В ковчеге покоился титановый череп ракеты - многозарядная разделяющаяся боеголовка, которую Рейфлинт из невольного почтения к ее электронно-урановому таинству называл про себя Тором - именем бога войны и огня своих скандинавских предков. Серо-голубой ковчег был абсолютно прочен и надежен. В переднем его торце торчали влагопоглотительный патрон и перепускной клапан, чтобы уравнивать давление при воздушной транспортировке. В заднем торце поблескивала клемма заземления. Ковчег спасал Тора от воды, воздуха, пыли, тряски, магнитных полей, перепадов давления и дикого - статического электричества. Чтобы боеголовку ненароком не уронили, поднимая краном, по бортам футляра алели предупредительные надписи: "Ручки ТОЛЬКО для снятия крышки". И еще нарисованы были совсем уж наивные зонтик и рюмочка. Шутники переводили эти знаки так: "Примем по последней и закусим ядерным грибком".
Автокран осторожно выгрузил на пирс первый пенал, и четыре черных сержанта встали возле него так, как траурный эскорт становится возле гроба - по углам. Они бережно сняли крышку и, шагая в ногу, отнесли пенал в сторону. Тор предстал солнцу и почтительным взглядам. Ярко-зеленое тело его резало глаза кроваво-алым пояском. С него аккуратно сняли медный колпак, предохраняющий лобовую часть от случайных ударов. В самом центре тупого рыла проглянуло крохотное отверстие для уравнивания давления под водой, когда крышки ракетных шахт сдвигаются перед залпом в сторону. Отверстие прочищается специальной иглой - той самой, какой черный майор чистил ногти в ожидании автокрана.
Рейфлинт вдруг усмехнулся: по стальному черепу Тора ползла божья коровка. Трудно было придумать более резкий контраст всеразрушительной мощи и абсолютной беззащитности. Дешевый символ. Но, как и все дешевые символы, он разил без промаха.
Автокран наконец поставили на упоры и заземлили, И начался обряд, похожий на отпевание. Старший помощник Рооп с книгой инструкций в руках пономарским голосом зачитывал наставление по осмотру и проверке ядерной боеголовки. Два юрких петти-офицера выполняли все, что требуют строгие параграфы, быстро и педантично. Они были в центре внимания, и тишина на пирсе сгущалась еще больше под пристальными взглядами многих глаз.
- Пункт первый. Осмотр корпуса на предмет царапин и вмятин, - скороговоркой перечислял Рооп.
Оба петти едва не столкнулись лбами, отыскивая повреждения корпуса. Ни вмятин, ни царапин они не нашли. Боеголовка, смазанная техническим вазелином, лоснилась. Она отлажена с точностью швейцарского хронометра. В судный час планеты, отбитый стартовым реле времени, Тор в некой ведомой лишь его электронной памяти точке траектории разделится на шестнадцать боеголовок, каждая из которых понесется к своему городу, как несутся к родным крышам почтовые голуби... При мысли о голубях легкая усмешка тронула губы Рейфлинта во второй раз.
- Пункт второй. Отключить транспортировочную ступень предохранения...
Один из петти вставил в потайное гнездо штеккер прибора-отключателя, раздался легкий щелчок: жало бойка перескочило на одну из семи предохранительных ступенек. Остальные шесть снимет сам Рейфлинт, повинуясь лишь личному приказу президента.
Наконец застропленный Тор медленно поплыл в воздухе к раскрытому люку первой ракетной шахты. Два арсенальных сержанта бережно придержали снаряд над обезглавленной пока ракетой, помогли ему мягко состыковаться с телом носителя, а затем, натянув белые перчатки, стали свинчивать "коня" и "всадника" длинными ключами-коловоротами.
- Почему так туго идет? - недоумевал черняво-смуглый сержант.
- Правило "креста" нарушаешь! Перекрестно завинчивай! - поучал его вездесущий майор.
- Правило креста? - переспросил Рейфлинт. - В чем его смысл?
Майор досадливо дернул щекой - не время для досужих разговоров, - но все же пояснил:
- Стыковочные болты надо завинчивать в крестообразном порядке. Иначе от перекоса возникают напряжения...
Едва черная гвардия арсенала попрыгала в свои грузовики и облегченные "доджи" вырулили за ворота с клыкастыми якорями, как взвыли сирены полицейских машин, и гавань снова оцепили, но не автоматчики, а рослые парни в серых плащах и мышиных шляпах. Теперь они внимательно проверяли документы тех, кто был приглашен на проводы "Архелона".
Просторный пирс быстро заполнялся гражданскими чинами, репортерами, женщинами. С высоты рубочного руля, превращенного на время в крыло мостика, Рейфлинт разглядел в толпе сухопарую жену старпома Роопа, красавицу Флэгги - подругу жизни старшего радиста Барни. Просто удивительно, как этому лысому увальню удалось отхватить такую девочку. Даже с восьмиметровой высоты видно, как длинны ее ноги. Матросы швартовой партии пялят на нее глаза так, будто им скомандовали "равнение на средину!". И эти "серые шляпы" тоже парни не промах. Вон как увиваются сразу двое. Бедный Барни, хорошо, что он сидит в прочном корпусе и ничего не видит.
Тысячу раз прав тот, кто сказал: "Жениться на красавице - все равно что покупать участок земли, дабы любоваться небом".
Ника пришла в черном с отливом под цвет "Архелона" комбинезоне с широким поясом на бедрах; новый наряд венчала шляпка-пилотка, подобранная к случаю. Ника улыбалась: "Ну как?" Рейфлинт ответил ей легким кивком: "Вижу. Люблю. Счастлив". Это прочтет только она. Для всех остальных его кивок лишь жест вежливости. Конечно же, она любуется им. Он и сам знает, что смотрится сейчас очень эффектно: в белой униформе на фоне черной рубки - вознесенный над толпой крылом рубочного руля, будто постаментом.
Экипаж прощался с семьями. Все, кроме вахты, выбрались из прочного корпуса на пирс. Капитан-лейтенант Барни и Флэгги покачивались в тесном объятии, забыв про все на свете, как последние юнцы где-нибудь на эскалаторе или в телефонной будке.
- Эй, приятель, - кричали Барни матросы-швартовщики, - оставь немного и нам!
Барни незаметно перевесил на плечо Флэгги ремешок транзистора.
- Я кое-что в нем поменял, и теперь он настроен на волну "Архелона", - шепнул ей в ухо. - Держи его всегда включенным. Когда мы будем возвращаться, я передам короткий сигнал... Вот такой - "пик-вик". И ты поймешь, что очень скоро мы снова будем вместе...
- Да, милый...
- Не сбей настройку. И никогда не выключай.
- Я все время буду ждать: "пик-вик". Это хороший сигнал.
- И тогда мы снова будем вместе!
- Да, милый...
Старший помощник Рооп посмотрел на часы и поднес к губам мегафон:
- Окончить прощание. Команде вниз!
...Единственный, кто успел поймать в камеру видеомагнитофона возню на носу "Архелона" с бритоголовым самосожжением, был репортер компании "Телеандр" Дэвид Эпфель. Однако ему тут же пришлось вернуться к прерванному репортажу.
- Сегодня исторический день, - наговаривал в микрофон Эпфель, - новейший стратегический ракетоносец выходит в первое боевое патрулирование.
На экранчике телемонитора возникли два немигающих ока, сведенных к узкой переносице гладколобого черного черепа, куцые растопыренные крылья... Камера отъехала, и телезрители увидели, что языческий истукан - это боевая рубка "Архелона".
- Не правда ли, - риторически вопрошал Эпфель, - если бы у материков, у всяких там Евразии и Австралии были глаза, они бы цепенели перед "Архелоном", как кролики перед анакондой?.. За спиной у этого бога войны, который может нестись под водой со скоростью курьерского поезда, двадцать четыре ракетные шахты. Баллистические ракеты несут шестнадцать разделяющихся боеголовок, каждая из которых способна уничтожить такую страну, как Польша или Греция со всеми ее островами.
Президент в сопровождении командующего флотом, адмиралов, телохранителей и других членов свиты быстро прошел на корпус. Рейфлинт встретил его у верхнего рубочного люка. Представился, ответил на рукопожатие. Тут возникла легкая заминка: кому спускаться первому - командиру как хозяину или президенту как почетному гостю. Первым скользнул в колодец люка телохранитель, за ним Рейфлинт и наконец сам президент. Бегло осмотрев центральный пост и оба смежных отсека - слава богу, бритоголового успели спрятать в медицинский блок, - президент обернулся к Рейфлинту.
- Завидую вам, коммодор! У вас есть шанс стать президентом нашей страны, но мне уже никогда не стать командиром вашего корабля.
Улыбка сбежала с губ президента, и лицо его снова приняло выражение державного достоинства:
- На ваш подводный рейдер мы возлагаем особые надежды...
Телохранитель, к чьей руке стальным браслетом был пристегнут кейс с шифрозамком, быстро раскрыл чемоданчик и подал президенту пакет. Президент, взвешивая пакет на ладони, не спеша протянул его Рейфлинту:
- Помните, коммодор, океан - это весы мира. Ваш атомоход одна из гирек, которая позволяет нам сохранять равновесие...
Репортер Дэвид Эпфель подставил свой микрофон, и президент воскликнул с привычным пафосом:
- Дамы и господа! В этот час я нахожусь на борту "Архелона" - подводного форпоста нашей обороны. Ни один корабль не стоил нашей стране так дорого, но мир на планете стоит еще дороже...
ЧЕЛОВЕК В ОБГОРЕВШЕМ ХИТОНЕ
"Архелон" шел под водой, раздвигая широким лбом океанскую толщу, взрезая ее крыльями рубочных рулей и лопастями огромных, в рост человека, гребных винтов.
Как ни благодушничал на корабле президент, но вокруг него невольно создавалось поле высокого нервного напряжения. Он не сразу покинул подводный крейсер, а выразил желание проводить атомарину в точку погружения; он стоял на руле, позировал на мостике, вспоминал в кают-компании корейскую войну, в которой участвовал командиром торпедного катера, и лишь спустя два часа после выхода из гавани попрощался с экипажем и перешел на борт яхты морского министра.
Рейфлинт, отдав уходящей яхте положенные почести, задраил верхний рубочный люк, и "Архелон", шумно выпустив из цистерн воздух, покинул суетный надводный мир. Во всех шестнадцати отсеках его облегченно вздохнули.
В центральном посту коммодор почти рухнул в свое кресло. Перепоручив командирскую вахту старшему офицеру, Рейфлинт, не выпуская из виду глубиномеры и информационный пульт, перебирал в памяти подробности роскошных проводов и выводил, что все прошло довольно удачно. Даже выходка этого фанатика в желтом хитоне не смогла омрачить торжественных минут. И как только он пробрался на пирс? Впрочем, пусть над этим ломает голову начальник режимной службы - полковник с надменным квадратным лицом, подбородок которого раздвоен, как у римского императора Каракалы. Рейфлинт сталкивался с ним всякий раз, когда кто-нибудь из его матросов попадался на тропе Хо Ши Мина - тайной дорожке, ведущей из базы в обход контрольно-пропускных пунктов. "Каракала" отпускал задержанных неохотно, давая понять, что делает немалое одолжение лично ему, коммодору Рейфлинту. Теперь они с ним квиты. Еще бы! Если бы люди Рейфлинта быстро и скрытно не замяли скандал, у полковника были бы большие неприятности. Вместе с президентом в базу нагрянуло и режимное начальство, которому бы пришлось отвечать на колкие вопросы репортеров: "Как смог пробраться пикетчик в гавань стратегических ракетоносцев?" Теперь же вся эта история вряд ли выйдет за пределы базы, так что "Каракала" должен оценить находчивость архелонцев и решительность их командира. Бритоголового спрятали в торпедопогрузочный люк в надежде, что после официальной шумихи режимщики снимут его с борта. Но президент спутал все карты: кто мог подумать, что ему взбредет в голову провожать "Архелон" до точки погружения?
Перед тем как уйти под воду, Рейфлинт связался по радиотелефону с базой и спросил, что ему делать с нечаянным пассажиром. "Изолируйте от команды! - ответил несколько смущенный "Каракала". - Мы заберем его у вас при первом же удобном случае".
Интересно, как он себе представляет этот удобный случай? Ракетоносец скроется под водой на добрых полтора месяца. Значит, этого психа все это время придется держать при себе... Ну что ж, господин полковник, меньше, чем ящиком виски, вы не отделаетесь. Это вам не матрос, сиганувший через забор.
Рейфлинт перебрался в каюту и щелкнул тумблером селектора:
- Рооп, как там этот недожаренный?
- Мы поместили его в изолятор. Доктор обработал ожоги. Он чувствует себя вполне сносно.
- Если он может ходить, приведите его ко мне.
Пленник с забинтованной головой и руками осторожно переступил комингс командирской каюты. Бинты скрывали его возраст. Глаза с худого аскетического лица смотрели уверенно и спокойно.
- Ты кто? - спросил Рейфлинт.
- Я человек, - ответил пленник.
- Имя? - потребовал коммодор.
- Я забыл свое старое имя. Можешь звать меня Бар-Маттай, - ответил бритоголовый.
- Как ты проник в базу?
- Нет такой тюрьмы, из которой нельзя убежать, и нет такой базы, в которую нельзя было бы проникнуть...
- Не заговаривай зубы! Отвечай на вопрос.
- Пролез под брезент грузовика, когда колонна сбавила скорость в тоннеле. Потом спрятался за штабелем.
- Зачем ты себя поджег?
- Я хотел, чтобы все и президент увидели, как я ненавижу подводные лодки.
- За что ты их ненавидишь?
- Подводные лодки - могильные черви человечества.
- Ты знаешь, кто я?
- Нет.
- Я командир "Архелона". Ты знаешь, что я могу сделать с тобой?
Пленник саркастически улыбнулся:
- Жить дольше, чем Христос, неэтично, если ты не оправдал жизнь равноценным подвигом. Ты можешь отнять у меня жизнь, но ты не сможешь лишить меня смерти.
- Лишить тебя смерти? - удивленно переспросил коммодор.
- Я владею своим дыханием, - кротко пояснил Бар-Маттай. - Я могу приказать себе не дышать. И ты не сможешь лишить меня смерти, ибо я сделал в этом мире все, что смог.
Пленник сомкнул губы и перестал дышать. Через несколько секунд он осел на пол каюты.
- Доктора сюда, быстро! - бросил Рейфлинт старшему офицеру.
Коколайнен сделал пленнику укол и растерянно пожал плечами:
- Я ввел ему кордиамин с кофеином... Но он не дышит.
Рейфлинт выругался.
- Чер-рт! И это в первый же день похода!.. Да сделайте ему что-нибудь, док!
И, не дожидаясь, когда Коколайнен заново снарядит шприц, потряс пленника за плечо:
- Эй, послушай... Черт бы тебя побрал!.. Не умирай! Я хочу тебя спросить...
Коколайнен пощупал пульс и выпустил запястье Бар-Маттая.
- Все кончено. Пульс не прощупывается.
Рейфлинт смерил старшего офицера ледяным взглядом.
- Вы болван, Рооп! Притащить на борт это чучело! Уберите его отсюда!
Рейфлинт нажал клавишу:
- Стюард, кофе. И покрепче!
Стюард Бахтияр, толстый человек с носом, большим и гнутым, как рукоять старинного пистолета, принес в командирскую каюту поднос с двумя чашечками. Крутнув поднос на пальце, он, не расплескав ни капли, поставил чашечки, щеголяя изысканностью манер.
Рейфлинт покачал головой.
- Как учили, сэр! - расплылся в улыбке стюард.
- О да, ты очень похож на примерного ученика...
- Ученика Багдадского вора, сэр.
- Не прибедняйся. Багдадский вор рядом с тобой - жалкий приготовишка.
- Вы мне льстите, сэр. - Стюард довольно огладил крепкие руки. Наколотые макаки и змеи скрывались в их курчавой поросли, словно в джунглях. Лишь на тыльных сторонах ладоней отчетливо синели скрещенные полумесяцы - знаки Магомета.
- Много чести. Но если ты опять откроешь свою "аптеку"...
- Что вы, сэр!
- Я тебя предупредил. Ступай.
Старшего кока-инструктора Бахтияра, которого в обиходе звали стюардом, превосходного кулинара и бывалого подводника, Рейфлинт взял с собой на "Архелон" с прежней атомарины. В свое время он помог ему выпутаться из скандальной истории с "аптекой" - тайным клубом наркоманов в трюме центрального поста, - и теперь перс готов был подавать Рейфлинту не только кофе, но и приносить тапочки к командирской постели.
Едва дверь за Бахтияром закрылась, Рейфлинт включил квадрофон. Четыре японских динамика забрезжили смутной, как бы разгорающейся музыкой. Она напоминала зарево то ли пожарища, то ли очень тревожного заката. То был Ницше, переложенный на музыку Рихардом Штраусом: "Так говорил Заратустра".
Щелкнул динамик, и голос доктора Коколайнена доложил:
- Сэр, он ожил!
Рейфлинт включил монитор внутриотсечного телевидения. На экране возникла стальная камера изолятора и фигура сидящего Бар-Маттая.
- Ну что? Ты воскрес? - насмешливо спросил Рейфлинт. - Почему же ты не умер?
- Я успею это сделать всегда, - ответил пленник. - А пока я должен быть рядом с тобой.
- Это еще зачем? - изумился коммодор.
- Я хочу открыть тебе свет истины.
- Пошел ты к черту со своей истиной!.. - ругнулся Рейфлинт и выключил монитор.