- Вон там, на полуюте, - вдруг проговорил Ноллис с какой-то благоговейной интонацией в голосе, - стоит тот самый доблестный джентльмен, которому вы должны будете повторить свой рассказ.
На самой высокой надстройке полуюта ожидал плотный приземистый человек в смелом наряде, состоящем из голубого плаща и канареечно-желтого дублета, оттеняемых желто-красными широкими шароварами над шелковыми чулками схожего оттенка. Соломенного оттенка были и короткая заостренная борода этого знаменитого человека короткие усы и волосы, достигавшие воротника.
Когда вахтенный "Бонавентура" бросил линь, змеей скользнувший в шлюпку, он в своем коротком голубом плаще склонился над выкрашенным в красный цвет поручнем, и так впервые Генри Уайэтт оказался в положении человека, глядящего в лицо тому, чье имя неизменно звучало в проклятиях каждого португальца и испанца.
Прежде всего притягивали его большие, широко расставленные глаза, светившие чистой и очень яркой синевой на цветущем, довольно округлом лице с мелкими, но правильными чертами. Уайэтт также заметил, как густые светлые брови великого моряка резко взмывали к наружным своим концам, а затем так же резко изломом падали вниз. В теплом июньском свете можно было различить крупную жемчужину грушевидной формы, свисавшую с левого уха, тогда как на тяжелой золотой цепи, которую он носил под небольшими простыми брыжами, сверкал большой бриллиант.
С некоторым любопытством заглянув вниз, сэр Френсис Дрейк вдруг заинтересовался высоким рыжеволосым парнем, глазеющим на него с таким напряженным вниманием. Волей-неволей он почувствовал, что его привлекает что-то "простое, английское"в этом молодом человеке, а также искренняя прямота его взгляда в сочетании с коротким носом, мощной челюстью и прямыми темно-рыжими бровями. Дрейк опытным взглядом с удовольствием отметил солидную ширину плеч этого торгового моряка. Давно уже славящийся своей непостижимой способностью умело оценивать людей и управлять ими, адмирал королевы оказался озадаченным: почему именно этот парень из нескольких человек, что прибыли в шлюпке, так возбудил его любопытство?
До смертного своего часа не забудет Генри Уайэтт ни малейшей подробности этой сцены, разыгрывающейся теперь в просторной капитанской каюте "Бонавентура". Ряд тяжелых освинцованных окон, выходящих на галерею кормы, были распахнуты, чтобы впустить и солнце, и ветер, дующий из графства Кент, целиком окрашенного весной в сине-зеленые краски и пропитанного простым ароматом клевера многих сочных заливных лугов и цветущих фруктовых деревьев.
Сразу же стало очевидно, что сэр Френсис Дрейк не имел желания ни стушеваться, ни удаляться. Он сидел совершенно прямо в своей увешанной гобеленами каюте в массивном дубовом кресле, покрытом изумительной резьбой и обитом штампованной алой кожей. Уайэтт решил, что когда-то оно находилось среди высокоценимых личных вещей какого-нибудь испанского или португальского вице-короля.
По обе стороны компактной и невыразимо живой фигуры стояли блестяще одетый адъютант и светловолосый мальчик-слуга. Горстка офицеров высокого ранга, включая командира флагманского корабля Томаса Феннера и капитанов Джона Вогана и Джорджа Фортескью, оставались с непокрытыми головами и молча ожидали, когда заговорит адмирал королевы.
Капитана Фостера, красного как свекла, это обстоятельство очень удивило. На любом другом английском военном корабле, где ему когда-либо приходилось бывать, благородные господа так старались перекричать друг друга, что ни слова нельзя было разобрать.
Заключенные в чистый желто-красный итальянский шелк сильные, хоть и слегка кривоватые, ноги Френсиса Дрейка вытягивались вперед, и высокие алые каблуки его башмаков покоились на маленьком табурете. Толстые загорелые пальцы левой руки поигрывали медальоном с красивой финифтью, висевшим на тяжелой золотой цепи, украшенной бессчетным множеством крохотных жемчужин и маленьких рубинов.
После того как все распределились по местам перед его троноподобным стулом, Дрейк резко подался вперед, воинственно выставив наружу свою короткую бородку клинышком.
- Капитан Фостер, благоволите прямо и без прикрас, - последнее он подчеркнул особо, - рассказать мне о том, что с вами произошло в гавани Бильбао. Ничего не опускайте, ничего не прибавляйте.
В наступившей тишине отчетливо был слышен скрип одной из рей "Бонавентура", лениво смещающихся поперек своих бейфутов. Хорошо понимая значение этого момента, стойкие капитаны Дрейка сгрудились вокруг, и лица их, носившие следы непогод, болезней и шрамы сражений, гротескно контрастировали с фатоватым богатством их одеяния - в коем отражались вкусы придворной моды.
Как только Джон Фостер - неловко, без живого воображения - приступил к рассказу, Генри Уайэтт стал обводить своими синими глазами присутствующих, чтобы, разглядев их как следует, запомнить поподробнее этих великих людей.
В любое время, думалось ему, он бы узнал капитана Генри Уайта с "Морского дракона", чья почти безволосая голова тускло поблескивала в свете кормовых оконных проемов. Он носил простые золотые кольца в ушах, в отличие от командира флагманского корабля Томаса Феннера, серьги которого украшались большими топазами. Подобно младшему брату адмирала, капитану Томасу Дрейку, его ноги были обтянуты чулками из венецианского шелка в желтую и зеленую полоску, пальцы на руках украшались множеством колец, а шея - крупными брыжами. Брыжи обрабатывались желтым крахмалом по моде, введенной госпожой Динген, голландкой, готовой за твердую цену в пять фунтов научить любого, как делать крахмал и как им пользоваться.
Пышный наряд, в который в мирное время облачался капитан Джеймс Эрайзо, странным образом контрастировал с жестким выражением на его лице, особенно потому, что капитан "Белого льва" расстался с веком левого глаза во время сражения с турками близ Ливана.
Эти разряженные джентльмены, пришел к заключению Уайэтт, походили друг на друга только в двух отношениях: распирающей энергией и острым вниманием к каждому слову рассказа Фостера.
Когда контр-адмирал Ноллис представил королевскому адмиралу личные наставления короля Филиппа своему коррехидору, широкий рот Дрейка скривился в злорадную улыбку, обнажив неправильные, но необычайно крепкие и белые для этой эпохи зубы. Он вскочил со стула и, чтобы лучше изучить инкриминирующий документ, разложил его на тяжелом столе, украшавшем когда-то трапезную францисканского монастыря в Вентакрусе.
- Подойдите сюда, джентльмены, - пригласил он, - подойдите и сами прочтите, что за королевское предательство готовит наш испанский друг.
После чего те капитаны, что умели читать, столпились вокруг сине-серебристой фигуры Дрейка наподобие школьников, старающихся заглянуть в запрещенную книгу. Их великолепные дублеты, плащи и башмаки из желтой или малиновой испанской кожи создавали в каюте впечатление радуги, когда они перемещались вокруг стола, чтобы занять положение поудобнее, откуда бы им лучше был виден помятый и со следами воды королевский приказ Франциску де Эскобару. Сильные запахи духов, которыми были надушены джентльмены, издавали, думал Уайэтт, любопытную смесь.
- Клянусь Божьей глоткой! - проскрежетал капитан Уильям Винтер. - На большую подлость еще никогда не шел христианский монарх!
- Никогда! - горячо согласился командир порта. Капитан Эрайзо твердо взглянул на Дрейка. - Когда мы начнем карательные действия и где?
Контр-адмирал Ноллис невесело рассмеялся.
- Я так думаю, сэр Френсис, в этом году нас, кажется, ничто не удерживает от плавания в Карибское море, чтобы проучить папистов.
- Лопни мои глаза, если мы не найдем богатую и легкую добычу у испанских берегов, Трафальгарского мыса и в Бискайском заливе. - Капитан Винтер так хищно облизнул свои губы, что Уайэтт легко вообразил себе этого чернобородого воина, перелезающего через высокий борт каракки.
Резкий, неприятный смех вырвался у Френсиса Дрейка.
- Постой-ка, Уилл! Прежде чем мы начнем заряжать пушки, кому-нибудь нужно разжечь огонек в этой холодной и осторожной рыбе - лорде Беркли или же отнять у него расположение королевы.
- Чтоб ему сдохнуть, этому жалкому трусу! - выпалил Ноллис и стал задумчиво поглаживать темно-каштановую бороду, раздваивающуюся на конце. - Знает Бог, что Уильям Сесил то и дело в последнюю минуту хватал нас за руку, удерживая от столкновения с донами, но когда он прочтет это, - Ноллис постучал пальцем по приказу, полученному коррехидором, - неужто он снова осмелится отказать нам?
- Открыто - нет. Но я боюсь, что он станет требовать полумер - Голос Дрейка взлетел, наполнив собой душную от избытка народа каюту "Бонавентура". - Я и раньше не раз разбивал этого клятвопреступного негодяя короля Эскуриала, и всего лишь слабенькими кораблями и разболевшимися командами. Я заставлял высокомерных наместников того же самого Филиппа скулить о пощаде, я плавал по его доминионам куда мне вздумается, я грабил его города, пленял или топил его корабли с сокровищами и освобождал его рабов. Один и без всякой поддержки, я делал это, несмотря на Уильяма Беркли и других бесхребетных слюнтяев при дворе королевы.
Золотой адмирал гневно огляделся вокруг.
- Разве кто-нибудь из вас сомневается, что я лучший моряк Англии всех времен? Разве кто-нибудь еще разбирается так, как я, в мореплавании, судостроении, артиллерии?
Никто ничего не сказал, но Уайэтт заметил несколько залившихся краской лиц и брошенных в сторону взглядов.
- Да! Я навсегда подорву мощь Испании, если… - как искусный оратор, каким он и был, Дрейк сделал паузу, - если ее величество королева дарует мне разрешение извести этого монаршего иуду в его собственном отечестве, где я разобью Филиппа в пух и прах.
С характерно резким движением Дрейк повернулся к своему адъютанту.
- Распорядись, чтобы моя шлюпка через полчаса была наготове с командой крепких гребцов. До Хэмптон-Корта идти далеко вверх по течению. Капитан Феннер, приготовьтесь сопровождать меня. - Адмирал сделал такой резкий поворот, что его золотой воротник засверкал. - Капитаны Винтер, Мун и вы, мастер Ричард Хоукинс, отправляйтесь в контору коменданта порта с капитаном Фостером. Там тщательно установите, какое количество наших судов ушло из всех портов в Испанию и Португалию за последние два месяца. - Неожиданно он подмигнул своим ярко-синим глазом. - И того - смотрите, чтобы случайно не вышло так, что вы недооценили их количества.
К огромному удивлению Генри Уайэтта, он вдруг прибавил со своей необычайно обаятельной улыбкой:
- Молодой Уайэтт, вас я попрошу отправиться со мной в Хэмптон-Корт незамедлительно. Там при дворе я научился понимать, что сведения очевидца имеют большую убедительность.
Капитаны начали покидать залитую солнцем каюту Дрейка, пригибаясь, чтобы не удариться головой об украшенные резьбой палубные балки и покрытые тонким листовым золотом рельефные украшения. На одной из дверей, сколоченной из тяжелого дуба, очень живыми красками и со вкусом был воспроизведен герб, дарованный Золотому адмиралу. Герольд описал бы его таким образом: "Щит черный, меж двух серебристых звезд колышется топь; гребень - земной шар, большой корабль под парусом, ведомый канатом, который держит рука, появившаяся из облака серебристого".
Капитан Джон Фостер уже направился к сходному трапу, когда Дрейк ухватил его за грубую серо-коричневую байку рукава его куртки.
- Скажи-ка мне, мил человек, это ты первым заподозрил, что истинное намерение коррехидора состоит в захвате вашего судна?
- Бог с вами, нет, ваше превосходительство, это был мой помощник Гарри Уайэтт. Он молод, но шустр, и у него острый глаз на мошенничество - как я впервые убедился в прошлом году в Леванте.
- Такой честный ответ, - прогудел Дрейк, - заслуживает такой же честной награды. Ричард! - Он властно кивнул мальчику-слуге, пареньку лет двенадцати. - В том сундуке ты найдешь серебряный кубок, гравированный собственными моими руками. Принеси-ка его сюда, чтобы я мог подарить сей скромный знак уважения честному, откровенному моряку.
Глава 5
ДВОРЕЦ ХЭМПТОН-КОРТ
Хотя Генри Уайэтту доводилось присутствовать на кричаще пышных церемониях в честь дворцовых и религиозных праздников в Испании и Португалии, ему, как и большинству англичан, как-то никогда не приходило в голову, что в нынешнем, 1585 году невзрачная рыжеволосая дочка Генриха VIII и Анны Болейн живет среди блеска и великолепия приблизительно того же характера.
Устремив глаза в сторону берега, пока выкрашенная в голубую и серебристую краски шлюпка сэра Френсиса Дрейка шла к массивным Водным воротам дворца Хэмптон-Корт, он видел там, на разнообразных бархатистых травянистых лужайках, подступающих к заросшим тростником берегам Темзы, словно бы слетевшихся на них великолепных гигантских бабочек, перемещающихся туда-сюда Множество белых ручных лебедей с любопытством поплыли к приближающейся шлюпке, но иные дикие, плававшие там же, выскочили из камыша, захлопали крыльями и стали удирать вверх по зеркально-гладкой поверхности речки, увлекая за собой всю стайку.
На лужайках за водной галереей сидели или прогуливались десятки дам и джентльменов, наряды которых по яркости красок превосходили любое собрание тропических птиц.
В регулярные интервалы дюжий дворцовый страж обходил свои посты с полированной алебардой на плече. Эти здоровые парни носили мундиры, состоящие из зеленого и белого цветов - цветов династии Тюдоров, а на широкой груди - розу Тюдоров, украшенную личной монограммой королевы Елизаветы, "Е R", вышитой чисто золотой нитью, которой никогда не суждено было потускнеть.
Стражи, дежурящие у Водных ворот, изящно взяли алебарды на караул, когда сэр Френсис Дрейк, невысокого роста, крепкий и энергичный, ступил на берег в своем щегольском мундире из синего, желтого и красного цветов. За ним следовал капитан его флагмана, Томас Феннер, великолепный в темно-фиолетовом дублете и серебристых коротких штанах; на плече небрежно драпировался короткий плащ из ярко-желтой мавританской кожи.
Генри Уайэтт в темно-коричневой рубахе из грубой шерстяной материи, в кожаной куртке, в серых широких шерстяных штанах и чулках из неотбеленного льна представлял собой унылый контраст, несмотря на всю свою мускулистую фигуру, медного цвета лицо и блестящие темно-рыжие волосы.
Прошествовав под Водными воротами, трио снова оказалось под солнечными лучами и последовало за караульным сержантом по дорожке, огибающей с края знаменитую Фонарную беседку из зелени, расположенную на невысоком холме. По краям этой широкой и ровно устланной гравием дорожки, вьющейся между кустарниками аккуратно подстриженного тиса, на каменных пьедесталах стояли любопытные каменные изваяния, известные как "Звери короля": антилопы, львы, борзые собаки, драконы, быки, лани, леопарды и представители многих других существ; и почему-то все они являлись опорой для флюгеров.
Появился дворецкий ее величества, почетный старый джентльмен с огромными белыми брыжами. Он нес длинный жезл из черного дерева, увенчанный изображением кисти руки, искусно вырезанной из слоновой кости. Дворецкий поспешил вперед, и его костюм из черного бархата сильно контрастировал с ослепительным великолепием одеяний других придворных королевы.
На просьбу Дрейка о незамедлительной аудиенции дворецкий сделал извиняющийся жест руками и объяснил, что ее величество в данный момент находится в личном кабинете, совещаясь с сэром Уильямом Сесилом, лордом Беркли и этим злейшим соперником советника сэром Френсисом Уолсингемом. Ее нельзя было беспокоить ни под каким предлогом.
- Неужели я такой уж незначительный? - побагровел Дрейк и досадливо щелкнул пальцами, но все же взял себя в руки и изобразил терпение. - Тем не менее я прошу вас известить о моей скромной персоне ее милостивое величество и передать ей, что у меня неотложное дело. В самом деле, милорд, я и мой молодой спутник прибыли с вестями исключительной важности.
- Мне пре… предстоит говорить с королевой! - заикаясь, воскликнул Уайэтт.
- Верно.
- Но, господа, я же ни м-манер не знаю, ни г-говорить не умею, ни на-наряжен как следует, чтобы предстать перед королевой.
- Выше нос, паренек, - подбодрил его Феннер. - Это точно, одежонка твоя темная, как у галки, но ведь везде говорят, что Глориана может различить верное сердце под простым одеянием; кроме того, ее величество обожает то, что она называет "простыми англичанами".
Уайэтт распрямился и, стараясь справиться с незнакомой ему доселе дрожью в голосе, спросил:
- Но… но умоляю, скажите, к-как мне ве-вести себя?
Дрейк расхохотался, хлопнул матроса торгового судна по плечу и отвечал:
- Ну что ж, да благословит тебя Господь, все, что тебе нужно делать, когда предстанешь перед ней, это опуститься на одно колено и ждать, пока ее величество не прикажет тебе подняться. Тогда не трусь и говори прямо начистоту, и тебе от этого будет лучше. Теперь запомни, мистер Уайэтт, - Дрейк задержал на нем взгляд своих синих пронзительных глаз, - ты должен говорить о разорении, принесенном предательством испанского короля нашему торговому флоту, и какими убытками это обернется трону. Было бы хорошо, - Дрейк наклонился так близко к его лицу, что ощутимей, чем прежде, стал острый запах духов, которые он любил, - если бы ты невинно напомнил ее величеству, что эти продовольственные запасы и суда, похищенные у нее, пойдут на питание и оснащение флота короля Филиппа, который он собирает, чтобы угрожать ее личной персоне и безопасности ее державы.
Прошли казавшиеся бесконечностью полчаса, в течение которых Дрейк расхаживал взад и вперед по отделанной дубовыми панелями приемной, украшенной теми несколькими цветными гобеленами из Голландии, что были угодны королевскому вкусу. Тщательно отполированные дубовые полы дворца Хэмптон-Корт смягчались не обычными пустяками, а большими красными, как перо индейки, коврами, хорошо приглушающими беспокойную поступь высоких красных каблуков Дрейка.
По двое, по трое, а иногда дюжиной проходили через приемную различные придворные. Большинство из них кланялись адмиралу королевы с готовностью, почти подобострастно, затем бросали беззастенчиво-пытливые взгляды на странно подобранную компанию этого великого человека.
Тревога Уайэтта убывала пропорционально росту его заинтересованности этими блестящими, пышно разодетыми персонами. Ему никогда и в голову не приходило, что существуют такие экстравагантные костюмы. Мужчины красовались в брыжах преувеличенного размера, и дюжины разных моделей, самые изощренные из которых, как вполголоса пояснил капитан Винтер, назывались перкардели и пикадилли - последнюю смоделировал некий Хиггинс, которого называли первым портным Лондона. Все носили подбитые ватой короткие штаны из сшитого полосами узорчатого шелка, мавританские накидки, перчатки из ароматизированной кожи, дублеты из генуэзского бархата цвета бирюзы и плащи, отделанные по краям мехом волка, куницы и горностая.