- Согласен, - ответил Цицерон. - Но им нужна еда, а не земля. Чтобы обрабатывать землю, надо иметь знания и действительно пахать без остановки. Хотел бы я увидеть, как те бандиты, которых я видел у дома Цезаря, будут обрабатывать землю с восхода и до заката. Если наша еда будет зависеть от их труда, то мы умрем от голода через год.
- Но Цезарь, по крайней мере, думает о них.
- Думает о них? Цезарь не думает ни о ком, кроме самого себя. Ты что, действительно веришь, что Красс, самый богатый человек в Риме, беспокоится о бедняках? Они хотят устроить благотворительную раздачу земли - причем им самим это ничего не будет стоить - для того, чтобы создать себе армию приверженцев, которые обеспечат им вечную власть. Красс уже давно смотрит в сторону Египта. Одним богам ведомо, чего хочет Цезарь - не удивлюсь, если всего мира. Беспокоятся!.. Правда, Руф, иногда ты говоришь как молодой идиот. Ты что, ничему не научился, приехав в Рим, кроме как азартным играм и походам по публичным домам?
Не думаю, чтобы Цицерон хотел, чтобы его слова прозвучали так грубо, но я увидел, что они подействовали на Руфа как удар кнута. Когда он отвернулся, в его глазах стояли слезы, и не от обиды, а от гнева. Он давно уже перестал быть тем очаровательным подростком, которого Цицерон когда-то взял себе в ученики, и превратился в молодого человека с растущими амбициями - к сожалению, Цицерон этого не заметил. Руф больше не принимал участия в обсуждении, хотя оно и продолжалось еще какое-то время.
- Тирон, - обратился ко мне Аттик. - Ты был в доме Цезаря. Как ты думаешь, что должен сделать твой хозяин?
Я ждал этого момента, потому что на этих внутренних советах ко мне всегда обращались как к последней инстанции, и я всегда к этому готовился.
- Я думаю, что согласившись с предложением Цезаря, мы сможем добиться некоторых изменений в законе. А это можно будет выдать патрициям как нашу победу.
- А затем, - задумчиво сказал Цицерон, - если они откажутся принять эти изменения, то это будет только их вина, и меня освободят от моих обязательств. Что ж, это не так плохо.
- Молодец, Тирон! - объявил Квинт. - Как всегда, ты самый умный в этой комнате. - Нарочито зевнул. - Пойдем брат. - Он поднял Цицерона из кресла. - Уже поздно, а тебе завтра выступать. Ты должен выспаться.
К тому моменту, как мы дошли до вестибюля, в доме все стихло. Теренция и Туллия ушли спать. Сервий и его жена уехали домой. Помпония, которая ненавидела политику, отказалась ждать своего супруга и уехала вместе с ними, как сказал нам слуга. На улице ждали носилки Аттика. Снег блестел в лунном свете. Где-то в центре города раздался знакомый крик ночного сторожа, который провозгласил полночь.
- С Новым годом, - сказал Квинт.
- И с новым консулом, - добавил Аттик. - Молодец, Цицерон. Я горжусь тем, что я твой друг.
Они пожимали ему руку и хлопали по спине, и я заметил, что Руф делает то же самое, однако без большого энтузиазма. Их теплые поздравления прозвучали в холодном ночном воздухе и исчезли. А потом Цицерон стоял в ночи и махал вслед их носилкам, пока они не скрылись за поворотом. Когда он повернулся, чтобы вернуться в дом, то слегка споткнулся и попал ногой в кучу снега, которую нанесло около порога. Вытащил мокрую ногу из снега, отряхнул ее и негромко выругался. Меня так и подмывало сказать, что это тоже знак, однако я благоразумно промолчал.
III
Не знаю, как церемонии проходят теперь, во времена, когда самые высокие чиновники - не более чем мальчики на побегушках у божественного Августа, а во времена Цицерона первым, кто приходил к консулу в день его инаугурации, был член коллегии Авгуров.
Поэтому, прямо перед рассветом, Цицерон вместе с Теренцией и детьми расположился в атриуме в ожидании прибытия авгура. Я знал, что он плохо спал, так как слышал, как он ходил по комнате наверху; так он делал всегда, когда размышлял. Однако его способность к быстрому восстановлению была невероятна, и он выглядел полностью отдохнувшим и готовым, когда стоял вместе с семьей, как олимпиец, который всю свою жизнь тренировался ради единственного забега и сейчас, наконец, был готов пробежать его.
Когда все было готово, я подал сигнал привратнику, и он открыл двери, чтобы впустить хранителей священных петухов - пулариев - полдесятка худосочных мужчин, самих похожих на цыплят. Вслед за этим эскортом появился сам авгур, стуча по полу своим посохом: им оказался настоящий великан, одетый в коническую шапку и яркий пурпурный плащ. Маленький Марк закричал, увидев его идущим по проходу, и спрятался за юбку матери. В тот день авгуром был Квинт Цецилий Метелл Целер, и я скажу о нем несколько слов, так как он сыграл не последнюю роль в истории Цицерона. Целер только что вернулся с войны на Востоке - настоящий солдат и даже герой войны, которым он стал после того, как смог отбить нападение превосходящих сил противника на свой зимний лагерь. Он служил под командой Помпея Великого и, по чистой случайности, был женат на сестре Помпея, что, естественно, ни в коем случае не помешало продвижению Целера по служебной лестнице. Хотя это было и не важно. Он был Метелл, и поэтому ему на роду было написано через несколько лет самому стать консулом; в тот день он должен был принести клятву как претор. Его женой была печально известная красавица из семьи Клавдиев: в общем, невозможно было иметь связи лучше, чем у Метелла Целера, который был, к тому же, далеко не дурак.
- Избранный консул, желаю тебе доброго утра, - прорычал он громовым голосом, как будто обращался к своим легионерам на церемонии поднятия флага. - Наконец наступил этот великий день. Что же он принесет нам, хотел бы я знать?
- Но ведь авгур ты, Целер. Вот ты мне и расскажи.
Целер откинул голову и рассмеялся. Позже я узнал, что он верил в предсказания не больше, чем Цицерон, а его членство в коллегии Авгуров было не чем иным, как политической необходимостью.
- Я могу предсказать только одно: легким этот день не будет. Перед храмом Сатурна уже собралась толпа, когда я проходил мимо. Кажется, ночью Цезарь и его дружки вывесили свой великий закон. Какой же он все-таки негодяй!
Я стоял прямо за Цицероном, поэтому не мог видеть его лица, но по тому, как напряглись его плечи, я понял, что это известие хозяина насторожило.
- Ну хорошо, - сказал Целер, наклоняясь, чтобы солнце не светило ему в глаза. - Где твоя крыша?
Цицерон повел авгура к лестнице, и, проходя мимо меня, прошептал сквозь зубы:
- Немедленно выясни, что происходит. Возьми с собой помощников. Я должен знать каждую статью этого закона.
Я приказал Сизифию и Лорею идти вместе со мной, и, сопровождаемые парой рабов с фонарями, мы отправились вниз по холму.
В темноте было трудно найти дорогу, а земля была скользкой от снега. Однако когда мы вошли на Форум, то увидели впереди несколько огней и направились к ним. Целер был прав. Закон был прикреплен на своем традиционном месте возле храма Сатурна. Несмотря на ранний час и холод, несколько десятков граждан собрались около храма - так им не терпелось прочитать текст закона. Он был очень длинный, несколько тысяч слов, и располагался на шести больших досках. Закон предлагался от имени трибуна Рулла, хотя все знали, что его авторами были Цезарь и Красс. Я разделил закон на три части - Сизифий отвечал за начало, Лорей за концовку, а себе я оставил середину.
Работали мы быстро, не обращая внимания на людей, которые жаловались, что мы закрываем им обзор, но к тому моменту, как мы закончили переписывать, наступило утро и начался первый день Нового года. Даже не прочитав всего закона, я понял, что Цицерону он доставит много проблем. Предлагалось конфисковать республиканские государственные земли в Кампанье и разделить их на пять тысяч фермерских хозяйств. Выборная комиссия из десяти человек будет решать, кто что получит - и будет иметь право самостоятельно, в обход Сената, поднимать налоги за границей и продавать дополнительную землю в Италии по своему усмотрению. Патриции будут возмущены, а время обнародования этого закона, как раз накануне инаугурационной речи Цицерона, было выбрано с целью оказать наибольшее давление на будущего консула.
Когда мы вернулись домой, Цицерон все еще был на крыше, где он впервые сел в свое курульное кресло, вырезанное из слоновой кости. Наверху было очень холодно, и на плитке и парапете все еще лежал снег. Избранный консул был закутан в плащ почти до подбородка, а на голове у него была непонятная шапка из меха кролика с ушами, которые закрывали его уши. Целер стоял рядом, а пуларии собрались вокруг него. Он расчерчивал небо своим скипетром, высматривая птиц или молнии. Однако небо было чистым и спокойным - было очевидно, что он терпит неудачу. Как только Цицерон увидел меня, он схватил таблички в свои руки, защищенные перчатками, и начал их быстро просматривать. Деревянные рамки стучали одна об другую, пока он просматривал каждую страницу.
- Это что, закон популяров? - спросил, поворачиваясь к нему, Целер, которого привлек стук табличек.
- Именно, - ответил Цицерон, просматривая написанное с невероятной быстротой. - Трудно было придумать закон, который бы смог разделить страну еще сильнее, чем этот.
- Тебе придется упомянуть его в твоей инаугурационной речи? - спросил я.
- Конечно. Иначе зачем, как ты думаешь, они показали его именно сейчас?
- Да, время они выбрали очень удачно, - сказал авгур. - Новый консул. Первый день в должности. Никакого военного опыта. Никакой великой семьи, которая его бы поддерживала. Они проверяют твой характер, Цицерон.
С улицы послышались крики. Я перегнулся через парапет. Собиралась толпа, которая намеревалась проводить Цицерона к месту инаугурации. На другом конце долины в утреннем воздухе явственно проступали очертания храмов Капитолия.
- Что это было, молния? - спросил Целер у ближайшего хранителя священных птиц. - Надеюсь, что так, а то мои яйца уже отваливаются.
- Если ты видел молнию, - ответил хранитель, - значит, это действительно была молния.
- Ну, хорошо. Это была молния, да еще и на левой стороне небосклона. Запиши это, сынок. Поздравляю тебя, Цицерон. Это знак благосклонности богов. Мы можем отправляться.
Однако Цицерон его как будто не слышал. Он неподвижно сидел на кресле и, не отрываясь, смотрел вдаль. Проходя мимо, Целер положил руку на его плечо.
- Мой кузен Квинт Метелл просил передать тебе привет и робко напомнить, что он все еще за городской стеной ожидает своего триумфа, который ты обещал ему в обмен на его голоса. Так же, как и Лициний Лукулл. Не забывай, что за ними стоят сотни ветеранов, которых они легко могут собрать. Если дело дойдет до гражданской войны - а все идет к этому, - они именно те люди, которые смогут войти в город и навести здесь порядок.
- Благодарю тебя, Целер. Ввод солдат в Рим - это именно то, что нужно для того, чтобы избежать гражданской войны.
Это должно было быть саркастическим замечанием, но сарказм отскакивает от Целеров наших дней, как детская стрела от металлического панциря. Авгур покинул крышу с неповрежденным чувством собственного достоинства. Я спросил у Цицерона, чем могу ему помочь.
- Напиши мне новую речь, - мрачно ответил новый консул. - И оставь меня одного.
Я сделал, как он просил, и спустился вниз, стараясь не думать о той задаче, которая стояла перед ним: выступить экспромтом перед шестью сотнями сенаторов по поводу закона, который он только что впервые увидел, зная при этом наперед, что все, что бы он ни сказал, вызовет недовольство у той или иной группировки в Сенате. Одного этого было достаточно, чтобы у меня испортилось пищеварение.
Дом быстро заполнялся не только клиентеллой Цицерона, но и людьми, которые заходили с улицы, чтобы высказать ему свои поздравления. Цицерон приказал, чтобы на инаугурации не экономили, а когда Теренция заводила разговор о расходах, он с улыбкой отвечал ей: "Македония заплатит". Поэтому каждый, кто входил в дом, получал в подарок несколько фиг и мед. Аттик, который был лидером всадников, привел за собой большой отряд людей своего сословия, поддерживающих Цицерона; всем им, вместе с ближайшими сторонниками Цицерона в Сенате, возглавляемыми Квинтом, было предложено горячее вино в таблиниуме. Сервия среди них не было. Мне удалось сообщить и Квинту и Аттику, что популярский закон уже вывешен и что это было очень плохо.
В это же время нанятые флейтисты также пользовались гостеприимством Цицерона, вместе с перкуссионистами, танцорами, представителями городских участков и главами триб. Здесь же присутствовали официальные лица, чье появление было связано с постом консула: писцы, толкователи знамений, переписчики, чиновники суда и двенадцать ликторов, которых Сенат предоставил для охраны консула. Не хватало только того, кто должен был играть главную роль в этом спектакле, и мне все сложнее и сложнее было объяснять его отсутствие, потому что к этому времени все уже знали про закон и все хотели знать, что Цицерон собирается делать. Я отвечал только, что хозяин все еще с авгуром и скоро спустится. Теренция, закованная в свои новые драгоценности, прошипела мне, что я должен взять ситуацию в свои руки, прежде чем дом окончательно растащат. Я взял на себя смелость послать двух рабов на крышу за курульным креслом, велев им объяснить Цицерону, что символ его власти будут нести впереди процессии - объяснение, которое вполне соответствовало действительности.
Это сыграло свою роль, и вскоре Цицерон спустился - я с облегчение заметил, что он снял свою заячью шапку. Его появление сопровождалось пронзительными криками толпы, многие из членов которой были уже навеселе от подогретого вина. Консул передал мне таблички, на которых был записан закон, и прошептал мне, чтобы я захватил их с собой. Затем уселся в кресло, сделал приветственный жест рукой и попросил всех представителей казначейства поднять руку. Таких набралось около двадцати человек. Невероятно, но в то время это были практически все люди, которые управляли Римской империей из центра.
- Граждане, - сказал Цицерон, положив мне руку на плечо. - Это Тирон, который служит моим секретарем с тех времен, когда я не был даже сенатором. Вы должны относиться к его распоряжениям, как к моим собственным. Любой вопрос, который вы хотели бы обсудить со мной, вы можете обсудить с ним. Устным отчетам я предпочитаю письменные. Я рано встаю и поздно ложусь. Я не потерплю взяток или коррупции в любой форме, а также сплетен. Если вы совершили ошибку, не бойтесь сказать мне об этом, но делайте это быстро. Запомните эти вещи, и у нас с вами не будет проблем. А теперь - за дело!
После этой короткой речи, которая заставила меня покраснеть, ликторам были вручены новые розги, и каждый из них получил кошелек с деньгами. Затем с крыши наконец спустили его курульное кресло и показали его толпе. Это вызвало восторг и аплодисменты людей, что было неудивительно - кресло было вырезано из нумидийской слоновой кости и стоило более ста тысяч сестерций (Македония заплатит!). Потом все еще немного выпили - даже маленький Марк сделал глоток из костяного кубка, - флейты заиграли, и мы вышли из дома, начав нашу долгую процессию через город.
Было все еще очень холодно. Однако солнце уже взошло, и его лучи золотом раскрасили крыши домов. Рим сверкал таким непорочным сиянием, которого я никогда не видел. Цицерон шел рядом с Теренцией, за ними шла Туллия со своим женихом Фругием. Квинт нес на плечах Марка, а по обеим сторонам семейства консула шли сенаторы и всадники, одетые в белоснежные одежды. Пели флейты, били барабаны, извивались танцоры. Жители города стояли вдоль улиц и свешивались из окон, чтобы не пропустить шествия. Многие хлопали в ладоши и выкрикивали приветствия, однако - и в этом надо честно признаться - в некоторых местах слышались и недовольные крики. Они раздавались в беднейших районах Субуры, когда мы проходили по Аргилетуму, направляясь на Форум. Цицерон кивал направо и налево, а иногда поднимал правую руку в приветствии, однако лицо его было угрюмым, и я знал, что он постоянно обдумывает свои следующие шаги. Я видел, как несколько раз Аттик и Квинт пытались с ним заговорить, но он отмахнулся от них, желая остаться один на один со своими мыслями.
Форум был уже полон людей. Пройдя мимо ростр и пустого здания Сената, мы наконец стали взбираться на Капитолийский холм. Над храмами курился дым от жертвенных костров. Я чувствовал запах горящего шафрана и слышал низкое мычание быков, ожидающих своей очереди на заклание. Когда мы подошли к Арке Сципиона, я оглянулся. Внизу перед нами лежал Рим - его холмы и долины, башни и храмы, портики и дома, все покрытые белым сверкающим снегом, как невеста, ожидающая своего жениха.
На Капитолийской площади мы увидели сенаторов, ожидающих избранного консула, выстроившись перед храмом Юпитера. Меня, вместе с остальной семьей и слугами, провели на деревянную платформу, построенную специально для зрителей. Звук трубы эхом отразился от стен храма, и все сенаторы как один повернулись, чтобы увидеть, как Цицерон проходит через их ряды. Члены Сената, раскрасневшиеся на морозе, провожали консула алчными взглядами. Среди них были и те, которые никогда не избирались и знали, что их никогда не изберут; и те, которые жаждали быть избранными, но боялись проиграть; и те, кто уже был консулом и продолжал свято верить, что пост принадлежит только ему. Гибрида, второй консул, уже стоял у ступеней, ведущих к храму. Его крыша, казалось, расплавилась в ярком свете зимнего солнца. Не поприветствовав друг друга, два вновь избранных консула поднялись по ступеням на алтарь, где возлежал на носилках главный жрец Метелл Пий. Он был слишком стар и болен, чтобы стоять. Пия окружали шесть девственниц-весталок и еще четырнадцать представителей государственной религии. Я легко нашел глазами Катулла, который перестроил этот храм от имени Сената и чье имя теперь красовалось над входом ("Более велик, чем Юпитер", - говорили про него в этой связи некоторые остряки). Рядом с ним стоял Изаурик. Я также узнал Сципиона Назику, приемного сына Пия, и Юния Силана, мужа Сервилии, умнейшей женщины Рима. Немного в стороне я заметил широкоплечую фигуру Цезаря, выделявшуюся своими жреческими одеяниями. К сожалению, я был слишком далеко, чтобы рассмотреть выражение его лица.