разлетаясь в куски…
…Ми-8 облетает место аварии; Сокол из "Альфы" рапортует по рации, не сводя глаз с лопающихся на поверхности воды пузырей:
– Так точно, затонул почти мгновенно… Никак нет, ни взрывов, ни стрельбы не было – чистая ошибка пилотирования… Необходимы водолазы… да какие, на хрен, спасательные работы – хоть трупы бы идентифицировать! Почем я знаю – там ли посол?..Вот-вот, именно что – "концы в воду".
68
Один водолаз, впрочем, уже на месте – хотя его-то как раз никто и не заказывал: это и есть то самое "нечто", плюхнувшееся в воду из вертолетной дверцы. Наблюдая за его действиями (тут у нас с вами пойдут подводные съемки), приходится иметь в виду, что Москва-река в городской черте – это вам Красное море в Хургаде или Эйлате, и разглядеть аквалангиста в эдакой мути – задачка не из простых, а уж опознать его – и вовсе нереально. Нам тут, впрочем, логичнее действовать методом исключения: ну конечно же, это пилот, Петрович; понятно, кстати, что его странный "черный комбинезон а-ля ниндзя" – это был просто-напросто гидрокостюм.
Аквалангист уже нашарил трос, которым заякорен белый поплавок, и спускается по нему на глубину. В мутном свете подводного фонаря видно, что трос привязан к ушедшей в донный ил допотопной железяке; аквалангист отцепляет от этого якоря концевой карабин троса, предоставив белому бую-указателю уплывать по течению – нам лишние улики ни к чему. Буем, как легко догадаться, была помечена не сама железяка, а прицепленная к ней транспортировочная торпеда ПСД из арсенала подводных диверсантов – вроде той, что некогда унесла лишившегося плавок Папанова с места Чудесной рыбной ловли у Черных камней. На то, чтоб подготовить свою торпеду к плаванию, аквалангисту потребовались считанные мгновения; эйн-цвей-дрей – и тень его растворяется в мутной речной глубине, будто здоровенная рыбина, волочащая за собой оборванную лесу – цепочку тянущихся к поверхности пузырьков…
69
"Маховик огромного механизма чрезвычайного розыска был раскручен вовсю…"
…Под стрелой передвижного крана раскачивается извлеченный из речных глубин труп рыжей стрекозы; работают водолазы. Рядом с краном гужуются десятка полтора чинов в больших звездах – "руководят на месте". Сопроводительного текста не слыхать, но выражения лиц и жесты достаточно красноречивы: реальных результатов – ноль целых, ноль десятых.
…Такое же столпотворение начальников наблюдается и на метровских путях у знакомого нам откоса (сам поезд, естественно, уже отогнали): эксперты-криминалисты собирают пинцетами в пакетики свои окурки-презервативы; овчарок вокруг столько, что хватило бы на средних размеров собачью выставку; дивизия имени Дзержинского, едва ли не в полном составе, прочесывает запасные пути Киевского вокзала со всеми тамошними вагонами; главный ФСБшный генерал гневно тычет перстом в срочно доставленные с нарочным влажные еще космические снимки – второпях, как водится, напечатали не те квадраты… В общем, все при деле, но результатов – опять-таки по нулям.
…ФСБшники разбираются с метрополитеновскими диспетчерами:
– Почему поезд задержался на мосту? Разве это не нарушение?..
– Еще б не нарушение! Он сбавил ход, поскольку непосредственно на путях находились посторонние – ваши люди, как выясняется… Предупреждать надо о таких делах, между прочим!
– А террористы могли захватить поезд на мосту?
– Как вы это себе представляете?! Он даже не останавливался и дверей не открывал – это подтверждают ваши бойцы!
– А почему у экипажа на Киевской даже не спросили объяснений?
– Да потому, что надо было срочно нагонять сбой графика движения! Вы понимаете, что это такое – почти две с половиной минуты сбоя?!
…Надо полагать – теперь понимают: из-за временной закупорки линии у Студенческой народу на Киевской-"голубой" скопилось столько, что это больше всего похоже на лезущее через край квашни тесто. Никогда не пробовали проводить оперативно-розыскные мероприятия в квашне?
70
На телеэкране мелькают здание посольства в Казачьем, извлеченный из реки вертолет и прочесывающие пути у Киевского вокзала солдаты внутренних войск: "…Местонахождение посла остается неизвестным. В городе объявлен план "Перехват""…
Вы когда-нибудь слыхали, чтоб "по плану "Перехват"" хоть кого-нибудь перехватили? Даже когда отморозки-авангардисты в режиме хеппининга средь бела дня шмаляют из гранатомета "Муха" по фасаду американского посольства на Садовом?
Однако порядок есть порядок: не оставляют своим вниманием даже самого последнего жигуленка посты ГАИ, на лишнюю дырочку затягивают портупею военные патрули, низко-низко над головою прочесывающих железнодорожные пути солдат-дзержинцев проходит пятнистый боевой вертолет…
Всё происходящее, впрочем, полностью уже укладывается в бессмертное: "Со стены ударила пушка – для устрашения неуловимого Ходжи Насреддина".
71
Подполковник в Шервуде, у спутникового телефона:
– Борис Моисеевич? – имя "бывшего лучшего, но опального" олигарха Робингудов начштаба произносит с той трудноопределимой интонацией, что всегда присутствует в служебном разговоре высоких персон, связанных непростыми личными отношениями. – Как там у вас, между Гвадалквивиром и Эскориалом?.. Жарковато?.. Да-да, именно что: "Но вреден север для меня – писано в Бессарабии"… Борис Моисеевич, мы обдумали ваши предложения по Прибалтийскому узлу и готовы пойти на некоторое смягчение своей позиции – однако вам взамен надлежит вновь блеснуть своими талантами "русского Киссинджера"… Вот-вот! Вы – русский, он – американский… Ладно, к делу. Я и вправду полагаю, что как переговорщик вы на две головы выше старика Генри. Нужен прямой выход на Пожизненного президента Тюркестана; сроку – шесть часов… пять часов и сорок пять минут, если быть совсем точным… Ну, будь задача попроще, так я и обратился бы к кому попроще – к тому же Генри, к примеру…
72
"Бывший лучший, но опальный" олигарх, заточённый в своем средиземноморском Березове, бросает взгляд за окно виллы, где у залитого полуденным солнцем бассейна резвятся дочерна загорелые дети, жены и наложницы… тьфу, это не оттуда… Проводит платком по матово отсвечивающей лысине, еще раз с опаской выглядывает наружу (это же помыслить страшно – вылезти в эдакое пекло из запечатанной комнаты с кондишеном!) и вызывает референта:
– Голубчик, будьте так любезны – поднимите досье по Прибалтийскому узлу: кажется, дело наконец сдвинулось с мертвой точки…
Затем вновь берется за спутниковый телефон и произносит со своими известными на всю Россию по программе "Куклы" нервными покашливаниями:
– Великий Визирь?.. Не узнали? Ну, значит буду богатым, кхе-кхе… Как это – "куда уж дальше"? Всегда есть куда… Тут такое дело…
73
В Москве, между тем, продолжают по инерции крутиться заржавелые чугунные шестерни плана "Перехват": тысячи милиционеров, военных и чекистов отбывают номер, ясно понимая, что всё это уже без толку. Впрочем, когда мы давеча задавали риторический вопрос – слыхал ли кто-нибудь, чтоб по плану "Перехват" когда-нибудь кого-нибудь перехватили? – необходимо сделать одно небольшое уточнение. Перехватить – это вряд ли, а вот перехватали-то как раз тьму народа – по большей части отчего-то из числа нарушителей режима "Лужковской" паспортной регистрации (отмененного всеми судами, вплоть до Конституционного) и оформления документов на торговлю.
Перед метро "Ленинский проспект" террористов ловят вдумчиво и основательно: три богатыря в бронежилетках на лямочках (Васнецов отдыхает) проверяют документы у бабок, торгующих укропом и семечками, и проводят органолептическую экспертизу абрикосов: а не гексаген ли там внутри? – да вроде по вкусу не гексаген…
– Глянь, Сашок! Чурка канает!
О! Вот это уже стоящая добыча…
– Документики предъявите.
Нет, а вы еще язвили по поводу эффективности плана "Перехват"!.. Ведь "чурка неумытый", столь удачно попавший в поле зрения богатырской заставы – никто иной, как наш добрый знакомец, ниндзя из рода Санада. Он безропотно протягивает стражнику обтрепанный советский паспорт с вложенными в него тремя стольниками. Стражник неспешно водворяет аусвайс в свой нагрудный карман и кивает в сторону стоящей чуть поодаль "канарейки" – дескать, пройдемте.
– Почему штамп временной прописки смазан?
Ниндзя переходит в магнитофонный режим:
– Я из кишлак, русский совсем не знай. Свой бизнес нет, тюки на рынке таскай.
– А я говорю, что смазан!
Ниндзя, реагируя исключительно на интонацию, покорно расстегивает свою тренировочную курточку; изнутри английской булавкой пристегнута свернутая тряпица – заначка на последний край; "воин-тень" извлекает три свернутые в трубочку двадцатидолларовые бумажки:
– Больше нету! Мамой клянусь.
– Я тебе щас покажу – "Не я штампы ставлю"! Десять суток у меня будешь доказывать, что это не ты Тюркестанского посла похитил, понял-нет?
– Больше нету! Мамой клянусь, – ниндзя, похоже, вычерпал до донышка свой лексический запас.
– Вован, объясни ему про его права! – да, на этом магнитофоне запас лексических заготовок будет побогаче… Вован тычет задержанного резиновой дубинкой в область почек – пока что легонько, чисто вразумляюще.
"Воин-тень", болезненно охнув, прислоняется к борту "канарейки". И совсем-совсем уже тихо произносит в третий раз:
– Больше нету! Мамой клянусь…
Время растягивается как в рапидной съемке – но только для одного лишь ниндзя: левый… смотрит в сторону, шея открыта… правый…
– Сашок! Глянь-ка, хачики!
Три богатыря мигом оборачиваются, и в глазах их вспыхивает то же пламя, что у андерсеновских разбойников, узревших беззащитную золотую карету: мимо шествуют двое кавказцев в сопровождении пары бла-андынок, только что арендованных, похоже, на известном блядодроме у скверика перед зданием Биологических институтов на Ленинском-33… Ясно, что неумытому чурке (с которого, видать, и правда, взять больше нечего) при грядущей "проверке паспортного режима" торчать близ штабной "канарейки" – ну, совершенно незачем! Сашок не глядя сует ему паспорт – "Вали отседова, мухой!", и богатырская застава перестраивается в боевой ордер; чурка дважды себя упрашивать не заставляет – а еще, типа, ру-усского он не знает!
…А три богатыря в бронежилетках приступают к своеобычной "проверке паспортного режима" так и не осознав, что смерть только что прошла от них впритирочку, буквально задев их разлетающимися полами своего конкретного кашемирового пальто.
74
Профессор Ким прошел уже зоны таможенного и паспортного контроля в Шереметьеве и коротает последние предотлетные минуты перед стеклом магазинчика "Duty Free", похожего на встроенный в стену аквариум. Вокруг простирается пустой и обширный полутемный зал с зеркальным полом из черного полированного лабрадорита, в котором отражаются сходящиеся в дальней перспективе квадраты потолочных светильников – так и ждешь, что из этого полумрака явится барон Юнгерн с тремя Орденами Октябрьской Звезды на черном монгольском халате… Профессор обессилено замер на границе извечной, как физический вакуум, тьмы, заполненной неясными, но равно пугающими смыслами, и мягкого света витрины "Duty Free", обращающего в жидкое золото содержимое гедонистически-пузатых коньячных бутылок и дробящегося в бесчисленных самоповторах меж гранями разложенных на чернобархатных прямоугольниках топазов и изумрудов.
Повинуясь внезапному импульсу, Ким делает шаг к стеклянной двери, и створки ее сами собою раздвигаются, как бы приглашая его в этот уютный сеттельмент.
– Как вы думаете, – чуть смущенно обращается он к непроницаемому блондину, тенью следующему за его правым плечом, – моя кредитная карточка… в этом магазине она действует?
– Само собой. Хотите проверить – на месте ли ваши пятьдесят тысяч?
– Нет-нет, что вы! – всплескивает руками профессор – Просто… я ведь никогда не дарил ей драгоценностей – у нас никогда не хватало… ну, вы понимаете… А тут – такой случай… немыслимые деньги…
– Гм… Если хотите совета – лучше купите ТАМ: здешние ювелирные изделия и дороги, и никудышны по качеству…
– Вы полагаете?..
– Я полагаю, – едва заметно улыбается блондин, – что вашей Ирине сейчас нужен один-единственный подарок: вы сами. Пойдемте, профессор…
Под сводами зала, над владениями барона Юнгерна, где само время застыло в кристаллическую решетку, разносится вкрадчивый голос дикторши: "Внимание! Совершил посадку самолет, выполняющий рейс Караганда-Франкфурт. Этеншен, плиз!.."
75
Южная ночь. Сводный оркестр цикад и сверчков играет фортиссимо; рои насекомых, слетевшихся на голубоватый свет фонарей, смотрятся хлопьями рождественского снегопада. Мрачное пространство ночного аэродрома озаряют там и сям лампы световой разметки – будто искаженное отражение звездного неба в нефтяной луже. В дальнем углу летного поля, рядом с прогревающим двигатели Ту-154 цветов Тюркестанского флага, останавливается икарус. Автоматчики выводят из автобуса два десятка явно ничего не понимающих людей в наручниках и сноровисто выстраивают тех в шеренгу неподалеку от трапа, в свете автобусных фар; все они – в том числе и возвышающийся на правом фланге Витюша – смотрятся неважно: трехдневное ожидание исполнения в камере смертников никому не идет на пользу.
– Внимание, осужденные! – выступает вперед МГБшный генерал; поднимаемый самолетными двигателями вихрь рвет из его рук бумагу с казенной печатью. – По случаю приближающегося юбилея выдающегося гуманиста…надцатого века Ибн-Сины, Его Высокопревосходительство Пожизненный Президент республики Тюркестан, Тюркбаши всех Тюрок объявил амнистию и повелел: заменить всем участникам заговора против его особы смертную казнь на пожизненное изгнание из страны. Этот самолет доставит вас в Россию. Смир-рна!! – рявкает он на разом сломавшуюся шеренгу. – Нале-во! Шагом марш на посадку!
Уже поднявшись на верхнюю ступеньку трапа, Витюша оборачивается – бросить через плечо прощальный взгляд на грандиозного неонового Тюркбаши, осеняющего здание аэровокзала: тот простер вперед могучую длань в новом национальном приветствии типа "Зиг хайль!", приобретя оттого комичное сходство с Полифемом, пытающимся на ощупь отыскать ускользающих от него спутников Одиссея.
76
Помещение, не несущее на себе отчетливых примет времени и места, но только это не "Шервуд" – за столом совершенно иной набор персон. На стенке, правда, нет сделавшегося по нынешнему времени неизбежным портрета царствующего Президента – но это лишь оттого, что тот наличествует тут в натуральном своем виде. По всему чувствуется, однако, что реальный "центр силы" за этим столом – вовсе не Его Президентское Величество, а худощавый невзрачный человек, столь похожий на своего американского коллегу – "эксперта по кризисным ситуациям", что его для простоты можно называть пыльнолицый-бис. Совещание идет явно уже не первый час:воздух – геологические напластования табачного дыма, повсюду полные пепельницы и пустые кофейные чашки.
– Итак, господа, – бесцветным голосом констатирует пыльнолицый-бис, – дюжина отморозков средь бела дня похищает посла нашего стратегического союзника и обменивает его, через нашу голову, на тамошних заговорщиков. Все силовые структуры в очередной раз демонстрируют на весь мир свою полнейшую профнепригодность. Мы сидим в дерьме по самую нижнюю губу…
– Престиж Державы нашей… – гневно воздымает перст многозвездный генерал с дальнего края стола.