- Ну и жулик! Надеюсь, ты немедленно выгнал его?
- Нет, я привел его сюда, чтобы ты мог с ним переговорить.
- Сюда? Он что, в моем доме?
- Нет. Он ждет на улице. Думаю, что тебе надо с ним поговорить. Он один и без оружия. Я ручаюсь за него.
- Даже если все это так, то зачем мне с ним разговаривать?
- Он - Сергий, консул. Он по прямой линии происходит от троянцев, - холодно сказал Целер. - Уже из-за этого он заслуживает уважения.
Цицерон посмотрел на братьев Секст. Тит пожал плечами.
- Если он один, консул, то мы с ним справимся.
- Тогда приведи его, Целер, - сказал Цицерон. - Я выслушаю, что он хочет сказать. Но я абсолютно уверен, что мы зря теряем время.
Я был в ужасе от того, что Цицерон согласился на такой риск, и, пока Целер ходил за Катилиной, я попытался переубедить консула. Но он резко оборвал меня:
- Это покажет наличие доброй воли с моей стороны, если я сообщу в Сенате, что согласился встретиться с этим бандитом. Да и потом, кто знает? Может быть, он пришел извиниться.
Хозяин натянуто улыбнулся, и я понял, что этот неожиданный визит сильно озадачил его. Что касается меня, то я чувствовал себя как один из несчастных приговоренных участников Игр, когда тигр выходит на арену - а именно так Катилина вошел в комнату, дикий и настороженный, полный плохо скрываемой ярости; я боялся, что он вцепится Цицерону в горло. Братья Секст близко подошли к нему и встали по бокам, когда он остановился в двух шагах от Цицерона. Катилина поднял руку в издевательском салюте.
- Консул!
- Говори, что ты хотел сказать, и убирайся.
- Я слышал, что ты опять распространяешь обо мне ложь.
- Ну, вот видишь, - сказал Цицерон, оборачиваясь к Целеру. - Что я говорил? Все это бесполезно.
- Просто выслушай его, - произнес Целер.
- Ложь, - повторил Катилина. - Я ничего не знаю о тех письмах, которые якобы распространил вчера. Я был бы полным идиотом, если бы разносил подобные послания по всему городу.
- Я готов поверить, что лично ты их не разносил, - ответил Цицерон. - Но вокруг тебя достаточно идиотов, готовых это сделать.
- Ерунда. Это очевидная подделка. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты сам написал эти письма.
- Лучше обрати свое подозрение на Красса - именно он использует их для того, чтобы предать тебя.
- Лысая Голова играет в свою собственную игру, как, впрочем, и всегда.
- А банды в Этрурии? Они тоже не имеют к тебе никакого отношения?
- Они бедные, несчастные негодяи, доведенные до ручки ростовщиками, и я им симпатизирую, но не я их предводитель. Предлагаю тебе то же, что предложил Целеру. Я сдаюсь на твою милость и готов жить в этом доме, где ты и твои охранники сможете следить за мной, до тех пор, пока ты не убедишься, что я невиновен.
- Это не предложение, а издевательство чистой воды. Если я не чувствую себя в безопасности, живя с тобой в одном городе, то как, ты думаешь, я буду ощущать себя, живя с тобой под одной крышей?
- Так что же, я ничего не могу сделать, чтобы тебя удовлетворить?
- Можешь. Исчезни из Рима и из Италии. Исчезни совсем. Отправляйся в изгнание и никогда не возвращайся.
Глаза Катилины заблестели, а руки сжались в кулаки.
- Моим первым предком был Сергестус, соратник Энея, основателя нашего города - и у тебя хватает наглости отправлять меня в изгнание?
- Прекрати кормить меня твоим семейным фольклором. Я делаю тебе серьезное предложение. Если ты отправишься в изгнание, я сделаю так, что с твоей семьей ничего не случится. Твои сыновья не будут стыдиться приговоренного отца - а ведь тебя обязательно приговорят, Катилина, в этом ты можешь не сомневаться. Кроме того, ты избавишься от своих кредиторов. Что, по-моему, для тебя тоже немаловажно.
- А как же мои друзья? Сколько им еще мучиться под твоей диктатурой?
- Моя диктатура, как ты это называешь, существует только для того, чтобы защитить страну от тебя. Как только ты исчезнешь, она больше не понадобится, и я с радостью предложу всем начать с чистого листа. Добровольное изгнание - это благородный поступок, Катилина, достойный твоих предков, о которых ты так много говоришь.
- Так, значит, внук фермера, выращивавшего бараний горох, берет на себя смелость учить Сергия, что такое благородство?.. Следующий на очереди ты, Целер! - Тот, не шевелясь, смотрел перед собой, как солдат на параде. - Посмотри на него, - прошипел Катилина. - Типичный Метелл - они всегда процветают, что бы ни случилось. Но ты понимаешь, Цицерон, что в душе он тебя ненавидит и презирает. Все они так. У меня, по крайней мере, хватает духу говорить тебе это в лицо, а не шептаться у тебя за спиной. Сейчас они используют тебя, чтобы защитить свое богатство. Но как только ты сделаешь всю грязную работу, они все от тебя отвернутся. Если хочешь, можешь меня уничтожить - этим ты только приблизишь свой собственный конец.
Он развернулся на каблуках, оттолкнул братьев Секст и вышел из дома.
- Почему после него всегда остается запах серы? - спросил Цицерон.
- Ты думаешь, он отправится в изгнание?
- И такое возможно. Мне кажется, он сам не знает, что сделает в следующий момент. Он как животное - живет импульсами. Сейчас для нас главное оставаться настороже и сохранять бдительность - я в городе, а ты в стране.
- Завтра я отправлюсь с первыми лучами солнца. - Целер направился к двери, но остановился и повернулся к Цицерону. - Кстати, вся эта ерунда о том, что мы тебя презираем, - не верь этому, ты знаешь, что все это неправда.
- Я знаю, Целер, спасибо.
Цицерон улыбнулся - и сохранял улыбку на лице до тех пор, пока Целер не вышел из комнаты. Тогда она медленно сползла с его лица. Он опустился на ближайший стул и вытянул руки ладонями кверху, с удивлением рассматривая их, как будто никогда не видел, как они трясутся.
IX
На следующий день взволнованный Квинт явился к Цицерону с копией письма, которое было развешано около приемных трибунов. Оно было адресовано целому ряду известных сенаторов, таких, как Катулл, Цезарь и Лепид, и подписано Катилиной: "Не имея возможности бороться с группой врагов, выдвигающих против меня фальшивые обвинения, я уезжаю в изгнание в Мессалию. Уезжаю не потому, что виновен в ужасных преступлениях, в которых меня обвиняют, но для того, чтобы сохранить мир в Республике и избежать кровавой резни, которая, несомненно, последует в случае, если я буду защищаться. Я завещаю вам свою честь, а жену и семью передаю под вашу опеку. Прощайте!"
- Поздравляю тебя, брат, - сказал Квинт, похлопав Цицерона по спине. - Ты все-таки его дожал.
- А это точно?
- Точнее не бывает. Сегодня рано утром его видели уезжающим из города с небольшой группой сподвижников. Его дом закрыт и безлюден.
- И все-таки что-то мне во всем этом не нравится. Что-то здесь не то. - Цицерон заморгал и потянул себя за мочку уха.
- Катилина вынужден был уехать. Его отъезд равносилен признанию в совершении преступлений, в которых его обвиняют. Ты его победил. - Квинт, который бежал вверх по холму с хорошими вестями, обиделся на такую осторожность.
Медленно проходили дни, а о Катилине ничего не было слышно. Казалось, что на этот раз Квинт прав. Но, несмотря на это, Цицерон отказался ослабить режим комендантского часа в Риме: напротив, он принял еще больше предосторожностей. В сопровождении десятка охранников хозяин выехал из города, чтобы встретиться с Квинтом Метеллом, у которого все еще был военный империй, и попросил его отправиться в каблук Италии и занять там провинцию Апулия. Старик был разочарован, но Цицерон поклялся, что после этой его последней миссии ему будет гарантирован триумф, и Метелл - втайне радуясь тому, что у него появилось хоть какое-то занятие, - немедленно выступил в Апулию. Еще один бывший консул, тоже рассчитывающий на триумф, Марк Рекс, отправился на север Фезулы. Претор Помпей Руф, которому Цицерон доверял, отправился в Капую поднимать войско. В то же время Метелл Целер продолжал набирать армию в Пицениуме.
В это время военный вождь восставших, Манлий, прислал в Сенат послание: "Мы призываем богов и людей в свидетели, что взяли в руки оружие не для того, чтобы захватить страну и причинить зло ее жителям, а для того, чтобы защитить от зла себя. Мы бедные, несчастные люди - ростовщики своим поведением довели нас до того, что большинство из нас стало бездомными, нищими бродягами, потерявшими свое доброе имя". Манлий потребовал, чтобы долги, сделанные серебром (а таких долгов было большинство), были выплачены медью, при этом сама сумма долга должна была оставаться неизменной, - это сразу же уменьшало долги на три четверти. Цицерон предложил послать твердый ответ, что никакие переговоры невозможны до тех пор, пока мятежники не сложат оружие. Предложение прошло в Сенате, но на улицах многие шептались о том, что восставшие правы.
Октябрь закончился, и наступил ноябрь. Дни стали темными и холодными, жители Рима выглядели утомленными и впадали в депрессию. Комендантский час положил конец множеству развлечений, с помощью которых люди обычно боролись с приближающейся зимой. Таверны и бани закрывались рано, в магазинах было пусто. После объявления награды за информацию о бунтовщиках многие стали пользоваться этим, чтобы отомстить своим соседям. Все подозревали друг друга. Ситуация стала настолько серьезной, что Аттик наконец решился обсудить ее с Цицероном.
- Некоторые жители говорят о том, что ты намеренно преувеличиваешь опасность, - предупредил он своего друга.
- И зачем мне это надо? Они что, считают, что мне доставляет удовольствие превратить Рим в тюрьму, в которой я оказываюсь самым охраняемым пленником?
- Да нет, но они считают, что Катилина стал для тебя манией и ты потерял чувство реальности; что твой страх за свою собственную жизнь делает жизнь в городе невыносимой.
- И это все?
- Народ считает, что ты ведешь себя как диктатор.
- Правда?
- Люди также называют тебя трусом.
- Ну, тогда пусть они все катятся в преисподнюю, - воскликнул Цицерон, и впервые в жизни я увидел, что его отношение к Аттику изменилось.
Он отказался продолжать разговор, односложно отвечая на все попытки Аттика возобновить беседу. Наконец его другу надоел этот холодный прием, он посмотрел на меня, закатил глаза в отчаянии и покинул дом.
Поздним вечером, шестого ноября, после того как ликторы уже ушли, Цицерон сидел с Теренцией и Квинтом в столовой. Хозяин читал доклады от чиновников на местах, а я подавал ему письма на подпись, как вдруг залаял Саргон. Этот звук заставил нас всех подпрыгнуть от неожиданности: к тому времени нервы у всех были натянуты до предела. Три охранника Цицерона мгновенно вскочили на ноги. Мы услышали, как входная дверь открылась, раздался взволнованный мужской голос, и неожиданно в комнату вошел бывший ученик Цицерона Целий Руф. Это был его первый визит в наш дом за многие месяцы - особенно удивительно, поскольку в начале года он перешел на сторону Катилины. Квинт вскочил на ноги, готовый к борьбе.
- Руф, - спокойно сказал Цицерон. - Я думал, что ты стал для нас чужим.
- Для тебя я чужим никогда не буду.
Он сделал шаг вперед, но Квинт уперся ему рукой в грудь и остановил его. "Руки вверх!" - скомандовал он и кивнул охранникам. Руф испуганно поднял обе руки, и Тит Секст тщательно его обыскал.
- Думаю, что он пришел, чтобы шпионить за нами, - сказал Квинт, который никогда не любил Руфа и часто спрашивал меня, почему его брат мирился с присутствием этой шпаны.
- Я пришел не шпионить, а предупредить. Катилина вернулся.
Цицерон ударил рукой по столу.
- Я так и знал! Опусти руки, Руф. Когда это произошло?
- Сегодня вечером.
- И где он сейчас?
- В доме Марка Леки, на улице кузнецов.
- И кто с ним?
- Сура, Цетег, Бестий - обычная компания. Я только что оттуда.
- И что?
- На рассвете они тебя убьют.
Теренция зажала рот рукой.
- Как? - спросил Квинт.
- Два человека - Варгунт и Корнелий - придут к тебе на рассвете, чтобы поклясться тебе в верности и сообщить о том, что они расстались с Катилиной. Они будут вооружены. За ними будет еще несколько человек, чтобы разоружить твою охрану. Ты не должен их впускать.
- Не впустим, - сказал Квинт.
- А ведь я бы их впустил, - сознался Цицерон. - Сенатор и всадник - конечно, впустил бы… И предложил бы им руку дружбы. - Казалось, он был удивлен тому, как близко подкралась к нему беда, несмотря на все принятые меры.
- А откуда мы знаем, что этот парень не врет? - спросил Квинт. - Это может быть обманный маневр, чтобы отвлечь наше внимание от реальной угрозы.
- В том, что он говорит, Руф, есть своя логика, - заметил Цицерон. - Ведь твоя верность постоянна, как флюгер.
- Это чистая правда.
- И, тем не менее, ты поддерживаешь их?
- Идею - да, но не методы. Особенно после сегодняшнего.
- А что это за методы?
- Они договорились разделить Италию на военные регионы. Как только тебя убьют, Катилина отправится к армии заговорщиков в Этрурию. Некоторые районы Рима подожгут. На Палатине вырежут сенаторов, а затем городские ворота откроют перед Манлием и его бандой.
- А Цезарь? Он знает об этом?
- Сегодня его там не было. Но мне кажется, что он посвящен в эти планы. Он очень тесно общается с Катилиной.
Это был первый раз, когда Цицерон получил информацию о планах Катилины, что называется, из первых рук. На его лице было написано отвращение. Он наклонил голову, потер виски костяшками пальцев и прошептал:
- Что же мне теперь делать?
- Мы должны вывести тебя сегодня из этого дома, - предложил Квинт. - И спрятать так, чтобы тебя не могли найти.
- Можно спрятаться у Аттика, - предложил я.
- Туда они направятся в первую очередь. Единственный выход - убежать из Рима. Теренция и Марк могут уехать в Тускулум, - покачал головой Цицерон.
- Я никуда не уеду, - отчеканила Теренция. - И ты тоже. Римляне могут уважать разных лидеров, но никогда не будут уважать трусов. Это твой дом и дом твоего отца. Оставайся здесь, и пусть они попробуют что-то сделать. Я бы так и сделала, будь я мужчиной.
Она посмотрел на Цицерона, и я испугался, что сейчас начнется один из тех скандалов, которые часто обрушивались на этот дом, как буря. Но Цицерон только кивнул.
- Ты права. Тирон, пошли записку Аттику и напиши, что нам срочно требуется подкрепление. И надо забаррикадировать двери.
- А на крышу отнести емкости с водой, - добавил Квинт. - На случай, если они попытаются выкурить нас отсюда.
- Я останусь и помогу вам, - заявил Руф.
- Нет, мой молодой друг, - сказал Цицерон. - Ты свое дело сделал. И тебе надо немедленно убираться из города. Отправляйся в дом своего отца в Интерамнии и сиди там до тех пор, пока все не разрешится. Так или иначе. - Руф начал протестовать, но Цицерон прервал его. - Если Катилине завтра не удастся убить меня, он может заподозрить, что ты его предал; если же все пройдет успешно, тебя просто затянет в этот водоворот событий. В любом случае, тебе пока лучше держаться подальше от Рима.
Руф попытался спорить, но безуспешно. После того, как он ушел, Цицерон сказал:
- Может быть, он и за нас, но кто знает наверняка? В конце концов, единственное безопасное место для троянского коня - это за твоими стенами.
Я отправил одного из рабов к Аттику с мольбой о помощи. Затем мы заперли дверь и перегородили ее тяжелым шкафом и кроватью. Задний вход был тоже заперт и закрыт на засовы. Второй линией защиты стал перевернутый стол, которым мы перегородили проход. Вместе с Сизифием и Лореем я носил ведро за ведром с водой на крышу. Туда же мы отнесли ковры и одеяла, чтобы ими можно было закрывать огонь. В этой самодельной цитадели находился - для защиты консула - гарнизон, состоявший из трех его охранников, Квинта, меня, Саргона и его дрессировщика, привратника и нескольких рабов. Все мы были вооружены ножами и палками. Да, и не надо забывать о Теренции, которая не расставалась с тяжелым подсвечником и которая, если бы дело дошло до драки, была бы, по-моему, гораздо эффективнее любого из нас. Служанки собрались в комнате Марка, у которого в руках был игрушечный меч.
Цицерон вел себя абсолютно спокойно. Он сидел за столом, что-то обдумывал, делал заметки и сам писал письма, время от времени спрашивая меня, нет ли вестей от Аттика. Он хотел точно знать, когда прибудут дополнительные люди, поэтому я вооружился кухонным ножом, и, завернувшись в одеяло, опять выбрался на крышу, чтобы наблюдать за улицей. Было темно и тихо; улица словно вымерла. Мне казалось, что весь Рим был охвачен сном. Я стал вспоминать о том дне, когда Цицерон выиграл свое консульство и меня пригласили отметить это событие со всей семьей здесь, на крыше, под звездами. Он с самого начала понимал, что его положение достаточно слабо и что власть будет сопряжена со многими опасностями; однако даже ему не могло прийти в голову ничего подобного.
Прошло несколько часов. Время от времени слышался лай собак, но не людские голоса, за исключением сторожа под холмом, который выкрикивал ночное время. Петухи, как всегда, похлопали крыльями, а затем затихли. Стало еще темнее и холоднее. Меня позвали к консулу. Я спустился и увидел, что он сидит в курульном кресле в атриуме, с обнаженным мечом на коленях.
- Ты уверен, что попросил пополнение у Аттика?
- Конечно.
- И ты подчеркнул, что это срочно?
- Да.
- И посыльному можно доверять?
- Абсолютно.
- Ну что же, - сказал Цицерон. - Аттик меня еще никогда не подводил.
Но звучало это так, как будто хозяин сам старался себя в этом убедить, и я уверен, что в этот момент он вспоминал подробности их последней встречи и холодность, с которой они расстались. Рассвело. Опять начала хрипло лаять собака. Цицерон посмотрел на меня измученными глазами. Лицо его было очень напряжено.
- Иди и посмотри.
Я опять забрался на крышу и осторожно глянул через парапет. Сначала я ничего не увидел, но постепенно понял, что по дальней стороне улицы двигались какие-то тени. К дому приближалась группа мужчин, которые старались держаться в тени стен. Сначала я подумал, что прибыло наше подкрепление. Но Саргон опять захлебнулся лаем, а люди на улице остановились и стали шептаться. Я бросился вниз к Цицерону. Рядом с ним стоял Квинт, и в руках у него тоже был обнаженный меч. Теренция сжимала свой подсвечник.
- Убийцы здесь, - сказал я.
- И сколько их? - спросил Квинт.
- Десять. Может быть, двенадцать.
В дверь громко постучали, и Цицерон выругался.
- Если десяток мужчин захотят войти в дом, то они в него войдут.
- Дверь их остановит на какое-то время, - сказал Квинт. - Меня больше беспокоит огонь.
- Я вернусь на крышу, - ответил я.
К этому времени на небе появились бледные оттенки серого цвета и, поднявшись на крышу, я смог разглядеть головы мужчин, окруживших дом. Казалось, они что-то делали, встав в круг. Затем я увидел вспышку, и они все резко отодвинулись от загоревшегося факела. Вероятно, кто-то из них увидел мое лицо, потому что мужской голос крикнул:
- Эй, ты, там! Консул дома?!
Я скрылся за парапетом. Послышался другой голос:
- Я сенатор Луций Варгунт и хочу видеть консула! У меня для него срочная информация!