- Прежде всего поклянемся у тела нашего отца любым способом отомстить его убийце!
Три брата, подчиняясь первому побуждению, приблизились к трупу; соединив руки, они прислонили их ко лбу несчастного старика и произнесли грозную клятву мести, считая ее своим святым долгом.
- Теперь будем ждать ночи, - сказал Тома.
Юноши, словно желая укрепиться в принятом решении, остались все трое в нижней комнате, где был выставлен труп их отца, и распорядились туда же подать им обед; позже, когда наступил вечер, они поднялись в комнату сестер и тетушки, чтобы обнять их; женщины, к этому времени немного успокоившиеся, при виде входивших вновь разразились слезами.
Хотя братья смотрели сумрачно, а лбы их были нахмурены, они не проронили ни единой слезинки, не издали ни единого вздоха.
- Несчастный отец! Бедный отец! - рыдали девушки. - Мы не смогли даже проститься с ним!
- И не знаем, кто его убил! - воскликнула вдова Мирай, угрожающе взмахнув рукой.
- Что касается этого, тетушка, не беспокойтесь, - заметил Тома, - мы на верном пути и все узнаем.
- Я готова отдать половину состояния, чтобы выяснить, кто убил моего бедного брата, - сказала вдова.
- А мы отдали бы половину жизни! - одновременно воскликнули обе сестры.
- Ну что же, оставайтесь здесь! - распорядился Тома. - Если вы услышите какой-нибудь шум - не пугайтесь! Это будем шуметь мы. Если до вас донесутся крики, скажите себе: "Это дело трех братьев!" Молитесь за нашего отца, но не выходите никуда, и тогда завтра, клянусь вам, завтра мы все узнаем!
- Боже мой! Боже мой! - забеспокоились девушки. - Боже, что вы задумали?
- Идите! - сказала вдова Мирай. - Это дело детей - мстить за отца!
Потом, прижимая к себе девушек, она добавила, обратившись к племянникам:
- Если вы сомневаетесь в нас - заприте нашу дверь!
Юноши еще раз обняли сестер и тетушку, вышли из комнаты и заперли дверь на ключ.
- Теперь идите за господином кюре! - приказал Тома. - Скажите ему, что дочери и сестра его старого друга удивлены его отсутствием и нуждаются в его утешениях. Но только, вместо того чтобы проводить его к женщинам, приведите его вниз: я буду вас ждать там.
Тома вернулся в комнату, где находилось тело отца. Луи и Жан направились к дому священника.
Кюре был один: старая Мари ушла к кому-то из соседей. Увидев двух братьев, он вздрогнул.
- Господин кюре, - обратился к нему один из братьев, - как вы знаете, похороны нашего отца будут только завтра; мы все трое проведем ночь у его тела, но из-за этого женщины остаются одни, без поддержки. Они рассчитывают на вас, господин кюре!
- Я иду к ним, дети мои, я иду к ним! - проговорил кюре, дрожа как лист, но понимая, что должен выполнить свой долг, ведь он и так опоздал с утешением несчастной семьи.
Он поторопился облачиться в стихарь, чтобы торжественной церковной одеждой придать больше значимости своим словам, взял переносное распятие и пошел за своими провожатыми. Улицы городка были уже пустынными, и им никто не встретился. Вместо того чтобы отвести кюре к женщинам, его, как было условлено, провели в нижнюю комнату.
Увидев труп, освещенный двумя свечами, и Тома, стоящего у камина, в котором на сильном огне в котле кипело растительное масло, кюре отступил, но Жан и Луи подтолкнули его вперед и закрыли дверь.
Кюре переводил взгляд то на одного, то на другого, видел бледные, полные решимости лица троих братьев и понял: должно произойти что-то страшное. Он попытался заговорить, но слова замерли у него на устах.
- Господин кюре, - произнес Тома торжественно и спокойно, - вы были другом нашего отца, именно вы посоветовали ему поехать в Нарбон; отец последовал вашему совету и был убит.
- Великий Боже! Дети мои! - воскликнул священник. - Не можете же вы считать меня ответственным!..
- Нет, господин кюре, нет! Мы представляем здесь Божье правосудие и, не беспокойтесь, будем так же справедливы, как оно.
- Чего же вы хотите от меня в таком случае?
- Послушайте, вы ведь знаете, с какой нежностью наш отец относился к своим детям и, наверное, не сомневаетесь, что каждый из нас отдал бы жизнь за него?
- Да, вы хорошие сыновья и благочестивые юноши, я это знаю.
- Так вот, господин кюре, мы, будучи хорошими сыновьями и благочестивыми юношами, все трое поклялись найти виновника преступления и, поскольку вы его знаете, привели вас сюда, чтобы вы нам его назвали.
- Чтобы я назвал преступника? Но я его не знаю...
- Без лжи!
- Я вас заверяю...
- Без клятвопреступлений!
- О Боже мой! Боже мой! - воскликнул священник. Чего вы от меня хотите?
- Правды, и знайте - мы ее добьемся!
- Но что заставляет вас думать...
- Господин кюре, вы были вчера в Тулузе? - спросил Тома.
- Да.
- Вы явились к аббату Мариотту, и он попросил вас отслужить мессу вместо него?
- И что же?
- Вы служили мессу в архиепископском соборе?
- Да. У меня есть на это право.
- Мы не оспариваем ваши права; однако, когда вы отслужили мессу и пошли разоблачаться в ризницу, к вам подошел сторож и предупредил, что в исповедальне вас ждет человек.
- Великий Боже! - воскликнул кюре.
- Назовите нам имя этого человека! - потребовал Тома.
- Зачем вам его имя?
- Зачем? Этот человек - убийца нашего отца!
- Дети мои! Дети мои! - восклицал священник со все возрастающим ужасом. - Понимаете ли вы, чего вы от меня требуете?
- Да! - в один голос ответили три брата.
- Но это - тайна исповеди!
- Да!
- Разглашать тайну исповеди нам запрещено!
- Тем не менее вы назовете нам имя этого человека, господин кюре, тем не менее вы расскажете нам подробно об убийстве, потому что, кто бы он ни был, он должен умереть от рук палача!
- Ни за что! - ответил кюре. - Ни за что!
- Господин кюре, - сказал Тома, - мы узнаем правду, даже если нам придется прибегнуть к насилию.
- О Боже, Боже! - взмолился кюре, целуя распятие, которое он держал в руках. - Дай мне мужество не уступить!
- Господин кюре, - продолжал Тома, указывая рукой на огонь, - вы видите этот чан с кипящим маслом? Мы можем погрузить в него ваши ноги!
- На помощь! - закричал священник. - На помощь!
- Кричите сколько хотите! - заметил Тома. - Это дальняя комната, между каждым окном и ставнем лежит по матрасу: вас никто не услышит.
- Боже мой! Ты единственный, на кого я могу уповать! - воскликнул кюре. - Помоги мне, Боже!
- Господь Бог не может осуждать детей за то, что они мстят за своего отца! - промолвил Тома. - Говорите!
- Делайте со мной что хотите, - произнес священник, - я ничего не скажу!
Тома сделал знак Жану и Луи; те сняли котел с огня и поставили его между камином и трупом. В ту же минуту Тома, сознавая, что и ему и братьям необходимо укрепить свою решимость, прежде чем начать действовать, схватил простыню, прикрывающую отца, и отбросил ее в сторону. Непокрытое обнаженное тело взывало к отмщению: возмездия требовали фиолетовые губы и одиннадцать ран.
- Подумайте, - обратился Тома к аббату, - смерть наступает медленно; смотрите, понадобилось одиннадцать ножевых ран, чтобы душа покинула это бедное тело, а ведь убийца спешил; нам же некуда торопиться!
- Боже мой! Боже мой! - лепетал священник, стоя на коленях. - Дай мне силы перенести эту муку!
Однако мольба была тщетной: юноши знали слабый и робкий характер аббата и заранее были уверены, что у него не хватит силы устоять перед угрозой пытки (возможно, они надеялись только на это).
- Вы не хотите нам назвать имя убийцы? - спросил Тома.
Священник ничего не отвечал, он только сильнее прижимал распятие к губам и продолжал молиться.
- Ну, что же, братья! Во имя нашего отца делайте то, о чем мы договорились! - приказал Тома.
Двое молодых людей схватили священника и подняли его на руках. Тот испустил страшный вопль.
- Смилуйтесь! - вскричал он. - Я все скажу!
- Имя! - требовал Тома. - Прежде всего имя!
- Кантагрель, - пролепетал кюре.
- Хорошо, - сказал Тома, - я в этом почти не сомневался, но опасался обвинить невиновного. Поставьте господина кюре на пол!
Братья поставили священника на ноги, но он был не в состоянии стоять и оседал на пол, словно его ноги были сломаны.
- Теперь расскажите подробности, - настаивал Тома, - убийце нельзя дать возможность отрицать свою вину.
- Хорошо, - согласился священник (после того как он назвал имя, ему не было смысла скрывать остальное), - убийца узнал от вашей тетушки Мирай о поездке Сатюрнена Сиаду в Нарбон; он догадывался, в чем цель этого путешествия, и поджидал вашего отца около брода через Эре.
- А дальше? - продолжал допрашивать Тома.
- Именно там, когда Сиаду поднялся на берег, он кинулся на него и сбил с лошади первым же ударом ножа, однако в результате этого удара Сатюрнен Сиаду был только легко ранен.
- Бедный отец! - прошептали одновременно Луи и Жан.
- Продолжайте! - потребовал Тома.
- Он поднялся, и тут Кантагрель нанес ему второй удар.
- Презренный! - закричали младшие братья.
- Продолжайте! - повторил Тома.
- Поскольку Сатюрнен сам схватил его за воротник, они оба упали на землю, и во время борьбы мясник нанес ему еще девять ран.
- Так вот как оно было! - одновременно вскричали братья. - Будь спокоен, отец, ты будешь отомщен!
- Продолжайте! - настаивал Тома.
- Убедившись, что Сатюрнен Сиаду умер, он отволок тело к реке, чтобы сбросить его в воду. В эту минуту показались погонщики мулов; убийца еле успел укрыться за лодкой, вытащенной на берег, и там же спрятать труп. Погонщики его не заметили и перешли реку вброд, но, когда они прошли, Кантагрель, потеряв голову, в смятении оставил тело там, где оно было, вскочил на лошадь, тоже переправился вброд и пустил коня вскачь; потом, чувствуя, что лошадь вот-вот упадет, он оттащил ее в маленький лесок, где и оставил, а сам пешком вернулся в Тулузу. Однако, утолив жажду мести, преступник начал мучиться угрызениями совести; он поспешил в церковь, попросил исповеди, и судьбе было угодно, чтобы я оказался там...
- Уж не отпустили ли вы ему грехи? - угрожающе закричали двое младших братьев.
- Нет, дети мои, - сказал священник еле слышно, - но Господь Бог милосерден. Да простит он ему совершенное преступление, как и вам - то преступление, к которому вы меня принудили.
После этих слов аббат Шамбар лишился чувств, а когда он пришел в себя, то увидел, что находится в своем доме, рядом со старой служанкой, пытающейся вернуть его к жизни.
Оставшись одни, молодые люди переглянулись; мрачная улыбка играла у них на губах: они узнали все, что им было нужно.
Потом два младших брата обратились к старшему:
- Что мы теперь должны делать, Тома?
- Останьтесь здесь, - ответил он, - я пойду к женщинам.
Вскоре он вернулся с запиской в руках и в сопровождении тетушки и сестер.
- Теперь, - обратился он к женщинам, - ваша очередь бодрствовать у тела, а нам надо действовать.
Сделав знак братьям следовать за ним, он вышел вместе с ними.
- Братья, разве мы не возьмем с собой оружие? - спросил Жан, оказавшись на улице и увидев, что Тома ведет их по дороге в Тулузу.
- Ни в коем случае! - ответил Тома.
- А почему? - недоумевал Луи.
- С оружием в руках мы можем его убить, а он должен умереть от рук палача. Нам достаточно веревок.
- Верно, - согласились братья.
Они постучали в дверь лавки канатчика и купили новые веревки. После этого юноши направились в Тулузу и около десяти часов были там; никем не замеченные, они добрались до площади Сен-Жорж и, воспользовавшись ключами, полученными Тома от вдовы Мирай, проникли к ней в дом, не разбудив служанки; им прекрасно была известна его планировка, и они беспрепятственно прошли в спальню своей тетушки. В эту комнату вели три двери; изучив их расположение, братья стали молча ждать наступления утра.
Едва забрезжил рассвет, Тома поставил братьев перед дверьми, ведущими в комнату, а сам поднялся в мансарду к служанке; та в это время только начала одеваться.
- Катрин, - обратился он к женщине, глядевшей на него с изумлением, - мы приехали ночью, я и тетушка Мирай, и не хотели вас будить.
- Господи Иисусе, господин Тома! - воскликнула служанка. - Верно ли то, что говорят?
- А что говорят, Катрин?
- Что господин Сатюрнен Сиаду, ваш отец, убит разбойниками у брода реки Эре.
- Увы, это так, Катрин. Все верно.
- А убийца известен?
- Считают, что это погонщик мулов; он скрылся по направлению к Пиренеям.
- Боже мой! Боже мой! - запричитала старуха. - Какое несчастье!
- Катрин, - сказал Тома, - в таком трудном положении наша тетушка, разумеется, хочет опереться на своих друзей. Поскольку Кантагрель в числе ее лучших друзей, она просит его тотчас же прийти к ней и ждет его в спальне. Бедняжка никак не оправится от удара, она совсем разболелась. Я же спешу в Ла-Круа-Дорад, к своей семье; прощай же, Катрин: когда ты вернешься, меня уже не будет. На, вот письмо от вдовы Мирай.
Старая служанка закончила одеваться и поторопилась к Кантагрелю. Тома вернулся в спальню. Четверть часа спустя послышались шаги по лестнице: кто-то, ступая тяжелой походкой, приближался к двери; раздался стук, затем в ответ на приглашение "Войдите!" дверь открылась. На пороге стоял мясник.
Со стороны кровати, задрапированной занавесками, послышался слабый голос: "Сюда!"
Кантагрель без всяких опасений приблизился, но в ту минуту, когда он потянулся откинуть занавеску, две сильные руки схватили его и послышался громкий голос - без сомнения мужской:
- Ко мне, братья!
Юноши вбежали в комнату и набросились на Кантагреля.
И вовремя! Первым же движением мясник опрокинул Тома на кровать и без труда высвободился бы, если бы они сражались один на один.
Но на этого великана навалились сразу трое с яростью, тем более страшной, что ни один из них не произнес ни слова. Со своей стороны Кантагрель, догадавшись о причине нападения на него и понимая, что для него это вопрос жизни и смерти, напрягал всю данную ему природой титаническую силу.
Борьба была ужасна. В течение четверти часа эти четверо представляли собой одну бесформенную подвижную крутящуюся массу, которая поднималась, падала, снова поднималась и снова падала. Потом ее движения стали более замедленными, затрудненными, прерывистыми, на мгновение вся группа замерла на месте. Наконец трое молодых людей поднялись и вскинули головы с криком торжества: мясник лежал поверженный, скрученный, крепко связанный веревками, которые были куплены в Ла-Круа-Дораде. Тома остался с Кантагрелем, а Луи и Жан скрылись и через минуту вернулись с носилками. Юноши положили на них мясника, привязали его веревками и стали спускаться вниз.
То был рыночный день. Легко догадаться, какое впечатление производила эта странная процессия. Луи и Жан несли носилки, Тома шел рядом. Одежда их была разорвана, лица кровоточили, ведь Кантагрель защищался как лев. В другое время к молодым людям стали бы приставать с вопросами, но сейчас уже всем было известно, что произошло с их отцом, и перед ними расступались с почтением, которое люди обычно испытывают к большому горю. Кроме того, хотя у Кантагреля, узнанного всеми, не было кляпа во рту, он не взывал о помощи.
Было ясно, что юноши направляются к королевскому судье по уголовным делам. Так что речь шла о правосудии. Толпа ограничилась тем, что последовала за ними.
Королевский судья издали увидел этот странный кортеж; не сомневаясь, что процессия следует к нему, он приказал открыть для нее дверь.
Вошли три брата, а за ними та часть толпы, что могла уместиться в комнате. Тома знаком приказал братьям опустить носилки.
- Кто этот человек? - спросил судья.
- Это мясник Этьен Кантагрель, убийца нашего отца Сатюрнена Сиаду! - ответил Тома.
Дальше произошло то, что и должно было произойти: Кантагрель, уверенный в том, что его никто не видел, и твердо зная, что он никому, кроме священника, ничего не рассказывал, отрицал все.
Трое юношей, призванные к ответу правосудием, вынуждены были объяснить, от кого они получили свидетельства виновности мясника и как получили их; впрочем, убежденные в своем праве действовать как благочестивые сыновья, обязанные отомстить за своего отца, они рассказали все, едва ли не гордясь своим преступным деянием; однако правосудие заявило, что оно не может извлекать пользу из кощунства, а напротив, должно покарать его в интересах религии.
Парламент рассмотрел дело и постановил взять под стражу не только убийцу, но и обвинителей - сыновей жертвы, а также священника, не устоявшего перед запугиванием.
Между тем расследование, помимо сведений, полученных от кюре Шамбара, выявило достаточно убедительные свидетельства виновности Кантагреля. Там, где совершается преступление, как бы темна ни была ночь, сколь бы пустынно ни было место, всегда найдутся глаза, видевшие убийцу.
Кантагреля узнали погонщики - они видели, как он переходил брод; его узнали рыбаки - они видели, как он переправлялся через реку; наконец, его узнали крестьяне - они видели, как он подгонял коня, изнемогшего и, казалось, каждую минуту готового пасть под ним. Улики были неопровержимы, и мясника приговорили к колесованию.
Кюре Ла-Круа-Дорада за то, что он выдал тайну, доверенную ему на исповеди, во время отправления им его священнических обязанностей, приговорили к четвертованию и сожжению живым.
Трех сыновей Сиаду, угрозой и насилием вырвавших у священника тайну исповеди, приговорили к повешению.
Этот страшный приговор не был приведен в исполнение полностью.
Мясник был колесован, причем от палача потребовали самого беспощадного и неукоснительного исполнения этой ужасной казни.
Настоятельные ходатайства о смягчении участи священника привели только к тому, что палач прикончил его, прежде чем бросить тело в костер.
Что касается трех братьев, чья вина состояла лишь в сыновьей любви, то их судьба вызвала такое живое сочувствие в Тулузе, что им помогли бежать из тюрьмы; они беспрепятственно добрались до долины Андорры, а двадцать дней спустя король разрешил им вернуться во Францию.
Поднимаясь на эшафот, покорившийся судьбе кюре Шамбар понял, что он должен был претерпеть мученичество от рук сыновей Сатюрнена Сиаду.
Католическая Церковь первых веков была права: не бывает доблести без борьбы и мудрости добра без могущества зла. В священническом служении физические возможности должны помогать моральным: в здоровом теле должен быть здоровый дух!