Едва кончил он говорить, как вся семья Жоэля - мужчины, женщины, девушки и дети - вскочила с горящими глазами и пылающими щеками и закричала, размахивая руками:
- Война! Война!
Огромный боевой дог Жоэля, возбужденный этими криками, тоже вскочил и положил свои передние лапы на грудь хозяина, который сказал, лаская его большую голову:
- Да, старый Дебер-Труд, ты вместе с нами будешь охотиться на римлян. Тебе достанется славная добыча, и пасть твоя будет алой от крови. На римлян, Дебер-Труд, на римлян!
Дог отвечал яростным воем, показывая свои клыки, не менее страшные, чем у льва. Сторожевые собаки и те, которые заперты были в хлевах, откликнулись на голос Дебер-Труда, и вой всей этой своры боевых собак сделался ужасным.
- Это хорошее предзнаменование, друг Жоэль, - заметил чужестранец, - вой собак всегда предвещает покойников. Ими будут убитые римляне! Смерть врагу!
- Да, да, смерть врагу! - вскричал Жоэль. - Благодарение богам, в бретонской Галлии в день несчастья сторожевая собака становится боевой, рабочая лошадь - боевым конем, рабочая телега - колесницей, землепашец - солдатом, и сама земля наша, мирная и плодородная, - полем битвы, пожирающим врагов! На каждом шагу он находит себе гибель - в наших болотах, в сыпучих песках, в пропастях наших скал, а корабли его исчезают в водоворотах наших бухт, более страшных своим наружным спокойствием, чем самая грозная буря.
- Жоэль, - сказал Юлиан, отходя от тела друга. - Я обещал Армелю, что пойду к нему в другой мир. Умереть таким образом было бы радостью для меня. Но умереть, сражаясь с римлянами, - мой долг. Что мне выбрать?
- Ты спросишь об этом завтра у одного из карнакских друидов.
- А что моя сестра Гена? - спросил у матери Альбиник. - Я не видел ее почти целый год. Она все еще, как и прежде, жемчужина острова Сен, в чем я, впрочем, не сомневаюсь? Моя жена Мерое поручила мне передать ей нежный привет.
- Ты увидишь ее завтра, - ответила Маргарид и, отложив веретено в сторону, встала.
Это было знаком для всей семьи, что пора идти на покой.
- Разойдемся, дети мои, - сказала она. - Завтра с рассветом надо заняться приготовлением к войне. - Потом она прибавила, обращаясь к чужестранцу: - Да пошлют тебе боги мирный покой и крепкий сон!
Глава V
На другой день на рассвете Жоэль в сопровождении Альбиника сел в свою лодку и, согласно данному обещанию, подвез чужестранца к Келлорскому островку, не решаясь причалить к священному острову Сен. Гость Жоэля тихо сказал что-то овату, который сторожил на острове, и тот почтительно ответил ему, что Талиессин, старейший из жрецов, находится на острове Сен вместе со своей женой Ориелью и еще вчера ждал к себе путешественника. Оставляя Жоэля, чужестранец сказал ему:
- Я надеюсь, что ты и твоя семья не забудете своих вчерашних слов. Сегодня раздастся призыв к оружию с одного конца бретонской Галлии до другого.
- Будь уверен, что все мы и все наше племя первые отзовемся на этот призыв.
- Я верю тебе. Дела теперь в таком положении, что Галлия должна или погибнуть, или возродиться в прежней своей силе и славе.
- Прощаясь с тобой, неужели я не узнаю имени человека, сидевшего у моего очага? Имени того, кто рассуждает так верно и так горячо любит свою родину?
- Жоэль, мое имя солдат - пока Галлия не будет свободна, если же мы снова встретимся с тобой, то называй меня другом, потому что я действительно твой друг.
С этими словами чужестранец сел в лодку, которая должна была отвезти его с острова Келлор на остров Сен. Жоэль спросил у овата, управлявшего лодкой, дожидаться ли ему своей дочери Гены, которая собиралась в этот день домой. Оват сказал, что Гена приедет к своим только вечером. Тогда огорченный Жоэль вернулся домой вдвоем с Альбиником.
Юлиан отправился около полудня в Карнакский лес к друидам спросить их, должен ли он предпочесть смерть сейчас смерти в бою против римлян. Друиды отвечали ему, что он должен исполнить обещание, данное другу, и что оваты с обычными церемониями перенесут тело Армеля на костер, куда с восходом луны должен взойти и Юлиан. Радуясь тому, что он скоро встретится с Армелем, Юлиан собирался уже покинуть лес, как вдруг увидел вчерашнего гостя Жоэля, возвращающегося с острова Сен вместе с Талиессином. Последний сказал несколько слов друидам, и те поспешили к чужестранцу с выражением почтения.
Заметив Юлиана, чужестранец сказал ему:
- Подожди немного, я дам тебе поручение для вождя племени, к которому ты возвращаешься.
Юлиан остался ждать, а чужестранец ушел с Талиессином и другими друидами. Немного погодя он вернулся и дал Юлиану небольшой свиток из дубленой кожи со словами:
- Это для Жоэля. Сегодня вечером, как только взойдет луна, мы еще увидимся, Юлиан. Гезу любит таких мужественных и верных в дружбе, как ты.
Вернувшись домой, Юлиан передал Жоэлю кожаный свиток, в котором было написано следующее:
"Друг Жоэль, именем Галлии, находящейся в опасности, карнакские друиды предписывают тебе следующее: вели всем членам твоей семьи, работающим на полях, кричать тем, которые работают недалеко от них: "Пусть соберутся все мужчины, женщины и дети сегодня вечером в Карнакском лесу, как только взойдет луна!" И пускай те, кто услышит эти слова, передадут это таким же образом дальше. Пусть, передаваясь от одного к другому, этот возглас обежит все деревни и города от Ванна до Орея и даст сигнал всем племенам собраться сегодня вечером в Карнакском лесу".
Жоэль исполнил поручение чужестранца, данное ему именем друидов. Призывный крик, передаваясь с одного поля на другое, дошел до самых отдаленных деревень, и таким образом все племена были извещены о том, чтобы собраться в Карнакском лесу, когда взойдет луна.
Между тем мужчины из семьи вождя второпях увозили с полей зерновой хлеб и складывали его в ямы, вырытые в земле, в сухом месте. В это время женщины, молодые девушки и даже дети складывали под руководством Маргарид разные соленья в корзины, муку в мешки, вливали мед и вино в козьи мехи. Другие укладывали в ящики одежду, белье и бальзам для ран или отмеривали большие грубые полотна для покрышки повозок - во время войны обыкновенно все племена шли на встречу неприятелю, вместо того чтобы ожидать его дома. Все покидали свои дома; рабочих волов впрягали в военные повозки, предназначенные для женщин, детей, одежды и провизии. Мужчины садились верхом на лошадей и составляли кавалерию, молодые люди шли пешком с оружием в руках. Зерновой хлеб закапывался в землю. Стада, предоставленные сами себе, паслись без присмотра на полях, по привычке возвращаясь вечером в свои опустелые хлева; часть скота обыкновенно делалась добычей волков и медведей. Поля оставались невозделанными и от этого после наступал неурожай. Но зато, отправляясь таким образом на защиту родины, галлы, воодушевленные присутствием жен и детей, которых ожидали в случае поражения только позор, рабство или смерть, прогоняли неприятеля от своей границы и возвращались к своим опустошенным полям.
Перед заходом солнца Жоэль вернулся со своими домой, чтобы также принять участие в приготовлениях к отъезду. Гена, жрица с острова Сен, приехала под вечер, как и обещала.
Когда отец, мать и все родные увидели Гену, входившую в комнату, им показалось, что еще никогда в жизни она не была так прекрасна, как теперь, и отец почувствовал сильную гордость, что обладает такой дочерью. На ней была длинная черная туника, перехваченная бронзовым поясом, на котором висел с одного боку золотой серп, а с другого - полумесяц, изображавший луну на ущербе. Гена желала принарядиться для дня своего рождения. Ожерелье и золотые с гранатами браслеты украшали ее руки и шею, которые были белее снега. Сняв плащ с капюшоном, она открыла свои белокурые волосы, заплетенные в косы и украшенные венком из дубовых листьев, как во время религиозных церемоний.
Вождь протянул руки своей дочери, и она радостно бросилась в его объятия. Дети ласкались к Гене, споря о том, кому целовать ее прекрасные руки. Дебер-Труд радостно прыгал, приветствуя свою молодую госпожу. После отца и матери Гена поцеловала Альбиника, Гильхерна, и Микаэля. Никто из родных не был забыт ею, и для всех у нее нашлись добрые, ласковые слова, даже для Рабузигеда, над которым обыкновенно все посмеивались. Затем, счастливая тем, что снова дома, Гена уселась на скамеечке у ног матери, как всегда делала это, будучи ребенком. Маргарид печально сказала ей, указывая на царивший в комнате беспорядок:
- Мы хотели весело и спокойно отпраздновать день твоего рождения, дорогое дитя мое, а между тем ты видишь здесь такой разгром. Скоро дом наш опустеет, так как надвигается война.
- Да, - со вздохом заметила Гена. - Гезу сильно разгневан.
- Дорогая дочь моя, ты святая жрица с острова Сен, скажи же, что делать, чтобы успокоить гнев всемогущего бога? - спросил Жоэль.
- Какая я святая, - сказала молодая жрица - Как и друиды, мы с подругами молимся по ночам под сенью священных дубов, когда взойдет луна. Мы стремимся найти простейшие выражения нашего символа веры, чтобы распространять их среди людей. Мы боготворим всемогущего в его творениях, начиная с огромного дуба, посвященного ему, и кончая скромным мхом, растущим на черных скалах нашего острова, и с небесных светил, движение которых мы изучаем, до ничтожного насекомого, живущего всего один день, с беспредельного моря - до ключа с чистой водой, протекающего под землей. Мы ищем, как исцелять болезни, от которых страдают люди, и воспеваем тех из наших отцов и матерей, которые прославили Галлию. На основании изучения прошлого и различного рода примет мы пробуем предсказывать будущее. Наконец, как и друиды, мы учим детей, внушая им горячую любовь к нашей дорогой родине, в настоящее время находящейся в такой опасности из-за гнева Гезу! И это потому, что галлы слишком долго забывали, что все они - сыны одного и того же бога, и что брат всегда должен чувствовать боль от раны, нанесенной брату!
- То же самое говорил нам и чужестранец, бывший моим гостем, которого я проводил этим утром на остров Сен, - сказал Жоэль.
- Вы можете считать святыми слова этого вождя ста долин. Его вдохновляет Гезу и любовь к Галлии. Это лучший из самых доблестных мужей.
- Как! Он вождь ста долин? Он обладает такой властью? - вскричал Жоэль. - Он отказался назвать мне свое имя! Так ты слышала о нем, дочь моя? Ты знаешь, из какой он провинции?
- Вчера Талиессин с нетерпением ожидал его на острове Сен. Единственное, что позволил мне сообщить вам этот вождь ста долин, что он будет биться за независимость Галлии до последней капли крови. Да сохранит нас Гезу от поражения!
- Увы, дочь моя, как смягчим мы гнев Гезу?
- Надо свято помнить его закон, надо не забывать, что все мы дети одного бога. Кроме того, нужно принести ему человеческие жертвы. Да смирят его гнев жертвоприношения сегодняшней ночи!
- Человеческие жертвы сегодня ночью! - сказал Жоэль - Какие же?
- Разве вы не знаете, что сегодня ночью, когда взойдет луна, принесут в жертву богам трех людей на камнях Карнакского леса?
- Мы знаем, что все племена должны собраться сегодня вечером в Карнакском лесу. Но кто же эти жертвы, приятные для Гезу, дорогая дочь моя?
- Во-первых, Даулас, убивший Гуарне во время его сна. Друиды приговорили его к смерти, и казнь совершится сегодня вечером. Кровь этого низкого убийцы будет хорошим искуплением его греха в глазах Гезу.
- А вторая жертва?
- Наш родственник Юлиан хочет уйти к Армелю, честно убитому им на доблестном состязании, так как он клялся никогда с ним не расставаться. Сегодня ночью, прославляемый пением бардов, он отправится в неизвестные миры к своему другу Армелю. Кровь доблестного юноши, добровольно жертвуемая Гезу, должна быть ему приятна.
- А какая же третья жертва, моя любимая дочь? - спросила Маргарид.
Гена не отвечала. Она склонила свою прекрасную голову на колени к матери и задумалась на несколько минут. Потом поцеловала ее руки и сказала с тихой улыбкой:
- Сколько раз маленькая Гена, будучи ребенком, засыпала вечером у тебя на коленях, в то время как ты пряла, а остальные рассказывали о подвигах наших предков!
- Это правда, моя милая дочь, - ответила Маргарид, лаская белокурые волосы Гены. - И все так любили тебя за твое доброе сердце и детскую прелесть, что говорили шепотом, чтобы не разбудить тебя, когда видели, что ты заснула у меня на коленях.
- А кто же третий, который смягчит гнев Гезу и избавит нас от войны? - спросил Рабузигед. - Кого еще принесут ему в жертву сегодня ночью, Гена?
- Я после скажу тебе это, Рабузигед, - отвечала молодая девушка, все еще прижимаясь к коленям матери с задумчивым видом и, проведя рукой по своему лбу, точно оживляя старые воспоминания, она огляделась крутом и проговорила, указывая на камень у алтаря и семь веток омелы, погруженных в сосуд с водой: - А когда мне исполнилось двенадцать лет, как я была счастлива, когда жрецы вручили мне ветку омелы, срезанную другими при помощи золотых серпов! Я стояла в белом покрывале в эту яркую лунную ночь. Помните ли вы, как оваты привезли меня сюда в повозке, украшенной цветами и зеленью, а барды воспевали при этом славу Гезу? Какими нежными объятиями встретили меня тогда все мои родные! И какой это был праздник для всего племени!
- Дорогое дитя мое! - сказала Маргарид, прижимая к свой груди голову Гены. - Если жрицы избрали тебя для этого, то потому, что твоя душа была так же чиста, как твое белое покрывало в ту ночь.
- Потому что маленькая Гена была самой ученой, мудрой и кроткой среди своих подруг, - прибавил Альбиник, с любовью глядя на сестру.
- И потому, что наша маленькая Гена была самой мужественной из сверстниц, - прибавил Микаэль. - Она едва не погибла, спасая Жанед, дочь Вора, когда та упала в воду, собирая раковины на скалах бухты Глен-Хека. Волны готовы были уже унести ее в море…
- А также и потому, что маленькая Гена была особенно терпелива и кротка с детьми, - сказал в свою очередь Гильхерн. - В двенадцать лет она уже учила детей в школе жриц на острове Сен, как настоящая наставница.
Дочь Жоэля покраснела от смущения, слушая эти похвалы себе, а Рабузигед снова спросил:
- Кто же будет третьей человеческой жертвой, которую принесут сегодня ночью Гезу, для того чтобы смягчить его гнев и отвратить войну?
- Я скажу тебе это, Рабузигед, - сказала молодая девушка, вставая, - но дай сначала мне немного помечтать…
Она подошла к своей комнате, остановилась на пороге и проговорила:
- Сколько приятных ночей провела я здесь, простившись со своими! И с каким нетерпением вставала я утром, чтобы снова увидеться со всеми вами!
Вся семья удивлялась тому, что молодая девушка вспоминает прошлое.
А Гена продолжала, с удовольствием глядя на вещицы, лежавшие на столе в ее комнате.
- Вот ожерелья из раковин, которые я нанизывала по вечерам, сидя рядом с матерью. Вот засохшие водоросли, похожие на маленькие деревья, которые я собирала на наших скалах. А это сеть, служившая мне для ловли разной добычи на морском берегу во время отлива… Вот свитки из белой кожи, куда я записывала каждый раз, когда приходила домой, о том, как я счастлива, что снова вижу своих и свой дом, в котором родилась…
Рабузигед, вовсе не тронутый воспоминаниями молодой девушки, снова спросил своим резким и нетерпеливым голосом:
- Какая же третья человеческая жертва будет принесена сегодня ночью Гезу для смягчения его гнева?
- Погоди, Рабузигед, это я скажу после, - ответила с улыбкой Гена, - сначала я хочу раздать всем вам мои вещи…
Говоря это, Гена сделала знак своим родным, приглашая их войти в ее комнату. Каждому она дала что-нибудь на память о себе. Она распустила нитки с раковинами и разделила водоросли, чтобы оделить всех какой-нибудь вещицей, и при этом говорила каждому своим нежным голосом:
- Сохрани это в память дружбы Гены.
Жоэль, его жена и трое сыновей, которым Гена еще ничего не подарила, смотрели друг на друга с удивлением. Удивление их еще увеличилось, когда они увидели на глазах у Гены слезы, хотя она и не казалась печальной. Наконец она сняла с шеи гранатное ожерелье и сказала, подавая его матери и целуя у нее руку:
- Сохрани это из любви к твоей Гене.
Взяв затем свитки из белой кожи и подавая их отцу, она проговорила:
- Сохрани эти свитки, в них ты найдешь сокровенные мои мысли, внушенные мне тобою!
Сняв с руки один из браслетов, она протянула его Генори со словами:
- Гена просит сохранить это из дружбы к ней.
Другой браслет она передала Альбинику, сказав:
- Пусть твоя жена Мерое сохранит это на память обо мне.
Наконец, она отвязала от своего бронзового пояса маленький золотой серп и золотой полумесяц и отдала первый Гильхерну, а второй Альбинику. Микаэлю досталось кольцо с ее пальца. Отдавая эти подарки, она сказала:
- Берегите это из дружбы к вашей сестре Гене.
Все неподвижно стояли на своих местах, держа в руках вещицы, подаренные Геной. Общее удивление было так велико, что никто не проронил ни слова, и все с беспокойством смотрели друг на друга, точно предчувствуя какое-то неведомое нависшее над ними несчастье.
- Рабузигед, - сказала Гена, - теперь я могу сказать, кто обречен быть третьей человеческой жертвой сегодня вечером.
И взяв тихонько за руки Жоэля и Маргарид, она вошла с ними в большую комнату и сказала:
- Вы знаете, что кровь низкого убийцы будет искупительной жертвой, приятной для Гезу, и может смягчить его гнев.
- Ты уже говорила это, милая дочь.
- Вы знаете также, что кровь храброго юноши, умирающего из дружбы к другому, будет приятной жертвой Гезу, способной умилостивить его.
- Да, и это ты говорила нам.
- Но всем известно, что самая приятная жертва для Гезу, всего легче умилостивляющая его, - это кровь невинной девушки, счастливой и гордой тем, что отдает ему свою кровь, отдает свободно, по доброй воле, в надежде на то, что этот всемогущий бог избавит от неприятелей нашу дорогую родину, святую родину наших предков! Невинная кровь девушки прольется сегодня вечером, чтобы смягчить гнев Гезу.
- Ея имя? - спросил Рабузигед. - Имя этой девушки?
Гена, нежным и ясным взором глядя на своего отца и мать, произнесла:
- Девушка, обреченная на жертву, - одна из девяти жриц острова Сен. Зовут ее Геной, и она дочь Маргарид и Жоэля, вождя карнакского племени!