На уроках истории и литературы мне много приходилось спорить о роли личности в истории. Я считаю, что один человек способен повернуть развитие страны в абсолютно другом направлении и никакие исторические законы не смогут ничего с этим поделать. Пусть первый толчок будет совсем маленьким, но приданного ускорения может хватить на преодоление любой орбиты и выход в открытый космос.
Кто еще способен повлиять на Анну? Попробую разложить имеющиеся карты в пасьянс.
За внешнюю политику России отвечает вице-канцлер Андрей Иванович Остерман. В данном случае он представляет партию "голубей", с самого начала выступал против войны, и только "ястребиный" пыл Миниха победил придворное влияние и дипломатические таланты Остермана. Но фельдмаршал сник, и вице-канцлер может расправить крылья. Тем более, что австрийцы, к которым Андрей Иванович испытывает большие симпатии, отнюдь не спешат с началом боевых действий. Похоже, им пока не до войны. Да и действует наша армия в тех краях, где австрийцы воевать не собирались. Их внимание сконцентрировано на Балканах. Что же, флаг вам в руки, господа цесарцы, оставьте вечный европейский пороховой погреб себе. Нам не жалко. Вот уж чего точно не надо России, так это не пойми с какой целью в отдаленном будущем выручать из беды разнообразных "братушек", от которых никакой пользы, кроме неприятностей.
Фаворит и любовник Бирон… Ему-то какая от войны выгода? Если побеждаем, тогда да, приятно, а если только зря теряем огромные средства и людей? Проигравших никто не любит. А сейчас, когда решается вопрос, станет ли Бирон герцогом Курляндии, тем более. Шансы на победу выглядят достаточно скромно. Если красочно обрисовать все плюсы и минусы, вряд ли он загорится желанием воевать дальше. Синица в руках намного предпочтительней шустрого журавля в небе.
Кого-то другого, способного навязать императрице свое мнение, я больше не вижу. Тогда да здравствует мир с Турцией, и желательно на наших условиях. Диктовать их позволят некоторые успехи русской армии, развивать которые пока рано.
Даже если Миниху удастся захватить Крым целиком, сумеем ли его удержать? Кругом степь, и лишь вдоль берега моря узенькая полоска пригодной для нормальной жизни земли. Боюсь, такой орешек нам не по зубам. Куда проще нарезать Крым небольшими ломтями. Отхватили чуток, закрепились, выстроили опорные пункты, города, наладили систему магазинов с провиантом, фуражом, оружием, обмундированием.
С подготовленных рубежей атаковать легче, чем преодолевать марш-бросками огромные расстояния по выжженной степи, где почти нет рек с пресной водой, а колодца отравлены неприятелем. И еще желательно иметь флотилию, способную плавать в неглубоком Азовском море. Дальнейшие планы можно строить только на основе глубокого взаимодействия армии и флота.
По-моему, вполне логично. Пусть Крым покорится не сразу, зато с меньшей кровью. На мой взгляд, это очень важно. Империя продолжит прирастать новыми землями обязательно, но брать их мы будем с умом, не диким нахрапом, а после тщательно продуманных комбинаций. Где-то умом, где-то хитростью, а где-то и силой, если понадобится, конечно. В идеале было бы, если бы в империю стали сами проситься. Вот только принимать следует не каждого.
Ничего не забыл? Ага, вспомнил: эпидемии. Они способны выкосить любую армию, даже хорошо обученную и прекрасно экипированную. Значит ли это, что мы не в состоянии бороться? Отнюдь. Под лежачий камень вода не течет, так что мы потрепыхаемся. Здесь главная ставка на медицину: прививки, лекарства. В конце концов, массово внедрить элементарные представления о санитарии и гигиене. Зачем плодить вшей под обсыпанными мукой париками, снимать мундиры с мертвецов и надевать на здоровых? Работы – поле непаханое.
Теперь вернусь к гранд-политик. Восток – дело тонкое, прав товарищ Сухов, ой как прав. Подходить надо деликатно и во всеоружии. С Европой куда понятней и проще. Даже сражаться, и то удовольствие. Понятно, что война в кружевах бывает только в кино, но, может, имеет смысл обратить взор на то, что плохо лежит в каких-то двух шагах от нашей европейской границы?
Я вспомнил о недавней поездке в Польшу. Если хорошенько тряхнуть, Речь Посполитая обрушится к нашим ногам как перезрелый плод. Прусский король уже пару лет шутит, что Польша стала калиткой для России, наши войска преспокойно перемещаются туда-обратно через ее земли. Чего мы теряемся? Время больших батальонов пришло. Отстрижем ими, как ножницами, лакомый кусочек польской территории.
Теперь подумаем, кто может за нее вступиться. Французы для поддержки своего кандидата на королевский трон расщедрились лишь на несколько батальонов десанта, вряд ли они позволят втянуть себя в полномасштабную войну. Ну, побурчат немного, как без этого. На этом все закончится. Ни Лиги Наций, ни ООН, ни ПАСЕ не существует, так что нехороших русских даже выгнать неоткуда.
Англия интересов в Польше не имеет, жителям туманного Альбиона выгодно поддерживать с московитами хорошие отношения. Недавно мы заключили неплохое соглашение, поэтому джентльмены будут озабочены лишь сохранением прибыли.
Кто еще? Фридрих Вильгельм, король Пруссии? Со времен Петра Первого между нами прочные "мир, дружба, жвачка". Разве он будет возражать, если мы позаимствуем у поляков часть Украины и Белоруссии. Готов побиться об заклад, что король-солдат мало того, что одобрит, так еще и под шумок чего-нибудь урвет для себя.
Исконно польские земли трогать не будем, иначе придется с завидной регулярностью подавлять восстания. Пусть кто-нибудь другой усмиряет гордый шляхетский дух.
После раздела Польши можно подумать и о Молдавии, обещанной Кантемиру. Завоевывать ее через Крым – все равно что лечить гланды через задний проход.
С австрийцами попробуем заключить секретный пакт, объясним, что основная война с Турцией впереди. Только на этот раз мы оттянем на себя не только татарскую конницу, но и регулярные части турецкой армии, тем самым облегчив удел цесарцев. Кое-чем можно и поделиться, только Русскую Галицию оставим себе.
Я вскочил с кровати, сел за стол и принялся писать. Утром мои соображения уже лежали перед подполковником. Изучив их, Бирон усмехнулся:
– Вы не перестаете удивлять меня, фон Гофен. Даже не знаю, как это называется – наглостью или чрезмерной самоуверенностью. Еще вчера вы были всего лишь поручиком, а нынче рискуете совать нос в большую политику. На чем основано столь лестное мнение о себе?
– На реальном анализе ситуации, господин подполковник. И мне кажется, что я не единственный человек, которому пришли в голову такие соображения. Пожалуйста, покажите бумаги графу Остерману. Если он сочтет все, что я написал, разумным, мы сможем избежать большой беды.
– О какой беде вы толкуете, барон? Есть вещи, о которых мне неизвестно? – уперев в меня пристальный взгляд, заинтересовался Густав Бирон.
Вообще-то полным-полно, но я вряд ли сумел бы объяснить это подполковнику. Пришлось придать лицу изумленный вид и не без удивления пояснить:
– Все, что я знаю, изложено в этой записке. Выводы напрашиваются сами собой.
– Хорошо, – задумчиво произнес Бирон. – Признаюсь, вы правы. Моя точка зрения во многом совпадает с вашей. Хотелось бы донести ее до ушей императрицы.
– Буду только рад, – кивнул я.
– В таком случае поступим по всем правилам военной науки: ударим сразу с нескольких направлений. Сегодня вечером я навещу брата и буду иметь с ним долгий и обстоятельный разговор. Вам, фон Гофен, присутствовать на нем необязательно. У нас, как у родственников, найдутся темы, касающиеся только нашей фамилии. Идти к Миниху не имеет смысла. Наши отношения немногим теплее, чем дружба кошки с собакой. А вот предложение насчет Остермана вполне осуществимо. Не станем откладывать в долгий ящик. Предлагаю навести визит Андрею Ивановичу. Даже если он, по своему обыкновению, болен, думаю, нам удастся прорваться в его спальню.
Граф Остерман и в самом деле принял нас в опочивальне. И хоть поговаривали, что болезни его мнимые и старик-дипломат не более чем искусный притворщик, знающий, когда надо быть немощным, а когда здоровым, я видел, что чувствует себя Андрей Иванович и впрямь неважно. Каждое движение причиняло ему боль. У Остермана были поражены суставы. Периодические приступы этого заболевания приносят неимоверные страдания. Надо обладать недюжинной силой воли, чтобы противостоять недугу с высоко поднятой головой. Остерману пока это удавалось. Он крепко держал в руках бразды управления внешней политикой России. В чем-то ошибался, в чем-то нет, однако в гениальности ему было не отказать.
Его крупная седая голова покоилась на кипе высоких атласных подушек, худое тело было укрыто толстым одеялом. Перед больным на кровати стояла прямоугольная подставка на четырех причудливо изогнутых ножках, служившая одновременно и обеденным, и письменным столом.
– Здравствуйте, Густав, – приветливо кивнул граф. – Очень рад. Проведать пришли?
– Добрый день, Андрей Иванович. И проведать, и обсудить кое-что, – подмигнул Бирон.
Остерман вздохнул, откинулся на подушки. Из-под одеяла выползла тощая старческая рука, вся в морщинах и пигментных пятнах, которые резко выделялись на белоснежном постельном белье.
От натопленного камина исходил нестерпимый жар, мундир на мне прилип к моментально вспотевшей спине. Воздух был спертый и горячий. Пахло опрелостями, мазями и лекарствами. С непривычки мы с Бироном чувствовали себя дискомфортно.
– Кто это с вами? – взглянув на меня, спросил вице-канцлер.
На русском он говорил великолепно, без намека на акцент.
– Я привел к вам барона Дитриха фон Гофена, моего адъютанта. Могу рекомендовать его как молодого человека, подающего большие надежды.
– Приятно быть в обществе талантливой молодежи, – как мне показалось, искренне сказал Остерман. – Как будто скидываешь с плеч три десятка лет и возвращаешься в те времена, когда был юным, полным сил и надежд. И прошу прощения, господа, что нахожусь перед вами в столь расхристанном виде. Не хотите ли чаю или кофе?
– С удовольствием, но как-нибудь в другой раз, – вежливо ответил Бирон. – Дела не терпят промедления. Я хочу обсудить с вами это. – Подполковник подал графу мои записи.
К чести вице-канцлера, он не стал ничего спрашивать, развернул бумагу и принялся читать. На изучение ему хватило двух минут.
– Толково изложено, – похвалил граф, откладывая документ в сторону. – Конечно, не все факторы и резоны учтены, но, боюсь, мне и самому бы столь подробно не расписать.
– Не наговаривайте на себя, Андрей Иванович, – попросил Бирон.
– Мне по возрасту положено говорить правду, – грустно произнес Остерман. – Я уже не тот, что был раньше. Болезнь и годы лишили мое тело сил, а мозг – прежнего разума, иначе я бы сумел настоять на своем, когда было принято решение начать войну с Турцией. К стыду своему признаюсь, Миних оказался куда красноречивей. Он обещал ее величеству так много, что она, бедняжка, поверила его сладким речам. Говорил, что бросит к ее ногам Азов, Крым, Кубань, Кабарду, покорит Белгородскую и Буджакскую орду, Молдавию и Валахию и совсем скоро водрузит знамена и штандарты в Константинополе, возродив тем самым новую Византию. Теперь же пишет просьбы об отставке, – усмехнулся Остерман.
– Значит, вы поддержите мой план? – спросил Бирон.
Будь я более честолюбивым, слово "мой" наверняка бы резануло слух, но сейчас мне было все равно, кто в итоге припишет себе авторство. Лишь бы выгорело. Я незаметно для окружающих сжал кулаки. Остерман – влиятельная фигура. От него и впрямь зависит многое.
– Безусловно. Отныне этот план будет считаться нашим, – расставил точки над "е" вице-канцлер.
Что ж, пускай количество имен на титульном листе растет в какой угодно прогрессии. Я готов уступить все права.
Остерман сразу понял, кто на самом деле готовил этот документ. Вице-канцлер начал осторожно прощупывать мои способности, завел долгий обстоятельный разговор, большинство вопросов в котором адресовались мне. Трудно судить, насколько блестяще я отвечал, но, хочется верить, если и упал в грязь лицом, то не очень глубоко. Остерман остался доволен.
– Я бы хотел выслушать мнение молодого человека еще по одному поводу, – вдруг сказал вице-канцлер уже после того, как мы стали откланиваться.
– Что вас интересует, ваше сиятельство? – спросил я.
– Не хотели бы вы поработать у меня в коллегии? – промокая пот большим шелковым платком, осведомился он.
Я взглянул на Бирона, тот выступил вперед, будто заслоняя меня от вражеской пули, и с кислой улыбкой ответил:
– Простите, Андрей Иванович, я барона от себя никуда не отпущу. Он должен неотлучно находиться при мне в любой урочный час. И это мой приказ для него.
– Очень жаль, – вздохнул вице-канцлер. – Остается лишь позавидовать вам, дорогой Густав. А вы, молодой человек, знайте, что я при любых обстоятельствах встречу вас с распростертыми объятиями. Русской дипломатии нужны толковые люди. Хотите, похлопочу перед императрицей?
В прошлой жизни я бы с большим удовольствием сбежал из армии в Министерство иностранных дел, одно дело – проливать кровь, другое – чернила. Но сейчас во мне разом заговорили двое: и я, и настоящий Дитрих:
– Большое спасибо, Андрей Иванович, за столь любезное предложение. Но приказ командира для меня закон. Нарушить его и оставить военную службу выше моих сил.
Глава 20
Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Не избежал и я этой участи. Только успели высохнуть чернила на моей докладной, как пришли грустные известия с Украины: в конце декабря татары прорвали линию укреплений между крепостями Святого Михаила и Слободской, разделились на небольшие отряды и принялись грабить окрестные поселения.
Наперерез татарам выступили малочисленные команды полковников Штокмана и Мельгунова, им удалось перехватить часть возвращающихся с богатой добычей неприятельских войск, но основные силы противника, захватив много пленников и скота, преспокойно ушли к Перекопу, раскопав и разломав вал защитной линии.
Говорят, на Миниха было страшно смотреть. Он не знал, как оправдаться, ссылался на огромную протяженность границы и на леность запорожцев, которые не соизволили своевременно предупредить о набеге.
Императрица потребовала "примерно наказать неприятеля", и тогда в наш план пришлось внести изменения. О немедленном заключении мира теперь можно и не мечтать. После такого успеха турки отклонят любое предложение.
Я засел за карты, вертел их так и эдак. Ясно, что набег татар продиктован в первую очередь желанием реванша. Разъяренный турецкий султан, которого задело за живое взятие русскими Азова, вышиб с крымского престола старенького хана Каплан-Гирея и заменил его храбрым и опытным Фети-Гиреем. Новому правителю Крыма надо показать себя, чем он и стал усердно заниматься. По всей вероятности, нас ждут новые набеги. Пока что "один-ноль" в пользу Фети-Гирея, однако ситуацию можно переломить.
Мотивы поведения хана ясны. Попробуем на этом сыграть. Набеги набегами, но турецкий султан хочет, чтобы крымцы остановили завоевания русских.
Хан будет болезненно реагировать на дальнейшее продвижение наших войск. Если его хорошенько щелкнуть по носу, он может забыть об осторожности. Чем гоняться за легкой татарской конницей по всей степи, проще собрать ее в одном месте и прихлопнуть как муху. А для этого надо как следует разозлить Фети-Гирея.
Продвинем нашу границу в глубь Крыма, скажем, от Азова до того места, где в мое время находится Мелитополь. Пусть вперед выдвинется относительно небольшой авангард: тысяч пять регулярной пехоты и столько же казаков. Они закрепятся, приступят к сооружению шанцев, редутов и ретраншементов. В результате появится крупная база наших войск, основная часть которых расположится вблизи Азова. Не надо забывать о моряках. У Азова встанет на якорь Донская флотилия вице-адмирала Бредаля, готовая в любую секунду доставить по морю десант.
Уязвленные татары постараются атаковать базу, вряд ли они придут в восторг от известия, что "гяуры" спокойно хозяйничают на их землях. Нападение должно произойти быстро, Фети-Гирей прекрасно понимает, что русским нельзя дать возможность основательно застолбиться в Крыму, иначе их оттуда уже никогда не выгнать.
И вот тут авангард должен сразу известить Азов об атаке крымчаков. Для этого надо организовать систему оповещения кострами или конной эстафетой, желательно неоднократно продублированную для подстраховки. Как вариант использовать сигнальные ракеты. А что – фейерверки наловчились устраивать не хуже китайцев, значит, пора приступить к созданию ракетных войск. Если уж в прямом смысле пускать деньги на ветер, то не обязательно для развлечения почтеннейшей публики.
Как только в Азове узнают о нападении, из города сразу двинутся по суше и по морю главные войска.
Пока "мелитопольцы" отбиваются, татары окажутся в плотном кольце. Со стороны моря высадится десант, который отрежет пути отступления к Перекопу. В состав десанта войдет не только морская пехота, но и легкая кавалерия. Казаки, выдвинувшиеся с Азова по суше, зайдут с другого бока.
Как я и говорил раньше, армия и флот должны работать в спайке.
Ловушка захлопнется. Тех, кто откажется сдаваться, ждет беспощадное истребление. Миндальничать и сиропничать не стоит.
После такого разгрома Турция почти наверняка станет гораздо уступчивей и заключит мир. Тогда начнется следующая стадия: захват польских территорий, выход к Молдавии.
Разумеется, на бумаге все выглядело красиво, и я, памятуя навыки офисного прошлого, постарался сделать наш план еще более убедительным, придав ему наглядность. Мой бывший шеф Сан Саныч Воскобойников приучил к тому, что начальство читать не любить, оно любит рассматривать картинки, поэтому для презентаций мы в отделе традиционно рисовали графики и таблички с минимумом текста. Нечто подобное я решил проделать и на новой "работе".
Густав Бирон вновь разыскал живописцев, для которых изобразить загадочную улыбку Джоконды, что высморкаться. Высунув от усердия кончики языков, Васнецовы и Шишкины восемнадцатого века вырисовывали на огромных плакатах схемы, снабжая их короткими и емкими примечаниями.
Вот по-военному грозный облик будущего Мелитополя, перевалочной и опорной базы в Крыму, вот рассекающая морские воды галера с десантом. Это скачущие на быстрых конях солдаты из специальной эстафетной команды. Здесь курящиеся дымки сигнальных костров, стартующие ракеты.
Все выпукло, красочно и наглядно.
Параллельно мы с Бироном забросили удочку насчет новой военной реформы, предложили собрать комиссию с фельдмаршалом Минихом во главе.
Презентация у Анны Иоанновны прошла на ура. Императрица была в полном восторге, и, поскольку на одно ушко ей шептал фаворит, а на другое Остерман, дала нам полный карт-бланш, подключив Миниха и Ласси.
Графу Христофору Антоновичу Миниху исполнилось пятьдесят три года. Никогда не забуду первую встречу с ним. Узнав о наших приготовлениях, он влетел в дом Густава Бирона с яростью разбуженного во время зимней спячки медведя. Огромный, подвижный как ртуть, моложавый, с побагровевшим лицом. Громко стукнул тяжелыми ботфортами по паркетному полу и с солдатской прямотой зарычал:
– Козни мне строить вздумали, господин Бирон? За спиной моей пакости творите, а в лицо взглянуть опасаетесь!