В открытую дверь неслышно прошмыгнула зеленая, величиной с кошку, мартышка и стремглав прыгнула на колени к хозяину дома. Ее темно-карие глаза на черной бархатной мордочке с любопытством уставились на гостя.
- Тики ужасно любит папу, - объяснила Регина поведение мартышки.
Штайниц был поражен привлекательностью дочери профессора. Чистый лоб, строго очерченные губы, и главное, привлекали ее глаза - пытливые, внимательные, они говорили о ее прирожденном уме. Простое деревенское платье, прикрытое фартучком в горошек, плотно облегало ее фигуру. "Пожалуй, она близка к идеалу красавицы-арийки", - подумал Штайниц.
- Если бы в Берлине знали, какая роза растет в лесах Шварцвальда! - произнес он. - Дорогой профессор, разве можно скрывать такой цветок в четырех стенах? Фрейлейн Регина, вы обязательно должны бывать в столице.
На щеках Регины выступил стыдливый румянец. Ей был приятен слишком откровенный комплимент высокого берлинского гостя.
- У нас с папой так много работы, что нам не до дальних поездок, - ответила она мягким голосом.
- После смерти фрау Хильды все хозяйство легло на Регину, - сказал Шмидт.
- О-о, я преклоняюсь перед вами, фрейлейн! - воскликнул Штайниц.
Профессору начинал надоедать этот разговор, и он отослал дочь в виварий.
- Время кормить животных, Регина.
- Не буду мешать вашему деловому разговору, - произнесла Регина. - Тики, идем со мной, - поманила она Мартышку.
Тики без особой охоты перебралась на плечо Регины и вцепилась передними лапками в ее густые волосы.
Решив все вопросы, касающиеся будущей совместной работы, Штайниц стал прощаться. Профессор проводил его в прихожую, куда вышла и Регина. Она подала гостю корзинку, из которой пытался вылезти сиамский котенок.
- Мой ответный подарок фрейлейн Эрне.
- Какая прелесть! - восторженно произнес Штайниц. - Эрна будет безумно рада такому подарку.
Регина, сделав легкий реверанс гостю, возвратилась в гостиную. Штайниц проводил ее долгим взглядом, затем надел пальто и взял в руки шляпу.
- Рад буду, дорогой профессор, работать вместе с вами для нашей победы! - сказал он и, поклонившись, вышел на улицу.
Шмидт чувствовал себя утомленным и не стал спрашивать, почему именно "для нашей победы"? Хотя из этой последней фразы можно было и без объяснения понять, что его самостоятельной работе приходит конец и, очевидно, отныне она будет направлена на победу в войне с русскими. Вместе с тем профессор сознавал: совместная работа со Штайницем в новой лаборатории давала возможность быстрее осуществить свои опыты по созданию новых гербицидов, благо расходы на исследования брал на себя концерн "Фарбениндустри". Да и помощники-лаборанты у него появятся, работать станет легче.
И все же он еще надеялся в душе, что затея с созданием лаборатории в Шварцвальде лопнет и решение будет пересмотрено.
3
Надежды профессора Шмидта не оправдались: едва лишь сошел снег, как в Шварцвальде появились солдаты-строители и эсэсовцы-охранники. Первым делом был возведен жилой городок барачного типа в полутора километрах от усадьбы Шмидта. Со второго этажа, из профессорского кабинета, была видна часть построек, примостившихся на опушке леса, возле речки. За жилым городком, в лесной чаще, подготавливалось место под лабораторию; об этом говорили частые глухие взрывы, доносившиеся до Вальтхофа. Очевидно, корчевали пни спиленных вековых деревьев и рыли котлован под фундамент.
Штайниц сдержал свое слово. У Шмидта появились три помощника: два молодых химика-органика и опытный бактериолог. Прибыл и контейнер с новейшим оборудованием. Приборы даже не уместились в маленькой лаборатории, пришлось занять еще одну комнатку, служившую ранее кладовой.
Особенно была довольна Регина. Если раньше в хозяйстве ей помогал только старый одинокий Гюнтер, переехавший вместе с профессором из Берлина в Вальтхоф, то теперь кухней и уборкой помещения стала заниматься служанка - тетушка Марта. В распоряжение Шмидта предоставлялась машина. Намного увеличивались количество и ассортимент продуктов, что было особенно кстати: с началом стройки в доме все чаще и чаще стали бывать офицеры, все как один влюбленные в Регину, и их приходилось угощать.
Симпатией Шмидта пользовался лишь начальник строительства полковник фон Айзенбах. Оказалось, что Айзенбах раньше вел курс лекций по архитектуре на строительном факультете Берлинского университета и помнил пытливого, способного студента Альберта Шмидта. Это еще больше сблизило командира бригады с профессором, всякий раз заводившим разговор о сыне.
В каждый свой приезд бывал в доме Шмидтов и их сосед барон Карл Тирфельдштейн, беспрестанно курсирующий между своими имениями в Шварцвальде и Восточной Пруссии, заводом сельскохозяйственных машин под Парижем и конторой по сбыту продукции в Берлине. В начале войны с русскими барон вдруг получил звание подполковника интендантской службы и сразу же поспешил показать свой новый, с иголочки, офицерский мундир прелестной хозяйке Вальтхофа.
Не забывал профессора и доктор Штайниц, считавший своим долгом информировать будущего руководителя химического отделения лаборатории о ходе строительных работ. Штайниц всегда приезжал под вечер, в конце рабочего дня. Но однажды черный "мерседес" подкатил утром.
- Папа, к тебе доктор Штайниц, - позвала Регина.
Профессор вышел в гостиную. Не трудно было догадаться, что для него готовится какой-то сюрприз и сейчас гость ошеломит его известием.
- Вас приглашают в главное управление имперской безопасности, дорогой профессор!
Ни один мускул, к удивлению Штайница, не дрогнул на лице Шмидта, точно приглашение поступило не от высшего государственного учреждения, а от заурядной фирмы.
- Ровно через три часа мы должны быть в Берлине, - уже без первоначального пафоса сообщил Штайниц. - Времени у нас достаточно, но вы все же поторопитесь.
- Папа, галстук наденешь? - забеспокоилась Регина.
- Нет, - отрезал Шмидт и удалился в свою комнату. Через полчаса он возвратился в гостиную готовый к отъезду. На нем был черный полупиджак-полусюртук, такого же цвета брюки и глухой серый свитер вместо белой накрахмаленной сорочки.
В приемной их встретил секретарь. Пропуская вперед посетителей, он ловким, заученным движением руки открыл первую, а затем и вторую дверь. Шмидт и Штайниц очутились в продолговатом кабинете. Из-за небольшого стола, который никак не гармонировал с размерами помещения, встал высокий, худощавый мужчина и с улыбкой пошел навстречу гостям. Вблизи Шмидт разглядел его длинное, оттянутое вниз лицо, испещренное мелкими шрамами, длинный с горбинкой нос и черные холодные глаза. Ладно скроенный темно-серый пиджак подчеркивал его сухопарость. "Хорошо, что с нами будет говорить штатский человек", - подумал профессор, не любивший военных и особенно гестаповцев.
- Доктор Кальтенбруннер, - протянул жесткую ладонь хозяин кабинета.
Шмидта никогда не интересовали люди, стоящие у руководства страной, и тем более люди, окружавшие их. Докторская степень давала возможность полагать, что перед ним человек, связанный с наукой.
- Прошу, - предложил Кальтенбруннер и, когда Шмидт расположился в обтянутом коричневой кожей глубоком, мягком кресле, сел за стол. За его спиной висел портрет фюрера, занимая половину стены.
- Третья империя очень высоко ценит вас, герр профессор, - заговорил Кальтенбруннер. - Мне хотелось бы познакомиться с вашей работой. Расскажите о ней.
- Пожалуйста, - согласился профессор, решив большому государственному чиновнику говорить только правду. Он подробно рассказал о своих многочисленных поисках, бессонных ночах, бесконечных опытах, прежде чем были выработаны препарат по уничтожению грызунов и новый эффективнейший гербицид для борьбы с сорняками. Сейчас он заканчивает работу по созданию регуляторов роста растений, благодаря которым плоды станут созревать гораздо быстрее обычного, и дефолиантов - химических соединений из хлористого цинка, тиоцианата натрия и других, способных перед сбором плодов очищать деревья или кустарники от мешающих листьев. Под конец не удержался - пусть знает чиновник, с каким крупным ученым имеет дело, - и похвалился выработанными в жидком виде - правда, в мизерных количествах - двумя неизвестными еще науке видами сверхстойких отравляющих веществ, которые думает в будущем использовать в своих изысканиях.
- По стойкости ваши ОВ эквивалентны иприту? - как бы между прочим поинтересовался Кальтенбруннер.
- Что вы! - профессор обиженно поджал губы. - В сотни, даже в тысячи раз сильнее!
Кальтенбруннер незаметно кивнул молчавшему Штайницу, давая понять, что доволен беседой со старым ученым.
- Поздравляю вас с большим успехом, - сказал он Шмидту и попросил: - Теперь, если можно, познакомьте меня со своей семьей. Вы, кажется, живете один, без супруги?
- Да, я одинокий человек, - вздохнул Шмидт. - Почти одинокий. Моя единственная радость - дочь. Без нее я не представляю своей жизни. Она - мой первый советчик. Ведет все домашнее хозяйство. И знаете, находит еще время заниматься благотворительными делами. Да, да! Собирает подарки для солдат, помогает вдовам и их детям.
- Ваша дочь - истинный патриот великой Германии, герр профессор, - похвалил Кальтенбруннер.
Шмидт, удовлетворенный словами чиновника, в знак признательности склонил голову.
- А мой сын Альберт… Капитан Альберт Шмидт служит где-то в Белоруссии! Он строитель.
- Что пишет сын о своей службе?
- Партизаны беспокоят их. Приходится строить дополнительные укрепления, - начал было рассказывать профессор и спохватился: как бы не наговорить лишнего и тем самым не навредить Альберту. - Всю переписку с ним у меня ведет Регина.
- И больше у вас никого нет из ближайших родственников? - поинтересовался Кальтенбруннер.
Профессор замешкался. Не хотелось раскрывать семейную тайну, но если узнают через гестапо - будет хуже для него.
- Есть… Брат в Америке.
- Это очень интересно. Расскажите о нем поподробнее.
- История с моим братом Фрицем запутанная и даже романтичная, - начал Шмидт. - Я никогда не думал, что в нашей почтенной семье, семье Шмидтов, может появиться человек с таким необузданным темпераментом. В общем, примерно лет двадцать назад брат влюбился в молоденькую заокеанскую певицу, приехавшую на гастроли в Берлин. И сделал ей предложение. Я видел ее только один раз - она была чертовски обворожительна. Да еще плюс голос… Брат казался без ума от нее, я не сумел его отговорить и до сих пор казню себя из-за этого. А она приняла предложение! С одним, правда, условием: брат уедет с ней в Америку. Уехал. Я был бессилен его удержать. Потом он прислал мне единственное письмо с сообщением о рождении сына. Больше я о нем ничего не знаю.
Кальтенбруннер сочувственно улыбнулся:
- Редкий случай, чтобы ариец покинул родину из-за женщины. Но я твердо уверен, герр профессор, уже приближается то время, когда все немцы соберутся под одной крышей.
- Да, это было бы хорошо, - согласился Шмидт, в душе всякий раз ругая себя за то, что до сих пор не наладил связи с братом. Фриц достоин забвения за свой опрометчивый поступок, но чем виноват племянник Лебволь? Хотя и наполовину, но он все же немец. Надо пригласить его в Германию, пусть погостит у дяди.
- Поверьте, я был счастлив познакомиться с таким большим ученым, - поднялся из-за стола Кальтенбруннер. - О вас я доложу лично фюреру. А теперь прошу сюда, - открыл он дверь в соседнее помещение.
В зале стоял накрытый стол. Кальтенбруннер взял тарелку, положил на нее бутерброды с красной икрой, малосольным балтийским лососем и поставил перед профессором.
- Предпочитаете французский коньяк, шотландское виски, гавайский ром, русскую водку? - показал он на бутылки и, не дождавшись ответа, наполнил высокие рюмки водкой. - Я уверен, герр профессор, - поднял рюмку Кальтенбруннер, - вы настоящий ариец и сделаете все возможное, чтобы великая Германия заняла уготованное ей ходом истории первое место в мире. За ваше здоровье! - он выпил, закусив ломтиком лимона, обсыпанным солью, и вновь наполнил рюмки. - Фюрер просил меня передать, что ждет от вас, профессор Шмидт, и от вас, доктор Штайниц, огромной помощи. Фюрер надеется, вы дадите Германии новое мощное оружие, которое принесет нам полную победу над всеми врагами рейха, и в первую очередь над русскими варварами. Вам, людям тыла, необходимо помочь солдатам фронта. Это будет помощь вашему сыну, вашей дочери, вашему брату и племяннику. За их жизнь, герр профессор! - с особым ударением, как показалось Шмидту, закончил Кальтенбруннер.
- Да, да, - еще не до конца осознавая услышанное от чиновника, ответил профессор. Только сидя в машине он наконец разгадал смысл его последних слов и понял безвыходность своего положения. Жизнь Регины и Альберта поставлена на карту. По существу, они теперь заложники. Их ждет концлагерь, мучительная смерть, если он вдруг откажется от задания правительства, не захочет создавать дьявольское оружие массового уничтожения мирных людей.
Регина встретила "мерседес" у ворот. Ей не терпелось узнать все подробности приема отца высшим руководством третьей империи, но тот, насупившись, молча прошел мимо и сразу же поднялся в свой кабинет.
- Устал профессор, - объяснил Штайниц подавленное состояние Шмидта.
В кабинете, не раздеваясь, Шмидт сел в любимое кресло-качалку и закрыл глаза. Некоторое время до него доносился звонкий смех Регины и воркующий баритон Штайница, затем все погрузилось в мертвую тишину. Перед ним, постепенно растворяясь в белом тумане, поплыли лица дочери, сына, брата, покойной жены. Но что это? Застывшее чудовище с открытой пастью у самого лица? Да это же ящерица! Ящерица из колбы Штайница.
4
Больше всех радовался начавшемуся строительству научно-исследовательского центра в Шварцвальде барон Карл Тирфельдштейн. Отпала необходимость вывозить из поместья на интендантские склады в Берлин мясо, масло, молоко, хлеб, овощи: продукты питания теперь требовались здесь, на месте. На его обеспечении находилось огромное количество людей, занятых сооружением и охраной Института по изучению продления жизни человека. Барона меньше всего интересовали проблемы будущего института. Пусть в нем продлевают жизнь или укорачивают ее. Главное, не нужно теперь тратить средства на дорогостоящую перевозку. Экономия получится солидная. К тому же у лесного озера создается лагерь военнопленных, куда можно сплавлять негодные продукты. Еще прибыль! Появилась возможность расширить фермы. Для этого он запросил две сотни дешевых славянских рабочих. Опять доход, и какой!
Особенно заинтересовал барона лагерь военнопленных, на должность начальника которого он во что бы то ни стало хотел поставить своего незаконнорожденного сына Германа, ставшего на днях оберштурмфюрером СС. Влиятельные друзья в Берлине обещали помочь. Правда, за это придется отвалить немало денег. Но игра стоит свеч. Герман будет всегда под рукой, далеко от восточного фронта, и поможет обогатиться за счет лагеря.
В жизни Тирфельдштейну всегда везло, не отвернулась от него фортуна и сейчас. Германские солдаты проливают кровь за процветание третьего рейха, население голодает, а его счета в банке растут. Выходец из старинного немецкого рода, он готовился стать дипломатом, для чего по настоянию родителей уехал учиться во Францию. Университет Тирфельдштейн окончил блестяще, но дипломатическая карьера не прельщала его. Ему больше нравилось заниматься коммерческими делами. И с внезапной смертью отца такая возможность представилась: Тирфельдштейн включился в руководство заводом сельскохозяйственных машин, купленным в свое время на равных паях с французским помещиком мсье Баремдье. Завод находился в предместье Парижа, доход он давал солидный, и барону хватало денег на ежедневные кутежи с привлекательными парижанками. Время летело быстро, он даже не заметил, как подросла юная наследница компаньона Жозефина. Девушка не смогла долго противостоять бурному натиску опытного волокиты. Родившегося сына она, по настоянию барона, в честь его отца назвала Германом, но фамилию оставила свою. Мсье Баремдье надеялся, что Карл женится на Жозефине, но тот не торопился связывать себя брачными узами. Тогда мсье Баремдье открыто потребовал от компаньона не позорить честь его семьи. Барон вынужден был возвратиться в Германию. С собой он увез и сына, решив воспитать его в духе старой немецкой школы. Отказ от женитьбы на Жозефине он объяснил семейной традицией, запрещающей вступать в брак с неарийкой.
Сына барон определил в частный английский пансион, заменив его французскую фамилию Баремдье на немецкую Баремдикер. В будущем он мечтал видеть его дипломатом. Герман проявил незаурядные способности, в совершенстве изучив английский и французский языки. Вернувшись в Германию, он вступил в молодежную фашистскую организацию гитлерюгенд, которая вскоре направила его в военное училище СС. Перед самой войной с русскими Герман Баремдикер стал офицером.
А мсье Баремдье и его наследница Жозефина, вышедшая замуж за офицера французской армии, после оккупации немецкими войсками Парижа оказались за колючей проволокой концлагеря, откуда живыми они выйти уже не смогли. Само собой разумеется, завод сельскохозяйственных машин полностью перешел в руки одного хозяина - барона.
Тирфельдштейн женился на равной себе по знатности богатой баронессе Ирме - покорительнице кенигсбергских аристократов. Брак он считал очень удачным, ибо жене принадлежало два крупных имения: в Пруссии и здесь, в Шварцвальде. Супруги не тяготились семейной жизнью, встречались они редко, предоставляя полную свободу друг другу. Баронесса не желала менять своих привычек, не хотел отступать от разгульной жизни и барон. Он постоянно жил в Берлине, жена - в Кенигсберге. Временами они то один, то другой приезжали в свои имения скорее на прогулку, чем для проверки состояния дел.
В июне 1941 года, когда немецкие войска вторглись в пределы России, барон взял подряд у интендантского управления по поставке продовольствия солдатам вермахта. Ему присвоили звание подполковника интендантской службы, и он усердно принялся за исполнение своих новых обязанностей.
В интендантском управлении барону обещали прислать в Оберфельд рабочих из Белоруссии, поэтому надо было дать распоряжение управляющему о постройке для них бараков.
По пути из Берлина барон решил завернуть к Фехнеру на хутор, благо это недалеко - всего лишь в километре от главной усадьбы.
- Отто, машина хозяина! - крикнула мужу в раскрытое окно фрау Анна. - Едет к нам…
Широкоплечий, мускулистый Фехнер выскочил из дома и, прихрамывая на правую ногу, поспешил к машине.
- Здравствуйте, хозяин! - услужливо открыл он дверцу, помогая барону выйти из машины.
- Здравствуй, Отто.
- Милости прошу в дом, - предложил Фехнер. - Анна, любимого бархатного пива для господина барона и приготовь побыстрее охотничьи сосиски с луком, - прикрикнул он на жену.
- Не надо, - остановил барон заторопившуюся было фрау Анну. - Я на несколько минут.
Он прошелся до обрыва, разминая затекшие от долгой езды ноги. Внимание его привлекла девушка, полоскавшая в речке белье. Наклонившись; она стояла спиной к берегу по колено в воде, с заткнутой за пояс юбкой, с оголенными стройными ногами.
- Кто такая? - поинтересовался барон.