Стучали уже во второй или в третий раз, и с каждым разом стук становился все смелее. Я знал, что это постовой полисмен, пришедший сказать, что улица - не надлежащее место для стоянки желтого автомобиля, и потребовать, - чтобы его убрали. Интересно, слышала ли она; но я не мог видеть ее лица. Выходя, я потушил огонь, и рассвет через окно прыгнул на зеленую шляпу. Но ее обладательница продолжала свою борьбу, неподвижная как статуя. Она что-то сказала, что именно - я не разобрал, и я спустился вниз и переговорил с полисменом. Это был любезный, средних лет человек, с которым я был знаком.
- У меня сидит брат, - сказал я, - но он скоро уйдет.
Шеперд-Маркет медленно вползал в полутьму начинающегося утра, все еще окутанный таинственным покровом ночи. Тут и там в окнах виднелись огоньки. Громадный автомобиль выделялся темным пятном, преграждая путь к вечности; рассвет стремился овладеть им, ночь окутывала его своей тенью, и летящего серебряного аиста не было видно. Маленькие шорохи рассвета остро прорезывали тишину ночи, и у фонарей были усталые бледные лица.
- Настоящее лето, - произнес полисмен.
Я вернулся в гостиную и сказал безразличным тоном:
- Я думаю, вам надо итти, потому что…
Комната была пуста. Каменная статуя растаяла в воздухе, беспорядок комнаты глумился надо мной в полумраке рассвета.
Я был охвачен безграничным негодованием по отношению к этой женщине. Через все разочарования юности, несмотря на соприкосновение с грязью действительности, вопреки всем преступлениям против любви, которые мы называем любовью, я сохранил романтизм постоянным спутником своей жизни. Романтизм - это нечто большее, чем маленькая стройная богиня, сошедшая с мраморного пьедестала. Романтизм - это нечто большее, чем свобода предаваться разврату, закрыв глаза. Романтизм не проникает в сердце через врата плоти, не дрожит от иудина поцелуя. Романтизм объемлет собой все это, но он настолько же больше этого, насколько религия больше церкви. Для романтизма, являющегося высшим достижением здравого смысла, пол как таковой представляется ужасным балластом, мешающим человеку достигнуть своего истинного назначения. И вот она хочет обманным образом навязать мне частицу этого балласта. Она хочет заставить меня покинуть моего призрачного спутника ради упавшего на пол изумруда, она хочет заполнить мои мысли, быть может всю мою жизнь, в обмен на ничтожное наслаждение, нуждающееся в любви, для того чтобы возвысить его над неподражаемой бессмысленностью, которое цивилизованный мир с его непомерным пристрастием к точной классификации именует половым актом.
Я поднял с пола изумруд, и он сверкнул веселым смехом у меня на ладони.
В полутьме моей спальни она, свернувшись, лежала у меня на кровати. Шум ее дыхания был лишь трепетным рабом окружающей тишины. Затем она слегка кашлянула кашлем курильщика. Это был самый обыкновенный кашель, и он вернул мне самообладание.
- Айрис Стром, - сказал я.
Но я не уверен, что действительно сказал это, так как хрупкая тишина оставалась ненарушенной. Она спала.
Может быть, именно тогда я понял, что она прекрасна.
Она спала. Только воплощенная красота может позволить себе такую смелость. Она лежала на боку, как легла, зеленая шляпа исчезла.
- Айрис, - сказал я.
Волосы ее были густые и золотистые, они струились как музыка, и сама ночь вплелась в волны ее волос.
Я решил, что не знаю, как поступить. И я подумал, что это не беда. "Буду ждать, что из этого выйдет", - подумал я и закурил папиросу. Ночь, как обещание, вплелась в ее золотистые волосы, и аромат их был как благоухание травы в царстве фей. Ее рот поник как цветок, и в ложбинке между щекой и носом появилась маленькая блестящая полоска. Я приложил немного пудры "Quelques Fleurs" на носовом платке, для того чтобы, проснувшись, она не подумала о себе так дурно, как думал о ней я. У нее был небольшой прямой нос с едва заметной кривизной, вполне допустимой для прямой линии, и кончик его едва колебался при дыхании. Кожаный жакет "pour le sportif" c высоким воротником из меха выдры был распахнут, и поперек груди по ее темному платью пять маленьких красных слонов двигались к неизвестной цели. У ее ног, рядом с моей шляпой, лежала ее шляпа.
Нежно-нежно, как мой собственный призрак, - ибо разве не был я в тот момент лучше самого себя? - я хотел возвратить изумруд среднему пальцу ее правой руки.
Я хотел… Но в это время волосы, которые не были моими волосами, коснулись моего уха, и пальцы, которые не были моими пальцами, вынули у меня изо рта папиросу, и зубы, которые не были моими зубами, впились в мои губы, и там где красные слоны двигались к неведомой цели, шевельнулась полная таинственная грудь, и голос ясный и властный как солнце произнес:
- Не хочу больше этого ада!
Глава III
Знакомство под фонарем
(В. Бридже)
Стоя под фонарем, прислонившись к парапету набережной, я следил за огнями маленького пароходика, который, старательно пыхтя, бежал вниз по Темзе. С непре - одолимой силой охватило меня желание вырваться из этой отвратительной атмосферы. Я уже чувствовал вкус морской соли на губах и запах нежного, теплого воздуха широких пампас.
Я жаждал моря, солнца, простора, а больше всего - жизни с ее смехом и борьбой. Я закинул руки назад и глубоко вздохнул.
- Слава богу, с этим покончено раз и навсегда…
- С чем вас и поздравляю! - послышалось в ответ.
Я хорошо справляюсь со своими нервами, но все же невольно вздрогнул. Обернувшись, я очутился лицом к лицу с широкоплечим высоким человеком во фраке, полузакрытом длинным бурым пальто. В первую минуту черты его лица показались мне страшно знакомыми. Я внимательно всматривался в него, стараясь припомнить, где я его в последний раз видел. И вдруг меня осенило.
- Что это? - сказал я, - разве вы зеркало?
Если бы не одежда, этот человек был бы моей точной копией. Он улыбнулся странной улыбкой, игравшей только на губах и совершенно не соответствовавшей его холодным, стальным, голубым глазам, которые тщательно изучали мою внешность.
- Весьма примечательное сходство, - заметил он спокойно. - Никогда не думал, что я так красив.
Я поклонился.
- А я никогда не видал себя так хорошо одетым.
- И даже наши голоса… - пробормотал он. - Кто тот безумец, который сказал, что на свете чудес не бывает?
- Наше сходство, - сказал я, - распространяется весьма далеко: мы оба одинаковые невежи.
Наступило короткое молчание, в течение которого мы все еще оглядывали друг друга с головы до ног. Затем он сунул руку в карман и вынул маленький золотой футляр с визитными карточками.
- Меня зовут Стром. Может быть, вам знакомо это имя?
Он протянул мне визитную карточку.
Я, конечно, слышал о Строме. И трудно было бы не слыхать о нем, когда газеты только и трубили, что о его делах и богатстве. Он таинственно появился неизвестно откуда в начале сезона и снял дом лорда Ламмерсфильда в Парк-Лэйне.
Но я принял карточку без дальнейших объяснений, как будто встреча с двойником-миллионером самое повседневное явление в моей жизни.
- Меня зовут Джон Бертон. Но, признаюсь, футляр для карточек не входит в программу моей жизни.
Он поклонился и сказал очень развязно:
- Ну, мистер Бертон, если судьба столкнула нас таким странным образом, то было бы обидно не воспользоваться этим случаем чтобы познакомиться поближе… Если вы никуда не спешите, может быть, вы доставите мне удовольствие поужинать со мной?
Мне почудилось, что ему страстно хочется, чтоб я принял его предложение. Я решил испытать его и сказал с улыбкой:
- Это очень любезно с вашей стороны, но я только что обедал.
Он отстранил это возражение.
- Хорошо, хорошо! Ну, в таком случае, хоть бутылку вина? Ведь не каждый день встречаем мы своих двойников!
Как раз мимо нас по набережной медленно проезжал кэб. Не дожидаясь ответа, м-р Стром поднял руку и подозвал кучера.
Когда экипаж остановился, какая-то фигура в лохмотьях, до сих пор сидевшая в ожидании чего-то на одной из ближайших скамеек, поспешно прошмыгнула вперед, как бы желая открыть дверцы экипажа. Случайно взглянув на своего нового знакомого, я был поражен неожиданной переменой, исказившей его лицо. Он похож был на человека, которому грозит неминуемая опасность. Мгновенно его правая рука опустилась в карман с совершенно недвусмысленным намерением.
- Назад! - крикнул он резко.
Бродяга, пораженный этим тоном, тотчас же остановился в полосе света от фонаря.
- Простите, ваша милость, - взвизгнул он, - я хотел только открыть вам дверцу, ваша милость!
Голубые глаза м-ра Строма смело пронзили его.
- Ладно, ладно, старик! - сказал он другим тоном. - Вот получите!..
Он швырнул на панель серебряную монету, - кажется полкроны, и бродяга, совершенно ошеломленный, бросился ее поднимать.
Стром все время следил за ним, затем подошел к экипажу и широко раскрыл дверцу.
- Угодно вам войти, м-р Бертон? - сказал он, и, когда я поднялся в кэб, он обернулся к кучеру и крикнул ему: - В ресторан "Милан"!
Когда мы отъезжали, я заметил бледное лицо бродяги, по-видимому, нашедшего свою монету: стоя в тени, он не спускал с нас глаз.
Стром понял, что его волнение было мной замечено, и натянуто засмеялся.
- Не люблю таких субъектов, - сказал он, - это, конечно, глупо, их следует только жалеть. Но я не выношу, когда они подходят ко мне.
Его слова были просты и естественны, но нисколько меня не убедили. Мне доводилось видеть людей, застигнутых большой опасностью, и я не мог ошибиться в симптомах.
Впрочем, я воздержался от всяких объяснений, решив, что будет тактичнее переменить тему разговора.
- Боюсь, что мой туалет не подходит для "Милана", - сказал я. - Не знаю, удобно ли это?
Он пожал плечами.
- Мы возьмем отдельный кабинет - так будет гораздо приятнее.
Экипаж повернул на Стрэнд. Выглянув из окна, Стром дал кучеру некоторые указания. Свернув вправо и не доезжая до ярко освещенного подъезда известного ресторана, кучер остановился перед боковым незаметным входом.
Уплатив кучеру, он провел меня в большую залу, где вежливый, очень почтительный метрдотель вышел нам навстречу.
- Пожалуйста, отдельный кабинет и что-нибудь легкое к ужину, - сказал Стром.
- Слушаю, сэр, слушаю, - ответил тот. - Не угодно ли пожаловать сюда?
Он провел нас через длинный, блестяще освещенный коридор и, остановившись перед последней дверью налево, открыл ее.
Мы очутились в маленькой, но роскошно меблированной комнате, в которой стоял стол, накрытый для ужина, дивно убранный цветами.
Стром просмотрел меню и заказал пару блюд, название которых мне было неизвестно, а затем прибавил:
- Принесите бутылку "Гейдсика 98 года" и немного старого бренди.
Человек поклонился и, выдвинув стулья, бесшумно покинул комнату. Я не мог понять, заметил ли он наше поразительное сходство или нет. Во всяком случае, он не показал вида.
- Я всегда думал, что хороший лакей - самое замечательное произведение природы!
- Да, - сказал Стром, садясь за стол, - … а следовательно, и самое презренное.
- Это определение кажется мне несправедливым.
Стром посмотрел мне прямо в глаза.
- Можете ли вы не презирать человека, который ради легкого заработка превращает себя в машину для рабского исполнения чужих прихотей? Вора я гораздо больше уважаю, чем хорошего лакея.
Я засмеялся.
- Вы, пожалуй, правы! Во всяком случае, если бы мне предстоял выбор, я бы скорее согласился стать вором.
- Кто вы? - спросил неожиданно Стром и прибавил:- Я ставлю вам этот вопрос не из пустого любопытства.
- Я был далек от этой мысли, - возразил я любезно. - Потому-то я и не решаюсь ответить вам сразу.
Он улыбнулся, устремив на меня любопытный, смущающий взгляд.
- Будем откровенны, - сказал он вдруг. - Кажется, вы имеете возможность оказать мне значительную услугу, м-р Бертон.
- В самом деле? - отозвался я, закуривая папироску.
- С другой стороны, - продолжал он, - весьма вероятно, что и я вам мог бы пригодиться.
- Это вполне возможно.
Он облокотился на стол. Я заметил, что руки у него мускулистые и загорелые, руки человека, привыкшего к тяжелому физическому труду.
- Но я должен о вас знать несколько больше, - сказал он. - Кто вы? Откуда вы? Чего вы добиваетесь в жизни?
В этот момент открылась дверь, и вошел лакей. Он принес ужин. Пока он расставлял блюда и наливал вино, восхитительное вино, кстати сказать, Стром легко и остроумно говорил о разных незначительных предметах. Я отвечал наугад, в том же небрежном тоне. Мой ум был целиком занят тем таинственным намеком, который он мне бросил. Мне хотелось знать, какого рода услугу могу я ему оказать. Что она связана с нашим поразительным сходством, в этом я был убежден. Но дальше этого я не мог идти в своих догадках. Наша встреча на набережной, его приглашение к ужину и смущающая мысль о том, что он преследует какую-то, мне неизвестную, цель, - все это было так внезапно и странно, что мне казалось, будто я попал в арабскую сказку на современный лад.
Однако не было никакой беды в том, чтобы ознакомить его с моим невинным прошлым и затруднительным настоящим. Инстинктивно я чувствовал, что предложения мистера Строма окажутся весьма занятными. А потому, как только вышел лакей, я снова наполнил свой стакан и, глядя с улыбкой на собеседника, начал рассказывать ему о себе.
- Начну с того, что мне тридцать четыре года.
Он посмотрел на меня внимательно.
- Вы кажетесь лет на пять старше.
- Да, - заметил я, - если бы вы пятнадцать лет пошатались по Южной Америке, вы тоже не показались бы моложе.
Некоторое удивление промелькнуло у него на лице.
Он сухо засмеялся.
Последовало краткое молчание. Стром встал со стула, пересек комнату и запер дверь на ключ. Я следил за ним с любопытством. Он снова сел к столу и закурил.
- Мистер Бертон, - сказал он, - во сколько вы оцениваете вашу жизнь? Я хочу сказать, за какую сумму согласны вы рискнуть ею.
Он сказал это таким деловитым и спокойным тоном, что я не мог удержаться от улыбки.
- Не знаю. Если бы я знал, что она имеет некоторую ценность, я пустил бы ее с публичного торга.
Он перегнулся через стол и в упор посмотрел на меня.
- Если вы сделаете то, чего я хочу, я вам заплачу десять тысяч фунтов.
Глава IV
"…Пью за потерявших самих себя!.."
(В. Бридже)
Я достаточно привык к неожиданностям, но это предложение было похоже на чудо. У меня на минуту захватило дыхание. Я откинулся На спинку стула и смотрел на своего двойника с подлинным восхищением.
- Вы ставите дело на широкую ногу, мистер Стром! А платите вы наличными?
Вместо ответа он сунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда кожаный портфель. Вынув из него несколько банковых билетов, он положил их на стол.
- Здесь две тысячи фунтов, - сказал он спокойно. - Если вы принимаете мое предложение, я выпишу вам чек на остальные деньги.
Я посмотрел на билеты с тем почтительным интересом, с которым обычно смотрят на знатных чужестранцев. Я не сомневался в том, что они подлинные. Затем, после некоторого размышления, я закурил папироску.
- Это должно быть весьма неприятное дело, - сказал я с некоторым сожалением.
При этих словах мой собеседник впервые засмеялся.
Это был ужасный, безрадостный смех.
- Да, - сказал он сухо, - если бы я объявил конкурс, то запись была бы невелика. Раньше чем говорить о дальнейшем, - прибавил он, - я хочу взять с вас честное слово, что все, что я вам скажу, останется между нами, - примете вы мое предложение или нет.
- Безусловно, - ответил я без малейшего колебания.
- Великолепно!..
- Весьма возможно, что через несколько дней, если мне не удастся принять некоторые меры, меня больше не будет в живых…
Я вспомнил о маленьком инциденте на набережной и понял, что он говорит правду.
- Короче говоря, - сказал он, - я должен исчезнуть. Если я буду жить в Лондоне под своим именем, я непременно буду убит. Это дело дней, недель и даже месяцев, - это зависит от меня, но исход верный и совершенно неизбежный.
Я налил себе сам стакан бренди и поднял его на свет.
- Ситуация хороша, по крайней мере, тем, что она весьма проста.
Та же холодная усмешка заиграла у него на губах.
- Это не так просто, как вы думаете. Господа, которые хотят ускорить мой переход на небеса, делают мне честь своим тонким и скрытным вниманием. Я, быть может, могу их избегнуть. Сегодня вечером, например, мне это удалось.
Он кивнул головой, словно отвечая на мой невысказанный вопрос.
- Да, меня осенила эта мысль, когда я заметил вас под фонарем. Если бы я верил в сверхъестественное, то сказал бы, что вы мне посланы самим дьяволом. Я не думаю, чтоб какая-нибудь другая сила могла принимать во мне участие.
- Ну что ж, - сказал я шутливо, - если меня послал к вам дьявол, то я, по крайней мере, обязан ему хорошим ужином. Чего вы от меня хотите?
- Я хочу, чтобы вы заняли мое место в мире. Я хочу, чтобы вы сегодня же вечером переоделись в мое платье и вышли из этого ресторана как Стром.
Я глубоко вздохнул и перегнулся над столом, ухватившись за его края обеими руками.
- Хорошо, - сказал я, - а потом?..
- Я хочу, чтобы вы вернулись в мой дом в Парк-Лэйне и три недели жили бы там вместо меня. А затем, если вы после этого срока останетесь в живых, что мало вероятно, - вы можете делать все, что вам угодно.
Мне вдруг показалось, что вся эта история только шутка, результат какого-нибудь дурацкого пари или мимолетная причуда сумасбродного миллионера. Но блеск его стальных голубых глаз, испытующе смотрящих на меня, внезапно прогнал эту мысль.
- Это невозможно. Если даже прислуга не заметит разницы - меня моментально уличит любой из ваших друзей.
- Почему? - спросил он. - Они могут подумать, что я стал забывчив или эксцентричен. Что же другое может прийти им в голову?
- Но подумайте, сколько незнакомого встретится мне: имена людей, ваши дела и даже ваш дом. Ведь я сам себя выдам!..
- Обо всем этом я уже подумал, - ответил он коротко. - Если бы я не мог предупредить все обстоятельства, я бы вам не сделал такого предложения.
Я взглянул на него с любопытством.
- А кто может мне помешать взять ваши деньги и думать только о себе.
- Никто, кроме вашего честного слова, - сказал он.
На минуту наступило молчание.
- Ладно, - сказал я с коротким смехом. - Гарантии не равны для обеих сторон: Но если вас это удовлетворяет… - я пожал плечами. - Теперь посмотрим, правильно ли я понял ваше интересное предложение. За десять тысяч фунтов стерлингов, из коих две тысячи наличными, остальное чеком, - я должен стать на три недели мистером Стромом. Весьма вероятно, что за это время меня убьют. Если этого не случится, я буду свободен и могу снова стать самим собой…
Стром поклонился - полунасмешливо, как показалось мне.
- Вы прекрасно выразили мою мысль.