Харуюки робко поднял голову и посмотрел в лицо Утай. На этом лице не виднелось и следа недовольства, как она и сказала… в смысле написала. Харуюки с облегчением кивнул.
– …Ага. Но только приберусь я один, а тебе лучше поскорей переодеться. Вон там запасной выход из корпуса; войдешь в коридор, немножко прямо и налево – там будет туалет…
Протараторив все это, он подобрал щетку, и довольно быстро в его поле зрения появился ответ:
"UI> Все нормально. Пожалуйста, разрешите мне помогать до конца. Я возьму шланг и"…
Тут текст оборвался, Утай резко втянула воздух –
Раздалось миленькое "апчхи".
Так Харуюки впервые услышал голос Утай Синомии.
В без четверти шесть, когда и вольер был вычищен, и инструменты возвращены на место, Харуюки открыл файл журнала мероприятий комитета живого уголка, где уже были отметки о завершении работы двух человек, и внес туда свое имя.
– Уффф… – звучно выдохнул Харуюки и еще раз осмотрел вычищенный вольер.
То тут, то там еще виднелись лужицы воды, однако керамическая плитка, к которой вернулся светло-коричневый цвет, выглядела совершенно неузнаваемо по сравнению с тем, что было до начала чистки, когда ее покрывал слой грязи и сгнивших листьев. Проволочная сетка из нержавейки и деревянные стены оставались пыльными, но их отчистить будет легко – достаточно завтра протереть щеткой.
Конечно, хотя внутри вольера стало пусто, зато снаружи образовалась горка палой листвы, но ее, когда она высохнет, можно будет убрать в мусорные пакеты и выбросить. К счастью, на сегодняшний вечер и еще на несколько дней вперед серьезных дождей не обещали, а значит, высохнет это все довольно быстро.
– Если берусь как следует, то могу… – пробормотал Харуюки. Закончившая переодеваться Утай Синомия тут же напечатала:
"UI> Вообще-то я еще вчера зашла посмотреть на этот вольер. Тогда я решила, что на то, чтобы им стало можно пользоваться, понадобится три-четыре дня, но теперь вижу, что малыша можно будет перевести сюда уже завтра. В администрации на меня сильно давят, так что это большое подспорье. Я вам очень благодарна, Арита-сан".
– Не, это… Я если бы был тверже…
"Если бы не отпустил тех двоих" – эти слова Харуюки произносить не стал, а продолжил и дальше мямлить:
– …Мы б еще немного пораньше закончили. Кстати… а какое животное здесь будет? Мне интересно…
Он кинул взгляд в сторону, на стоящую рядом с ним Утай; ее большие глаза с чуть заметной краснинкой вдруг сверкнули, и она ритмично задвигала одним лишь указательным пальцем правой руки.
"UI> С е к р е т".
– П-понятно… Ну, буду ждать с нетерпением, что будет завтра… – пробормотал он и снова скосил глаза в сторону.
Летняя форма начального отделения школы Мацуноги представляла собой белое платье со строгими линиями и матросским воротничком. Начинаясь довольно высоко на пояснице, вниз шли две складки, отчего силуэт внешне напоминал старомодные хакама. До сих пор Харуюки ни разу не видел такую форму вблизи и потому невольно задержал на ней взгляд на несколько секунд; впрочем, тут же поспешно уставился перед собой и сказал:
– Ч-через десять минут мы должны обязательно покинуть школу, так что надо поторопиться… Большое спасибо, что помогла мне сегодня.
"UI> Это я должна благодарить. Завтра тоже надеюсь на сотрудничество".
Так ответив, Утай печатать не прекратила; однако следующие ее слова оказались неожиданными.
"Мне еще надо кое с кем поздороваться в студсовете, поэтому, Арита-сан, идите один, пожалуйста".
– Эээ…
Всем телом развернувшись вправо, Харуюки пристально посмотрел на Утай.
Ну да, она говорила уже, что у нее есть кто-то знакомый в студсовете, но тем не менее – в одиночку заявиться в студсовет чужой средней школы требует от четвероклассницы началки немалой смелости. Несколько удивленно посмотревшая в ответ Утай кивнула и напечатала:
"UI> На этом позвольте откланяться. До свидания, Арита-сан".
После чего резко развернулась и быстро зашагала в направлении главного входа. Харуюки почти машинально сказал ей вслед:
– Ээ, это, я тоже иду! Потому что у меня тоже в студсовете есть кое-кто знакомый…
Сколько членов студсовета оставалось сейчас в его кабинете на первом этаже первого корпуса, он не знал, но Черноснежка там точно должна была быть. В худшем случае она, как и Харуюки, настороженно отнесется к Утай с ее BIC. Хоть Утай и не носит нейролинкера, она никак не может быть убийцей от Общества исследования ускорения – это Харуюки должен сказать Черноснежке как можно скорее.
Кинув взгляд на подсеменившего к ней Харуюки, Утай состроила немного странное выражение лица, но ничего не сказала… в смысле не напечатала, а просто кивнула.
Как только они вошли в школьное здание с главного входа и переобулись из грязных кроссовок в сменку, как увидели и услышали внутришкольное объявление: все, кто не покинет школу в течение пяти минут, получат в свое личное дело запись о нарушении школьных правил третьей степени, и все такое прочее; при звуках этого синтетического голоса Харуюки нахмурился. У председателя комитета, конечно, есть определенные полномочия, но это правило он обойти не мог. Подать запрос за продление разрешенного времени нахождения в школе можно только членам студсовета.
Придется просить Черноснежку продлить ему время, но согласится ли она использовать служебное положение в личных целях? С этой мыслью, чувствуя, как колотится сердце, Харуюки шел по коридору первого корпуса. Утай Синомия все так же невозмутимо шла рядом.
Я когда был в четвертом классе началки, в обморок бы грохнулся, если б хоть на порог чужой средней школы вошел.
Пока Харуюки крутил в голове подобные жалкие мысли, впереди показался западный конец коридора. Справа была дверь студсовета. Если подумать – за год и три месяца, что он проучился в этой школе, внутри он не был еще ни разу.
Добравшись до белой раздвижной двери, Харуюки заколебался; Утай же без намека на нерешительность подняла правую руку и легонько тюкнула по воздуху. Появилось голографическое окно, и девочка нажала кнопку "Войти".
Две секунды спустя раздался щелчок отпирания замка. Утай с абсолютно не изменившимся выражением лица отодвинула дверь и, легонько поклонившись, вошла.
Эээ, это, что же мне делать…
По-прежнему тревожась, Харуюки застыл в коридоре, и тут его ушей коснулся знакомый голос.
– Прости, Утай. Небольшой завал с работой образовался. С чисткой вольера не закончили еще? Я сейчас приду помогу…
…Чего?
Голос, вне всякого сомнения, принадлежал Черноснежке. И она так вот просто обратилась к девочке по имени, "Утай". То есть… упомянутый Утай Синомией "знакомый из студсовета Умесато" – это вице-председатель Черноснежка… так, что ли? Но как эти двое… что между ними общего?!
Пока Харуюки стоял столбом в полном смятении, в окне чата перед ним появилась новая строка. Похоже, Утай подсоединилась и к Черноснежке.
"UI> Чистка закончена. Этот человек очень хорошо поработал и все сделал в одиночку".
– …Этот человек? Где он?
Услышав этот недоуменный вопрос Черноснежки, Харуюки решил, что дальше прятаться в коридоре смысла нет, и, неуклюже выбравшись из-за стены, шагнул через порог. Глядя в пол и держа руки за спиной, он закрыл дверь, после чего наконец боязливо поднял голову.
Впервые увиденный им кабинет студсовета средней школы Умесато оказался просторнее, чем он себе представлял. Середину комнаты занимал овальный стол для заседаний, у окна в дальней стене стоял длинный и узкий письменный стол, вдоль обеих боковых стен шли деревянные стеллажи.
Вся мебель была спокойного темно-коричневого цвета, из натуральной древесины, пол устлан темно-бежевым ковром, слева от входа стояло несколько диванчиков – с трудом верилось, что эта комната имеет отношение к средней школе. Возможно, тут было даже роскошнее, чем в кабинете директора, куда Харуюки когда-то заглянул разок.
Утай стояла рядом со столом для совещаний, Черноснежка – возле диванов. Кроме них, никого больше не было. Похоже, Черноснежка сражалась с дополнительной работой в одиночку; однако что удивило Харуюки, так это ее одежда.
– Се… семпай, почему ты в этом… – промямлил Харуюки, забыв на время про отношения Черноснежки с Утай. Черноснежка тут же обхватила себя руками, пытаясь скрыть обтягивающую черную футболку и темно-синие шорты – иными словами, физкультурную форму. Щеки чуть порозовели, губы надулись, и Черноснежка нервным голосом ответила:
– Не… нет, это просто… Я просто подумала, что если пойду чистить вольер, то в этом не жалко запачкаться… Стоп, для начала: Харуюки-кун, что ты здесь делаешь?
– Что я делаю… ну… это… как бы сказать…
Харуюки запнулся, не понимая, что говорить, но тут в окне чата появились слова несколько удивленной Утай:
"UI> Арита-сан ведь председатель комитета живого уголка. Он и занимался чисткой вольера. Когда я сказала, что хочу зайти в студсовет поздороваться, он пошел со мной, хотя причину я не понимаю".
А правда, какая была причина-то…
Лишь теперь он с запозданием задумался об этом, и тут раздался голос Черноснежки, в котором слышались поровну изумление и неверие.
– Ты… ты вошел в комитет живого уголка?! Как так… Нет, все понятно, жребий… Черт, тебе так "везет" именно сейчас, Харуюки-кун…
"Нет, я по глупости сам вызвался". Такое объяснение привело бы к довольно сложной ситуации, так что Харуюки пока что ограничился тем, что со смущенной улыбкой произнес:
– Не, не совсем так…
Он снова посмотрел на Черноснежку. Сейчас она обладала каким-то совершенно другим очарованием, не таким, как в своей обычной изящной школьной форме. Может, из-за того, что ее волосы были собраны сзади в хвост, примерно как у Утай, Харуюки смотрел, точно зачарованный, чувствуя, как ее буквально переполняет энергия; потом тоже задал очевидный вопрос:
– …С-скажи, семпай, почему ты собралась чистить вольер? Студсовет, да еще и комитет живого уголка… ты же не можешь заниматься и тем, и другим одновременно?
– Ааа, это, понимаешь…
Тут Черноснежка, словно осознав что-то, замолчала и быстро понажимала что-то на виртуальном рабочем столе. В поле зрения Харуюки тут же появилось сообщение о продлении разрешенного времени пребывания в школе. Кинув взгляд на часы, он обнаружил, что до шести вечера оставалось семь секунд. Харуюки попытался было поблагодарить, однако Черноснежка остановила его взмахом руки и продолжила говорить:
– …Понимаешь, поскольку в комитете живого уголка всего три человека, к тому же, скорее всего, выбранных по жребию, я пришла к выводу, что вычистить вольер за короткое время будет невозможно. Я пообещала Утай подготовить вольер как можно скорее. Я решила сама помочь с чисткой, пока не выйдет продленное время пребывания в школе, но… Просто не верится, что ты не только вошел в комитет живого уголка, но и очистил этот несчастный вольер меньше чем за два часа. Ты молодец, Харуюки-кун…
Она ласково улыбнулась и энергично кивнула; при виде этого у Харуюки вдруг сдавило грудь. Не зная, как реагировать, он молча стоял и смотрел Черноснежке в глаза.
Если по-честному, я ведь хотел схалтурить. Но подумал, что ты сейчас наверняка изо всех сил стараешься, а раз так, то я тоже должен стараться. Но ты… даже после того, как закончила свою собственную работу, решила помочь чистить вольер…
Неизвестно, докуда мог бы дойти его внутренний голос, но тут Черноснежка снова медленно кивнула.
Эти секунды, полные магии, оборвались, когда в окне чата со сверхвысокой скоростью побежала розовая строка:
"UI> Прошу прощения, что прерываю ваши гляделки, но хотелось бы как можно быстрее узнать: Арита-сан и Сат-тин что, друзья?"
Заморгав, Черноснежка перевела взгляд на стоящую справа от Харуюки Утай и сказала:
– А, ну да. То есть извини, Уиуй, ты же до сих пор не в курсе. Небрежность с моей стороны.
Сат-тин? Уиуй?
В ушах Харуюки, обалдело переводящего глаза с одной девушки на другую, раздался голос Черноснежки, который просто и коротко объяснил:
– Видишь ли, Уиуй, Харуюки Арита-кун – боец передней линии моего легиона и мой Ребенок.
– ?!. !!?!?
"Че-че-чего ты такое говорииииишь?!" – мысленно завопил Харуюки, а в его поле зрения уже появился ясный ответ Утай:
"UI> А, теперь понятно. Значит, Арита-сан и есть тот самый Сильвер Кроу, да?"
– !!!??!!!!?!?
Я-я-я тут ни сном ни духом, а они уже вт-т-т-торжение в реале устроили!
На автомате Харуюки бросился было наутек, однако дверь была заперта и не хотела открываться, сколько бы он ее ни дергал. И тут в спину ему раздался чуть раздраженный голос Черноснежки:
– …Эй, Харуюки-кун. Я думала, что по ситуации ты и сам уже обо всем остальном догадался. Утай Синомия – тоже Бёрст-линкер, как и мы с тобой; более того, она была членом первого "Нега Небьюлас".
Глава 5
Никому больше верить не буду.
Так мысленно пробормотал Харуюки в стиле какого-нибудь темного героя из старой манги, который произносит эти слова, опуская правую руку с пистолетом, а левой зажимая рану.
Он сидел съежившись на диванчике, держа в руках чашку черного чая. Это был первосортный дарджилинг, собственноручно приготовленный Черноснежкой, однако Харуюки еще не настолько отошел от шока, чтобы наслаждаться его сладким ароматом.
Никому больше не верить – это слишком, конечно, но – по крайней мере, всех подозревать. Каждый раз, когда кто-то внезапно появляется и спокойно обращается со мной как с человеком, он обязательно оказывается Бёрст-линкером. К тому же еще и высокоуровневым ветераном. Без исключений.
С этой решимостью он кинул взгляд на диванчик напротив; сидящая там Утай Синомия с серьезным лицом наливала молоко в свою чашку. Налив, видимо, ровно столько, сколько надо, она кивнула и, поставив кувшин, принялась аккуратно мешать ложечкой.
Глядя на это детское поведение, Харуюки не мог ухватить все то, что только что произошло. Утай – ученица четвертого класса начального отделения школы Мацуноги, управляемой той же организацией, что и Умесато. Она родилась в сентябре тридцать седьмого, значит, сейчас ей девять лет и девять месяцев. Она на два года младше, чем даже Нико, Красный король.
Первый "Нега Небьюлас" перестал существовать после бунта его командира Блэк Лотус два с половиной года назад, значит, Утай тогда должно было быть всего семь лет. Сколько же ей было, когда она стала Бёрст-линкером?
Задавая себе этот и множество других вопросов, Харуюки потягивал свой черный чай. Сидящая слева от него Черноснежка поставила чашку на блюдечко и начала разговор несколько неожиданным образом:
– Кстати, Утай, вчера на тебе тоже нейролинкера не было. Ты всегда его не носишь?
Утай, не выпуская из правой руки чашку чая с молоком и периодически отпивая из нее, принялась мастерски печатать одной левой. Самое жуткое, что ее скорость от этого практически не пострадала.
"UI> Ага. Потому что, когда я его надеваю, мне начинает страшно хотеться отправиться в тот мир".
– Можно ведь и отправиться, что такого? За тебя, в отличие от меня, награду никто не назначал. На тебя не должны пачками валиться разные неприятные типы, как только твое имя покажется в дуэльном списке.
"UI> Я пару раз в месяц дерусь соло в нейтральной зоне в Сэтагае. Мне этого достаточно. Желать чего-то большего я себе не позволяю. Ведь на мне отчасти лежит вина за гибель того, старого "Нега Небьюлас"".
– А?! – вырвалось у потрясенного Харуюки.
Уставившись на окно чата в своем поле зрения, он раз за разом перечитывал то, что напечатала Утай, но какого-то другого смысла в ее словах уловить не мог.
"Гибель "Нега Небьюлас"".
Эти слова Черноснежка произносила не раз.
Блэк Лотус, Черный король, два с половиной года назад на совещании семи королей отрубила голову Рэд Райдеру, Красному королю, призывавшему заключить пакт о ненападении между всеми девятиуровневыми, и стала изгоем. В результате распался и руководимый ей первый "Нега Небьюлас". До сих пор Харуюки все понимал – но.
В ожидании объяснений он повернул голову к сидящей по соседству Черноснежке, до сих пор не переодевшейся из своей физкультурной формы, однако та меланхолично смотрела в чашку и рта не открывала. И Утай, держащая левую руку на голографической клавиатуре, тоже ничего больше не печатала.
Повисло тяжелое молчание; лишь видно было, как свет, вливающийся через северное окно, постепенно тускнеет. До летнего солнцестояния оставалось всего ничего, однако было уже полседьмого, и, естественно, небо начало темнеть.
Члены студсовета обладали полномочиями продлевать разрешенное время пребывания в школе, но предел существовал и для них – семь часов вечера. Харуюки кусал губы; его, конечно, беспокоило время, но еще сильнее волновал разговор двух девочек о прошлом и будущем. Получить объяснение хотелось нестерпимо, но вообще-то он здесь был непрошеным гостем и потому выказывать свое нетерпение стеснялся.
К счастью, два ветерана-Бёрст-линкера, похоже, молчаливо пришли к какому-то соглашению. Сидящая рядом с Харуюки Черноснежка, тихонько вздохнув, пробормотала:
– …Я до сих пор сознательно… а может, бессознательно, не знаю… избегаю говорить о старом "Нега Небьюлас". Мне кажется, что если я буду цепляться за то, что утрачено, то не смогу смотреть в глаза Харуюки-куну и другим нынешним членам легиона, которые стараются изо всех сил… А главное – во мне больше нет храбрости смотреть в глаза своему преступлению… Однако Рейкер вернулась, и два с половиной года спустя я снова смогла встретиться с Уиуй. И сейчас пришло время взглянуть на прошлое прямо… так мне кажется…
Напротив Харуюки, слушавшего эти слова затаив дыхание, замелькали руки Утай.
"UI> Если говорить о преступлении, то оно и на моей совести. И я, и Сат-тин, и сестрица Фуу – мы все долгое время отворачивались от прошлого и прятались в уголках Ускоренного мира, но наконец снова можем смотреть на самих себя – вне всяких сомнений, благодаря упорству новых членов "Нега Небьюлас". Арита-сан имеет право знать, какие ошибки мы совершили в прошлом и почему мы исчезли с поля боя".
– Да… конечно. Ты права, – кивнула Черноснежка, прочтя эти розовые строки, и повернулась к Харуюки.
В ее угольно-черных глазах был дрожащий блеск, как и в предыдущие разы, когда она начинала говорить о прошлом, однако сейчас было и кое-что еще. В самом центре радужек твердо горели звездочки решимости.
Короткая пауза – и она вновь заговорила; в голосе ее звучало холодное эхо, как будто она пыталась превозмочь боль.