XXVIII
Такой же грохот сотрясает своды,
Когда Юпитер огнь метнет из тучи;
С таким же шумом низвергает воды
С крутых порогов грозный Нил кипучий;
Такой же страх объял латинян роды,
Как взвыл Мегеры адский горн могучий.
И звери – кто грызет себя, отчаясь,
Кто, хвост поджав, бежит не озираясь.XXIX
Рассеялась ретивая ватага:
Кто – к сети, кто на тесный встал проход,
Кто держит псов, а кто почел за благо
Их отпустить, кто их назад зовет,
Кто – во всю прыть по полю до оврага;
Иной, вооруженный, зверя ждет,
Иной залез на дерево с расчетом
Там притаиться с луком или дротом.XXX
Точа клыки в свирепом ослепленье,
Вепрь ощетинился в своей ложбине;
Покинув гроты, робкие олени,
Ища спасенья, мчатся по равнине,
Лисою позабыты ухищренья
И зайцы – врассыпную по долине.
Всяк мелкий зверь спешит забраться в нору;
Петляет волк, обманывая свору,XXXI
Но всё ж ему не скрыться в глухомани,
Ведь резвых гончих не подводит нюх.
Дрожат пред ними трепетные лани,
У вепрей пред мастиффами испуг.
А Джулиано, весь в пылу желаний,
Покинув свиту, прянул во весь дух.
Как на крылах он в заросли помчался,
И горе зверю, что ему встречался.XXXII
Так в дебрях Гема или Пелиона
Охотились кентавры, мчась по склонам,
И смерть они несли во время оно
Медведям страшным, барсам разъяренным,
И зверь бежал, пылая исступленно,
В нем стыла кровь, когда безумным гоном
Неслись они, всё на пути ломая;
Дрожала чаща, топоту внимая.XXXIII
Нельзя не любоваться Джулиано,
Несущимся сквозь дебри как стрела,
Гоня по чащам тварей неустанно:
Венок зеленый вкруг его чела,
Запылены власы, и лик румяный
Струя честно́го пота залила.
Такой-то час избрал Амор для мести,
И, нечего сказать, в удобном месте!XXXIV
Он сотворил из воздуха руками
Прекрасный призрак лани горделивой,
С высоким лбом, с ветвистыми рогами,
Всю легкую и белую на диво.
И как перед дрожащими зверями,
Воспрял охотник и помчал ретиво,
Пришпорив скакуна, вослед за нею,
За мукою грядущею своею.XXXV
Осекся дрот, и в это же мгновенье
Он верный меч свой вытащил из ножен
И дал коню такое ускоренье,
Как будто торный путь в лесу проложен.
Замедлил зверь, являя утомленье,
Уже казалось, что успех возможен,
Что вот добычу схватит он победно,
Но тот метнулся и исчез бесследно.XXXVI
Чем долее преследованье длится,
Тем больше понимает, что впустую.
Усталость тенью на него ложится,
Но не поймать добычу непростую.
В стигийских водах так Тантал томится:
Коль хочет пить – не взять волну речную,
Коль голоден – плоды, что были низко,
Вмиг отклонятся, и уже неблизко.XXXVII
В погоне безнадежной Джулиано
Немало отдалился от отряда.
Цель далека, хоть всё ему желанна,
А конь без сил, коню дать отдых надо.
И вот пред ним цветущая поляна,
А средь поляны – дивная отрада:
Младая нимфа в белом одеянье
И нет как нет уже проворной лани.XXXVIII
Исчезла лань, но дела нет до лани
Охотнику, коль перед ним она.
Поводья натянув, он на поляне
Остановил лихого скакуна
И весь застыл в немом очарованье
Пред той, в ком красота воплощена.
И стан, и лик, и очи неземные
Заставили пылать его впервые.XXXIX
Как если ловчий из норы пещерной
Детей тигрицы вздумает украсть,
Чрез лес гирканский в ярости безмерной
Летит она, чтоб окровавить пасть,
Но в беглом отраженье легковерно
Тигрят признает и, забыв напасть,
Застынет, медля пред виденьем мнимым,
Похитчик же уходит невредимым, -XL
Так Купидон, таясь под сенью взора,
Стрелу готовит, не жалея рук.
Он тетиву натягивает споро
Так, что сомкнулся кончиками лук,
Стремительно, до самого упора,
А в шуйце держит огнь любовных мук.
Стрела еще и цели не достигла,
А в сердце Джулиано боль проникла.XLI
Как изменился он, когда мгновенно
В груди зажегся пламень благородный!
Как задрожало сердце уязвленно!
И тут же пот прошиб его холодный.
Так созерцал он жадно, дерзновенно
Глаза глазами в муке безысходной.
Не знал несчастный, что в сияньи оном
Приют был облюбован Купидоном.XLII
Не знал он, что внутри Амор, желавший
Его покоя долгого лишить,
Его сетями накрепко связавший,
Чтоб раной потайною сокрушить.
Он – как охотник в сеть свою попавший,
Охоту не успевший довершить.
О лике, о власах он грезит сладко,
Божественное видит в них украдкой.XLIII
Вся белая, в покрове белоснежном,
Она себя цветами убрала,
И золотой волной над ликом нежным
Ложилась прядь вкруг гордого чела.
К ней ласков лес – в покое безмятежном
Он дарит ей улыбки без числа.
В ее движеньях царственность таится,
А вскинет вежды – буря усмирится.XLIV
От глаз ее покоем сладким веет,
Но в них пылает факел Купидона,
И там эфир тотчас же просветлеет,
Где только ни пройдет младая донна,
Лик радостью небесной не скудеет
В оправе бирючины, анемона.
Уста раскроет – нет ни дуновенья,
И дивной речи вторит птичье пенье.XLV
С ней вместе Скромность следует честная,
К любому сердцу ключ она найдет,
И Благородство, рядом выступая,
Нет-нет ее походку переймет.
Пред нею низкая душа земная
Свои несовершенства познает.
Амор сердца сжигает без остатка
Ее улыбкой или речью сладкой.XLVI
Возьмет кифару – Талией предстанет,
Возьмет копье – Минерва зрится ныне,
А коль колчан привесит, лук натянет -
Диана, непорочная богиня.
Гнев на лице прекрасном не проглянет,
Пред нею в прах повергнется Гордыня,
В эскорте добродетели ей служат,
С Изяществом и с Красотою дружат.XLVII
На травах сидя сочных и зеленых,
Она гирлянду радостно плела
Из тех цветов, природой сотворенных,
Которыми украшена была.
Узрев юнца в раздумьях потаенных,
Она главу в испуге подняла,
Подол рукою белой придержала
И к нежной груди те цветы прижала.XLVIII
И прочь пошла, травы едва касаясь
Неспешными и легкими стопами.
А юноша покинутый, терзаясь,
Мечтал лишь об одном – о милой даме.
То трепетал он, жаждой проникаясь,
То пламенел, и робкими мольбами
Воззвал к ней, дабы нимфа задержалась.
Устами речь такая выражалась:XLIX
"Богиня ль, нимфа ль ты, не разумею,
Но мне богиней кажешься самой.
Коль так, то стань Дианою моею,
А нет – хотя бы имя мне открой,
Не человек ты внешностью своею.
Не ведаю, заслугою какой,
Какою милостью, звездой счастливой
Дано мне созерцать такое диво".L
На эти речи нимфа обратила
Свой лик, его улыбкой озарив,
Какой остановила бы светило,
Свернула б горы, новый рай явив,
И сладкий, чудный голос испустила,
Фиалки и жемчужины открыв,
Он пронизал бы мраморную стену,
Зачаровал бы гордую Сирену.LI
"Не стою я ни жертвы, ни авгурии,
Не та я, что тобой измышлена.
Над Арно я живу в твоей Этрурии
И брачному огню обречена,
Тогда как в неприветливой Лигурии
На берегу была я рождена
Там, где Нептун вотще ревет над кручами,
Грозя им волн накатами гремучими.LII
Здесь наслаждаюсь я уединеньем
И часто прихожу на место это,
Здесь предаюсь приятным размышленьям
В прохладе, где цветами всё одето,
И краток путь к моим домашним сеням,
Здесь радуется жизни Симонетта
В тени, у вод прозрачных и спокойных,
Порою среди нимф, подруг достойных.LIII
В досужие часы, когда трудами
Не подобает заниматься нам,
У алтаря бываю в вашем храме
Средь жен нарядных по воскресным дням.
Чтоб недомолвок не было меж нами,
Чтоб не дивился ты моим красам,
Да будет правда мной тебе поверена:
Знай, изошла из лона я Венерина.LIV
Но уж к закату близится светило,
Тенями застилается округа,
Уже цикада нам поет уныло,
И пахарь, отрешив волов от плуга,
Спешит с полей к своей лачуге милой,
Где стол накрыт и ждет его супруга.
И мне приспело время удалиться,
Тебе ж пора к отряду возвратиться".LV
И пред ее улыбкой светоносной
Вечерний сумрак отступает вдруг.
Когда походкой плавной, грациозной
Пересекла неторопливо луг,
Весь лес как будто жалуется слезно,
И слышатся стенания пичуг,
А травы под ее стопой белеют,
Лазорятся, желтеют, багрянеют.
LVI
Что делать Джулиано? Порывается
Бежать за нею, за своей звездой,
Но замирает сердце – не решается,
Застыла кровь и стала ледяной,
Ей смотрит вслед и в мрамор превращается,
И думает о муке неземной,
Любуется небесною походкой
И ангельским нарядом девы кроткой.LVII
И мнит он, что из персей истомленных
Готово сердце выскочить от боли,
А на ланитах капли слез соленых -
Как будто росы в предрассветном поле.
Он чувствует себя среди влюбленных,
Он изможден в Аморовой неволе.
Велит Амор последовать за нею,
Но крепко держит Стыд уздой своею.LVIII
И где же, Джулиано, наставленья,
Которыми ты с важностью учил
Влюбленных бедных, терпящих мученья?
И что ты от охоты получил?
Ключи от воли, сердца и мышленья
Ты женщине единственной вручил
И так страдаешь в сладостной кручине!
Кем прежде был и кем ты стал отныне!LIX
Ты был охотником и мчал за ланью,
Теперь же сам попался, как в силок.
Ты раньше жил по своему желанью,
И вот Амор тебя ярму обрек.
Где сердце? Где свобода? Полной данью
Себе их взяли донна и стрелок.
Ах, на себя нам полагаться втуне,
Амор законы предписал фортуне!LX
Ночь, как накидкой, темной пеленою
Накрыла землю, сумерки сгустив,
И соловей под кроною родною
Запел на древний жалобный мотив,
И нимфа Эхо вторила порою
Певцам пернатым, скорбь свою излив;
Из киммерийских сумрачных владений
Явился сонм различных Сновидений.LXI
И юноши, забавой утомленные,
Узрев, что звезды в небе зажигаются,
Заслышав рога зовы отдаленные,
В обратный путь с добычей собираются.
Веселые идут, разгоряченные,
Тропой единой, здесь, как полагается,
Все ложью торговать усердно принялись,
Затем на поиск Джулиано ринулись.LXII
Нет Джулиано, только тьма глухая.
И по спине мурашки побежали:
Быть может, зверь или беда какая
Товарищу вернуться помешали?
И с факелом, и с рогом, выкликая,
Тем именем дубравы оглашали,
Но только отзвуков многоголосица
"…лиа-лиано" им в ответ доносится.LXIII
Призывы были тщетными, и всякий
От страха замирал и холодел,
Обыскивали чащи, буераки,
А мрак на небе между тем густел.
"…лиа-лиано" слышалось во мраке.
Что делать им? Бедняги не у дел,
От поисков напрасных отвращаются
И на тропу понуро возвращаются.LXIV
Идут молчком. Одной надеждой малой
Им утешаться только оставалось,
Что он вернулся тропкой одичалой
В то место, где жилье располагалось.
Волненье их сердца обуревало,
То страх в них, то надежда зажигалась:
Так луч, от глади отразясь зеркальной,
То там, то здесь в тиши мелькает зальной.LXV
И юноши, которых лук незримый
Лишил иных забот в одну минуту,
Надеждою и страхами томимы,
Вернулись к одинокому приюту,
И там-то, новым бременем тягчимый,
Стоял их друг, терпя раздумий смуту,
Когда, еще не подавив тревогу,
Компания приблизилась к порогу.LXVI
Тут, от стыда зардевшись, тихомолком,
Все подниматься начали несмело:
Так пастухи, у коих лютым волком
Из стада был похищен бык дебелый,
Не ведают, как оправдаться толком,
И, взор потупив, жмутся оробело
Перед хозяйской дверью, сокрушаясь,
Войти иль постучаться не решаясь,LXVII
Но радостно затем возводят очи
И видят: спасся, и сомненья прочь.
Так встарь Церера в царстве вечной ночи
Нашла свою возлюбленную дочь.
Средь ликований и забавы прочей
Старался Джулиано превозмочь
Ту боль свою, сердечную невзгоду.
Изображал он радость им в угоду.LXVIII
Меж тем Амор, свершив благое мщенье,
Ликуя, мчал сквозь сумрак напрямки,
Он к матери спешил, в ее владенья,
Где братья младшие озорники
И Грации вкушают наслажденья,
Где Красота плетет себе венки,
И где Зефир, друг Флоры шаловливый,
Цветы лелеет и ласкает нивы.LXIX
Теперь воспой мне сладостное царство,
Эрато, соименница Амора,
Ты девственна, но вхожа в это царство,
Наперсница Венеры и Амора,
В стихах любовных славишь это царство,
И вторит в лад тебе игра Амора:
Он сам порой колчан и лук отбросит
И у тебя твою кифару просит.LXX
На Кипре есть гора как чудо света,
Зрит поутру она семь устьев Нила,
Лишь даль зарозовеет в час рассвета.
Туда нога людская не ступила.
Ее вершина зеленью одета,
И луг внизу природа сотворила,
Там дуновенья ласковые веют,
Колеблют травы и цветы лелеют.LXXI
Окаймлена гора златой стеною,
Под нею дол кустистый и тенистый,
И меж ветвей, за юною листвою,
Поет любовь хор птичий голосистый,
И два ручья там шепчутся волною,
Прозрачной, освежающей и чистой,
В том сладость, в этом горечь пребывает -
Амор златые стрелы омывает.LXXII
Деревья вечно молодого сада
Ни иней, ни снега не убелят,
Туда нет хода для зимы и хлада,
Кустов и трав там ветры не томят,
И вовсе календарь менять не надо:
Там круглый год Весна лелеет сад,
Из ста цветов плетет венки, ликуя,
Ей ветер треплет кудри, их волнуя.LXXIII
Вдоль побережья Купидона братцы -
Разить им лишь незнатных довелось -
Визжат и по-мальчишески резвятся,
И стрелы точат стайками иль врозь.
Кознь и Услада рады постараться -
Колес кровавых все вращают ось,
А тщетный Пыл с Надеждою обманной
Дробит струю о камни непрестанно.LXXIV
Там Нега робкая со Страхом нежным,
И нежный Гнев, и Мир – одна ватага,
Исходит Плач рыданьем безутешным,
И оттого в ручье горчее влага;
Там Бледность вместе с Рвением мятежным,
Тревога там и Худоба, бедняга;
Бдит Подозрение на страже вечно,
Веселье пляшет на тропе беспечно.LXXV
Там Сладострастье с Красотой пирует,
Довольство прочь бежит, и Грусть с ней розно,
Там Заблужденье мечется, лютует,
И по бедру себя бьет Ярость грозно;
Раскаянье несчастное горюет,
От заблуждений прозревая поздно;
Жестокость алчет крови и злословит;
Отчаянье петлю себе готовит.LXXVI
С Обманом тихим рядом Смех притворный
И Знаки, вестники сердец горящих,
С лицом умильным там и Взгляд упорный
В сеть ловит Юность средь цветов пестрящих.
Пред Тяготами Скорбь в одежде черной
Лик о ладонь оперла в муках вящих,
И Вольность, никаких цепей не зная,
То там, то здесь парит себе, шальная.LXXVII
Венера, мать благая купидонов,
Вот армия послушная твоя!
Зефир порхает, луг росою тронув,
Благоуханья разные струя,
Касается лугов и горных склонов,
Фиалки, розы, лилии живя,
Трава дивится красоте ажурной:
Здесь белой стала, алой, здесь – лазурной.LXXVIII
Дрожит фиалка, девочка честная,
Потупив очи – стыд проник до донца,
Но краше, ярче роза молодая
Раскрылась гордо под лучами солнца:
Та прячется за листьями, другая
Выглядывает точно из оконца,
И лепестками дол покрыла третья,
Как будто отпылав средь разноцветья.LXXIX
Заря любовной пеленою служит
Фиалкам желтым и кроваво-красным;
Знак скорби носит Гиацинт, и тужит
Нарцисс над отражением злосчастным;
И Клития под солнцем лик свой кружит,
Бледна, бела, но с пурпуром прекрасным;
Венере скорбь – Адонис нежноликий;
Акант смешливый, Крокус триязыкий.LXXX
Вовек не переодевала травы
В такие перлы юная весна.
Вот над холмами кроны, величавы,
Не пропускают солнце – сень темна;
Внизу густые ветви средь дубравы
Хранят источник; влага холодна,
Прозрачна так, что глянешь вглубь потока -
И дно увидит невозбранно око.LXXXI
Вода из арки пемзовой струится,
И арка та на гору оперта,
Цветущей колеей бежит водица
В круг водоема, дивна и чиста,
И с губ его по капелькам сочится,
Деревья награждает влага та.
Деревья на плоды там не скупятся,
Не устают и в росте состязаться.LXXXII
Здесь крылья пихта стройная раскрыла -
Так паруса Борей вздувает в море;
Мед в дубе каменном – живая сила;
Здесь лавр в своем пленительном уборе,
И жесткий, длинный Кипарис уныло
Все об олене плачет в давнем горе,
А древо, что отрадно Геркулесу,
С платаном над водой сплело завесу.LXXXIII
Здесь крепкий дуб и бук как исполины,
Здесь ива влажная, кизил узлистый,
Здесь вяз раскидистый, кусты рябины,
Сосна, что ветру посылает свисты;
Здесь томный клен клянет свой цвет единый,
Венки сплетает ясень густолистый,
Награду пальма здесь сулит герою,
И плющ ползет неровною тропою.