"Катерина" неслась на всех парусах по океану как рыба, но погоня летела за ней как птица, даже не поднимая всех парусов, и оставляла всегда некоторое расстояние между собой и купеческим кораблем.
- Что за дьявольщина! - сказал Бенуа, видя ужасное превосходство догоняющего судна перед своим и не понимая его поступков. - Если оно идет скорее меня, то для чего не пользуется этой выгодой и не скажет мне тотчас, чего оно хочет вместо того, чтобы играть с "Катериной", как кошка с мышкой.
Бедняк не думал, что говорил сущую правду.
- Капитан! Капитан! Смотрите, вот оно и заговорило! - воскликнул Кайо, увидев огонь, сверкнувший с борта догоняющего судна... - Берегись! - Пушечный выстрел загремел и раздался по неизмеримому пространству океана, и ядро засвистело в снастях над их головами.
- Они стреляют в нас ядрами!
- Да что они, с ума сошли? - воскликнул Бенуа вне себя от гнева. - Что это за черти! И как нарочно нет у меня на корабле ни одной пушчонки! - ревел в бешенстве шкипер, топая ногами и кусая пальцы.
- Но видано ль было когда-нибудь, чтобы торговца неграми атаковал морской разбойник, ибо это верно он...
Вторично сверкнула молния с погони, вторично грянул пушечный выстрел, и ядро ударилось в борт "Катерины".
- Черт возьми! Черт возьми! Проклятый корабль! Он потопит меня, как бочку со свинцом!
- Капитан! - сказал Кайо, бледный и расстроенный подобно всем матросам, которые, услышав пушечные залпы, выбежали в испуге на палубу и толковали об этом между собой с беспокойством, - капитан, может быть он хочет, чтобы вы остановились?
- Я и сам тоже думал. Но это очень обидно для меня. Ну, делать нечего, поворачивайте паруса, заверните руль.
Когда ветер перестал действовать на паруса, то корабль остановился неподвижно на поверхности океана. Пальба с неприятельского судна тотчас же прекратилась, и оно подошло очень близко к "Катерине". В эту минуту громкий голос прокричал в трубу:
- Эй, вы! Слушай! Подавай нам сюда вашего шкипера в лодке!
- Подавай шкипера! - повторил насмешливо Бенуа, - как бы не так! Поеду я к тебе! Разве он смеется надо мной? Без флага, без сигнала! Настоящий разбойник! Ах!.. Бедная моя Катя!.. Если бы ты знала, что в эту минуту...
Возгласы Бенуа были прерваны в это время голосом с неприятельского судна, который повторил:
- Эй, вы! Подавай нам шкипера!
И фитиль закурился над пушкой.
- Черт вас возьми... Слышу! Слышу! Что вы орете так! - воскликнул Бенуа, стараясь избежать этого вопроса и отвечая в свою очередь:
- Эй! На корабле! Откуда вы идете?
- Зачем вам нужно шкипера?
- Почему вы не поднимаете своего флага?
- Какой вы нации?
- Я не знаю вас!
- Я француз!
- Я иду из города Нанта на остров Ямайку.
- Я не встречал никакого судна.
Но на эти вопросы и слова никто ему не отвечал, потом, после минутного молчания, громкий голос опять прокричал в трубу:
- Эй, вы! Подавай нам шкипера!
Вслед за этим грянул третий пушечный выстрел, однако ж никого не ранивший.
- Экая собака проклятая! - сказал Бенуа. - Ну, делать нечего, нужно повиноваться! Плетью обуха не перешибешь! О! Симон! Бедный мой Симон! Если бы, по крайней мере, ты был здесь со мной! Кайо! Вели спустить лодку на воду, я сяду в нее с четырьмя матросами.
- Капитан! - сказал Кайо, - берегитесь, это должно быть морской разбойник!
- Ну, да что ему взять с меня? Разве, может быть, ему нужно воды и съестных припасов?
- Может быть... лодка готова, капитан!
И несчастный Бенуа полуодетый, без шляпы, без оружия, сошел в нее в ту самую минуту, как проклятый голос опять прокричал в трубу:
- Эй, вы! Подавай нам шкипера!
- Подавай шкипера! Этакие грубияны! Сейчас! Сейчас! Погодите немного! - ворчал с досадой Бенуа.
- Что будет, то будет, - сказал Кайо, - но, во всяком случае, пора кормить негров, они воют, как волки! - и он ушел под палубу.
Глава VI
Разбойничий корабль "Гиена"
Чем больше Бенуа приближался к разбойничьему кораблю, тем больше возбуждалось в нем подозрение и опасение, в особенности же, когда подплыв к самому борту, он увидел на палубе странно одетых, безобразных людей, которые с любопытством глядели на него.
С сильным биением сердца шкипер "Катерины" заметил два маленьких облачка синеватого дыма, курившихся над пушками и доказывавших неприязненные намерения этого судна.
Наконец Клод Борромей Марциал пристал к борту разбойничьего корабля. (Это случилось, кажется, в пятницу, в июле месяце 18... года в половине восьмого утра.)
В ту самую минуту, как Бенуа хотел взойти на корабль, раздался пронзительный звук свистка; эта морская учтивость, означающая всегда прибытие важной особы, успокоила несколько нашего доброго капитана.
- Ну, они не так еще грубы, как я думал, - подумал он, влезая на палубу с помощью учтиво брошенных ему веревок.
Наконец он вступил на палубу "Гиены" (разбойничий корабль назывался "Гиена").
Тут Бенуа был поражен ужасом, взглянув на страшных матросов, его окруживших.
- Господи! Боже мой! Что это за рожи! Это были черти, а не люди!
Хотя и матросы корабля "Катерина" были также не очень смирные и невинные ребята, любившие подчас погулять и покутить порядком, но какая разница с матросами "Гиены". Что это за люди! Или лучше сказать, что за дьяволы!
Безобразные, запачканные, оборванные, покрытые дрянными лохмотьями, замаранные порохом, грязью, загорелые, смуглые, покрытые рубцами и синяками, с небритыми бородами, нестриженными волосами, и какие ругательства! Какие ужасные насмешки произносили они! Бедного Бенуа невольно охватила дрожь.
Палуба этого корабля также представляет странный вид.
Снасти и оружие были разбросаны в беспорядке по мокрому и грязному полу, покрытому во многих местах большими кровавыми пятнами.
Пушки, заряженные и готовые к пальбе, но покрытые грязью и ржавчиной, на лафетах которых видна была запекшаяся кровь и присохшие обрывки каких-то кусков, которые Бенуа с ужасом признал за лоскутья человеческой кожи и мяса!
О! как он тогда начал сожалеть о палубе своего корабля, столь чистой, столь опрятной; о своей маленькой уютной каюте, украшенной красивыми ситцевыми занавесками... о своем прозрачном пологе... о своей койке, в которой он спал так спокойно, о своем стакане с ромом, который он медленно выпивал вместе с бедным Симоном, разговаривая с ним о Катерине и Томасе, о своих веселых надеждах на будущее, о своем скромном честолюбии и о желании окончить жизнь свою спокойно на своей родине, в кругу своего семейства, под тенью деревьев, им самим посаженных.
- Ты чертовски упрямился повиноваться нашему приказанию, старый тюлень! - сказал ему один из разбойников отвратительной наружности и кривой. Этот злодей был едва прикрыт старыми разорванными панталонами и ветхой, красной шерстяной рубахой, подпоясанной веревкой, за которую был заткнут большой нож с деревянной рукояткой.
Тут Бенуа собрался с духом и отвечал ему смело:
- У вас шестнадцать пушек, а у меня нет ни одной. При таких обстоятельствах нечего вам хвастать, что остановили меня!
- Поэтому-то, толстый тюлень мой, и нужно было повиноваться, ибо право сильного всегда бывает право, а ты видишь, довольно ли у нас справедливости! - сказал разбойник, указав на корабельные пушки, стоящие на палубе.
- Одним словом, - продолжал Бенуа с нетерпением, - скажите же мне, зачем вы меня звали? И что вам надобно от меня? Я теряю время по-пустому и упускаю попутный ветер. Долго ли вы будете еще дурачиться надо мной?
- На это может тебе отвечать только один капитан наш, в ожидании же решения своей участи будь спокоен и не ворчи.
- Капитан! А! У вас есть капитан здесь! Хорош он должен быть! - сказал неосторожно Бенуа с презрительной гримасой.
- Замолчишь ли ты, старый боров! А не то я швырну тебя за борт в море!
- Но, черт возьми! - воскликнул несчастный шкипер, - скажите же мне наконец, чего вы хотите от меня: воды или съестных припасов?
- Воды и съестных припасов! Экой скупой! А рому? Не дашь?
- Давно бы сказал. Эй ты, Жан-Луи, - закричал Бенуа одному из своих матросов, - ступай на корабль и привези сюда в лодке...
- Эй ты, - сказал разбойник, разговаривавший с Бенуа, обращаясь к вышеупомянутому матросу, - эй ты, Жан-Луи, я тебе влеплю сейчас же две пули в лоб, если ты тронешься с места.
- Экие злодеи! И так вы не хотите взять от меня ни воды, ни съестных припасов.
- Мы сами съездим за ними на твой корабль, старый дурак.
- Как бы не так, - сказал Бенуа.
- Ты увидишь, что это будет так, как я говорю, и притом, без тебя еще.
Тогда капитан "Катерины", вместо того, чтобы отвечать, прищурил один глаз, надул левую щеку и щелкнул по ней пальцем.
Эта гримаса, по-видимому весьма невинная, показалась обидной для разбойника, и он, ударив бедного Бенуа своей широкой и запачканной рукой, повалил его на палубу, говоря:
- Разве ты почитаешь Кривого за мальчишку, что ли? Эй, вы! Свяжите-ка мне эту скотину покрепче!
Что и было тотчас же исполнено, несмотря на крик и сопротивление Бенуа.
Матросы его лодки были также задержаны Кривым и его достойными сообщниками.
В это время безобразная, курчавая голова высунулась из-под палубы и закричала:
- Кривой! Кривой! Капитан спрашивает, что за шум там у вас наверху?
- Скажи ему, что мы хотим угомонить старого черта шкипера с того кораблишки. Не слушается, проклятый!
Безобразная голова исчезла. Потом она опять появилась.
- Эй, вы! - закричал безобразный урод. - Эй! Кривой, капитан приказал, чтобы ему подали в каюту этого господина.
И, волей-неволей, почтенный Бенуа был спущен в люк, под палубу и очутился у дверей начальника и властителя корабля "Гиена".
Тут несчастный услышал голос. Ужасный громовой голос, который ревел:
- Разрубите пополам, как арбуз, этого старого дурака, если он будет еще упрямиться. А! Его принесли! Ну, пускай он войдет сюда, посмотрим, что за чучело!
Тогда Клод Марциал Борромей, вспомнив о Катерине и о Томасе, застегнул свою куртку, поправил рукой седые волосы, кашлянул два раза, высморкался и вошел.
ГЛАВА VII
Брюлар, атаман морских разбойников
И точно, он заслуживал быть начальником корабля "Гиена" и ее ужасных матросов!
Таковы были первые мысли капитана Бенуа, когда он предстал перед этим знаменитым атаманом.
Представьте себе рослого и широкоплечего мужчину с бледным, посиневшим и покрытым морщинами лицом, густыми черными нависшими бровями и светло-серыми, сверкающими глазами.
Одежда его состояла из старой синей шерстяной рубашки, подпоясанной веревкой. Атаман Брюлар сидел на сундуке перед маленьким столиком, запачканным жиром и вином, на который он оперся локтями, увидев входящего Бенуа.
А потом, устремив на шкипера сверкающие и проницательные взоры свои и подперев голову руками, он приготовился к разговору с ним.
Но Бенуа первый сказал ему с достоинством:
- Позвольте спросить вас, зачем...
Но Брюлар прервал его своим громким голосом:
- Позвольте спросить, собака! Чем спрашивать меня, лучше отвечай мне. Зачем ты так долго упрямился остановить свой дрянной баркасишка?
При этих словах лицо господина Бенуа покрылось румянцем справедливого и сильного негодования. Может быть он равнодушно бы перенес обиду, лично к нему относящуюся, но бесчестить его корабль... его милую "Катерину", называть его красивое судно баркасом. О! Он не мог этого перенести, а потому и возразил с горячностью:
- Мой корабль не баркас, слышите ли вы, грубиян! И если бы у меня не была слишком тяжела одна нижняя мачта, то вы бы никогда не догнали меня...
Тут господин Брюлар захохотал во все горло и продолжал, не переменив положения:
- Ты заслуживаешь, старый волк, чтобы я велел привязать тебя на веревке к моему кораблю и бросить в море, чтобы ты узнал, как он идет, но я готовлю для тебя нечто получше, да, дружок, нечто гораздо лучше этого, - сказал Брюлар заметив удивление Бенуа. - Но теперь еще не наступило время, скажи-ка мне, откуда ты идешь?
- Я иду от африканского берега, занимаюсь торговлей неграми и, нагрузив ими корабль мой, плыву к острову Ямайка, чтобы продать там моих черных...
- Я знал все это и прежде лучше тебя и спрашиваю для того, чтобы узнать, не солжешь ли ты...
- Вы знали это?
- Да. Я следовал за тобой с самого острова Гореи...
- Итак, это ваш корабль видел я перед бурей в тумане?
- Кажется, что так, а потому, мое почтение, товарищ. - Сказал Брюлар, приложив руку к голове, как будто бы к треугольной шляпе. - А! Ты торгуешь неграми! И я также. Как я рад, что мы встретились.
- Я был уверен, что мы сойдемся, - сказал Бенуа, несколько успокоенный этим сходством занятий.
- Но, скажи пожалуйста, где ты взял своих негров, потому что буря разделила нас и я встретил тебя только в эту ночь.
- На берегу, близ устья реки Рыбьей, они были мне проданы начальником крааля больших Намаков, это была партия малых Намаков, состоящая из пленных, взятых на войне.
- А! В самом деле!
- Да, Боже мой! Я даже думал, если бы груз мой был недостаточен, спуститься до Красной реки, которая находится почти в тридцати милях на юго-восток от Рыбьей реки.
- Для чего?
- Для пополнения моего груза большими Намаками, ибо обе стороны взяли пленных, если большие Намаки продают малых, то малые едят больших Намаков.
- А! они едят их?
- Да они едят их, да еще и без соли. - Продолжал Бенуа совершенно успокоенный и шутя... - А потому, капитан, вы видите, если они едят их, то может быть охотно дешево продали бы их, и я указываю вам это место как теплый уголок.
- О! я беру свой груз негров в другом месте... это особенная сделка... некоторый род аферы, которая доставляет мне большой барыш.
- А!.. - сказал Бенуа, выпучив свои маленькие глаза, - это афера?.. могу ли я участвовать в ней?
- Разумеется, земляк, да ты уже участвуешь в ней.
- Уже! - сказал Бенуа, не понимавший ничего в этом.
- Уже! Но скажи мне пожалуйста, когда ты вышел из Рыбьей реки?
- Вчера вечером... но эта афера?
- А на сколько миль, думаешь, ты отошел от нее?
- Ну, я думаю миль на двадцать. А это афера, которую...
- И ты твердо уверен в том, что малые Намаки Красной реки взяли так же в плен больших Намаков?
- Совершенно уверен; сам начальник их Тароо говорил мне это, но вы видите, капитан, что я занимаюсь пустяками, одной болтовней, все что я могу сделать для вас, это дать вам шесть бочек воды и два бочонка сухарей. Вы легко можете понять, что, имея на корабле около восьмидесяти штук негров и двадцать человек матросов, это будет для меня большое пожертвование. Но поговорим теперь об афере и я вас уверяю, что кровью своей жертвую вам!
- Именно так, - сказал Брюлар, улыбаясь странным образом.
- Я не могу дать вам зерна более... - прибавил Бенуа с решительным видом.
- Однако ж я клянусь тебе, всеми головами, которые я размозжил... - воскликнул Брюлар приподняв голову.
- Всеми горлами, которые я перерезал.
И он встал с места.
- Всеми людьми, которых я убил.
И он подошел к Бенуа.
- Всеми кораблями, которые я ограбил, - и он посмотрел пристально в лицо Бенуа.
- Что ты сделаешь для меня больше, господин торгаш большими Намаками.
- Неужели ты изменишь мне? - спросил его Бенуа, побледнев как смерть.
- Я тебе изменю!..
И Брюлар сказав эти слова, громко захохотал адским смехом.
- Ах! бездельник!.. проклятый разбойник, - воскликнул честный Бенуа, бросившись на него и схватив его за горло.
Но Брюлар, сжав в железном кулаке своем обе руки Бенуа, другой рукой схватив веревку, служившую ему поясом и в несколько минут Бенуа был скручен и связан, так что не мог нисколько пошевелиться, после чего Брюлар положил его поперек на свой сундук, сказал ему:
- Вот сейчас мы потешимся над тобой... товарищ!
И он поднялся на палубу, сопровождаемый проклятиями, ругательствами, заклинаниями и ревом несчастного Бенуа, который подпрыгивал и бился, лежа на сундуке, как рыба на песке.
ГЛАВА VIII
Артур и Мария, или Парижский кутила и его дражайшая супруга
Теперь, любезные читатели, расскажем вам странную историю жизни Брюлара, который был графского рода и происходил от богатого и знатного французского семейства.
Едва достигнув двадцатисемилетнего возраста, Брюлар, или граф Артур Бурмон, как его прежде называли, успел уже опустошить и утомить себя разгульной жизнью. Одаренный от природы необыкновенной физической силой и будучи еще очень молод, он предавался с неистовством всем распутствам и забавам, а потому и промотал большую часть значительного наследства, доставшегося ему от его отца.
По случаю увидел он на балу, на которые он очень редко ездил, одну молодую девушку, прелестную собой, но весьма бедную.
Также по случаю, он страстно в нее влюбился; это была первая истинная любовь его, а известно, что первая любовь распутного человека, есть самая бешеная и самая жестокая страсть.
Прелестная девушка отвечала на его неистовую и страстную любовь. Но так как она была столь же благоразумна как и прекрасна, а тетушка, у которой она жила, в прошлом сама была четыре раза замужем, весьма опытная в этих делах женщина, то ему не позволили ни поцелуя, ни даже пожатия руки до свадьбы.
Граф Бурмон заметил, что Мария (прелестную девушку звали Мария) имела пламенное воображение, и восторженные мысли, и в особенности сильную склонность к роскошной жизни; которой недоставало только богатства.
А потому, прежде чем подписать свадебный договор, он сказал ей следующие слова:
- Мария! Я имею пороки, недостатки, и даже смешные привычки...
Молодая девушка улыбнулась... показав два ряда своих прелестных белых зубов.
- Мария, я человек вспыльчивый, горячий, задорный и был до сих пор столь же несчастен в поединках как и в любви...
Молодая девушка вздохнула, взглянув на него с трогательным и искренним чувством сожаления. Но надо было видеть, какими глазами! и как вздохи вздымали ее девственную грудь!
- Мария! прежде я был очень богат, очень! Но разгульная жизнь, вино, карты и женщины поглотили большую часть моего имущества.
Молодая девушка равнодушно улыбнулась... пожав своими прелестными полными плечиками.
- Мария! у меня осталось, я думаю, около 350 000 франков, но вам не более девятнадцати лет от роду, спешите наслаждаться жизнью и ее удовольствиями. Роскошь, забавы, упоительный вихрь нашей огромной столицы для вас еще неизвестны... а следовательно, должны возбудить в вас сильное желание. Для совершенного удовлетворения всем этим потребностям теперешнее состояние мое недостаточно, и притом я имею много пороков, а потому скажите мне откровенно, хотите ли вы выйти за меня замуж?
Молодая девушка закрыла ему рот своей прелестной полненькой ручкой.