Девятнадцатого июня, свежие и отдохнувшие, они должны были выступить из Варенна и ожидать короля на ферме, расположенной на полпути между Варенном и Нёвийи. Напомним, что в Варенне почтовой станции не было. По прибытии короля гусары сменят лошадей, взятых на станции в Клермоне, и проводят королевское семейство в Дён. Таким образом, замена упряжки произойдет быстро и без затруднений.
По возвращении г-н де Шуазёль - нам уже известно, что ему следовало выехать из Парижа на двенадцать часов раньше короля, - примет командование над сорока гусарами, стоящими в Пон-де-Сом-Веле. Оттуда он, дождавшись короля и его семьи, проводит их до Сент-Мену. Там гусары, уступив место драгунам, перекроют дорогу. И никто уже не сможет преследовать короля.
Через сутки этот приказ отменят, ибо предполагалось, что за это время король окажется за пределами Франции. Господин де Шуазёль получит подписанный королем приказ, который даст ему полномочия в случае необходимости прибегать к силе. Он раздаст солдатам шестьсот луидоров.
Четырнадцатого июня г-н де Буйе, находившийся в Лонгви, получил письмо короля. Отъезд откладывался на сутки. Чем объяснялась эта новая отсрочка? Сейчас мы объясним. Причина, действительно, была серьезная.
Людовик XVI должен был получить деньги по цивильному листу лишь утром 20 июня и, будучи королем прижимистым, не хотел терять эту часть своего пансиона. Если Париж стоит мессы, по словам Генриха IV, то шесть миллионов, по мнению Людовика XVI, стоили того, чтобы задержаться на день.
Этот повод, сколь основательным он бы ни был, привел в отчаяние г-на де Буйе. Ведь пришлось по всему маршруту высылать контрприказы. Вместо двух дней, подставы должны были ждать три дня и три дня должны были квартировать войска. Но, тем не менее, приходилось брать в расчет это обстоятельство.
Двадцатого июня г-н де Буйе прибыл в Стене, где нашел немецкий королевский полк. Нам уже известно, что в тот же день гусары из Пон-де-Сом-Веля явились в Сент-Мену, предваряя приезд драгунов. Мы знаем от г-на Друэ, какое впечатление произвело их нежданное появление.
И нам также известно, что второй отряд гусар прибыл в Варенн.
Впечатление, произведенное ими в Варенне, было не менее сильно, чем в Сент-Мену.
Теперь взглянем на то, что в эти последние дни происходило в Париже.
Мы уже писали, что королева взяла на себя миссию плести интриги, и она выполняла свое обещание - интриговала изо всех сил. Прежде всего она предоставила белых лошадей, чтобы впрячь их в триумфальную колесницу с прахом Вольтера.
Девятнадцатого июня она с дофином совершила прогулку, проехав по кольцу внешних бульваров. 20 июня она спросила министра иностранных дел г-на де Монморена:
- Вы видели мадам Елизавету? Она меня сильно огорчает; я только что от нее и сделала все возможное, чтобы уговорить ее прошествовать с нами в процессии праздника Тела Господня, но она решительно отказывается. Постарайтесь же, чтобы ради своего брата она принесла в жертву собственные предрассудки.
В тот же день, случайно встретив командующего национальной гвардией, она насмешливо осведомилась:
- Послушайте, сударь, неужели в Париже все еще говорят о бегстве короля?
- Нет, ваше величество, теперь все полностью уверены в преданности короля Конституции и его любви к своему народу, - ответил командующий.
- И они совершенно правы! - воскликнула королева и на прощание одарила его своей самой ласковой улыбкой.
Потом все занялись приготовлениями к отъезду.
Семнадцатого июня, когда бывший гвардеец г-н де Мустье прогуливался в саду Тюильри, к нему подошел незнакомец и от имени короля пригласил следовать за ним. Господин де Мустье повиновался; через десять минут он предстал перед королем.
Людовик XVI приветствовал его, назвав по имени. Удивленный гвардеец поклонился.
- Я знаю вас, сударь, - сказал король, - и мне известно, что могу положиться на вас. Вот почему я обратился к вам.
- Надеюсь, я окажусь достоин доверия вашего величества, о чем бы ваше величество меня ни попросили.
- Считаете ли вы, что я в той же мере могу положиться на двух ваших друзей, господ де Валори и де Мальдена?
- Я в этом уверен, государь.
- В таком случае передайте им, чтобы они заказали себе светло-желтые куртки, кожаные лосины, сапоги с отворотами и бархатные картузы.
Выбор светло-желтого цвета был большим промахом: светло-желтые мундиры носили егеря принца де Конде, уже более года находящегося в эмиграции.
Кроме того, г-на де Мустье просили каждый вечер гулять по Королевскому мосту; там к нему должно было подойти доверенное лицо и передать последние распоряжения короля.
Вечером 19 июня г-н де Мустье получил следующий приказ: "Завтра в девять часов вечера г-н де Мустье и его спутники должны находиться во дворе замка; там они узнают, что им предстоит делать".
Дело было за паспортом. Известно, что королева ехала под именем г-жи Корф; этот паспорт для нее раздобыл г-н Ферзен.
Выдан он был на баронессу Корф, двоих ее детей, камердинера и двух горничных.
Королева будет г-жой Корф, детьми - дофин и юная принцесса, камердинером - король, горничными - г-жа де Нёвиль и г-жа Брюнье.
В паспорт, правда, не были вписаны ни мадам Елизавета, ни г-н д’Агу (г-н де Буйе настоятельно рекомендовал королю взять его с собой); но необходимо же было хоть немногое оставить на волю случая!
Утром 20 июня г-н де Мустье представил королю обоих своих спутников.
Эти господа получили указания из уст его величества. Господин де Мальден должен был отзываться на имя Жан, г-н де Мустье - на имя Мельхиор, а г-н де Валори - на имя Франсуа.
Господин де Шуазёль ждал приказов двора у себя дома, на улице Артуа. В три часа 20 июня ему еще ничего не было известно, хотя выезжать он должен был на двенадцать часов раньше короля. Он начал терять надежду, когда пришел единственный оставленный им слуга, считавший, что господин собрался ехать в Мец, и объявил о приходе человека, от имени королевы просившего принять его.
Господин де Шуазёль вздохнул и велел провести посетителя наверх; на миг он испугался, как бы этот человек не сообщил ему, что королева отменила отъезд. Вошел человек в огромной шляпе, надвинутой на глаза, и закутанный в необъятный плащ. Визитером оказался парикмахер королевы, знаменитый Леонар, оставивший нам "Мемуары". Куафёр королевы представлял собой особу величайшей важности.
Тот, кто изобретал, создавал тогдашние немыслимые прически (они представляли собой целые клумбы с цветами, деревьями, птицами и их гнездами) и творил это, стоя на стремянке; тот, кто однажды ввел в компоненты этих безумных куафюр модель трехпалубного линейного корабля с мачтами, парусами, экипажем, вооружением, такелажем и вымпелами, должен был обладать самым высоким самомнением.
- Откуда вы, Леонар?! Я вас, разумеется, не ждал, но, раз уж вы пришли, добро пожаловать.
- Не моя вина, если я заставил вас ждать, господин граф. Ведь только десять минут назад королева вызвала меня к себе.
- И она вам больше ничего не сказала? - удивился г-н де Шуазёль.
- Она просила меня забрать все ее бриллианты и передать вам письмо.
- Какого черта вы ждете! Дайте письмо! - нетерпеливо вскричал г-н де Шуазёль.
Леонар в изумлении посмотрел на молодого дворянина: он не привык, чтобы с ним обращались столь бесцеремонно.
Господин де Шуазёль прочел письмо. Оно было длинное и содержало множество поручений; королева сообщала, что они выедут ровно в полночь. Графу де Шуазёлю (если я не ошибаюсь, в то время он еще носил этот титул) она повелевала выехать немедленно и просила взять с собой Леонара (ему, прибавляла Мария Антуанетта, приказано во всем повиноваться графу). Господин де Шуазёль прочитал этот приказ Леонару, в знак повиновения ответившему поклоном. После чего граф сжег письмо королевы.
В эту секунду вошел слуга и объявил:
- Карета господина графа подана.
- Ну что ж, дорогой мой Леонар, поехали, - сказал молодой дворянин.
- Но разве я должен ехать? - вскричал потрясенный этим предложением парикмахер.
- Непременно. Разве вы не должны слушаться меня так же, как королеву? Вот я и приказываю вам ехать.
- А как же бриллианты ее величества?
- Вы возьмете их с собой.
- Куда?
- Туда, куда мы едем.
- Но куда мы едем?
- Совсем недалеко - туда, где нам предстоит исполнить одно совсем необычное, но очень важное поручение.
- Это невозможно, господин граф! - вскричал Леонар, в испуге отпрянув назад.
- Леонар, кажется, вы уже забываете, что обязаны слушаться меня, как королеву?
- Разумеется, господин граф, я должен слушаться вас, но лишь в том случае, если дело касается разумных вещей.
- Но откуда вы взяли, что сопровождать меня - безрассудство.
- Я оставил ключ от моей квартиры под дверью, и, поскольку королева настоятельно советовала мне переодеться, чтобы идти к вам, взял шляпу и плащ моего брата. Когда он вернется и не найдет своих вещей, он поднимет страшный переполох. К тому же, сегодня вечером я обещал сделать прическу госпоже де Лааге, а причесать ее могу только я! Наконец, во дворе Тюильри меня ждет мой кабриолет и слуга.
- Подождут! - насмешливо ответил г-н де Шуазёль и, уже начиная злиться на возражения куафёра, воскликнул: - Хватит болтать! Ваш брат купит новую шляпу и новый плащ, госпожу де Лааге вы причешете в другой раз, а ваш слуга, не дождавшись хозяина, поймет, что вы возвратились к себе без его помощи, и явится домой. Ну а мы, милейший мой Леонар, едем!
И граф усадил находящегося в полном отчаянии парикмахера в свой кабриолет и во весь опор погнал лошадей в сторону Птит-Виллет.
В ту самую минуту, когда г-н де Шуазёль проезжал заставу, к королю допустили трех телохранителей, и они заперлись в малом кабинете.
В половине десятого вечера королеве доставили письмо от де Байи; славный математик вздумал разыграть роль учтивого кавалера и переслал королеве письмо г-жи де Рошрёль, в котором сообщалось об отъезде сегодня ночью королевской семьи.
В десять вечера доложили о визите г-на де Лафайета. Не принять генерала было невозможно, и его пригласили войти. При нем находились его адъютанты г-н де Гувьон и г-н де Ромёф.
Госпожа де Рошрёль предупредила своего любовника г-на де Гувьона, что сегодня в ночь королевская семья должна бежать.
Королева и мадам Елизавета вечером выезжали на прогулку в Булонский лес, но, разумеется, без эскорта. Господин де Лафайет с изысканной учтивостью осведомился у королевы, удачной ли была прогулка, с улыбкой при этом заметив:
- Ваше величество напрасно возвращается столь поздно.
- Почему же? - спросила королева.
- Потому что вечерний туман может принести вред вашему здоровью.
- Вечерний туман в июне! - усмехнулась она. - По правде говоря, мне хотелось бы нарочно вызвать туман, чтобы скрыть наш побег, - с восхитительным спокойствием прибавила королева. - Ведь, я полагаю, слухи о нашем отъезде все еще ходят.
- Дело в том, ваше величество, что об отъезде говорят больше, чем раньше, - прибавил генерал, - и я даже получил сообщение, что он произойдет нынешней ночью.
- О! Держу пари, что эту приятную новость вам принес господин де Гувьон, не правда ли?
- Но почему же я? - покраснев, спросил молодой офицер.
- Просто мне кажется, у вас есть во дворце лазутчики, - ответила королева. - Но вот у господина де Ромёфа их нет, и я уверена, что он соблаговолит за нас поручиться.
- И в этом никакой особой моей заслуги не будет, ваше величество, - согласился молодой адъютант, - ведь король дал Национальному собранию слово не покидать Париж.
Они перевели разговор на другую тему.
В половине одиннадцатого г-н де Лафайет и его адъютанты удалились. Когда он уехал, королева и мадам Елизавета вызвали прислугу и с ее помощью занялись привычным ритуалом вечернего туалета; потом, согласно традиции, в одиннадцать часов слуг отослали.
Заперев двери, они стали собираться в дорогу. Королева и мадам Елизавета помогали друг другу одеться. Платья их отличались небывалой простотой, а шляпы были широкополые, совершенно закрывающие лица.
Едва они закололи булавками шейные платки, вошел король, переодетый в камердинера. Уже неделю королевский камердинер Гю - он был с королем одинакового роста - в определенный час выходил из той двери, откуда появлялся Людовик XVI. Этот выход преследовал цель приучить часового постоянно видеть человека в сером.
Король, надо это признать, больше походил на камердинера, нежели на монарха.
Когда Людовик XVI пришел, из будуара королевы вызвали трех телохранителей и вместе с ним перешли в комнату юной принцессы.
Она была готова к отъезду, а дофин - еще нет: его разбудили, когда он только что заснул, и, поскольку было решено для маскировки переодеть его девочкой, он всячески упрямился, не желая надевать унижающий его наряд. Наконец он спросил, не собираются ли представлять комедию; ему ответили утвердительно, и дофин, обожавший комедии, позволил нарядить себя в платьице.
Телохранителям отдали последние распоряжения. До Бонди они поедут на лошадях г-на Ферзена; там возьмут почтовых лошадей. Господин де Мальден и г-н де Мустье, разместившиеся на козлах, будут расплачиваться с форейторами, с которыми договорились о тридцати су прогонных; обычно давали двадцать пять, но, учитывая тяжесть кареты, прибавили пять су. Если форейторы погонят лошадей быстро, то в награду получат еще по десять су. Ни в коем случае им нельзя было заплатить более сорока су; платить им экю имел право только король.
Было подсчитано, что, двигаясь со средней скоростью, до Шалона карета доберется через двенадцать-четырнадцать часов.
Каждый обещал строго соблюдать намеченную программу. Они подошли к двери и прислушались: дворец был объят тишиной.
Сейчас мы убедимся, в каких плохих условиях они намеревались предпринять этот важный шаг.
Прежде всего, вопреки совету г-на де Буйе, рекомендовавшему воспользоваться двумя обычными английскими дилижансами, королева заказала две огромные берлины, чтобы можно было разместить в них сундуки, чемоданы и сумки с постельным бельем.
Вместо того чтобы одеть телохранителей в простые неброские ливреи или даже оставить без ливрей, их вырядили как егерей принца Конде.
Вместо того чтобы выбрать трех мужчин, знающих дорогу, нашли троих людей, ни разу по ней не ездивших; их наняли случайно: один из них даже не знал Парижа и водил королеву по Паромной улице и набережным, тогда как ее ждали на улице Эшель.
Вместо того чтобы взять скромный гребень и самой поправить куафюру, в ожидании, когда парикмахер, посланный ею на границу, уложит растрепавшиеся в дороге волосы, королева заказывает роскошный дорожный несессер, над которым целых два месяца трудятся все ювелиры Парижа.
Вместо того чтобы спрятать короля (он же - камердинер или управляющий г-жи Корф) в карету свиты, его сажают в главный экипаж напротив его мнимой госпожи, колено в колено.
Вместо того чтобы запрячь берлину двойкой, тройкой, в крайнем случае, четверкой лошадей, впрягли шестерку, забыв, что на подобную упряжку имеет право только король.
Вместо того чтобы до зубов вооружить телохранителей, им привесили на пояс небольшие охотничьи ножи, пригодные, в лучшем случае, для схватки врукопашную, а в чемоданы упрятали пистолеты и мушкетоны, положив их на красное, расшитое золотом одеяние (в него король был облачен в Шербуре).
Вместо того, наконец, чтобы взять с собой г-на д’Агу - решительного, превосходно знающего дорогу, человека, за которого перед королем ручался г-н де Буйе, - взяли г-жу де Турзель, гувернантку детей Франции. Госпожа де Турзель требовала своего права во имя придворного этикета и одержала верх над г-ном д’Агу, требовавшего своего права во имя преданности.
Кроме перечисленных, все остальные предосторожности были приняты.
Quos vult perdere Jupiter dementat!
XXIX
В ПУТИ
Неожиданно каминные часы стали отбивать одиннадцать. Каждый удар отдавался в сердце беглецов, заставляя их вздрагивать. Но они приободрились и решили выходить. Теперь надо посмотреть, каким образом им удалось пробраться во двор?
Произошло это так.
Госпожа де Рошрёль, чье дежурство заканчивалось 12 июня, занимала небольшую комнату; дверь из нее вела в покои, пустовавшие полгода.
Они принадлежали г-ну де Вилькье, первому дворянину королевских покоев. Пустовали они потому, что г-н Вилькье эмигрировал. Из этих апартаментов, расположенных на первом этаже, был выход во двор Принцев. Комната г-жи де Рошрёль прилегала к комнате наследной принцессы.
Как только 11 июня г-жа де Рошрёль покинула дворец, король с королевой осмотрел ее комнату. Под предлогом, будто необходимо предоставить юной принцессе более просторное помещение, королева объявила, что оставляет за собой эту комнату, а горничная дофина отныне разместится в апартаментах фрейлины г-жи де Шиме. Ключ же от апартаментов г-на де Вилькье она потребовала у г-на Ренара, смотрителя строений, передавшего его королю 13 июня.
Сколь бы многочисленной ни была дворцовая охрана, у двери в эти покои, где три месяца никто не жил, часового поставить забыли. Кроме того, часовые во дворах привыкли, что в одиннадцать часов Тюильри одновременно покидает множество людей. Поэтому, когда королевская семья оказалась в апартаментах г-на де Вилькье и пробило одиннадцать, у нее появилась надежда, что удастся выбраться из дворца.
Провезти королевское семейство через Париж брался г-н Ферзен. Переодевшись в кучера, он должен был ждать в фиакре у прохода на улицу Эшель и оттуда отвезти беглецов к заставе Клиши, где дорожную берлину спрятали у некоего англичанина, г-на Крауфорда.
Трем телохранителям надлежало следовать за берлиной в фиакре.
Обе горничные, г-жа Брюнье и г-жа де Нёвиль, должны были дойти пешком до Королевского моста, где уже стояла запряженная парой лошадей карета, в которой им следовало выехать в Кле и ожидать там королеву.
Итак, сначала из Тюильри вышла мадам Елизавета с дочерью короля; за ними следовала г-жа де Турзель с дофином и в сопровождении телохранителя.
Обе группы шли друг за другом на расстоянии двадцати метров. Навстречу им попался часовой. Заметив первых двоих, он остановился.
- О тетушка, мы пропали! - прошептала юная принцесса. - Этот человек нас узнал.
Мадам Елизавета молча шла вперед.
Наследная принцесса ошиблась: их не узнали, а если даже узнали, то человек этот оказался другом.
Часовой повернулся к ним спиной и пропустил. Через пять минут г-жа де Турзель, обе принцессы и дофин уже сидели в фиакре, поджидавшем их на углу улицы Эшель.
Господин Ферзен замаскировался так удачно, что его не признали даже принцессы. Зато он сразу их узнал и, спрыгнув с козел, распахнул дверцу, предложив садиться в экипаж.