- К буфету пробиться уже невозможно. Все забито до тамбура. Мне интереснее знать - кто же устоял против соблазна раздобыть пару пирожков. В нашем вагоне таких совсем немного. Вот вы, например...
- Послушайте, в поезде около двух десятков детей. Если нас занесло, как вы говорите, не на один день, надо что-то предпринять. Нельзя же допустить, чтобы все продукты расхватали те, у кого плечи пошире или нахальства побольше.
- Знаете, так не пойдет. Вас как зовут?
- Лина, - ответила женщина, помолчав. Она будто решала - стоит ли ей называть свое имя. А когда назвала, у нее появилось такое выражение, будто она пожалела об этом.
- Кто вы такая?
- Методист областного Дворца пионеров.
- А куда едете?
- Куда надо. Еще вопросы есть?
- Есть, но они, по-моему, уже надоели вам.
- Пока мы тут болтаем, там, возможно, уже продукты кончаются. Знаете, я попрошу вас...
- Чтобы легче было просить, вы могли бы поинтересоваться, как меня зовут. Сергеем меня зовут.
- Очень приятно. Сережа, помогите, а? Многие пассажиры рассчитывали сойти с поезда еще ночью и, конечно, ничего не прихватили с собой.
Левашов зачем-то взял с полки шапку, надел, потом, спохватившись, бросил ее на место. Подойдя к служебному купе, он резко отодвинул дверь в сторону и тут же снова задвинул. У самого порога проводница, встав на цыпочки, целовалась с парнишкой.
- Извините, - громко сказал Левашов. - Это я виноват.
- Ничего подобного, - возразила Оля, отодвигая дверь. - Это Колька виноват.
- Дверь виновата, - хмуро проговорил Коля. - Щеколда не держит.
- Оля, послушайте, - начал Левашов, - сейчас буфет откроют...
- Да, в соседнем вагоне. Но там ничего нет. Бутерброды, пирожки... Мы с этими пирожками уже третий рейс делаем.
- Оля, вот этот товарищ, - Левашов показал на Лину, - из Дворца пионеров. Она предложила дельную вещь.
- Нас же занесло! - вмешалась Лина. - Сегодня не отроют. Завтра тоже вряд ли. А в поезде дети.
- В нашем вагоне нет детей, - сказала Оля. - Если не считать этого, - она кивнула на Колю, который все еще хмурился и стеснялся.
- А в других, Оля! Знаете, что завтра начнется?!
Оля сняла с вешалки форменную шапку, надела ее, вскинула руку, щелкнула каблуками.
- Ты, Коля, оставайся. Там очередь, помнут еще... Убери посуду, подмети... Мал ты пока по очередям ходить.
Коля польщенно улыбался.
- Ладно, - говорил он, - смейся, смейся... Ладно...
Впереди шла Оля, за ней Лина, а Левашов прикрывал тыл процессии. Они быстро проскочили через тамбур и вошли в следующий вагон. Пробиться к буфету действительно было почти невозможно, но бичи стояли уже у самого прилавка.
Левашов заметил Пермякова и немного поотстал.
- Ты тоже за пирожками? - спросил он. - Посмотри, кто в вагоне остался. Ведь ты бы на его месте остался?
Оля привычно пробивалась сквозь толпу пассажиров.
- Разрешите... Посторонитесь... Дяденька, уберите, пожалуйста, свой живот, а то мне не пройти! Спасибо вам и вашему животу!
А Лина никак не могла протиснуться мимо детины в куртке из чертовой кожи. Подняв глаза, она увидела его небритое лицо, желтый налет на зубах. Он был уже немолод, и спутанные волосы начинались у него гораздо выше, чем было предусмотрено природой.
- Куда? - спросил он. - Разве мадам так хочет кушать, что, извините, прется без очереди, без стыда и совести, без должного почтения к людям, которых она оставила позади себя... - Он все теснее прижимался к Лине, зная, что отступить ей некуда. Не выдержав, Лина размахнулась и влепила ему пощечину.
- Вон ты как! - протянул парень. - Ну тогда проходи. Мадам действительно хочет кушать. Или, извиняюсь, жрать?
Но едва Лина сделала шаг, дорогу ей преградил другой бич.
- Может, и мне румянец наведешь?
Лина и ему влепила пощечину, понимая, что делает совсем не то, что нужно.
- А теперь моя очередь, - перед ней стоял толстяк в свитере и в фуражке с крабом.
- Пропустите! - Лина зло посмотрела ему в глаза.
- А как же нам быть с пощечиной? Нет, за тобой должок. Пощечина - и проходи. Чем я хуже этих богодулов?
- Противно, - сказала она громко.
- Что противно? - не понял толстяк.
- Бить тебя противно. Стоять рядом с тобой противно.
- А целоваться? Не противно? - И парень обхватил. Лину за плечи. Женщина попыталась вырваться и вдруг почувствовала, что свободна. Между нею и толстяком протиснулась чья-то рука, уперлась в мясистый лоб, над которым красовалась кокарда, и через секунду раздался глухой стук затылка о стену вагона.
- Извини, друг, - сказал Левашов. - Жена. Будущая, правда.
- Спасибо, - бросила на ходу Лина и вслед за Олей проскользнула в буфет. Очередь зашумела, заволновалась, но через несколько минут дверь снова открылась, и показался мощный торс буфетчицы.
- Товарищи, не стойте, - внятно и зычно сказала она. - Буфет работать не будет. Тише! Тише, товарищи проголодавшиеся! Проводники составят списки пассажиров с детьми. Да не волнуйтесь вы, по бутерброду всем достанется. А может, и по пирожку! - рассмеялась буфетчица.
В тамбуре Левашова остановили бичи.
- Слушай, длинный, мы ведь не последний раз видимся? - спросил толстяк. - Когда и где состоится наша следующая встреча, я сообщу тебе дополнительно. По дипломатическим каналам, - он захохотал, оглянувшись на друзей. - А теперь катись.
Левашов шагнул к толстяку, но тот отшатнулся в глубину тамбура.
- Что же ты... Я ведь попрощаться хотел, - сказал Левашов и подумал: "Не они".
Машинист Денисов больше всего ценил в человеке безотказность, способность выполнить свою работу, несмотря ни на что. Ты можешь болеть или быть здоровым, можешь радоваться или убиваться - все это не имеет никакого значения, считал Денисов.
Случалось, он выходил в рейс нездоровым, случалось, оставлял больную жену, но никто не припомнит случая, чтобы он отказался от рейса. Выход на смену Денисов воспринимал как наступление вечера или рассвета - ничто не могло помешать ему. Когда приходило время идти на станцию, он ощущал нечто вроде голода, который утолял, становясь к рычагам паровоза.
Когда ночью состав остановился, Денисов в горячке, не задумываясь, схватил лопату и выпрыгнул наружу. Разбросать сугроб не составляло большого труда, да и пассажиры не отказались бы помочь, но в этом уже не было смысла. На расчистку уйдет полчаса, а за это время все пространство под вагонами будет забито снегом.
Сейчас, когда состав стоял уже сутки, Денисов делал последнее, что было в его силах, - время от времени поднимался на крышу вагона и пытался связаться с Южно-Сахалинском по проводам, которые шли вдоль дороги. А замерзнув и ничего не добившись, возвращался в вагон.
Левашов увидел его, когда машинист опять собрался на крышу.
- Так это вы нас ночью в сугробы затащили? - спросил Левашов.
- А ты, конечно, объехал бы сугробы-то?
- Да уж как-нибудь... А сейчас куда?
- А вот... - Денисов распахнул пальто и показал телефонную трубку с болтающимися проводами. Увидев изумление в глазах у Левашова, он хитро подмигнул ему: вот так, мол, учи вас, молодых.
- Как бы не унесло вас... Вы погодите, я оденусь, ладно?
В угольном отсеке они нашли небольшой ломик и, постучав им по схваченной морозом двери, открыли ее. На ровной стене снега четко отпечатались все выступы двери. Взяв широкую лопату, Левашов ткнул ею в верхний угол и сразу почувствовал, как ее зажало там, снаружи. Лопата пружинила, выворачивалась.
- Ничего ветерок, а?
- Авось, - сказал Денисов.
Выбравшись наверх, они увидели, что заносы уже сравнялись с крышей вагонов, а от паровоза осталась лишь труба, коротким черным пнем торчавшая из снега. До проводов можно было дотянуться рукой. Ветер, рассекаясь о них, гудел протяжно и зло.
- К столбу, к столбу идти надо! - прокричал Денисов. - Па́ры! Нужны па́ры проводов! А здесь они перепутаны! Не найдешь!
До столба они добрались минут за десять. Денисов уперся в него спиной, вынул телефонную трубку и кивнул Левашову - давай. Прижав трубку к уху, он накрыл ее высоким воротником и приготовился слушать. А Левашов стал прикладывать оголенные контакты к проводам.
Первая пара проводов молчала. Видно, они были где-то оборваны.
Молчала и вторая пара. Но потом им повезло - они наткнулись на чей-то разговор.
- Алло! Не кладите трубку! Не кладите трубку! - надрывался Денисов, но уже раздались частые гудки отбоя.
Оступившись, Левашов провалился в снег, а выбравшись, никак не мог найти нужные провода. Но вот Денисов опять услышал разговор.
- Оха! Внимание, Оха! Вас вызывает Южный! Ответьте! - с профессиональной четкостью сказала телефонистка.
- Алло! - снова закричал Денисов. - Алло! Девушка! Девушка!
- Чего вы кричите? Даю Южный...
- Послушайте! Говорит машинист поезда двести восемьдесят один! Денисов говорит. Вы слышите? Мы подключились на линии. Нас занесло! Весь состав занесло! Вы слышите? Девушка!
- Соединяю с управлением железной дороги... Даю управление... Занято. Одну минутку... Управляющий? Вас вызывает поезд двести восемьдесят один. Ответьте поезду.
И опять соскользнул проводок, но Левашову удалось быстро восстановить связь. Теперь оба контакта он зажал в кулаки.
- Я слушаю, - Денисов с трудом узнал голос управляющего.
- Владимир Николаевич! Говорит Денисов... Денисов докладывает!
- Куда вы пропали, Денисов? Где вы?
- Сто восемьдесят пятый километр...
- Понял. Записал.
- Нас занесло. Нужен снегоочиститель. Самим не выбраться!
- Ротор вышел вам навстречу, но его тоже занесло. Замело ротор.
- А что прогноз?
- Еще три дня. Еще три дня.
- Владимир Николаевич! У нас двести человек! Нужны продукты!
- Вертолеты не могут подняться. Вы слышите - не могут подняться вертолеты. Нет видимости. Переселите пассажиров в несколько вагонов, весь состав незачем отапливать! Экономьте уголь. Вы слышите? Вам нужно продержаться еще несколько дней. Вертолеты и продукты уже выделены.
- Одну минутку, - сказал Левашов, видя, что разговор кончается. - Скажите телефонистке, пусть соединит с номером... Два семнадцать тридцать четыре.
Денисов передал трубку Левашову, а сам перехватил контакты и отвернулся, спрятав лицо за высокий воротник.
- Степан Федорович? Доброе утро! Левашов говорит.
- Кто? Кто говорит?
- Левашов.
- Откуда ты? Мне сообщили, что ваш поезд занесло...
- Так и есть. Поезд стоит. И будет стоять еще несколько дней.
- Отлично! Это просто здорово! Тебе везет, Левашов!
- Дальше некуда! Степан Федорович, какие новости?
- Он едет в купейном. В седьмом. Одного мы задержали. Пока молчит. И будет молчать, если вы вернетесь ни с чем. И еще одно - директор магазина скончалась. Сейчас все зависит...
Связь оборвалась - где-то не выдержали провода.
Дыру, через которую они выбрались наружу, уже занесло. Левашов потоптался, прошел вдоль вагона и... провалился. Вслед за ним в тамбур соскользнул Денисов.
Переселение закончилось только к вечеру. Теперь за седьмым вагоном шли опустевшие плацкартные. Проводники сразу закрыли их тамбуры на ключ.
В купе к Левашову и молодоженам Оля подселила лесорубов. Вещи ребят не вызывали подозрений. Обычные клеенчатые чемоданчики да коробка из-под обуви.
- А вы до какой станции? - спросил их Борис.
Первый вопрос человека, который опасается попутчиков, подумал Левашов. Что это - обычная осторожность провинциала или нечто большее?
Неожиданно дверь открылась, и Левашов увидел Пермякова.
- Серега! - воскликнул тот. - Вот новость! Оказывается, и ты здесь! А я иду по вагонам - не может быть, думаю, чтобы ни одного знакомого не встретил! И надо же - ты здесь! Ум меркнет!
- Остров потому что, - сказал Иван. - Я вот тебя тоже где-то видел, а где... Ты в Буюклы не приезжал?
- Ты лучше спроси, давно ли я оттуда! - Пермяков беззаботно засмеялся, запрокинув голову назад. Гладко выбрит, из-под свитера выглядывает свежий воротничок рубашки, механически отметил Левашов. У меня-то уж точно вид похуже.
- А ты по какой линии? - поинтересовался Афанасий.
- По линии снабжения, - быстро ответил Пермяков.
- О! Ты тогда нужный человек! Афанасий! - он протянул руку.
- Геннадий. Очень приятно. Очень приятно, - Пермяков всем пожал руки, всем сказал, что его зовут Геннадием, и заверил в том, что ему очень приятно познакомиться с такими ребятами. - А я, значит, иду по составу и ни одной знакомой физиономии. И вдруг вижу - Серега! Надо же!
И Пермяков стал рассказывать какие-то истории, первым смеялся, дергал Левашова за рукав, как бы призывая в свидетели. Потом принялся расспрашивать ребят про Буюклы, про леспромхоз, в котором они работали, про начальство...
- Все ясно. Они ни при чем. Они в самом деле работают в леспромхозе, - спокойно и деловито сказал он, когда ребята вышли покурить.
- В основное время, - заметил Левашов. - А вообще, какого ты черта пришел?
- Соскучился. Как, думаю, поживает мой друг Серега Левашов - ответственный работник Урупской цунамистанции. И потом, я ведь тоже теперь еду, если можно так выразиться, в седьмом вагоне.
- Да, в шестом нашу лавочку можно прикрывать. Я разговаривал со Степаном Федоровичем.
- Да? Как?!
- По телефону. На линии подсоединились. Тебе поклон.
- Спасибо. Что у них?
- Одного задержали. Но улик немного... Степан Федорович сказал, что этот тип едет в седьмом вагоне. Правда, теперь здесь не двадцать человек, а все сорок!
- Но ты ведь помнишь, кто был в вагоне до переселения? Слушай, Серега, надо заставить его зашевелиться.
- А не провернуть ли нам такую вещь, - медленно проговорил Левашов. - У тебя пропадает чемодан. Ты поднимаешь шум, грозишься вызвать милицию, обыскать состав. Короче, устраиваешь легкую истерику, начинаешь всех подозревать и в конце концов приводишь милицию. Через два вагона, кстати, едут двое наших ребят - демобилизованные. Но они в форме, так что воспользоваться их услугами можно... Итак, что делает преступник?
- Он начинает шевелить мозгами, - сказал Пермяков. - Первым делом ему нужно избавиться от денег. Это улика. А вдруг в самом деле милиция устроит обыск? Самое разумное в его положении - припрятать деньги.
- Как? Вот деньги, вот ты с пеной у рта, вот милиционеры...
- Значит, нужно дать ему возможность избавиться от улики стоимостью в пятьдесят тысяч рублей... Я бы на его месте взял чемодан и ушел с поезда.
- Ты не выглядывал наружу? Над нами тайфун, Гена. Скорость ветра - пятьдесят метров в секунду. Деревья валятся. Он выдохнется на первой же сотне метров. Как ты думаешь, он доволен, что состав занесло?
- Вряд ли. Деньги не спрятаны. Дело не сделано. - Пермяков сейчас совсем не был похож на того шумного рубаху-парня, который ворвался в купе час назад. Теперь он был сосредоточен и словно немного опечален какой-то неотступной мыслью.
- А если нам для начала проверить документы? Возможно, у него нет даже разрешения на въезд.
- Как проверить? - Пермяков вскинул густые брови.
- Есть такая возможность.
Вечер тянулся мучительно долго. Темные купе, свечи в концах коридоров, храп на полках - все это угнетало. Лесорубы уже который час равнодушно шлепали набрякшими картами - им безделье давалось, наверное, тяжелее всего. Просидев час-другой, Иван вдруг вскакивал и тяжелыми, сильными шагами удалялся по коридору. Он проходил через весь состав и так же быстро возвращался.
- Фу! - говорил он облегченно. - Будто дело какое сделал.
- Всех обошел? Везде отметился? - смеялся кудлатый Афоня.
- Вы бы уж под уши сыграли, что ли, - советовал Левашов.
- Как? - не понял Иван.
- Ну как... Кто проиграет, тому ухо тут же и отделяют. Как два раза продул, так живи без ушей.
- С одними дырками! - захохотал Афоня.
- Нет, под уши я не буду, - сказал Иван и, не доиграв, бросил карты. Он поднял штору и с огорчением уставился на снег за окном. Потом медленно провел по стеклу толстыми пальцами, постучал костяшками по раме, вздохнул и сел. - Ох и вкалывать придется ребятам! Дорог нет, лесовозы под снегом, рембазу еще отрыть надо... А материалы, горючее...
- Да, план февраля завален, - сказал красивый Федор.
- Какой, к черту, февраля! Квартальный уже горит синим пламенем!
- Не впервой, ребята, - успокоил их Афоня. - Учитывая сложные погодные условия, - гнусавым голосом затянул он, видно передразнивая кого-то, - а также неблагоприятное стечение производственных обстоятельств, принято решение снизить план на пятьдесят процентов.
- Наверно, снизят, - согласился Иван.
- Конечно снизят! Еще с перевыполнением закончим квартал!
- Но все равно ребятам вкалывать придется, пока мы в этой берлоге на колесах отсиживаемся.
- Ну и что! - воскликнул Афоня, который никак не мог проникнуться чувством вины. - Мы ведь в командировке! Обмениваемся опытом!
- А ребята уже вкалывают, - упрямо повторил Иван.
- Вот было бы здорово, - у Афони загорелись глаза, - если взять наш остров на буксир да оттащить его в Черное море... Какой был бы край! Весь этот Крым И в подметки не сгодился бы нашему острову! А? Водопады, озера, скалы, сопки, леса...
- Что-то я не слышал, чтобы в Крыму лесоразработки шли... - сказал Федор. - Заповедным стал бы наш остров. Но я бы не стал его в Черное море буксировать. Я бы его в Средиземном оставил. Представляете, вдоль всего Средиземного моря - наш остров! Тепло, светло, мухи не кусают!
- А ребята вкалывают, - вздохнул Иван.
- Да хватит тебе причитать! - возмутился Федор. - Ну в самом деле, вроде я должен объяснительную писать - почему нас в составе замело! Стихия. И все тут,
- Ох, помню, первой зимы испугался, - мечтательно проговорил Афоня. - К марту уже задыхаться стал, казалось, зима второй год идет... Не поверите, я из той зимы выбрался как из ямы... Весна наступила, так я воздух стал открытым ртом хватать. Но какая была зима! - Афоня поцокал языком. - Буран неделю, снег - телеграфных столбов найти не могли, мороз - кошка под окном пройдет, и скрип снега слышен.
- Как же ты не удрал? - спросил Левашов.