– Он самый; он сейчас в Университете Негев… Ну так вот, добираемся мы до его дома. Старая трехэтажка, двор с развешенным бельем, за столиком мужики в домино дуплятся, из окошка кого-то ужинать окликают… ну, эдакая патриархальная идиллия. Натурально, все всех знают с колясочного возраста… Ну, заходим во двор, при рюкзаках-штормовках и всех делах; доминошники от ихнего столика машут Зильберу и орут хором: "Привет, Миха! Поздравляем!" Зильбер маленько напрягается, в ожидании подвоха: "С чем поздравлять-то?" – "Дык ВАШИ вчера Бейрут взяли! Га-га-га!!!"…
За этой болтовней они добираются до своей пришвартованной чуть в сторонке машины, и тут обнаруживают вокруг присутствие посторонних: четверо как будто вышедших из-под одного формовочного штампа коренастых азиатов в одинаковых курточках и кроссовках, расположившихся вокруг уазика в скучающе-ожидающих позах. Витюша, будучи уроженцем и достойным воспитанником Долгопрудни – хулиганского предместья Первопрестольной, – такого рода диспозиции распознает не головным даже, а спинным мозгом, и решение принимает мгновенно: впечатления серьезных людей четверка не производит.
6
– Алло, ребята! Никак, нас поджидаете?
Четверка неспешно стягивается полукольцо; старший, занимающий позицию по центру, небрежно-уверенным кивком указует в направлении зеленеющего чуть поодаль парка:
– Поговорить надо. Пойдем, да?
– Да ладно, ребята, – скисает прямо на глазах большой урус, растеряно оглядываясь по сторонам. – А то мы спешим… Договоримся по-хорошему, а?
С этими словами он искательно подается вперед, сокращая дистанцию со старшим четверки до пары шагов, и принимается шарить пальцами в нагрудном кармане. Левой же рукой ему приходится прижимать к себе дыню, приняв нелепо-скособоченную позу; кончается всё, естественно, тем, что проклятый овощ выскальзывает-таки из-под мышки, и подхватить его Витюша успевает лишь у самой земли. Сдавленно выругавшись, он распрямляется, шумно переводит дух и, после секундного раздумья, со словами "Подержи-ка!" мотивированно перебрасывает чарджуйку с рук на руки своему визави, так что тому ничего не остается, кроме как ее подхватить – чисто рефлекторно.
Витюшин удар следует молниеносно; имея в руках дыню в полпуда весом ни толком уклониться, ни выставить блок невозможно, так что старший четверки отбывает в нокаут, просемафорив об том мелькнувшими в воздухе белыми подошвами своих кроссовок. Явно не ждавшие столь стремительного развития событий, да еще и лишившиеся командования, братки приходят в кратковременный ступор, и Витюша, беспрепятственно сманеврировав за пределы полукольца, тут же берет в оборот второго-по-центру.
Если у кого-то и были сомнения – может, это все-таки закамуфлированный Ванюша-Маленький, уж больно похож? – здесь они должны рассеяться: нет, явное не то. На "лучшего рукопашника спецназа" человек с автостоянки у Алайского базара никак не потянет – дерется он не профессионально, и хитроумные восточные единоборства явно не его стихия. Просто – офигенно здоровый мужик, к тому же очень быстрый и верткий для своего веса; плюс – кураж (сие – врожденное: либо есть, либо нет) и приличный опыт уличных драк. Второй браток явно неосмотрительно вязался в прямой обмен ударами: минус два…
"Давай в машину!" – рявкает Витюша впавшему в такой же ступор Рустаму. Тот дергается было к уазику, но тут рядом раздается истошный визг тормозов подлетевшего на полной скорости микроавтобуса. Оттуда, гремя амуницией, сноровисто выпрыгивают автоматчики в бронежилетах и масках. Ну вот – дождались подмоги, пропади она пропадом… Вообще-то на всем "постсоветском пространстве" милиционеры и бандиты – близнецы-братья, и отличать их друг от дружки чем дальше, тем труднее, однако одна народная примета тут все же имеется: раз в маске – значит, наверняка не бандит, а страж закона.
7
Парою секунд спустя Витюша с Рустамом уже в наручниках. Чуток помесив обездвиженного Витюшу сапогами и прикладами (не всерьез, чтоб чего отбить, а просто для порядку – вроде как лицо кавказской национальности, оприходованное московским омоном в процессе молодецкой зачистки вещевого рынка), автоматчики водворяют добычу в свой микроавтобус, который тут же рвет с места. Голливудского зрителя такая деталь, что на "великолепную четверку" омоновцы (или как их там) не реагируют при этом вовсе, наверняка насторожила бы и сподвигла к далеко идущим выводам; мы же подобный пустяк даже и комментировать-то не станем – "Мы не в Чикаго, моя дорогая!"
Скорость, с которой мчит по улицам микроавтобус, лимитирована не светофорами – те лишь испуганно помаргивают ему вослед, – а одним лишь состоянием густо испещренного колдоёбинами асфальта: дороги тут, похоже, ни разу толком не ремонтировали со времен колониального владычества. Вся градостроительная деятельность властей независимого Тюркестана исчерпалась переименованием улиц (эх, славное времечко! Была "Маркса-Энгельса" – стала "Ибрагим-бека", была "Гагарина" – стала "Мадамин-бека"… Вот только чуть погодя обнаружилось, что на всех светочей басмаческого движения проспектов не хватит: ну, не успели их столько настроить проклятые колонизаторы!..) Хотя, с другой стороны, прижизненный монумент Тюркбаши возвели знатный, Хеопс с Ким-Ир-Сеном отдыхают: сам Церишвили ваял, не хрен собачий (болтают, правда, что тот просто сумел пристроить – с совсем небольшой приплатой из московского бюджета – своего ужаснувшего греков Родосского Колосса, но это наверняка сплетни завистников).
…Нет, благодарение Богу (а также Аллаху, Будде и примкнувшему к ним Перуну с обратной свастикой на рукаве) – не всё наследие Великой Империи бесславно разменяно нами за годы Смуты на сникерсы и голливудские миражи! Есть, есть на "постсоветском пространстве" вечные, непреходящие ценности, над коими не властны ни реформы (не к ночи они будь помянуты), ни Второе начало термодинамики! К примеру, в любом областном центре экс-СССР вы без труда отыщете где-нибудь на тихой улочке неподалеку от центра внушительное (обычно на целый квартал) здание увесистой сталинской постройки в стиле "поздний реперссанс", обычно немаркого серого колера. Не найдёте сами – спросите у местных "Большой Дом": даже если в данном конкретном городе аборигены называют его иначе – вас наверняка поймут…
Вот рядом с таким "Большим Домом" и притормаживает микроавтобус с автоматчиками в масках; стальные ворота бесшумно размыкаются, пропуская его во внутренний двор этой цитадели стабильности. Интересно, что вывеска у парадного входа исполнена на трех языках: на тюркском (латиницей с диакритическими наворотами), арабской вязью и по-английски – "Republic of Turkestan. Ministry of State Security"; надписи на русском не имеется.
8
Величественно обставленный казенный кабинет с ростовым портретом Тюркбаши всех Тюрок и унаследованным от имперских времен столом, на зеленом сукне которого запросто могли бы сыграть матч по мини-футболу сборные России и Тюркестана. За столом – трехзвездный генерал при всех погонах-аксельбантах, перебирающий листки из выложенного перед ним досье. На боковом стуле расположился штатский в дорогом английском костюме (впрочем, любой понимающий человек тотчас бы нас поправил: не "штатский", а "в штатском"); если же судить по скучающей небрежности его позы, реальный уровень его в здешней иерархии будет как бы не повыше, чем у трехзвездного хозяина кабинета.
– Впечатляющая картина, – усмехается наконец генерал, отодвигая папку. – Впору самому поверить…
– Ну, от нас с вами этого не требуется, – возвращает ему усмешку штатский. – Меня сейчас скорее занимает эстетическая завершенность картины… Я, кстати, именно за этим собираюсь ввести в нашу комбинацию нового фигуранта. Весьма колоритный персонаж, визитер из России; к нам в руки он угодил случайно, как попутный улов – но не выпускать же его теперь обратно, право-слово! И подумалось мне вот что… Основной фон во всём этом деле, – тут он указывает взглядом на лежащую перед генералом папку, – составляют здешние русскоязычные. Фон этот по-своему ярок и живописен, но совершенно лишен глубины и перспективы; ситуация персидской миниатюры… вы меня понимаете?
– Думаю, что да… – задумчиво откликается генерал. – И вы сочли, что человек из России придаст этому делу должную стереоскопичность?
– "Прокуратор как всегда тонко понимает вопрос"…
9
Конвойные вводят Витюшу в лишенную окон камеру подвального этажа. Облицованные кафелем стены отражают режущий свет мощных ламп, направленных на привинченный к бетонному полу табурет; стол следователя, непроницаемого крепыша с двумя малыми звездочками на погонах, находится по ту сторону создаваемого лампами светового круга; третий участник, давешний штатский в английском костюме, выбрал себе позицию еще глубже в тени: ни дать, ни взять – режиссер, наблюдающий репетицию из полутьмы пустого зрительного зала.
– Можете садиться, подследственный, – эмгэбэшник в форме даже не отрывает взгляда от разложенных перед ним бумаг.
– Подследственный?! – с деланным изумлением вопрошает Витюша. – Для мня это новость: пока что мне даже не предъявили ордера на арест. Так что я, с вашего позволения, буду считать себя задержанным… И кстати – сколько времени по здешним законам можно держать человека под стражей без предъявления обвинения?
– Держать вас под стражей можно столько, сколько понадобится – хоть десять лет, хоть сто; нужна только продлеваемая санкция прокурора, а с этим, как вы догадываетесь, у нас проблем не бывает, – равнодушно сообщает следователь. – А обвинение вам будет предъявлено прямо сейчас. Вы обвиняетесь, – продолжает он тем же индифферентным тоном, – в заговоре с целью свержения Пожизненного Президента Тюркестана, Тюркбаши всех Тюрок.
По прошествии нескольких секунд, потребных на то, чтоб подобрать отвалившуюся от изумления челюсть, на Витюшиной физиономии отражается скорее даже облегчение: он, похоже, ожидал чего попроще, страшного именно своей обыденностью – вроде подброшенного "пакетика с 5-ю граммами героина" или "патронов к пистолету ПМ".
– Вам бы, ребята, детективные романы сочинять, – кривится он. – А рытье тоннеля до Бомбея в этом самом вашем заговоре не предусмотрено?
В серьезность ситуации Витюша явно не въезжает, и это – как часто бывает – пока что служит ему защитой: ведь покуда человек сам не принял предназначенную ему роль жертвы, сделать с ним что-либо крайне сложно. Можно, конечно, тупо выбить из него признание (к чему, судя по всему, и начинает склоняться следователь) – однако скрытого в полумраке режиссера такое развитие событий, похоже, не устраивает, и он немедля останавливает репетицию своим "Стоп! НЕ ВЕРЮ! Весь эпизод – сначала."
– Поверьте, Виктор Сергеевич, – восходит он на освещенный просцениум, – я-то как раз готов допустить, что вы стали жертвой несчастного стечения обстоятельств. Я сейчас перечислю вам эти обстоятельства, а вы попытаетесь дать им внятные объяснения. Идет?
– Вроде как Мюллер культурно просил Штирлица объяснить "пальчики" на чемодане с рацией? – хмыкает Витюша.
– Вот именно! – обрадовано кивает штатский. – Итак, для начала: с какой целью вы прибыли в Тюркестан?
– Цель – сбор научных зоологических материалов…
– Простите, "материалы" – это все эти козявки на слоях ваты и в баночках со спиртом?
– Ну да. Там, кстати, везде вложены мои этикетки – место и дата сбора. Можете по ним проверить: я и Тюркбашиабад-то ваш толком не посетил – на хрена б он мне сдался. Сразу по приезде отбыл в горы, и сидел там безвылазно…
– Уже проверили, – утвердительно кивает штатский. – Кстати, курить не желаете? Нет? – и правильно, а я вот всё никак не брошу… Так значит, весь этот месяц вы провели в горах, ловя насекомых, и ни с кем не общались, кроме вашего напарника, Рустама Азизова… Вы с ним, к слову, давно знакомы?
– Когда-то учились вместе, в Москве. В последние годы, как Союз распался, почти не общались. А сейчас мне понадобился экспедиционный "шерп" – ну, я о нем и вспомнил.
– Тогда понятно, – опять кивает штатский и, погасив в пепельнице недокуренную сигарету, выставляет на край стола баночку из-под майонеза с притертой корковой пробкой. – Виктор Сергеевич, пару таких устройств мы нашли в вашем рюкзаке; не подскажете, что это за штука? Да вы берите ее, берите, – поощряюще усмехается он, – отпечатки пальцев с нее уже сняли, и ваши, и Азизовские… как с того штирлицева чемоданчика.
– Ну, мне будет не в пример проще, чем полковнику Исаеву, – ответно улыбается Витюша. – Это морилка, самое обычное снаряжение энтомолога, под пару к сачку. В нее кидают пойманное насекомое, и там оно мгновенно дохнет от ядовитых паров – как в газовой камере…
– Ядовитые пары – это эфир, что ли?
– Ну, эфирные морилки – это для юных пионеров, – пренебрежительно отмахивается энтомолог, – их надо подзаряжать каждые десять минут, какая уж там работа… Профессионалы обычно пользуются цианидовыми морилками. Вот, смотрите – на дне банки, под вставленной враспор картонкой, лежит бумажный пакетик с цианидом. Воздух в морилке всегда насыщен парами воды – тела погибших насекомых выделяют много влаги, так что кристаллы цианистого калия медленно разлагаются с выделением газообразного цианистого водорода. Морилка с вот этим пакетиком будет работать года полтора-два безо всякой подзарядки – дешево и сердито.
– Гляди-ка ты, – констатирует штатский, осторожно принюхиваясь к полуоткрытой банке, – действительно, запах горького миндаля, прям-таки Агата Кристи… Как, кстати, вы ухитрились это добро через таможню в аэропорту пронести?
– Обыкновенно. А какая в том проблема?
– Ну, всё-таки – цианистый калий… Вы же заполняли таможенную декларацию, там есть такой пункт – оружие, наркотические вещества, яды… Вы что же, выходит – нелегально ее ввозили?
– Ч-черт, мне это и в голову не пришло… Наверно, можно сказать и так, – пожимает плечами энтомолог. – Мы ведь спокон веку с цианидовыми морилками работали, и дальше будем работать – а что делать?
Штатский некоторое время молчит, всем своим видом демонстрируя растерянное сочувствие.
– Боюсь, что лично вы, Виктор Сергеевич, ни с какими цианидовыми морилками больше работать не будете… Скажите, – он участливо подается вперед, – вы и вправду не понимаете, в какую историю вляпались?
– Нет. Не понимаю.
– Напрасно. Вы чуть напрягите воображение и представьте себе, как это всё будет звучать на процессе… Значит-ца, так. В Тюркбашиабаде имеет место быть обширный заговор, в основном русскоязычных. Заговорщики планировали умертвить нашего Тюркбаши – если угодно, могу ознакомить вас с их признаниями. Один из активных участников заговора – ваш приятель Рустам Азизов… да-да! И вот с исторической родины заговорщиков прибывает эмиссар, который тайно доставляет им смертельный яд… У нас имеется банка цианистого калия с вашими и азизовскими отпечатками, и ваше признание, что яд ввезен вами в страну нелегально. Вы хоть понимаете, что одного этого с лихвой хватит, чтоб отправить вас на виселицу?
Тут только до Витюши доходит: обыграли его как младенца, обвели вокруг пальца, гады! Что же делать-то, а?.. Чисто рефлекторно пытается ослабить вдруг сделавшийся тесным воротник:
– Адвоката! Я требую адвоката! И российского консула!
– Адвоката вы, по здешним законам, получите после вручения вам обвинительного заключения. Что ж до российского консула… Это ты, небось, анекдот вспомнил, брежневских еще времен? Ну, как советский турист в Париже отбился от группы, и занесла его нелегкая в бордель. Ему там наперебой предлагают – "блондинку? брюнетку? негритянку? малолетку?" – а он, бедняга, только жмется в угол и бубнит как заведенный: "Рашен консул!.. Рашен консул!" Бордель-маман, поставленная в тупик клиентом-привередой, наконец капитулирует: "Русского консула? О-кей, это возможно, но только очень дорого"… Так вот, – усмехается штатский, – по нынешнему времени русский консул – это возможно, и при этом совсем дешево. Сейчас пригласим его сюда, кликнем надзирателей и отдерем его вкруговую, прямо при тебе… Слышь, лейтенант, а ты какой секс предпочитаешь – анальный или оральный? Ах – оба… А он потом, возвернувшись к себе в посольство, еще и ноту с извинениями нам пришлет – такая уж нынче у вашей России генеральная линия на международной арене…
– Так что давай-ка ты кончай со всеми этим глупостями – "адвокат", понимаешь, "консул", – теперь штатский уже прочно перешел на "ты", – и начинай сотрудничать со следствием. Значит, так: если ты участник заговора, ушедший в несознанку – тогда точно петля; а вот если ты просто курьер (тебя попросили – ты и привез, по неразумию своему) – тогда, что называется, "возможны варианты"…
10
Горный склон, утыканный как именинный пирог тонкими желтоватыми свечками ферул, обрезан понизу отвесным обрывом в полсотни метров. Бушующий на дне этой пропасти поток смотрится из здешнего отдаления как замерзшая сибирская речушка: ветер почти дочиста подмёл от снега поверхность мутно-голубоватого льда, оставив белопенные сугробы-заструги лишь в затишках позади вытарчивающих там и сям камней. Наверху же склон упирается в крупнообломочную осыпь, серые кубические монолиты которой держатся, как кажется, вообще ни на чем: чихни – и получишь на той самой нижней речке запруду размером с приснопамятную Нурекскую ГЭС.
Вдоль склона двигаются, растянувшись цепью, десятка полтора бородачей в чалмах из грязных полотенец, вооруженных кто советскими АК-74, а кто американскими M-16. Цепь видна чуть сверху: там, в одной из глубоких каверн осыпи, затаились двое, в изодранном обмундировании советского образца. Один из них, с головою небрежно замотанной почерневшей от грязи тряпицей, пребывает в полубеспамятстве; второй, вооруженный пистолетом (единственное их оружие), наблюдает из своего укрытия за прочесывающими местность автоматчиками. Если присмотреться повнимательнее, в раненом можно, хотя и не без труда, узнать Борю-Робингуда, а в напарнике его Ванюшу-Маленького – только выглядят они заметно помоложе нынешних.
Бородачи вроде уже миновали их укрытие и ушли дальше по склону. Ванюша медленно, со всей возможной осторожностью, выбирается из норы, дабы продолжить наблюдение за противником – как раз чтобы столкнуться нос к носу с отставшим от своих старым хрычом в галошах на босу ногу и с допотопной маузеровской винтовкой… Оба вскидывают оружие одновременно, но Ванюша упреждает деда из своего макарова, и тот валится навзничь на колючие подушки отцветшего уже акантолимона. Мгновение спустя автоматчики уже лезут вверх по склону с истошными воплями "Аллах акбар!", поливая свинцом окрестности Робингудова убежища. Грохот стрельбы отдается в голове раненого невыносимой болью, и…
…Робингуд рывком отрывает голову от подушки: комната тихого загородного коттеджа, лунный свет, просочившийся сквозь легкие шторы, девушка, уютно устроившая голову у него на плече… Стрельба? – о черт, какая стрельба, это же сигнал спутникового телефона! Ни дна им, ни покрышки… Осторожно выскользнув из сонных объятий, Робингуд босиком шлепает к журнальному столику и, бросив взгляд на часы ("Полтретьего… однако!..") поднимает трубку:
– Слушаю… Ванюша, ты?! Да… Постой, какой брат – тот, что по научной части?.. Та-а-ак… Обожди-ка, не пори горячку!..