Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович 22 стр.


Разумеется, то, что мы сотворили, могло быть наказано весьма строго. Но раз уж Пухлый взялся мародерствовать, идти на попятный было поздно. А мы нуждались в продуктах и снаряжении. Кстати, покарать нас было кому - в рюкзаке я нашел широченный тесак голубоватой стали в ножнах из бобрового хвоста и три коробки патронов шестнадцатого калибра. Чехлы от ружей валялись в дальнем углу.

Возблагодарив себя за проявленную предусмотрительность, я торопливо выбрался из шалаша.

- Одевайся быстрее, - поторопил я тыркающегося с завязочками Балдориса. - Мы ограбили браконьеров, а они шутить не любят.

- Это и правда браконьеры? - с присущим ему скептицизмом вопросил Болт.

- Летом в Синяве охотников нет, - сделал я логическое допущение. - Значит, это браконьеры.

Сталкиваться с суровыми дядями, вооруженными дробовиками, было совсем не в жилу, и мы принялись активно перетасовывать шмотки и провиант в свои вещмешки.

- Полундра, идут! - сигнализировал Аким.

- Шухерись! - приказал я.

- Готово, - доложил Глинник.

- Валим-валим, - заметался спалившийся Крейзи.

Все стали поспешно навьючиваться. Из-за деревьев послышались недовольные крики. Балдорис запутался в лямках своего нового рюкзака, шапка сбилась ему на глаза. Я понял, что отступить без боя не удастся.

- Боря, - сказал я, - дай в воздух очередь. Боря сунул руку под пулемет и с лязгом вытянул на себя крюк затвора. Затем вскинул деготь к плечу и с удовольствием выполнил команду.

- Ну вы уроды, - скривил рожу Пухлый, - совсем уж мозги отпили.

- Зачем показывать, что мы трофейщики? - поддержал его Дима.

Поступили мы так действительно напрасно. Но вовсе не по той причине, из-за которой волновался мент, а потому что браконьеры стали в нас стрелять. С шебуршанием посыпалась через листья крупная дробь.

Мы поспешили к дороге, огрызаясь на ходу ответным огнем. Охотников это не пугало. Они погнались за нами, изредка постреливая вдогон.

Взрыв воплей оповестил, что браконьеры достигли лагеря. Началась настоящая канонада. Мы принялись ломиться от них как лоси, стараясь не рассеиваться и не упускать друг друга из виду, чтобы не потеряться. Но уйти от охотников было нелегко. Они умели держать след и почти наступали нам на пятки. Вернуть им вещи не предстазлялось возможным - не было времени скинуть рюкзаки, да и бросать их было жалко. Позтому бежали не чуя под собою ног. Браконьеры начали отставать и наконец похерились где-то вдали.

Убедившись, что нас никто не преследует, мы устроили привал. Побросали рюкзаки на землю и расселись на них, ловя воздух пересохшими ртами. Мы ведь тоже не юноши, чтобы гонять кроссы по пересеченной местности. Воспользовавшись передышкой, Акимов принялся разматывать заменяющие ему голенища холщовые ленты, напоминающие плоских трехметровых глистов. Я тоже разулся и с наслаждением пошевелил пальцами. Надо было дать ногам отдых. Идти предстояло долго. Спасаясь от погони, мы сильно уклонились от намеченного маршрута. Теперь еще придется делать крюк, чтобы не столкнуться с потерпевшими. Они нам экспроприацию не простят, поэтому от бивака следовало держаться подальше.

- Давайте пожрем, - предложил Пухлый. - У кого продуктас?

- У меня, - сказал я.

- И у меня, - откликнулся Балдорис.

- Давай, Ильенчик, вари суп, - распорядился Пухлый, - давно пора на кишку что-нибудь кинуть.

Поедим, перекурим, и в путь. Марш будет усиленный, а его на голодный желудок совершать, чисто по жизни, не рекомендуется.

- Логично, - согласился я, нехотя поднимаясь.

Я взял у Акима единственную уцелевшую в отряде лопатку. Скрученные в рулон обмотки стояли рядом с ним как маленькие белесые пеньки. Прозондировал почву. Сюрпризов не было. Глинник с Борей и Балдорисом подрядились носить дрова. Крейзи занялся изготовлением рогулин. Дима отвязал от "Ермака" казанок и сходил к ручью. Совместные усилия привели к тому, что вода стала бурбулировать. Я принялся закидывать в котел ингредиенты.

- Что будет за суп? - заглянул через мое плечо Вова.

- Трататуй, - ответил я, шинкуя овощи новым охотничьим ножом.

- По краям капуста, в середине…

- Пусто, - поспешно вставил я.

- …хуй! - радостно закончил Пухлый.

- Вова, ты - эстет, - оценил я чувство юмора престарелого следопута.

- Их нихст полицист, я-я штангенциркуль, - выдал Пухлый очередную бессмысленную фразу собственного сочинения. С немецким языком он не дружил. Когда-то проходил в школе, но мимо.

Я вздохнул и вернулся к стряпне. Пухлый достал эбонитовую хлорницу, в которой хранил анашу, выдул из "беломорины" начинку и принялся забивать косяк.

Я заправил суп, и вскоре он был готов.

- Сбро-од, стройся! - командирским голосом гаркнул Пухлый, беря в руки браконьерский половник. - На раздачу пищи в колонну по одному становись!

Он щедро набухал каждому варева в котелок, и лишь когда подошел черед Крейзи, безучастно развел руками:

- На вас лимит исчерпан.

- Как это исчерпан?! - возмутился Сашка.

- Ваши продуктовые карточки крысы съели! - совсем по-лошадиному заржал накурившийся Пухлый, из него опять поперла дурь.

- Ладно, Вован, харе глумиться-то, - попробовал уговорить его Крейзи.

- Иди отсюда, на супец сегодня ты горбат, - ответствовал раздатчик.

- Я сейчас возьму пэпэша и разнесу тебя с котлом вместе! - вспыхнул Сашка.

От безумного друга можно было всего ожидать.

- Ну, начинается утро в колхозе. - Я отобрал у Пухлого поварешку и налил Крейзи похлебки.

- Идите клюйте говно, - проводил его Пухлый.

- Ты тоже иди, - выделил я ему положенную порцию, - нечего тут узурпировать.

- Так невозможно, - заартачился Пухлый. - Брат ты мне или не брат, рад ты мне или не рад?

- Рад-рад, - прогнал я его, - топай жрать и мне не мешай.

Пухлый что-то хрюкнул себе под нос, примостился на сидоре и застучал ложкой в котелке.

Накормив всю братию, я и сам смог перекусить. Мне нравится готовить и есть собственную стряпню.

Я уминал ужин, сидя у костра, и думал, что до темноты мы вряд ли успеем выйти к домику лесника. Впрочем, продуктов на завтра хватит. Мужики запаслись дня на три. Учитывая, что нас вдвое больше, нетрудно посчитать расход. В самый раз завтра сытыми потусоваться.

Я был в отряде за интенданта и суперкарго, чем весьма гордился. Тесак в бобровых ножнах повесил на ремень поверх КЗСа. Нож придавал солидности. Вдобавок трататуй получился вкусным, ребята его оценили. Я повеселел. Действительно, счастье - есть. Есть самому и давать есть другим.

Решили заварить чай. Дима подхватил казанок и отправился по воду.

Вернулся он неожиданно быстро и с немытым котлом. Это я как начальник административно-хозяйственной части заметил в первую очередь.

- Какие-то хмыри в лесу, - сообщил он, - с оружием и в камуфляже.

Мы повскакали, лапая железо.

- Что за хмыри? - спросил Глинник. - Охотники?

- Что за оружие? - лениво перебил Пухлый, более смекалистый даже в упыханном состоянии. Из всех нас только он остался сидеть.

- "Калашники".

- Может, милиция, - ляпнул тупорылый Валдорис. - Вдруг лесник настучал?

- Сколько их? - не вставая, продолжил задавать вопросы по делу Вован.

- Не сосчитал, - пожал плечами Дима. - Человек семь-восемь.

- Это уже серьезно, - резюмировал Пухлый. - Куда они направлялись?

- В нашу сторону.

- Да что же ты сразу не сказал?! - Пухлого с вещмешка как ветром сдуло. - Далеко они?

Мент не успел ответить.

- Вижу троих, - доложил Аким, - четверых… пятерых.

Пухлый уже затягивал на груди поперечную лямку. Самодельный рюкзак был сшит им как раз для подобных случаев. Иногда в лесу приходится быстро убегать.

Теперь и они нас увидели.

- Эй, кто вы? Стоять! - послышались крики.

- Вот уж на фиг, - пробормотал я, отщелкивая пуговку трешкиного предохранителя.

Ментам я сдаваться в плен не хотел. А кто еще мог ходить по Синяве с "Калашниковыми" - какие-нибудь добровольные дружинники из бригады народного ополчения, поднятые по тревоге шерифом? Навряд ли. Да и откуда у дружинников автоматы? Может быть, солдаты из ближайшей воинской части, взявшей нечто наподобие шефства над лесничеством? В любом случае нотациями не отделаешься, за лесника спросят по всей строгости военного времени. Иного в Синяве не было уже пятьдесят лет.

Мысли эти промелькнули в мозгу меньше чем за секунду. Однако сходным образом думал не только я.

- Ментов на хуй! - однозначно высказался Боря и открыл огонь из "Дегтярева".

Дружинники бросились врассыпную.

- О-о, какая попсня, - обалдело протянул Пухлый, когда деготь смолк.

Он развернулся и побежал прочь. Мы за ним.

С солидным запозданием вслед нам заработали автоматы Калашникова. Началась война - явление в этих местах заурядное.

* * *

- Выключи ты свой телефон, - посоветовал я Диме, - а лучше засунь его в задницу совсем.

Перепуганный мент собирался звонить коллегам, чтобы они как-нибудь приостановили прочесывающих лес автоматчиков. Никому из нас засвечиваться таким образом не хотелось. К тому же было неясно, что за людей мы встретили. Сомнения возникали прежде всего из-за их одежды. Вольные стрелки щеголяли в разноцветной натовской милитари, ношение которой не свойственно рядовым сотрудникам милиции и уж тем более солдатам срочной службы.

Балдорис предположил, что мы столкнулись с "новыми русскими", вышедшими поохотиться на людей. Лабас с его идеями был подвергнут анафеме. Пухлый заявил, что это такие же дураки вроде нас, только еще глупее; какие-нибудь "зеленые следопыты", не сумевшие даже накопать приличного оружия, но затеявшие схожие с нашими маневры. Спорить ребята не стали, лишь бдительно осаживали Димона с его "Моторолой". Покидать Синяву было разумнее, не вступая в контакт с органами следствия. Ночь пересидеть в дебрях, а с рассветом уйти из леса и от преследователей. К бесу Крутого Уокера! Связываться из-за него с отморозками никому на фиг не нужно.

Мы выбрали место для ночевки, уклонившись от возможной встречи как с милитаристами, так и с обиженными браконьерами.

Уже стемнело, и мы остановились у речки, не доходя до разрушенного моста. Взорванный во время войны старый мост колоритно торчал из воды. От него к Молодцово вела ухабистая заросшая дорога. До поселка было идти часа три, не меньше, поэтому мы решили сделать привал.

Развели костер. Набрали в реке воды. Пока она закипала, я отлучился похезать. На тропинке, по которой мы сюда явились, была замечательная ямка. Ее-то я и наметил загадить. Пусть кто-нибудь ненароком наступит!

Едва я нацелился присесть среди папоротников, как передо мной вырос Пухлый. Должно быть, бесшумно шел по пятам. Он превосходно умел это делать даже в литой резиновой обуви. Пухлый поигрывал акимовской пехотной лопаткой.

- Не занимайтесь экоцидом, деточка, - задержал он процесс дефекации, - не пачкайте природу своим калом.

- Навоз - это удобрение, - буркнул я, с подозрением косясь на лопатку. Уж не вздумал ли начинающий каннибал раскроить мне череп?

- Да. Навоз - удобрение. Но у вас, деточка, - кал!

- Чего ты хочешь? - раздраженно спросил я.

- Я хочу, чтобы ты не запакостил яму, - спокойно ответил Пухлый. - Ходи срать на мост, как это делаю я.

За Пухлым действительно водилась такая привычка. Когда мы бандой следопутов тусовались вблизи моста, Вован всегда бегал откладывать личинки туда. Но я не был в такой степени панком, чтобы гонять по ночнику к черту на рога. Тем более когда чай вот-вот заварится.

- Почему я не должен срать в эту яму?

- Потому что я хочу ее раскопать, - заявил Пухлый.

- Лады, - сдался я, застегивая штаны. - А что мне делать?

- Настрогай кольев.

Пухлый деловито перевесил за спину автомат и принялся углублять выемку. Зашуршал, замотался высокий орляк, скрывая выброшенную землю.

Отойдя к лагерю, чтобы идущие за нами не заметили свежих затесов, я срубил шесть прямых крепких веток и заточил с обеих концов украденным тесаком. Пухлый готовил ловушку. Интересно, на кого? Кандидатур было немного. Я обдумал их, справляя нужду, затем подобрал колышки и навестил Вована.

Землекоп закруглялся. Мы воткнули палочки в дно ямы. Накрыли примятым папоротником. Произвели вокруг маскировочную работу. Теперь со стороны казалось, будто по тропинке прошли в ряд несколько человек. Ямы заметно не было.

- Ja,годится, - оценил капкан Пухлый.

- Ну и что мы сделали? - осведомился я.

- Насрали кому-то в душу. Причем по-настоящему. Это тебе не природу губить.

- А толку?

- С рассветом немцы двинутся за нами. Они сейчас где-то неподалеку ночуют, - потянул носом Пухлый, - из леса гарью тянет. Тоже костер развели.

- Какие-такие "немцы"?

- Немцы - это все, кто не с нами, - безапелляционным тоном пояснил Чачелов.

- Ты про этих… милиционеров? - уточнил я.

- Какие там милиционеры. Лесник по-любому не успел бы собрать мусоров. Да и вряд ли бы сумел. Кто бы из местных ментов вписался на такое дело? Его не впервые обстреливают. Да и не менты это. Какие-то…

- Придурки вроде нас, - обреченно договорил я.

- Исключительные дураки!

- А что ты еще о них думаешь?

- Я думаю, что они от нас не отстанут. Чисто по жизни. Захотелось им поиграть в партизан и карателей. Они и приехали в лес пострелять, а Боря им повод хороший дал. Теперь они нас преследуют. Наверное, придется дать бой.

- Ты серьезно?

- Если не получится уйти.

Я снова почувствовал обреченность. Что это - злая судьба или Фортуна на время отвернулась от меня?

- Что грустишь? - проявил неожиданное участие Пухлый.

- Все люди как люди, а я как хрен на блюде! - сокрушенно произнес я, находясь под гнетом размышлений.

- С чего ты взял?

- А-а… бляди и вору долго оправдываться, - не стал я вдаваться в подробности своих злоключений.

- Не кисни, - ободрил меня Вова. - Прорвемся.

- Не хочется, но придется.

- И мне не катит стреляться с какими-то отморозками. Эх, Лучше бы я женился на этой дуре с Рыбацкого! - вздохнул Вован.

Свою первую любовь он всегда вспоминал, когда дела шли наперекосяк. Была в жизни Чачелова печальная love story. Дама сердца, обитавшая в Рыбацком, никак не могла выбрать из двух Вованов, кого она больше хочет, - Рыжего или Пухлого. Наконец более шустрый Рыжий сделал ей ребенка и ушел в армию, а Пухлый остался копать трофеи и размышлять у костра о превратностях судьбы. Потом тоже отдал Родине священный долг, но не настолько поглупел, чтобы жениться на матери-одиночке. Я бы тоже ни за что так не сделал, даже если бы попал на три года во флот. Но срочную я не служил. Хватило и военной кафедры.

Мы подошли к костру, чай только заварился. Боря налил мне полную кружку и щедро подсластил. Дима хвастался, как он откопал немецкого синьора.

- В Апраксине откопал в канаве ганса, всего обложенного бутылками. Это был какой-то фашистский главбух. Бутылок там черт знает сколько было. Он ими, наверное, отбивался. Оружия при нем не оказалось, ремень отсутствовал, даже пуговицы на шинели были все оторваны. Просто панк гнилой! Он только пил, кидался в противника бутылками и камнями - там еще булыжников куча нашлась, и опять пил! Его, наверное, и не убивал никто. Сам упал с перепоя, вырубился и замерз, мразь синяя.

- Просто спился человек на фронте, - сочувственным тоном констатировал Акимов.

- Кстати, - покосился на него Димон, - у нас нету больше с собой?.. - он поясняюще щелкнул ногтем по горлу.

- Вот кто мразь кирная, - во весь голос объявил Пухлый, ткнув в Боярского пальцем: - Синюган болотный!

Кто-нибудь видел багровеющего, как осьминог, певца Кузьмина? Картина супер!

- Да я просто так спросил. Знал, что ни у кого нет, - принялся вилять Дима, но Пухлый был непреклонен.

- Ха-ха-ха, синюха! Сам хуже ганса, постоянно в дымину! Вот бы тебя на войну, ты бы там заколдырился: не только оружие - и шинель бы пропил, а потом, в хлам ужратый, заснул бы стоя и замерз бы, как генерал Карбышев. Хо-хо, синий следопыт!

Дима обиделся, но больше не пытался унять разошедшегося Вована. О сотовом радиотелефоне он, похоже, забыл. Я же, глядя на Пухлого, поражался его выдержке. Только что поставил ловушку на человека, завтра планировал принять бой, а сейчас хохочет как ни в чем не бывало. Неужели столь безмерно уповает на свое знание леса? Или просто шмали обкурился?

Даже я, друг детства, не мог представить, что творится в голове у Пухлого.

13

- Осень настала, холодно стало.
Птички говно перестали клевать.
Старая лошадь забор обосрала.
Ну и погодка, мать-перемать! -

так приветствовал Пухлый наступление нового дня. Погодка была и в самом деле аховая. Траву покрыла обильная роса. С реки тянул противный низовой ветер, от которого не спасал даже спальный мешок. Отсырело все, что только могло отсыреть. Костер давно погас, от холода ломило спину. Часы показывали пять утра. Фиолетовый лес был наполнен предрассветной тишиной. Звери уже дремали, а птицы еще не пробудились. Даже страшные голоса заткнулись. Только полусумасшедшие люди продирали глаза, будучи не в состоянии мучиться сходным образом дальше. Проклиная на чем свет стоит свою глупость и обстоятельства, по воле которых оказались в такой задроте, "синие следопыты" готовились к новым испытаниям. Злословили под аккомпанемент скулежа Крейзи, во сне инстинктивно заползшего на теплое кострище и прожегшего угольками в нескольких местах драгоценные галифе. Теперь Сашкин зад был фрагментарно оголен. Сквозь дыры просвечивали лишенные загара убогие ляжки. Сие неэстетичное зрелище отравляло и без того скверное настроение.

Возня в картах и лесные ночевки исчерпали мои жизненные ресурсы. Пока коллеги разводили костер, я тщетно реанимировался. Их безучастные взгляды свидетельствовали, что у каждого в этом лесу хватает своих забот.

- Ну, у тебя и харя, - с бесцеремонной прямотой сообщил Пухлый проковылявшему мимо него Балдорису.

Обычно спросонок он был неразговорчив. Такая неестественная для Вована активность настораживала. Пухлый словно разогревался, как разминается бегун перед стартом. А может, просто курнул анаши спозаранку. Его поведение заставляло задуматься, какие упражнения нам сегодня предстоят: безобидный бег с препятствиями либо опасный биатлон. Ни носиться, ни тем более стрелять расположен я отнюдь не был. Остальные трофейщики, думаю, тоже.

Жизнь постепенно загоняла меня в цейтнот.

Назад Дальше