В руки "черного археолога" Ильи Потехина попадают перстень, браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха, основателя исмаилитской секты убийц-хашишинов. О находке узнают современные исмаилиты и члены европейских Орденов, превратившихся в могущественные тайные общества. Реликвии способны сыграть важную роль на мировой политической арене. Начинается охота за сокровищем, в которой сталкиваются интересы старых врагов: безжалостных ассассинов и коварных рыцарей Алькантары.
Да к тому же вещи ас-Сабаха, которые носит Илья, оказывают на него необъяснимое, мистическое воздействие, и кажется, он уже не властен над своей судьбой.
Содержание:
Часть 1 - ПОЖИРАТЕЛИ ГАШИША 1
Часть 2 - ЛЮБИМЦЫ ФОРТУНЫ 13
Часть 3 - ИГРЫ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА 38
Юрий Гаврюченков
Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха
Часть 1
ПОЖИРАТЕЛИ ГАШИША
1
Когда находишь сокровище, мысли возникают самые не соответствующие моменту.
"Археология - скотское дело, - думал я, глядя на согбенные тела в раскопе. - Всякий тяжелый труд оскотинивает, а землекопство - одна из самых тяжких работ. Тягостный же труд без перспективы и отдачи оскотинивает втройне. Поэтому археологи в неудачный сезон - это те еще скоты".
Благодаря удивительному стечению обстоятельств я занимался археологией как истинно белый джентльмен, впервые предоставив каторжный труд низшему сословию.
- Навалились, навалились, мужики!
- Э-ах...
- Пошла-пошла!
- Давай налегай!
Мужики навалились, налегли на ломы. Плита сдвинулась с належанного за многие века места и поползла, открывая проход в могильник. Я наблюдал за работой, устроившись на брезентовом раскладном стуле и подправляя фонарь так, чтобы свет падал в раскоп, а не на спины трудящихся. Мужики копошились в яме, отбрасывая длинные двойные тени. Вторым фонарем заведовал охранник Женя, прилежно светя прямо в разинутую пасть древней могилы. Другой охранник, Валера, прогуливался неподалеку, держа наготове автомат. Землекопы, которых мы набрали по дороге сюда, потрудились в общем-то неплохо, подгоняемые зуботычинами Жени и Валеры. Их число сокращалось день ото дня. Еще вчера рабочих было восемь, но один умер от солнечного удара. Солнце ударило его ночью при попытке к бегству. Хорошо, что Валера спал вполглаза и сумел взять точный прицел... Так что мужики работали за страх, довольствуясь трехразовой кормежкой и чифиром, без которого на этой жаре немудрено было отбросить копыта.
Мы проводили самостоятельные археологические раскопки в районе Газли и восхищались тонким интуитивным нюхом Петровича, безошибочно наметившего на старом кладбище именно эту богатую могилу, огороженную жалкими остатками заборчика-мазара. Неподалеку находилось занесенное песком городище XIII века. Когда-то здесь жили люди...
С Петровичем, вернее, с Афанасьевым Василием Петровичем я познакомился на зоне в "Металлострое". Туда я угорел за надругательство над могилой. Больше ничего мне пришить не смогли, несмотря крайне пристрастное отношение к моей особе следователя УБЭП Ласточкина. Да и эту статью смогли доказать лишь из-за моего подельника Леши Есикова, который сам глупо попался, да еще и меня сдал, поспешив воспользоваться великодушно предложенным операми шансом накропать явку с повинной. Леша им был не нужен, охотились-то за мной. Поэтому подельничек отделался годом условно, а я получил три - больше по 244-й статье не дают. Суд отнесся ко мне без снисхождения. Все три года я провел за забором. Совесть не позволяла прогибаться перед ментами за УДО . В "Металлке" я и познакомился с Афанасьевым. На воле бы мы вряд ли сошлись - круг общения не тот. Василий Петрович занимался черной археологией с серьезными людьми, на уровне Академии наук, я был ему не чета, и свести нас могла только зона. Статья у меня была экзотическая, и Петрович сразу все понял. Действительно, зачем человеку с высшим образованием осквернять могилу, если только он не фашист, забредший на еврейское кладбище, или полный извращенец? Но на фашиста я похож не был, на извращенца - тем более. Мы быстро нашли общий язык. С Афанасьевым меня роднили универ, исторический факультет которого мы оба заканчивали, правда, с разницей в двадцать лет, профессия и схожие взгляды на мир. Петровича тоже запер УБЭП, подведя под 164-ю статью о хищении предметов, имеющих особую историческую ценность. Мы были в одном отряде и жили в одной секции. Он тянул шестерик с 1997 года, так что и освобождаться пришлось почти одновременно. Афанасьев вышел на пару месяцев раньше, чем я.
Зона связывает крепко, порой на всю жизнь. Освобождаясь, Петрович оставил мне телефон. По нему я и позвонил, став вольным человеком. Трубку сняла жена Афанасьева. Моему звонку она не удивилась и позвала супруга. За те два месяца, что я досиживал в казенном доме, Петрович успел посетить древний город Москву и, не поладив с местными копателями, готовился к экспедиции в Узбекистан. Он и втянул меня в эту авантюру.
В путь-дорогу собрались быстро. Я только и успел купить себе квартиру (уж спрятать от ментов деньги и ценности любой кладоискатель сумеет!), как рог протрубил, и мы двинулись в солнечные края. С нами поехали двое быковатых громил, оказавшихся в общении полными дебилами, - Женя и Валера, которых Петрович знал еще с "Крестов".
Поначалу я сомневался, что в мусульманской стране нам позволят раскапывать старое кладбище. В Азии отношение к предкам, не важно к чьим, я слышал, весьма трепетное. Однако авантюризм прожженного гробокопателя Афанасьева на порядок превосходил мой скромный мародерский опыт. Петрович давно все продумал, и теперь мы действовали по разработанному еще на зоне плану, не отклоняясь от него ни на йоту.
В Бухаре, не отходя далеко от вокзала, набрали землекопов. Черни из числа туземцев и полукровок, одичавших от нищеты и безработицы, там обитало огромное количество. Сколотили бригаду из десяти человек "дом строить большому начальнику". Здесь мне было чему удивиться и поучиться. Обычно я вставал на лопату сам. Чужой рабочей силой довелось распоряжаться впервые, тем более столь жестоко и категорично. Но это Азия, здесь к человеческой жизни относятся грубее и проще, чем к этому привыкли в Европе или даже в нашей расхлябанной, но цивилизованной России.
В городе приготовления прошли мирно. Закупили на всю братию продуктов и наняли "КамАЗ". Афанасьев готовился к экспедиции серьезно: в багаже, кроме палаток и походной мебели, имелась пара АКМС - для охраны. Охранять требовалось рабочих, чтобы не разбежались, а также нас самих, если наедет местная братва. Оружие пришлось испытать вскоре по прибытии на место. Узнав, что вкалывать придется долго, тяжело и бесплатно, мужики заартачились, а один и вовсе решил проявить характер, тут не помогли ни кулаки, ни приклады. Кормить лентяя мы не стали, отпускать тоже. Пришлось Валере его расстрелять в назидание остальным. Дал очередь, мужик упал. Петрович цинично приказал считать это смертью от солнечного удара. Меня, еще не fкклиматизировавшегося и вялого от жары, сцена казни оставила безучастным. "Помер Максим, и черт с ним". Однако рабочие испугались. Той же ночью один сдуру попытался бежать, но Валера спал чутко, и таким образом бригада сократилась до восьми человек. Трупы зарыли в песок рядом с лагерем. На следующий вечер, после захода солнца, мы приступили к раскопкам. Архивные изыскания Петровича, основанные на энциклопедическом знании предмета и великолепном научном чутье, дали результат.
Когда-то давным-давно правила в этих краях могущественная династия саманидов. С 875-го по 999 год, если быть точным. За тысячу лет произошло многое, и захоронения шейхов, о которых узнал Петрович, могли быть разграблены задолго до нас, но все же надежда оставалась. Мы работали по ночам, когда воздух и песок остывали. Каждый делал свое дело: Афанасьев руководил, я помогал, так сказать, в тактическом плане - на самом раскопе, а Валера с Женей стерегли бомжей, буквально не смыкая глаз и отдыхая по очереди. По их поводу меня постоянно терзало сомнение: будут ли они столь же добросовестными, когда увидят золото? С Афанасьевым этот вопрос мы не обсуждали, но я видел, что он и сам побаивается быков. На всякий случай я держал при себе ТТ, а Петрович не расставался с испанской "Астрой". Кто знает, что у этих отморозков на уме? Они ведь полные психопаты, нервные и опасные, как старый порох! И короткий, в две пули, "солнечный удар", скосивший на вчерашней дневке еще одного беглеца, наглядно это доказывал. Зря он решил удрать, не увидев самого интересного, потому что сегодня ночью мы раскопали могильник.
- И еще раз!
- Навались!
- Осторожно! - Я спрыгнул на дно траншеи. Плиту отодвинули настолько, что в могилу мог пролезть человек. На месте удаленной плиты зиял черный провал, он казался бездонным.
- Жека, подай фонарь!
Еще никогда такой яркий свет не осквернял праха саманидов. В белом конусе плавала густая пыль. Погребение малость присыпало песочком, но в нем что-то поблескивало. Да, черт возьми, я знал, что там поблескивало! Я ждал его, чуял запах золота под толщей земли. Мы с Афанасьевым чуяли его задолго до того, как разрыли захоронение, а сам Петрович, наверное, обонял его еще в архиве, где вынюхивал по старым экспедиционным отчетам место будущих раскопок.
- Значит, так: плиту убрать, в могильник ни ногой - там трупные яды остались! Без масок передохнете, как археологи в египетских пирамидах! - нагнав жути, я поспешил к палатке.
Золото здесь было, я это чувствовал, и беспокоился за его сохранность. Мудрый Афанасьев предусмотрительно пугал наших дебилов историями о гробокопателях, присоединившихся к усопшим, чей прах они хотели потревожить. Всю дорогу он рассказывал быкам об отравлении путресцином и кадаверином, образующимися при разложении тканей человеческого тела. Эти токсины могут сохраняться столетиями, а потому соваться в непроветренный склеп без средств защиты - чистое самоубийство. Участь экспедиции лорда Карнарвона, потревожившего прах фараонов, должна была надавить на мозги тупых и невежественных, а потому суеверных "торпед".
- Шабаш, нах! - скомандовал рабочим Валера за моей спиной. - Закуривайте-ка, бичи.
- А кто не курит - чи-чи-чи, - глумливо закончил Женя.
Я раздернул клапан четырехместной командирской палатки, где жили мы с Петровичем. Афанасьев сидел за походным столиком и строчил в толстой тетради. Вероятно, писал очередную монографию. У него уже было несколько работ, посвященных истории арабских халифатов, каким-то малоизученным закавыкам крестовых походов и периоду правления Салах ад-Дина, последняя даже была в моей библиотеке. Очень тягомотное чтиво для узких специалистов, вроде супруги Петровича, увлеченной медиевистикой. Для больших тиражей научно-популярных книг гладко излагать свои мысли Петрович не умел, а потому печатал монографии либо в типографии Академии наук по 300 экземпляров, либо за свой счет, и собственноручно распространял по библиотекам и среди коллег. Не исключено, что теперь создавалась еще одна, о саманидах.
- Закончили, - выдохнул я, дрожа от нетерпения. - Петрович, похоже, там что-то есть...
Афанасьев обратил ко мне лицо, изрезанное глубокими морщинами на выдубленной непогодой коже, красной от постоянного пребывания на открытом воздухе. С таким лицом, носящим неистребимое арестантское клеймо, налагаемое неволей, и грубыми от извечного общения с лопатой руками он смахивал на пожилого рабочего, но никак не на кабинетного книжного червя, которым мог представляться по научным трудам и каким должен был стать к защите докторской диссертации. Но стал он археологом-авантюристом, реликтовым представителем ученых энтузиастов первой половины девятнадцатого века, когда профессорам древней истории приходилось месяцами жить в палатке, днем копать, а ночью отстреливаться от диких туземцев. Недавно ему исполнилось сорок девять, но волосы совсем побелели - то ли выгорели на солнце, то ли поседели от переживаний. Работа такая.
- Отлично, - он встал и положил в карман пистолет. - Пойдем глянем, что у нас там.
Я схватил рюкзак с инструментом, и мы пошагали к раскопу. Мужики отодвинули плиту и теперь покуривали на краю траншеи, обмениваясь короткими репликами. Валера с Женей осветили фонарями склеп и высматривали таящиеся в нем сокровища.
- Отлично, - повторил Афанасьев, также заглянув вниз. Он посмотрел на часы. - Пять сорок две. До восьми время есть.
За два с половиной часа, пока солнце не прогреет воздух до уровня приличной сауны, мы могли нормально работать. Чтобы поддержать легенду о трупных ядах и не набраться пыли, надели респираторы, перчатки и чулки из комплекта химической защиты. Под уважительными взглядами "торпед" и рабочих мы спустились в могильник и стали просеивать прах, выбирая из него твердые частицы, почти всегда оказывающиеся золотыми. Захоронение было довольно примитивным, однокамерным. Останки, скорченный костяк, а вокруг - довольно богатые украшения: кольцо, бляшки, нагрудная пластина, поясные накладки, серебряная рукоять плети и две уздечные пронизки - все как полагается знатному воину. На груди - следы пергаментного свитка, вероятно Коран, в изножье - серебряный сосуд. В изголовье Афанасьев нашел ларец.
- В мешок, - скомандовал он. - Потом разберемся.
Поначалу я кожей чувствовал, как нас пожирают взглядом охранники, но потом увлекся, и мир сузился до размеров раскопа. Мы вылизывали могилу до половины восьмого. Уже рассвело и фонари были потушены. Наконец, Петрович поднялся с колен, обвел периметр цепким и порядком отрешенным, будто в себя смотрел, взглядом и вздохнул:
- Больше здесь искать нечего. Пойдем считать черепки.
Черепков у нас, конечно, не было, но малопри ятные воспоминания о камеральной обработке кусочков обожженной глины остаются на всю жизнь. Не знаю, когда последний раз Афанасьев видел таз с фрагментами гончарной керамики, лично я - на пятом курсе универа. За время учебы я наковырялся с ними до тошноты и больше такой возни не хотел. Поэтому и стал копать исключительно для себя, а не для науки. Мышиная карьера музейного работника с ростом от младшего научного сотрудника до старшего перестала меня прельщать уже в десятом классе, а практика на истфаке выработала к ней резко отрицательное отношение.
В палатке мы содрали химзащиту и разложили на столе найденные сокровища. Охранники согнали мужиков к их тенту и стали готовить завтрак. Часам к десяти должен был подъехать "КамАЗ", привезти воду. Словом, начиналась дневка.
- Итак, что у нас тут? - деловито произнес Петрович, очистив от пыли массивный ларец.
Он поднял крышку. В палатке тягуче и приторно запахло восточными благовониями. Мы вдохнули древний воздух и с пониманием переглянулись. В ларце лежали золотой перстень, наручный браслет, также из золота, с мелкими рубинами, и кривой кинжал в почерневших серебряных ножнах, с серебряной рукоятью, инкрустированной золотой нитью. В перстне находился большой, плоский, чистейшей воды изумруд. Осмотрев другие находки, мы пришли к выводу, что вещи из ларца были старше других украшений, которые Афанасьев датировал по орнаменту тринадцатым веком.
- Определенно, не саманиды, - заявил Петрович, изучая внутреннюю поверхность браслета. - Да неужели? - пробормотал он. - Шейх аль-джа-баль... Или шейх уль-джабали... огласовок нет... Будем считать шейх аль-джабаль. Тут идафа... Значит, горы, наверное. Совсем забыл арабский. - Он впился взглядом в перстень, затем протянул мне оба предмета. - Посмотри.
Я посмотрел. Изнутри браслет покрывала арабская вязь.
- Там написано "шейх аль-джабаль", - перевел Афанасьев, - Старец Горы. Ты знаешь, кого так называли?
Я мотнул головой. Невозможно было тягаться познаниями со специалистом по арабскому миру, который был в курсе разных титулов всех мелких князей, населявших Среднюю Азию.
- Старцем Горы называли Хасана ас-Сабаха за то, что он не вылезал из горной крепости Аламут, - наставительно пояснил Петрович.
Когда до меня дошло, что я держу в руках, во рту пересохло. Кажется, мы совершили важное открытие и стали обладателями бесценных реликвий.
Многие коллекционеры готовы за них платить столько, что и представить тяжело. Я затруднялся назвать сумму, догадывался лишь, насколько она будет высока. Очень высока. Если находку грамотно продать, то можно всю жизнь не работать и заниматься раскопками для собственного удовольствия.
Хасан ас-Сабах, харизматический религиозный лидер исмаилитов, безжалостно правил с 1090-го по 1124 год на севере Ирана. Он создал орден фанатичных убийц-смертников, оставивший в европейских языках слово "ассассин", обозначающее злого душегуба. Основанная им исмаилитская секта слепо подчинялась исполненному святости господину. Искусными помощниками шейха в особых условиях воспитывались фидаины - жертвующие своей жизнью, готовые без оглядки голову сложить за свои великие идеалы. Фидаины исмаилитов, или, как их еще называли, хашишины, были вездесущи, а вынесенный Старцем Горы приговор - неотвратим. На ножах фанатиков-убийц держалось маленькое теократическое государство исмаилитов, просуществовавшее полтора века. Талантливо сочетая подкуп, проповедь и террор, шейх аль-джабаль подчинил себе обширные районы Ирана и Сирии, которые еще долго находились под властью секты после его смерти. Конец исмаилитскому правлению положили монголы в середине XIII века, но святыни секты не достались врагу. Каким-то образом человек, сохранивший личные вещи Хасана ас-Сабаха, перебрался на территорию нынешнего Узбекистана и завещал похоронить с собой драгоценные Реликвии. За это мудрое указание я был ему признателен.
Афанасьев достал из ларца кинжал и осторожно, скорее даже ласково, подул на него.
- Ханджар, - с благоговением произнес Петрович. - Еще он называется джамбия. Этот кинжал был для хашишинов священным символом их смертоносных клинков, подобно тому, как небесный Коран отражается в земных рукотворных книгах. Кинжал ас-Сабаха почти никогда не доставали из ножен, потому что тогда должна была начаться война. Считалось, что он волшебный. На лезвии его было написано слово "джихад" - священная война против неверных.
- Значит, надпись должна быть и сейчас, - сказал я, не скрывая иронии. Увлеченные историки любят рассказывать сказки. Мне это казалось смешным. Я был прагматичным историком, пиратом с лопатой. А сказки хороши для посиделок у костра.
Мои слова привели Петровича в чувство. До того момента он словно был заворожен древней легендой о всемогущем Старце Горы, представлявшейся чем-то красивым, но бесплотным. Теперь кинжал был перед ним, он реально существовал, и, значит, реальной была легенда. Афанасьев бережно обхватил рукоятку.
- Страшно как-то, - по-детски улыбнулся он. - А тебе?
- Не знаю, - пожал я плечами. - Теперь страшно.