Но вернёмся к нашим баранам, я хотел сказать бесчисленным повозкам, из которых только с казной было 77 штук (считайте, как минимум, тонн 30 разменной монеты). План свой коварный хитрый граф наверняка задумал, как только принялся готовить обоз с добычей к отправке. Недаром, прибыв на место заложения кладов он, прежде всего, соорудил целую плотину, в которой схоронил одну единственную, но совершенно бесценную для него вещь – памятную доску с указаниями того, где и как была спрятана большая часть вывезенной из Москвы добычи. Тут же напрашивается вопрос о том, какова же была эта часть? Та, что была заботливо попрятана им на пути между столицей и заштатным Можайском. Думаю, что по массе она составляла не менее двух третей от вывезенного поляками добра. И, в самом деле, зачем далеко увозить то, что потом опять придётся возвращать обратно на место. Но всё же основные денежные, или, как теперь говорят, золотовалютные ценности, он волок с собой до конца, пока не нашёл подходящее место для их сокрытия.
Поскольку клад планировалось сделать до востребования, (кто же мог подумать, что поляки вернуться в эти места только через двести лет) им было выбрано место с очень высокой насыщенностью местных географических привязок. Каковы же были первостепенные приоритеты для кладоустроителей прошлых лет? Их несколько и о них подробнейшим образом написано в кладовых записях собранных к 1880-у году. Записей-то действительно было несколько, но некоторые моменты в них оставались совершенно неизменными. Во всех документах и устных изложениях обязательно присутствовал некий центр, возле которого и разыгрывалась исследуемая нами кладоискательская драма. Этим центром был некий погост "Николы Лапотного", около которого и зарывал свои многочисленные клады "польский король"!
Вот как об этом пишется в одной из записей.
"Есть погост Николая Чудотворца, якоже зовомый Никола Лапотный, и от него ещё погост Святого мученика Георгия, в трёх верстах один от другого. У погоста Николая Чудотворца имеется речка Хворостянка (она же Маршевка), а другая Гремячка. В устье оного погоста третья речка, Чернитинка из болота из чёрных место́в".
Но речки, это ещё не всё, о чём упоминается в стародавних свидетельствах. Тут же имеются и следующие опорные привязки: курганы, искусственные валы и плотины, межевая грива, колодец с источником, крупное скопище меченых валунов, особым образом проложенная дорога из Москвы в Смоленск. Эх, вернись те же поляки за спрятанным добром, лет этак через 5-10, никаких трудностей с поисками они бы не имели. Но они вернулись туда только через двести лет! А все вышеназванные топонимические названия были давно и прочно либо позабыты, либо уже исчезли с лица земли. Сгорели деревянные храмы, были переименованы многочисленные речки, а приметные валуны новые поселенцы растащили на фундаменты. И, несмотря на то, что зарыто было несколько десятков тонн ценностей, об их существовании никто и не догадывался. О кладах ведь знали только ушедшие на запад поляки, местные же жители, вернувшиеся в разорённые места через много лет, не имели о них ни малейшего представления.
Теперь настала самая пора вкратце перечислить общее количество самих захоронений, упомянутых в книге Величкова, и показать заодно из чего они состояли. Поскольку масса запрятываемого была безмерно велика, её разумеется разделили на несколько частей.
Итак, читайте, уважаемые, и удивляйтесь.
1. Медные деньги несколько тысяч
2. 8 бочек королевского злата
3. 25 винных котлов серебра
4. Котёл бражный с серебряной посудой
5. 10-и ведёрная бочка золотых червонцев
6. 8 бочек церковной утвари
7. 6 винных котлов серебра
8. 2 котла серебра
9. 3 котла битых золотых талеров (разрезанных на кусочки)
10. 4 котла битых талеров и другие деньги
11. Бочонок золотых в кипучем колодце
12. Сундук с прибором стола Государева.
13. Котельчик серебра солдатский
14. Поклажа солдатская
Правда, очень неслабо закопано! Подобных размеров захоронений на своей практике почти и не припомню. Разве только хитро запрятанная перед штурмом Казани сокровищница казанского царства? Впрочем, о ней разговор пойдёт у нас особый, а сейчас давайте вернёмся под славный Можайск. Заметим себе, что каждый из указанных кладов имел чрезвычайно тщательно описанную привязку к конкретной местности. Вот, например, очень характерная запись всё из той же кладовой записи № 2.
"По конец каменной плотины в ямищу на три сажени отступил к востоку, воротясь против солнечного течения, с казной наполненные рядом поставили под одну доску. А крышки чугунными досками, взятыми от трубы в чанах, вдвое ряда кирпичами заклали, землёй засыпали, дёрном затоптали."
Смотрите, как всё чётко и доходчиво описано. В конце плотины вырыта большая яма, в шести метрах от края плотины и чтобы её отыскать требовалось отступить от конца плотины не куда-нибудь в иную сторону, а именно к востоку.
Или вот ещё один перл из той же оперы.
"Место пруда была ситка Государева, а пониже плотины зарыто 25 кубов, снято с винной ситки, и насыпаны серебром".
Спешу тут же разъяснить ещё одну причину, почему граф Сапега решил устроить грандиозное захоронение именно в данном месте. Не только храмом и погостом (постоялым двором) была известна выбранная им местность. Кроме всего прочего там ещё стоял и государственный винокуренный завод! Да, да, именно там, у многократно упомянутой в записи каменной плотины, вдалеке от жилых строений только и могло размещаться подобное производство. И Сапега был этому факту чрезвычайно рад. Почему? Так всё же предельно очевидно. Имея огромное количество рассыпных и малоразмерных ценностей, он совершенно не имел подходящей для их захоронения тары. А тут такое счастье ему внезапно подвалило – целый винокуренный завод! Там ведь стояли и перегонные кубы, и бродильные чаны, и крышки к ним имелись чугунные. Или вы думаете, что он всё это железное добро с собой из Москвы тащил? Да ничего подобного! Он только ценности с собой волок, и только их.
Вот он тут и встал поблизости от заводика самогонного и начал из непрочных мешков кулей и коробов всё своё добро пересыпать в очень удобную, а самое главное, долговечную тару. Расчёт у него был самый элементарный. Если ссыпать серебро и золото просто в земляные ямы, то потеряешь при раскопках весьма значительную их часть. А из железных кубов и чугунных чанов ни одна монетка на сторону не укатится. Так они всё и похоронили. Причём точно отмечая не только место каждого конкретного захоронения, но и его содержимое, а также технологию заложения каждого из них!
Читаем далее для примера.
"Ещё велел сделать, перешедши речку на выезде, пониже каменной плотины, венец врыт, в нём поставлено 6 котлов винных, насыпал серебра, накидал плитами и сверху угольями засыпал, да к той дороге из Можайска в Смоленск через ту речку Маршевку, той берега круты, то на выезде перестрел: на запад в сторону стоит курган, в том кургане поставлен сосуд церковный в восьми бочках зарыт…"
Ну, согласитесь же, ведь перед нами просто идеальное руководство к действию. Из данной немудрёной фразы опытный поисковик выудит просто массу полезнейшей информации. Смотрите. "Перешедши реку на выезде". Три слова, а как много в них смысла! Стало быть, в те далёкие времена речку, на которой стояла плотина, почему-то преодолевали вовсе не по ней. Где-то чуть ниже по течению был сделан специальный транспортный переезд, и именно там за рекой был вкопан венец, в который и поставили чаны. Момент интересный и его обязательно нужно взять на заметку. Да, чуть не забыл! Что такое венец вы, я надеюсь, себе представляете. Это основная обвязка русской избы, собираемая, как правило, из 4-х рубленых в "лапу" толстенных брёвен. Размеры венцов и до сих пор делают не маленькие. 4 на 6 или 5 на 6 метров – обычное дело. Ощущаете, какие внутри них были поставлены чаны, если в такой венец их влезло только 6 штук! Теперь о кургане. Как только мы преодолеем Маршевку по "перестрелу" (искусственное сужение русла реки), то с западной стороны увидим курган, под которым (или рядом с ним) зарыты бочонки с серебряной посудой.
Теперь, когда вы наверняка прониклись грандиозностью данного кладоискательского проекта, поставим перед собой самый главный для поисковика вопрос: – Где же находится эта клятая речка Маршевка, на которой до сих пор стоит каменная плотина, где раньше возвышалась церковь Николы Лапотного, где рассыпаны большие валуны, стоят невысокие курганы и сделаны искусственные насыпи на мокрых лугах? И где же лежат все эти безумные, как по массе, так и стоимости ценности? Ведь чтобы в течение всего одного дня найти такие многотонные массы цветного металла нам требовалось всего-то ничего – точно соотнести название мифической Маршевки с названием хоть какой-нибудь реки на современной карте. Но вот как раз с этим-то вопросом у нас и начались основные проблемы. Впрочем, все проблемы были легко разрешимы, если бы только удалось выяснить, где именно 400 лет назад располагался Куний Бор. Но как нам искать его теперь? Ни на одной, даже самой старой карте такой объект не значился. А рек, речек и ручьёв на Гжатских землях и теперь видимо, не видимо. Как же выбрать из них одну, единственную? Ту самую, заветную речку Маршевку? Не знаете? А ведь если прочитать чуть-чуть повнимательнее славную кладовую запись "№ 2, то путеводная ниточка возникает в наших руках, словно по волшебству.
Читаем вместе с вами и двигаемся к разгадке тайны так же, как некогда и сам Шлиман двигался за сокровищами Приама, то есть, не отступая ни на шаг от исторического текста.
"Я отправил из Москвы, с разным добром, 973 подводы в Калужские ворота на Можай. Бывши в Можае 9 дней запряжённых. (Добирался до Можайска девять дней). Из Можая пошёл я Старою Смоленской дорогою на Смоленск. Становился в третьей упряжке, не дошедши Медынских и Вяземских округ. Остановился на Кунье Бору. Речка течёт из ночи на зимний восход, а имя той речки Маршевка. И потом я им велел, русским людям, на Куньем Бору сделать на суходоле плотину. Велел на конце каменной плотины из одной стороны ископать яму, сделать её глубоку, и в яме поставить обруб дубовый и в той плотине, в яме поставил 6 котлов винных серебра и покрыл их плитами и велел засыпать угольями, а сверху землёй и каменьем мелким…"
Получается, что обоз с ценностями двигался как до Можайска, так и после него очень и очень медленно. По нашим расчётам получалось, что когда первые подводы уже становились на постой, последние только-только начинали движение! Таким образом, средняя скорость движения всей этой неспешной кавалькады равнялась примерно 10–11 верстам в сутки.
Вам, что, смешно? А мне нет. Поскольку перед нами оказался прекрасный ориентир для уточнения и дальнейшего продвижения наших многотрудных поисков! Ведь одну поисковую координату мы уже как бы знали – Старая Смоленская дорога. А пересчёт дней на пройденные обозом от Можайска километры вполне мог дать вторую! Конечно, нужно иметь в виду и то, что по мере продвижения обоз сокращался в размерах, (часть поклажи прятали по ходу дела) да и выучка возниц несколько повышалась. Но всё равно больше 14 вёрст в сутки обоз одолеть не мог, и этот факт значительно продвинуло нас вперёд. Ведь нам было известно, что после Можайска транспорт с сокровищами двигался до пресловутого винокуренного завода ровно три дня. Оставалось только найти карту, с нанесённой на ней "Старой смоленской дорогой", и дело можно было считать наполовину сделанным. Но едва мы начали поиски заветной карты, как довольно быстро выяснилось, что Старая смоленская дорога № 1, это совсем не та "Старая смоленская дорога № 2", по которой в своё время двигался Наполеон. Пришлось разыскивать ещё более старые географические карты, примерно соответствовавшие началу семнадцатого века. После длительных изысканий оказалось, что некогда действительно существовал хитро петлявший по России тракт, который проходил гораздо южнее современной Минской автострады. Вот по нему-то нам и предстояло курвиметром отложить три раза по, приблизительно, 12–14 вёрст, чтобы хотя бы ориентировочно попасть пальцем в заветное место на карте.
Такой замер был естественно незамедлительно сделан и наши возбуждённо дышащие носы, вкупе с дрожащими от волнения пальцами, заскользили по пожелтевшей бумаге. Первую остановку после Можайска обоз, несомненно, сделал в Ельне. Вторую в Преснецово. А где же третью-то, самую для нас важную? Очень быстро наши указательные пальцы уткнулись в деревню, носящую гордое имя – Ивакино! А рядом с ней, (о Боже, где были раньше наши глаза), располагалась и другая деревенька, называемая как-то уж очень и очень знакомо, а именно – Лопатино!!! А ещё чуть в стороне, виднелся и жирный типографский крест, обозначающий церковь. Сомневаться не приходилось. Данное Лопатино наверняка было как-то связано со стародавним храмом Николы Лапотного, на месте сожжения которого была впоследствии воздвигнута современная, каменная церковь.
Чтобы выяснить её родословную мы бросились к компьютеру. Слава, слава Интернету! Через несколько минут удалось выяснить, что церковь, названная в честь святого Дмитрия Солоунского была построена в 1814-м году. Да к тому же это место подозрительно близко находится как от Медынского и от Вяземского районов. То есть прямо в буквальном смысле по писаному тексту, взятому из кладовой записи, не допуская ни малейшего отклонения от её сути и буквы!
Прошло ещё некоторое время, и более подробная карта района будущих поисков легла на стол перед нами. И тут совершенно неожиданно открылись такие детали, о которых мы до той поры даже и не догадывались. В одной из строк кладовой записи мы уже несколько раз подряд читали следующую малопонятную фразу, относящуюся к церкви Николы Лапотного: – "Въезд и выезд в одни ворота, и Судоносинные прудки челночком".
– Что ещё за прудки, – недоумевали мы, – какой ещё выезд? Но, всмотревшись в более подробную карту, мы быстро поняли, о чём идёт речь. Оказалось, что современный храм стоит недалеко от речки, а вдоль неё …, вот чудеса-то из чудес, явственно просматриваются два небольших прудика, расположенных один за другим. То есть как бы челночком! Ура! Опять стопроцентное совпадение! Да и ещё, эта речка с прудиками текла строго с запада на северо-восток. Значит у нас ещё одна удача. Помните, куда текла речка Маршевка? Она текла таки с ночи на зимний восход, то есть как раз с запада и поворачивала на северо-восток! Казалось, удача идёт нам прямо в руки, и горсти "битых талеров" уже оттягивают наши изрядно потощавшие карманы.
Оставалось сделать самое малое – приехать на теоретически вычисленное место и с помощью хотя и старых, но всё ещё надёжных приборов, установить достоверность сокрытой в кладовой записи истины. Так мы впоследствии и поступили. Добравшись до Ивакино, мы первым делом принялись производить рекогносцировку местности. Да-а-а, очень многое удивительнейшим образом соответствовало заученным почти наизусть строкам просто идеально. Но были и непонятные провалы и нестыковки. Однако не буду торопиться и, как и положено в историях такого рода, начну за здравие. Самое замечательное наше достижение состояло в том, что мы почти сразу установили, почему раньше никто не ездил по каменной плотине. Правда, теперь по ней был проезд, но сама-то старинная плотина едва-едва выглядывала из-под мощной современной громадной плотинищи, которая возвысилась над старой, не раз чиненой дамбой, метров этак на пять. А раньше старая плотина просто была столь низка и при этом так неудачно упиралась в восточный очень высокий и крутой берег, что взобраться по нему на телеге, запряженной одной лошадью, было просто немыслимо! Нашли мы, разумеется, и кусочек Старой Смоленской дороги, которая действительно проходила в паре сотне метров ниже старой плотины. Правда, ни курганов, ни гривы с десятивёдерной бочкой червонцев, ни вала на мокром лугу нам отыскать так не удалось, но мы утешали себя тем, что за 400 лет здесь могли много чего поперекопать, да и вообще снести с лица земли.
И вот, думая, что место захоронения как минимум дюжины грандиозных кладов наконец-то найдено, я приступил к своему привычному и даже рутинному делу – отысканию самих несметных сокровищ. Час шёл за часом, одно за другим обследовались так изумительно чётко описанные в записи золотоносные места, но кроме большого количества техногенного лома советских времён нам не попадалось абсолютно ничего. В конце концов, почти потеряв надежду на хоть какие то находки, мы, понуро повесив головы, двинулись к полуразрушенному храму, сиротливо возвышающемуся на краю деревни. Уж там-то мы твёрдо рассчитывали на успех. Ещё бы! В привязке к церкви мы имели в запасе целых два могучих, многосоткилограммовых захоронения. Это были пресловутые "восемь бочек королевского злата" и "многие тысячи медной монеты". Не сказать, чтобы нам были уж очень нужны эти медные "тысячи", но хотелось хоть как-то подтвердить выдвинутую и, казалось бы, так чётко обоснованную поисковую гипотезу.
Но…, увы, увы и ещё раз увы! Прочёсывание местности, прилегающей к храму, да и самих развалин церковных не дало нам ровным счётом ничего, за исключением обломков дореволюционной конной косилки, да приличной грудки непонятного назначения железных обломков. Ни злата, ни серебра, ни даже меди. Полный крах всех надежд! Но самое обидное состояло даже ни в том, что мы не обнаружили ничего ценного. Мы ведь приехали вовсе не за этим. Самое обидное было в том, что мы не обнаружили даже грандиозных ям, которые непременно должны были остаться в тех местах, откуда более удачливые наши коллеги вытащили безумное количество "кубов", "чанов" и "бочек" с драгоценным содержимым. А они на местах раскопок должны были остаться непременно.
Вот я, например, не раз находил куда как более скромные ямки от столь же скромных и многочисленных наполеоновских кладов. Но заметьте, с тех пор тоже ведь почти двести лет минуло, а они всё ещё сохранились. А здесь мы должны были наткнуться ну просто на громадные котлованы, а отыскали только старые немецкие окопы, да блиндажи времён Второй мировой. Обидно, досадно, но… ладно. Тут ведь как в любом поиске – каждый раз встречаешься с неизвестностью лицом к лицу, и каждый раз до последнего мгновения непонятно, за кем будет победа в очередной схватке со старыми тайнами нашей потаённой истории.
Что же помешало нам отыскать клад "Николы Лапотного"? Возможно, мы изначально слишком сильно понадеялись на имевшиеся в нашем распоряжении тексты и бросились на скоропалительные поиски, соблазнённые некоторыми совпадениями естественных географических ориентиров с ориентирами легендарными. Возможно и другое. Король Влад, князь Радзивилл, князь Сапега, или кто там ещё, оказались несколько умнее, чем мы считали и укрыли вывезенные из Москвы сокровища куда как более хитро, и тщательно. Возможен так же и вариант того, что крестьяне, поведавшие старозаветные предания краеведу Величкову, не мудрствуя лукаво, просто связали старинную кладовую легенду со знакомыми им с детства привычными русскими пейзажами. Вариантов, как говорится множество.