Проворная женщина поспешила к побратимам с новой порцией медовухи. Но едва лишь приготовились выпить, как толпа цыган снова захохотала, а потом гуляки принялись наперегонки выкрикивать: "Орлик!.. Орлик!.." – хотя обращались исключительно друг к другу, а не к другим посетителям.
Побратимы изумленно переглянулись, потом вновь подозвали хозяйку:
– Скажи-ка, с чего эти гуляки раскричались?
Корчмарка не знала, однако через несколько минут к их столику подошел цыган: пожилой уже мужчина, смуглый и длинноволосый, едва держался на ногах. Чтобы не упасть, он привалился к стене и залепетал:
– Н-ну-у, чего хотите от бедного рома?
– Не нукай, не запряг…
Эта нехитрая шутка вызвала приступ буйного хохота. Когда же кутила обессилел настолько, что начал икать, один из побратимов сказал:
– Ты, человече, не смейся, а отвечай, когда спрашивают: чего это ваши шумят, словно те торговки в базарный день? И еще…
Он наморщил лоб, притворяясь, словно бы старается припомнить что-то важное.
– И еще ваши вот только что выкрикивали имя… это имя… Как там его? Ор… Орлик – кажется, так?
– Н-ну-у, предположим… – цыган пошатнулся так, что едва не упал.
– Говорю же, не нукай – мы тебе не кони!
– Н-ну-у, не буду нукать… Гик-к-к!.. А-а-а!..
Едва лишь казак собрался сказать пьянчужке несколько не слишком приятных слов, как его побратим сорвался с места, схватил цыгана за ворот латаной рубашки, хорошенько встряхнул и прошипел сквозь стиснутые зубы:
– Ты, плесень старая, долго еще будешь издеваться над благородными людьми?!
– Братец, братец!.. – попробовал угомонить его другой казак, обеспокоенно поглядывая в сторону гурьбы цыган.
– Нет, я с ним сейчас разберусь…
– Братец, оставь!
– А я говорю!..
– Миха.
Цыган махнул рукой в сторону своих. Услышав это, цыгане мигом притихли и замерли за своим столом, прикипев глазами к казаку, который все еще держал старика за шиворот.
– Что – "Миха"?!
– Миха – это он…
Пьяница снова махнул рукой. Чернобородый красавец медленно встал из-за стола и процедил:
– Миха – это я. А что?
– Да, Миха – это он, – подтвердил старый цыган.
– Я слышал, вы об Орлике что-то там говорили? – по возможности спокойнее спросил казак, продолжавший сидеть.
– Говорили, а что такого?
– Почему?
– Мы пили за его здоровье.
– За здоровье?!
Казаки изумленно переглянулись.
– Да! А почему бы в самом деле не выпить за здоровье того, за чью голову мне заплачено столько, что мы эти деньги вот уже третий день пропиваем, а пропить все никак не можем?
Миха дерзко оскалил зубы. Казаки вновь изумленно переглянулись, а затем державший за ворот старого цыгана, спросил скороговоркой:
– Кем заплачено?! Говори!
– А тебе что за дело?!
– Отвечай, когда спрашивают!
– Неужели?! Вот как!
Чернявый красавец нехорошо улыбнулся.
– Отвечай, ибо я сейчас из него…
Казак опять встряхнул старого гуляку и рявкнул:
– Я из него душу вытрясу вместе с требухой!
Миха лишь плечами пожал; остальные цыгане начали медленно подниматься из-за стола, он же прошипел:
– Нас семеро, вас двое… Ты хорошо подумал, казак?
– Ты мне еще будешь угрожать?!
– Ты первый начал, не я!
– Это моя земля, а вы на ней – саранча египетская!
Цыгане окружили казаков полукольцом. Миха недобро сузил глаза и сказал:
– Что ж, казак, отвечу, коли хочешь – а там поступай, как знаешь. Есть среди ваших людей очень уважаемый и зажиточный господин Вишняков…
– Вишняков?!
Казаки вновь изумленно переглянулись.
– Вижу, вы знаете этого гаджьо … Интересно, а он вас знает?
– Так это Вишняков заплатил за голову того Орлика? – вместо ответа спросил казак, который все еще сидел за столом.
– Вишняков, Вишняков. Передал мне деньги и пересказал через своего посланца, что сейчас тот Орлик старается пробраться на Запорожскую Сечь, чтобы подговорить тамошних казаков взбунтоваться против власти ее императорского величества Анны Иоанновны. Поэтому, если принесем голову Григория Орлика господину Вишнякову, он нам…
Однако что именно наобещал Вишняков за голову гетманыча, так и осталось неизвестным, поскольку в следующий же миг обозленный казак изо всех сил толкнул старого пьяницу на Миху с товарищами, неистово проревев:
– Тогда знай, негодяй: Григорий Орлик – это я!!!
Я-а-а-а!..
– Братец, ты с ума сошел?!
Второй казак уже стоял рядом с побратимом, оба выхватили из ножен кривые сабли и встали спина к спине. Сбитый с ног Миха что-то крикнул товарищам, и в руках у цыган заблестели хорошо наточенные ножи. Встать с пола чернявый красавец почему-то не спешил: вероятно, повредил при падении ногу. Другие же цыгане начали стягивать свое полукольцо вокруг казаков.
– Братец, зачем ты…
– Так ведь лучше стоять лицом к опасности, чем убегать от нее, оборачиваясь!
Звякнула сталь: не вставая с пола, Миха неожиданно резко бросил нож, но один из казаков отбил его саблей.
– А-а-а, значит, вот вы как?!
Продолжая сжимать в правой руке саблю, второй казак легко, словно тросточку, подхватил левой длинную сосновую лавку, махнул ею – и, дико вскрикнув, цыгане попадали на пол рядом с Михой, словно побитые градом хлебные колосья.
– Что, получили, паскуды чертовы?!
Чернявый красавец снова что-то раздраженно крикнул. Хотя и не слишком охотно, однако цыгане начали подниматься, вместе со слюной и кровью сплевывая на земляной пол выбитые зубы. Тот казак, который был пониже ростом и несколько полнее, вдруг выбежал вперед и принялся спиной подталкивать своего товарища-верзилу к выходу из корчмы.
– Нам нужен лишь Григорий Орлик… точнее, его голова. А ты можешь уйти прочь, за твою голову не заплачено, – сказал ему один цыган.
– Дулю с маком вы получите, а не Орликову голову! – не растерялся тот. Однако предложение его товарищу убраться прочь почему-то очень разозлило верзилу. Неистово рявкнув: "Голову?! А ну-ка попробуй возьми!" – он снова махнул лавкой. Цыгане вновь покатились на пол, еще раз атаковали побратимов – и снова отлетели назад. На этот раз еще двое остались неподвижными на земляном полу рядом с чернявым Михой.
Минут через десять казаки стремглав вылетели во двор, вкладывая на бегу сабли в ножны. В корчме осталась груда разбитой мебели, полуживых цыган и смертельно напуганная корчмарка, предусмотрительно забившаяся в самый темный уголок дома. Прежде всего побратимы бросились на конюшню, наскоро оседлали своих коней, остальных выгнали в поле и помчали куда глаза глядят так, словно их преследовала голодная волчья стая. Ехали молча. Первым заговорил гетманыч:
– Братец…
Кароль не ответил. Возможно, не расслышал из-за свиста пурги.
– Братец, эй! – громче крикнул Григорий.
– Что?..
– Зачем было называться моим именем?
Снова Кароль промолчал.
– Отвечай, прошу.
– Зачем?..
– Нет, Кирило, это уж ты объясни, сделай мне такую милость – зачем было затевать эту бессмысленную потасовку с цыганами, крушить столы и лавки…
– Но ведь они на орехи получили – так ведь, гетманыч?
– Получить-то получили… но ведь ты рисковал!.. И я вместе с тобой.
– Если этим неразумным прохиндеям мало, пусть попробуют напасть еще! Я им ребра переломаю, шеи поскручиваю!
– Я не о том, братец, – Орлик раздраженно скривился. – Зачем было ссориться с цыганами? Почему нельзя было просто промолчать?
Заслонив лицо от ледяного ветра, Кароль покосился на гетманыча.
– Если им мало… если эти цыгане во главе с Михой станут преследовать нас и попробуют напасть снова, то будут охотиться за моей головой, а не за вашей. Да и не осмелятся они больше…
– Кирило, пойми: ты абсолютно нелепо разоблачил нас…
– И что?! Как видите, Вишняков откуда-то узнал о вашем путешествии на Запорожскую Сечь к кошевому Иванцу да еще и убийц успел нанять.
– Братец, но ведь так открыто и нахально натыкаться на опасность!..
– Не годится казаку бояться! И прятаться негоже.
– Да, негоже! Но ведь можно было потихонечку себе уехать…
– Можно было, гетманыч, но не следовало! Зато теперь мы знаем, кто именно на вас охотится. Если попробуют напасть хотя бы еще раз, то станут охотиться на меня… а напорются на это! – Кароль сжал дюжий кулак и пригрозил возможным преследователям. – Вы меня знаете!..
Григорий лишь пожал плечами, и побратимы пришпорили лошадей. Звенел под подковами промерзший грунт большака, пурга заботливо заметала следы…
3 мая 1733 г. от Р. Х.,
Стамбул, кабинет великого визиря Ваган-паши
В просторной комнате воцарилась тишина: иногда в ходе самых напряженных, самых рьяных споров вдруг все присутствующие умолкают – причем все одновременно. Григорий поторопился воспользоваться благоприятным моментом и произнес:
– Итак, уважаемое панство, думаю, следует подвести окончательные итоги, иначе мы не закончим никогда. Есть ли у кого-либо возражения?
Гетманыч мигом почувствовал, как на нем скрестились укоризненные взгляды. Еще бы – ведь самый молодой из них осмелился взять инициативу в свои руки! Так бы и сказать – полез вперед батька в пекло…
Хотя вот он, отец – Орлик-старший! Сидит в самом темном уголке кабинета, опершись подбородком на кулак. Сидит и молчит… И тоже смотрит на сына с немым укором: дескать, что ты делаешь, Григорий мой дорогой?!
– Что ж, итоги так итоги, – вздохнул наконец великий визирь Ваган-паша. – Кто будет говорить первым?
– Франция давно понимает опасность, которую представляет для всей Европы российская экспансия, – сказал после очередной напряженной паузы месье Вильнев.
– Московская… – Григорий рискнул исправить невольную ошибку посла… хотя разве такую уже невольную?
– Российская, российская. Ведь Москва давно уже не является столицей тамошних земель.
– Ну так и что?
– Тогда лучше говорите "санкт-петербургская", если для вас это так уж принципиально.
– Московская, – тихо, почти сквозь зубы повторил гетманыч. – Так казаки издавна именовали это государство.
– Да называйте как угодно! – пожал плечами месье Вильнев. – Называйте, как того хотите вы или все казаки, это не мое дело. Только помните, что так недолго и от жизненных реалий окончательно оторваться.
И замолк, с показным равнодушием рассматривая холеные ногти на левой руке.
Что ж, так и должно быть: Франция – великое государство, поэтому французский посол может позволить себе подобную роскошь – называть ли государства по своему усмотрению, очертить ли стратегическое направление действий других, вместе с тем не озвучив никаких обязательств со своей стороны…
– Хорошо, оставим это. Тем более что предмет наших переговоров в самом деле заключен не в исторической или просто географической, но в политической плоскости, – сделав над собой незаурядное усилие, миролюбиво сказал Григорий.
Что ж, растоптанная казацкая Украйна ныне слишком слаба и больна, дабы ее защитники возражали великим мира сего. Ну, это ничего, главное – наконец-то добиться долгожданного результата…
– Своевременное замечание, – шевельнул левой бровью французский посол. – Итак, вернемся к внешней политике Российской империи.
– Повелитель правоверных также хорошо понимает опасность стратегического курса всех российских правителей, безотносительно к возрасту и полу, – с важным видом сказал великий визирь. И тоже замолк: дескать, Османская империя не менее величественна, чем Франция… К тому же, переговоры происходят на его территории. А поэтому…
Григорий понял, что давать обязательства придется прежде всего ему как уполномоченному представителю Швеции и Крыма.
– Итак, осознавая упомянутую опасность не менее, чем его королевское величество Луи XV и повелитель правоверных, сразу после реставрации на польском престоле претендента Станислава Лещинского шведское войско начнет наступление на Санкт-Петербург, тогда как крымский хан одновременно с этим ударит на Астрахань, а запорожские казаки поднимут восстание на Сечи, – как можно более непринужденно сказал гетманыч.
– А если… – начал было Ваган-паша.
– Я привык отвечать за свои слова, – четко отчеканил Григорий.
– Да, но ведь…
– В конце концов мой достопочтенный отец до сих пор остается пленником повелителя правоверных.
– Да, и пусть седая гетманская голова станет гарантией того, что привезенные моим сыном сведения являются подлинными.
Григорий едва сдержался от протестующего восклицания. Самому вызваться в гаранты?! Не слишком ли рискованные слова слетели с отцовских уст…
Но один-единственный пронзительный взгляд казацкого вождя мигом остудил его порыв. "Не горячись, Григорий, все хорошо!" – читалось в мудрых глазах Орлика-старшего. И гетманыч покорно промолчал.
– Если так… Хорошо, войско повелителя правоверных ударит от Молдавии по землям Украйны с тем, чтобы поддержать казацкое восстание и обеспечить возвращение гетманской булавы от Данила Апостола в руки нашего гаранта.
Но чтобы обязательства Османской империи не показались этаким "рахат-лукумным подарочком", великий визирь поторопился добавить:
– Конечно, войско повелителя правоверных начнет наступление сразу после удара шведов на Санкт-Петербург, а крымцев – на Астрахань. И ни в коем случае не раньше, чем произойдет реставрация претендента Станислава Лещинского.
Теперь все смотрели на месье Вильнева: каким будет его слово…
– Король Август II умер, – только и произнес французский посол.
И вновь принялся рассматривать холеные ногти.
Теперь уже на правой руке.
– Мир его душе, – вздохнул Григорий, когда молчание сделалось просто невыносимым.
– Наверное, лучшего момента для реставрации не дождаться, – выручил сына Пилип Орлик.
– Да, для вашей реставрации момент в самом деле наилучший, – месье Вильнев улыбнулся как-то натянуто. – Франция помнит центральную идею "Мемориала", который месье Григор Орли представил на заседании "Секрета короля" еще в прошлом году . Прекрасно помнит…
– Речь идет прежде всего не о передаче гетманской булавы мне, а о реставрации претендента Станислава Лещинского – тестя его королевского величества Луи XV. Ведь если само Небо убрало последнего короля с престола Польши, то…
Уголок рта месье Вильнева едва заметно дернулся.
– Что ж, вынужден признать: Франция была бы заинтересована иметь дружественного ей Божьего помазанника на польском престоле, – неохотно промямлил он. – А вот относительно вашей Украйны…
Теперь настала очередь старого гетмана выдерживать напряженные взгляды. Пилип Орлик встал по возможности бодрее и сказал просто:
– Клянусь, что казацкое государство в дружественном союзе со всеми заинтересованными сторонами будет достойно выполнять взятые на себя обязательства относительно ограничения московских претензий, если…
– Если?! – великий визирь подался вперед.
– И вы еще осмеливаетесь выдвигать нам условия?
В этих словах чувствовалось, что месье Вильнев весьма неприятно поражен "наглостью" османского пленника.
– Если стороны, заинтересованные в установлении мира, спокойствия и согласия в Европе, не станут нарушать прав и свобод казацкой Украйны, – уточнил Пилип Орлик, вновь садясь на место.
Французский посол и великий визирь одновременно смерили гетмана пристальными взглядами, затем Ваган-паша неприязненно произнес:
– На этот раз ни один крымчак не пересечет украинских границ, поскольку их цель – Астрахань. Так что гетман может успокоиться: татары не будут бесчинствовать, что в прошлый раз повредило казацким планам …
– А в дальнейшем, по завершении похода?
– Если сосчитать, сколько раз казаки нападали на Крым, думаю, выйдет отнюдь не меньше, чем количество нападений крымцев на Украйну.
– Мой товарищ детства Каплан-Гирей обещал мирно сосуществовать с казацким государством, – сказал Григорий. Впрочем, о некоторых других вещах гетманыч счел за лучшее умолчать, утаив от уважаемого собрания своеобразный "резервный" вариант взаимодействия с крымским ханом .
– Итак, думаю, вы как-нибудь сами договоритесь между собой, – улыбнулся великий визирь.
– А Польша?.. – Пилип Орлик перевел подозрительный взгляд на французского посла.
– Что вы имеете в виду? – переспросил тот с самым невинным видом.
– Может ли французская корона гарантировать невмешательство в украинское дело Станислава Лещинского, когда тот получит корону?
– Думаю, что у короля Станислава хватит хлопот и без вас.
– Н-ну-у, это еще как посмотреть…
– То есть?
– То есть Московия едва ли смирится с его реставрацией. А организовывать поход на Варшаву удобнее всего именно через украинские земли.
– Ну так и что?