- Это он, сказывали, придумал, чтоб пороть, значит, не мужиков, а баб ихних. Мужика, мол, выдрать - что толку? Портки надел да и забыл. А вот бабу его - другое дело. Особо когда на людях, да с шутками-прибаутками… Энто дело, - неторопливо рассказывал старик, - мужик век помнить будет. И страх иметь. А ему страх нужен - чернявому-то тому. Нынче ить мужик страх позабывать стал… Есть, однако, которые и того чернявого приголубить согласны. Тут-то, в Петровском, таких, пожалуй, не сыщешь, а там, подале, есть, есть… Да и как ноне не бояться?..
Услышав короткий вздох, Сибирцев повернул голову и встретился глазами с Михеевым. Видно, и он уже проснулся и слушал дедов рассказ. Сибирцев медленно, словно во сне, перевалился на бок и услышал легкий шепот Михеева:
- Молодец Жилин. Растрясет он нам старика. Мы-то ему чужое начальство, кабы после худо не пришлось. А Жилин тут свой.
Между тем беседа текла. Заговорили о недавних убийствах на Баргузине. Дед вспомнил села, где орудовал тот чернявый, избы палил, обижал старателей.
В общем, картина понемногу прояснялась.
Громко зевнул Михеев, прервав тягучий говор, сел и стал тереть заспанные глаза, растолкал Сибирцева и Сотникова. Дед снова завозился у печки, вытаскивая чугунок с пареным, принес из сеней мелких грибков, засоленных в смородинном листе и каких-то пахучих травах, налил всем по стопке. После сна, мол, большая польза. На этот раз не отказались, составили компанию, пошутили маленько, нахваливая дедову закуску.
Дед вскоре ушел на двор по своим делам, и Михеев сразу стал серьезным. Жилин помалкивал, вылавливая ложкой хрустящий гриб из миски, слушал разговор. Чувствовалось, что и он что-то знает, но пока обдумывает. Переглянувшись с Михеевым, Сибирцев достал потертую карту уезда и неожиданно для себя заговорил о цели поездки, о золоте Мыльникова, о Лешакове и следил при этом за выражением глаз Жилина. Но тот оставался спокойным и даже более - равнодушным. Но когда решили, что нынче же, в ночь, Сибирцев с Сотниковым отправятся таежной дорогой на лешаковскую Медвежью заимку, Жилин вдруг заворочался на лавке, откашлялся и заговорил сипловатым, словно извиняющимся тоном:
- Про золото я слыхал. Мужики говаривают, что было вроде. А кто и сомневается. Может, и не было. А старателей пограбили. Если старательское то золото - оно небольшое. Совсем небольшое… А может, и есть…
- Есть золото, и не малое, - возразил Сотников.
- Ну, есть так есть, - вздохнул Жилин. - Однако вам тут без меня никак нельзя. В тайге дорогу надо носом чуять… Кабы по тракту - другой разговор. Да вишь, нельзя по тракту.
- Что-то дед задерживается, - вскользь отметил Михеев.
- А это он пошел поглядеть, - отозвался Жилин, - не побег ли кто в тайгу.
Михеев одобрительно подмигнул Сибирцеву.
- Верный дед-то? - вмешался Сотников.
- Да уж куда верней, - буркнул Жилин.
- Ну ладно, - Сибирцев встал и потянулся так, что захрустели суставы, - будем кончать беседу. Пулемет нам лишний. Много места занимает, да и потише надо ехать. Винтовки есть, гранаты. От немногих отобьемся, а если сотня навалится, так и пулемет не поможет. Вопрос последний: как повезем золото? Под сеном?
Жилин словно ждал этого вопроса. Он снова, как бы виновато, что вмешивается в разговор, кашлянул, прикрыв рот ладонью, Михеев взглянул на него вопросительно.
- Ежли… Это… Игнат говорил, тут по деревням кой-где снаряды остались. В ящиках. Снаряды те мужики побросали, а ящики в хозяйство, значит, приспособили. Так ежли те ящики… А сверху нераспечатанными прикрыть. Вези себе, вроде как оружие. Снаряд, он без пушки кому нужон? И охрана при нем, вишь ты, без подозрений. И тяжесть подходящая. Тут вес много значит.
"А что? - веселея, подумал Сибирцев. - Молодец Жилин. Дельная мысль. Аи да мужик! Сразу видно -бывалый солдат".
Михеев откровенно улыбался.
- Ну, удружил! Быть тебе, Жилин, наркомом. Голова!.. А я, честно говоря, и сам уж подумывал направить тебя с ними. Договорились, поедешь. Только смотри, как друга прошу, вся надежда на тебя.
Жилин даже засопел, опустив голову. Потом боком, по-медвежьи, вылез из-за стола, оделся, проворчав:
- Лошадей пойти покормить…
И вышел.
- Ну, как тебе Жилин? - с восхищением глядя ему вслед, сказал Михеев. - Мы тут головы ломаем, а он - раз-два - и в дамки.
- Ты чего, Алексей, вроде как недоволен? - поинтересовался Сибирцев, глядя в хмурое лицо Сотникова.
- Да нет, - неохотно отозвался тот. - Я о другом.
- Давай выкладывай, - сказал Михеев. - Все сомнения сейчас. Потом поздно будет.
- Я вот что думаю, - медленно заговорил Сотников. - Двадцать пудов - не шутка. Там у него, у Лешака, и монеты, и песок, и другие ценности. Сам говорил. Двоих-то саней хватит? И опять же, нас только трое. Всем бы поехать… Да и ящики эти, где их искать?..
Михеев прошелся к печке и обратно, чуть сощурившись, посмотрел на Сотникова.
- Ящики сейчас главное. Но уж это забота Жилина. Пошарит по селам вдоль тракта и найдет. Здесь много добра побросали, когда удирали в Читу… А вот ехать всем вместе нельзя. Любой дурак засечет наш обоз, а там уж и "таежный телеграф" сработает… Я верю, что в тебе сейчас говорит обычная осторожность. Просто осторожность. - Сотников скинул голову, и щеки его вспыхнули, но Михеев движением руки остановил его. - Потому повторяю, что нельзя никак всем ехать. Я даю вам Жилина, а он - старый таежный волк. Его не обманешь… Ну, а вас мы встретим, как договорились, вот здесь, - он ткнул пальцем в карту, - у Трифоновой пади. Так что и ехать-то вам одним от силы полета верст. Тут важнее, чтоб у твоего Лешакова все было тихо. Думаю, что с помощью нашего деда и Жилина мы уже к вечеру будем знать, в каком районе банда. Если она сейчас близко от Медвежьей заимки, все, естественно, отменяется. Будем оттягивать банду за собой, к Баргузину… А насчет транспорта - не беспокойся, кони добрые, вытянут, сам отбирал. Кормите только получше - овса дадим.
Сибирцев достал клок газеты, огрызок карандаша и, низко склонившись над столом, производил какие-то расчеты. Выпрямился, вздохнул и сунул расчеты в карман.
Солнце ушло из окна, и в избе сразу стало темно, накапливалась тишина, и в ней уютно заверещал сверчок. Вернулись дед Игнат с Жилиным, долго сбивали снег у порога, стучали чем-то деревянным, словно натягивали обручи на пустую бочку. Зашли в избу.
- Порядок, - сказал Жилин, сбрасывая доху. - В деревне тихо. Все по избам печки топят… Про "хозяина таежного" тоже близкого слуха нет. Вот, - через паузу добавил он. - Нашли кое-что. С пяток ящиков есть, но без снарядов, пустые. Я так полагаю, - обратился он к Михееву, - не нынче бы ехать нам, Владим Васильич, а завтра. Еще по округе поискать, людей послушать. И чтоб тогда без остановки. Проскоком. С первыми звездами. А им бы, - он кивнул на Сибирцева с Сотниковым, - на двор не показываться. Кто тут народ считал, сколько прибыли, куда убыли?
- Наверно, ты прав, - подумав, согласился Михеев. - А ты что скажешь? - он повернулся к Сибирцеву.
- Думаю, Жилин говорит верно. Нам, брат, нет никакого резона петлять по селам в поисках снарядов. Одних ящиков мало. Нужны снаряды. Есть и у меня одна мысль. Скажите, Жилин, можно найти снаряды от трехдюймовки? Их нужно не больше двух десятков.
Жилин помолчал и вдруг усмехнулся:
- Надо, так сыщем.
Михеев даже привскочил, с маху хлопнул Сибирцева по спине.
- Умница!
- Тогда будем ждать, - Сибирцев встал, спросил у старика: - Как, дед, не стесним?
- Да живите, - словно бы отмахнулся он. - Шуму бы иомене, и курить в сени ступайте. У меня завсегда травный дух.
Сибирцев виновато спрятал вытащенный было кисет. Михеев хитро подмигнул ему: так, мол, приучайся к порядку. Сам Михеев не курил.
8
Поздней ночью, подойдя к темному оконцу лешаковской заимки, Сотников осторожно постучал по ставне. Стукнул еще раз. За стеклом затеплился огонек. Послышались тяжелые шаги, и хриплый со сна голос спросил из-за двери:
- Кого это носит?
- Я, дед, - отозвался Сотников.
Загремела щеколда, забренчали какие-то засовы, и дверь отворилась. В тулупе, накинутом на исподнее, держа над головой керосиновую лампу, в проеме двери встал дед Лешаков.
- Это ты, Олеха, - утвердительно произнес он, словно давно ждал гостя и ничуть не удивился его приходу. - Проходи. Ай не один?
- У тебя спокойно? - вопросом на вопрос ответил Сотников.
- А какая меня лихоманка тронет? - Лешаков зевнул и широко перекрестил рот. - Вокруг-то тихо. Гостей нет… Ну, пришел, так зови своих. - Он отстранил лампу и пристально поглядел в темноту. - А коней-то вон туды заводите, в сараюшку, помнишь, поди, под сеновалом, да.
Помнил Алексей. Прятался на сеновале в ожидании Лешакова и Творогова. Ох, как помнил…
- Ну, давай, - махнул рукой Лешаков, - да в избу ступайте.
Он ушел, оставив открытой дверь в сени. Когда, отряхиваясь от холода, ночные гости вошли в избу, возле печи, с выведенной в дымоход трубой, уже закипал пузатый медный самовар.
- С мороза-то чего бы покрепче, - ворчливо, будто про себя заметил Жилин.
- С мороза - дак чай горячий, на травах-корешках, - тоже самому себе сказал Лешаков.
Был он действительно похож на лесного зверя. Огромный, кряжистый, с нечесаной бородищей до пупа и спутанной гривой седых волос. Двигался крупно, широко. Гулко кашлял, зевал и постоянно крестил рот. Гости - сами люди не хлипкие - чувствовали себя рядом с ним в тесной избе не очень уютно.
Когда с долгим молчаливым чаепитием было покончено, Лешаков придвинул к себе лампу и взглянул на Сибирцева острыми, чуть прищуренными глазами.
- Олеха - человек мне знакомый, - строго заговорил он. - Да время нынче такое, что и к родному брату доверие качнулось. Да… Ты, - он снова посмотрел на Сибирцева, - вижу, начальником ихним будешь. И при пистолете, - он кивнул на маузер, свисавший на ремне почти до полу. - Документ какой есть при себе аи нет?
- Есть, отчего же, - Сибирцев пожал плечами и вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо мандат, развернул, протянул через стол старику.
Тот принял бумагу, долго, шевеля губами и близко поднося ее к ламповому стеклу, читал, шептал про себя. Наконец положил мандат на стол и накрыл его широкой корявой ладонью.
- Ясное дело. Вот и я говорю, время нынче такое. Хошь не хошь, а человека проверяй, особливо ночного-то гостя, да… Стало быть, рассказал вам Олеха. Поди, не чаевничать приехали.
Сибирцев молча кивнул. Жилин привалился к стенке и сонно закрыл глаза, но чувствовалось, что он - весь внимание.
- Золотишко-то и прочее у меня тута, - продолжал старик. - Только вот вопрос, повезете-то как? Ты, начальник, должен понимать, что, ежли вас накроют, всем будет одна дорога - мать сыра-земля. И вам и мне, стало быть, да… Дак вот, интерес имею.
Сибирцев изложил свой план.
Вывозить золото и драгоценности решили в пустых снарядных гильзах, распределяя по каждой примерно по двадцати килограммов. Оставшуюся пустоту забивать пыжами и зачеканивать снаряд. Поди разберись, истинный снаряд в ящике или фальшивый… Недаром делал расчеты Сибирцев, а после, вместе с Михеевым, полдня провели они в заброшенной Игнатовой бане, распатронивая собранные Жилиным снаряды, вывинчивая взрыватели и освобождая гильзы от пороха.
Старик слушал, посверкивая глазами, почесывая бороду.
- Хитро придумали, - наконец высказал он свое отношение. - Кто придумал-то, а?
- Думали вот, да и придумали, - Сибирцев уклонился от прямого ответа.
- Ага, - подтвердил старик, - что ж, стало быть, задерживаться вам тута нет никакой надобности… Ты, мил друг, слышь-ка? - он тронул Жилина за плечо, и тот открыл глаза. - Ступай-ка к развилке да гляди шибче. Не ровен час, хоть и давненько не залетывал сюда "таежный-то хозяин"… В случае чего, к сараюшке беги. А вы с Олехой собирайтесь, со мной пойдете. Золотишко недалече. Дак и то двух десятков пудов не наберется.
Старик поднялся с лавки, покряхтел малость, разминая руки и ноги, и принялся одеваться. Потом он гремел в сенях, отыскивая заступ и тяжелый лом. Вошел в избу.
- Ну, с богом. Лампу-то с собой возьмите.
В сарае старик основательно закрепил лампу на гвозде, вбитом в стенку, раскидал слежавшееся сено в углу, очертил квадрат на прибитой земле и передал заступ Сотникову.
- Давай, Олеха, тута не шибко глубоко. Штыков на пять, не боле.
Копали по очереди. Торопились успеть до рассвета. Сибирцев взмок, скинул полушубок и безостановочно бил твердую землю ломом. Когда углубились на полтора штыка, пошло полегче. Старик время от времени выходил из сарая, вслушивался в темноту. Возвращался, сняв с гвоздя лампу, светил в яму. Наконец сказал Алексею:
- Теперь уж близко. Как дойдешь до доски, с осторожкой бери. Да землю-то не разбрасывай, обратно закапывать будем.
Лезвие заступа звякнуло. Старик тут же посунулся в яму, велел Сотникову вылезать.
- Давай, - сказал, - свои ящики. Сейчас вынать станем.
Он вытащил из ямы три толстые широкие доски, уложил их впритык друг к дружке на земляном полу и начал подавать Сибирцеву, склонившемуся над ямой, тяжелые кисеты из сыромятной кожи, каждый весом примерно килограммов по пяти. Это, сказал, песок и самородки. Потом пошли такие же тяжелые кожаные мешки, туго стянутые у горла жесткими ремнями. Здесь были империалы и полуимпериалы старой, еще николаевской, чеканки, золотые полосы, кружки, платина. И наконец старик, обеими руками прижимая к груди, поставил на край ямы, один за другим, два мешка. Выбрался сам. Разостлав на земляном полу попону, он развязал мешок и осторожно стал высыпать на нее никогда прежде не виданные, разве что на старых картинах, предметы церковной утвари - панагии на тяжелых золотых цепях, наперсные кресты с тускло светящимися при свете керосиновой лампы неизвестными, но явно дорогими камнями, браслеты, перстни, ожерелья, нитки жемчуга.
От изумления у Сотникова округлились глаза.
- Вот это клад… - прошептал он.
- Одно такое колье, - Сибирцев взял из кучи добра и поднес к свету массивное, вспыхнувшее радужными огнями ожерелье, - стоило сорок деревень. Да… Ну что ж, - он вздохнул, зачерпнул горстью несколько предметов, словно прикидывая их на вес, - начнем паковать.
Жемчужная нить медленным ручейком потекла меж его пальцев.
- Доставай, Алеша, снаряды…
В гильзу забивали пыж - тряпки, сено, потом ссыпали золотые вещи, прижимали кисетами и снова закладывали пыжом, чтоб сохранить центровку снаряда. И уж после Сибирцев вставлял головку снаряда и зачеканивал края гильзы. Кто его знает, может, кому-нибудь придет в голову проверить, что в снарядных ящиках. Пусть проверяет: внешне-то обман, пожалуй, и не обнаружишь. Снаряд и снаряд. И по весу, и по центровке. А что взрыватель вывернут- так кому он нужен в пути, взрыватель-то?
Заполнили ящики. В каждом вышло килограммов по восемьдесят. Нормальные ящики. Уложили их в розвальни: один - в те, где поедут Сибирцев с Жилиным, и три - к Сотникову. Чтоб вес поровну. Розвальни на железном подрезе, добрые розвальни. И кони кормленые, овса расстарался добыть Михеев. На таких конях спокойно верст по сорок можно делать. Ну, а при нужде да по тракту - шестьдесят пять - семьдесят. Правда, при особой нужде, когда уж и выхода не будет и все, по сути, едино: живы останутся кони или запалишь их.
Быстро перебросали в яму полполенницы дров, пустые мешки, перекидали землю, подчистили и крепко утоптали пол. Прикрыли лежалым сеном. Утром старик обещал сам привести все в окончательный порядок.
Лешаков был хмур. Велел сразу уезжать и ехать быстро, а на дневку остановиться в Лиховой сторожке. Она в стороне от дороги, никто там не бывает, и до темноты можно переждать. Езды туда полтора десятка верст. Он подробно рассказал, как добираться, где укрыть коней и сани, как след замести.
- Чую, - сказал он, пожимая руки Сибирцеву и Сотникову, - беда на энтом золоте. Ох беда!.. Ну, да все под ним ходим. Чему быть - того, стало быть, не миновать. Прощайте, значит. Ох, беда, беда…
У развилки подхватили замерзшего до зубовного стука Жилина и свернули не к Трифоновой пади -там Михеев будет лишь следующей ночью, - а к Лиховой сторожке, чтобы уж потом, окольными путями, двигаться на встречу со своими.