Том 7. Невольничий караван - Май Карл Фридрих 13 стр.


- Абдулмоут тоже может выступить, когда захочет. После Абуль-моута он - главный в селении. Если первого начальника нет, приказывает второй. Зачем бы иначе солдаты еще позавчера получили приказ чистить свои ружья и точить ножи? Правда, никто из них пока не знает о том, что должно произойти, но скоро ты увидишь, что Толо был прав.

- Ты знаешь, куда Абдулмоут хочет отправиться?

- Откуда Толо может это знать? Даже белым солдатам никогда не говорят этого заранее. Один Абдулмоут знает это, и… - Внезапно он осекся, склонился над своей работой и, казалось, целиком погрузился в нее. Лобо последовал его примеру: оба заметили человека в маленькой лодке, который причалил к нукверу и поднялся на его палубу.

Это был белый. Густая темная борода обрамляла его лицо, кожа которого от жаркого солнца стала совсем смуглой. Черты его лица были резкими, глаза мрачно блестели. Он носил тесно облегающий фигуру белый бурнус, подпоясанный кушаком, из-за которого выглядывали рукоятки ножа и двух пистолетов. Из зеленых башмаков без задников выглядывали босые пятки, а на голове возвышался зеленый тюрбан - знак того, что этот человек ведет свое происхождение от Пророка Мухаммеда. В руке он держал огромных размеров кнут.

- Абдулмоут! - испуганно прошептал своему товарищу Лобо.

- Тише, молчи! - так же шепотом предостерег его тот.

Перед ними действительно были не кто иной, как второй комендант селения. Он называл себя Рабом Смерти и был достойным помощником своему начальнику Отцу Смерти. На несколько минут он остановился возле рабынь и стал наблюдать за их работой. Несчастные женщины удвоили свои усилия, но все же их рвение не удовлетворило Абдулмоута, и он грубо прикрикнул на них:

- Разрази вас гром! Вы крадете у меня время, проклятые лентяйки! Пора уже начинать печь, потому что завтра мы выступаем, а мука до сих пор не готова!

И он, не разбирая, куда попадет, стал обрушивать на них удары кнута. Женщины взвыли от боли, однако ни одна из них не осмелилась хотя бы на миг прервать работу. Затем Абдулмоут перешел на корму к обоим неграм-беланда. Некоторое время он молча стоял рядом с ними, потом взял один из уже готовых канатов, внимательно осмотрел его, снова отбросил в сторону и наградил каждого из рабов несколькими ударами, отчего кожа в тех местах, куда они пришлись, тотчас лопнула. Негры не издали ни одного стона, и только из всех сил сжали зубы так, что они заскрипели.

- Вам, как я погляжу, было недостаточно больно? - свирепо усмехнулся Абдулмоут. - В следующий раз вы у меня заскулите как следует, бездельники! Падайте ниц, когда с вами разговаривает комендант поселка!

Этот приказ сопровождался новыми ударами кнута. Негры бросились наземь, на что они раньше не решились, так как думали, что должны продолжать работать. Абдулмоут окинул их бесстрастным взглядом, затем пнул каждого ногой и снова заговорил:

- Вы - беланда. Хорошо ли вы знаете свои родные места?

- Да, господин, - ответил Толо, не поднимая глаз.

- Знакома ли вам деревня Омбула?

- Толо бывал много раз в этой деревне.

- Зачем ты туда ездил?

- Сестра матери Толо живет там со своим мужем и детьми.

- Ах, вот как! Значит, у тебя родственники в Омбуле! Сколько семей там живет?

- Очень много, господин, намного больше, чем в других деревнях, - отвечал негр, который, как и большинство представителей этих диких народов, умел считать самое больше до двадцати.

- Это место хорошо укреплено? - продолжал араб свои расспросы.

- Вокруг него двойная колючая изгородь.

- Деревня расположена посреди открытой местности или в лесу?

- Дерево субах стоит в кустах, из которых торчат еще и ладанные деревья.

- Много ли у жителей коров?

Коровы ценятся в здешних местах на вес золота. Для ловцов рабов они едва ли не лучшая добыча, чем пленники. Негры же, в свою очередь, при нападении спасают прежде всего коров, зачастую жертвуя при этом собственными детьми. Зная, что его ответ решит судьбу Омбулы, Толо решил покривить душой.

- Нет, господин, они все очень бедны, - сказал он.

Видимо, его слова прозвучали не очень убедительно, так как Абдулмоут внимательно посмотрел на него, а затем несколько раз опустил кнут на спину и закричал:

- Не смей лгать, пес, а не то я запорю тебя до смерти! Говори правду, если хочешь, чтобы на твоих костях осталось хоть немного мяса! Итак, там много коров?

- Да, господин, - пролепетал перепуганный Толо.

- Есть ли у людей хорошее оружие?

- Стрелы, копья и ножи.

- Ружей ни у кого из них нет?

- Ни у кого, господин.

- Смотри же, - пригрозил Абдулмоут, - если я увижу там хотя бы одно-единственное ружье, я выбью из твоего черного тела твою не менее черную душу. Ты знаешь все пути в Омбулу?

- Да.

- И Лобо тоже?

- И он тоже.

- Когда мы прибудем туда, если выступим отсюда ранним утром?

- На третий день вечером.

- Хорошо. Я решил напасть на Омбулу и достать к возвращению Абуль-моута много новых рабов и коров. Тогда он увидит, что мы не сидели без дела, и будет доволен нами. Вы оба будете нашими проводниками, и я советую вам хорошо исполнить свой долг. Если вы хорошо справитесь с этим заданием, я продам вас доброму господину, который не будет вас бить, хотя за вашу лень вас стоило бы пороть еще больше. В противном случае я закопаю вас в термитник, чтобы эти твари сожрали вас заживо. Усвойте хорошенько то, что я вам сказал, вы, чернокожее отродье, и отвечайте: будете ли вы верны и послушны мне?

- Да, господин.

- Вы обещаете мне это, но я не верю на слово ни одному черномазому псу. Поэтому до самого вашего отправления вы останетесь здесь, на этом корабле. Я приставлю к вам сторожа и прикажу ему застрелить вас, как только вы приблизитесь к борту. А во время похода я надену вам на ноги гири, чтобы вы потеряли всякую охоту к бегству. Теперь работайте дальше и не вздумайте при этом болтать, а то я велю зашить вам рты. Вы знаете, что это не пустая угроза: я ведь поступил так со многими вашими товарищами.

Он еще раз хлестнул обоих своей плеткой и вернулся в лодку. Негры видели, как суденышко исчезло в высоких камышах, но из опасения, что Абдулмоут следит оттуда за ними, они молча продолжали работать, пока он не показался на берегу и не удалился по узкой тропинке, ведущей через заросли мимоз.

Только теперь Толо осмелился едва слышно шепнуть своему напарнику:

- Теперь ты видишь, что Толо был прав: поход начинается уже завтра!

Лобо заскрипел зубами и схватился за свою кровоточащую спину, а потом, вращая глазами так, что они чуть не вылезли из орбит, воскликнул:

- Они пойдут в нашу страну, в Омбулу. Аллах, Аллах! Наши друзья должны стать рабами!

- А мы должны вести белых. Неужели мы сделаем это?

Лобо, менее сообразительный, чем его друг, глубоко задумался, пытаясь понять, куда тот клонит.

- Почему ты молчишь? - спросил Толо. - Отвечай, должны ли мы вести арабов в Омбулу и вместе с ними убивать и захватывать в плен наших черных братьев?

- Нет, - решительным тоном ответил Лобо. Он сделал свой выбор. - Мы убежим. Но тогда мы не сможем убить Абуль-моута, как собирались раньше: он ведь еще не вернулся.

- Мы убьем вместо него Абдулмоута, что еще лучше. Если мы отнимем у него жизнь, то завтрашний поход не состоится, и люди из Омбулы будут спасены.

- Поблагодарят ли они нас за это? И как мы его убьем? Днем это совсем невозможно, а ночью он спит, окруженный стражами. Нас обязательно схватят. Может быть, лучше не подвергать себя такой опасности?

Толо понимал справедливость слов своего товарища. Он замолчал, чтобы собраться с мыслями, но раздумье его было прерваны ужасным шумом, внезапно донесшимся со стороны селения. Сотни человеческих голосов пели, визжали, ревели и что-то исступленно выкрикивали. К этому прибавлялись резкие звуки музыкальных инструментов.

Казалось, эта адская музыка помогла Толо принять какое-то решение. Он мигом встрепенулся и сказал:

- Ты слышишь это ликование? Абдулмоут только что объявил им, что завтра начнется набег. Теперь они развернут флаги и примутся внимать предсказаниям своего колдуна.

- Он будет к ним благосклонным, и они повинуются ему. Мы тоже должны слушаться его, хотя мы и не молимся Аллаху, как наши мучители.

- Нет. Толо повинуется не факиру, а совсем другому.

- Кому же? О ком ты говоришь?

- О Большом Шейхе, который живет среди звезд и никогда не умрет, который все видит и награждает или наказывает за каждый человеческий поступок.

- Ты рассказывал Лобо об этом, но Лобо не смог его увидеть.

- Он повсюду, как воздух, который тоже нельзя разглядеть.

- Может быть, чужестранец, который тебе о нем рассказывал, обманул тебя!

- Нет. Этот чужой белый был миссионер, хороший человек, который никого не обманывал. Он рассказывал о великом, всемогущем Шейхе, который создал небо и землю, а также и людей. Он велел им быть хорошими и благочестивыми, но они не послушались его. Тогда он послал с неба своего сына, который принес им добро и был за это ими убит. Он учил, чтобы люди любили друг друга и совершали только хорошие поступки. Потом пришли ловцы рабов и убили его. Но Толо помнит все его слова и будет повиноваться им. Долг велит ему разыскать родителей и спасти деревню Омбула. Он сделает это, даже если это будет стоить жизни. Сын Шейха тоже умер без ропота. И тот, кто умирает, совершая добро и выполняя законы Большого Шейха, тот на самом деле не умирает, а поднимается в небо. К Сыну Шейха, чтобы жить возле него и никогда не умирать.

Негр произнес все это с подлинной верой и страстью. Его собеседник покачал головой и сказал:

- Лобо не понимает этого, но ты никогда еще не лгал ему, и поэтому он хочет верить всему, что ты говоришь, и делать то же самое, что делаешь ты. Если бы он видел и слышал миссионера, он, наверное, был бы так же убежден в истинности его слов. Я согласен: мы убежим и спасем Омбулу!

- Да. А Абуль-моута мы убьем в наказание за все его злодейства и чтобы он завтра не мог начать гасуа.

- Но ведь ты только что говорил, что по воле Великого Шейха надо делать людям только добро. А ты хочешь убить араба!

- Это не зло, - возразил Толо не очень уверенным тоном, показывающим, что его знание Библии пока еще далеко от совершенного.

- Пусть так. Лобо верит тебе. Но даже если нам удастся лишить его жизни, - как мы убежим отсюда? Лодки нам не достать, значит, придется идти пешком, а тогда собаки нас быстро разыщут!

- Ты не должен быть таким нерешительным, - заявил Толо, - потому что Большой Шейх в небе будет нас охранять. Смерть Абдулмоута и наше бегство заметят только утром. К тому времени мы будем уже так далеко, что нас никто не сможет найти. Мы возьмем здесь столько лепешек, сколько сможем, и тогда нам не придется голодать в пути.

- Разве твой Большой Шейх не запрещает воровать?

- Ты прав. Тогда не будет этого делать. Мы и так везде сможем найти корни, фрукты и воду, чтобы утолить голод и жажду.

Однако Лобо, казалось, не разделял оптимизма своего друга, а, напротив, становился все более озабоченным. Он задумчиво посмотрел вниз перед собой, а потом спросил:

- Но все же как мы убежим с корабля, если Абдулмоут пришлет к нам сторожа?

- Мы подождем, пока он заснет.

- Он не будет спать, ведь он получит приказ не спускать с нас глаз!

- Ну, тогда мы убьем его.

- Но в этом поступке нет ничего доброго - одно зло!

- Сторож тоже злой, потому что он будет белый, араб. Справедливо будет, если он умрет: он ведь из тех людей, что нас схватили!

- Ты однажды рассказывал мне, что Шейх в небе велит делать добро и врагам тоже, а ты хочешь причинять им одно зло!

- Они сами в этом виноваты, - сказал Толо, решительным кивком отгоняя от себя сомнения, - а теперь молчи и работай: вон идет сторож!

К нукверу приближалась новая лодка, и сидевший в ней белый поднялся на борт. Он пребывал в крайне Дурном расположении духа из-за того, что его отправили на корабль, и он не может принять участие в празднестве, которое всегда предшествует гасуа. Громко выругавшись, он сел невдалеке от невольников с кнутом в руке. Лобо и Толо склонились над своей работой. Говорить друг с другом они больше не могли, но все их мысли были сосредоточены на предстоящем замысле, и мысленно друзья продолжали спорить друг с другом. Толо был полон твердой решимости убить Абуль-моута и охранника. Те идеи, которые он усвоил от учения миссионера, не вступали в конфликт с его языческими представлениями, он прекрасно совмещал в себе то и другое. Лобо же, как и большинство тугодумов, не сразу мог принять новый, отличающийся от его прежних убеждений, взгляд на вещи, но если он однажды постигал какую-нибудь мысль и принимал ее всем сердцем, то сбить его с нее было очень трудно. Поэтому ему казалось непонятным и весьма сомнительным утверждение его друга о том, что можно убить двух человек, неуклонно следуя при этом воле "доброго небесного Шейха".

Расположенные на левом берегу реки мимозные заросли были очень длинными, но узкими. От воды сквозь них вели несколько едва видных тропинок. Пройдя по одной из этих тропинок, вы уже через пять минут оставили бы заросли за спиной и увидели перед собой широкую, плоскую равнину.

Всякую дорогу, которая проходит около реки, на юге называют "нижний путь". Тропинка же, которая ведет к реке со стороны, перпендикулярной берегу, называется мишрахом. Обычно мишрах спускается к воде с высокого, крутого берега.

Чтобы уберечься от ежегодного половодья, люди стараются выстраивать свои жилища на возвышенных местах. Поэтому практически каждый мишрах - верный признак того, что наверху расположено какое-нибудь поселение. Особенно любят основывать в таких местах свои поселения ловцы рабов, и поселок Умм-эт-Тимса не составлял здесь исключения.

Прямо в край зарослей упиралась высокая колючая ограда, за которой стояли токулы поселка. Это заграждение было достаточно прочным, чтобы служить защитой от врагов и диких зверей. Каждый поселок окружен такой колючей стеной, которая хотя и не может противостоять огнестрельному оружию, но гарантирует полную безопасность от копий и стрел. Входов и выходов эта стена не имеет, но между некоторыми не очень густыми кустами может протиснуться человек. Эти проемы и служат для жителей селения воротами, а по ночам сюда выставляются часовые, для которых воздвигаются высокие сторожевые башни на сваях, очень похожие на русские казачьи вышки.

Поселок Умм-эт-Тимса был достаточно большим. Он насчитывал более двухсот токулов, фундамент которых состоял из небольших земляных насыпей, а стены и крыши были сделаны из тростника. Все они имели круглую форму, и каждая была окружена своей отдельной колючей изгородью.

Хижины ловцов рабов никогда не запираются: воровства среди жителей одной деревни не бывает: опасаться следует только непрошенных визитов туземцев.

Дорожки, проделанные между токулами, содержались довольно опрятно, и тем сильнее был контраст с тем, что представляло собой пространство по ту сторону внешней ограды. Кучи отбросов и нечистот, разлагающиеся трупы умерших естественной смертью или запоротых насмерть рабов были свалены здесь и распространяли запах, который свалил бы с ног любого европейца. Сюда слетались хищные птицы, приходили и псы ловцов рабов, а по ночам здесь появлялись гиены и другие дикие звери.

Недалеко от селения располагался огороженный ночной загон для скота, который в течение дня пасся на пастбище. Это были преимущественно коровы и овцы, а также лошади и верблюды. Последних можно встретить в поселках только в сухое время года, так как сезона дождей они обычно не переживают. Навоз этих животных заботливо собирается суданцами и высушивается, а вечером сжигается в загоне. Густой дым, который поднимается при этом, спасает людей и животных от мучений, которые причиняют им бауда, "жигалки обыкновенные". Тут стоит сказать об одном обычае народов Судана: не обращая внимания на запах, суданцы по самую голову закапываются в высокие кучи оставшегося от сгоревшего навоза пепла, покрывающего черную кожу негров отвратительным серым налетом, который оскорбляет глаз и нос европейца, но, по единодушному мнению местных жителей, является столь же красивым, сколь и полезным для здоровья.

Принимая во внимание то обстоятельство, что каждая хижина рассчитана обычно не на одного, а на нескольких обитателей, можно было заключить, что население Умм-эт-Тимсы составляет не менее пятисот человек. В центре поселка стояли два токула, выделявшиеся своей величиной. Это были жилища обоих начальников, Абуль-моута и Абдулмоута.

Настоящие владельцы поселков наведываются в них крайне редко. Эти господа предпочитают оставаться в Хартуме или в каком-нибудь другом городе, где они, как правило, имеют респектабельный дом, образцовую семью и безупречную репутацию. Им не приходит в голову собственноручно заниматься поимкой рабов: для этого у них есть специальные заместители, которые называются вокалами и обладают очень большими полномочиями. Под началом этих вокалов стоят капитаны и матросы. Последние нужны преимущественно во время и после сезона дождей, когда резко возрастает число водных набегов.

Имеются в этой разбойничьей армии и наемные отряды. Это прежде всего охотники, которые обязаны снабжать селение свежим мясом, и солдаты, которые вербуются из своего белого и цветного суданского сброда, люди без чести и совести, настоящие бандиты - как нельзя более подходящий контингент для начальников поселков.

Вокалы получают весьма солидное жалованье, и к этому еще часто прибавляется большой процент от прибылей. Заработок остальной команды обычно равняется десяти талерам плюс питание. Все остальное они должны приобретать за свой счет. Если караван возвращается с богатым уловом, бывает, что солдаты получают свое жалованье рабами. Тогда раб принадлежит хозяину душой и телом, и тот волен сделать с ним все, что угодно: он может избить его, изуродовать или даже убить.

Двадцать или двадцать пять солдат стоят под началом унтер-офицера, называемого белюком. Под началом белюка стоит эмини, который должен уметь читать, писать и считать. Обычно это низший священнослужитель, который одновременно исполняет должность колдуна, устанавливает благоприятные и неблагоприятные для разнообразных мероприятий дни и лечит все заболевания души и тела с помощью амулетов, которые он сам изготовляет, а затем продает за солидную плату. Считается, что вражда с таким человеком очень опасна, и поэтому все обитатели поселка стараются сохранять с ним хорошие отношения.

Назад Дальше