- При всем моем уважением к нашему консулу должен спросить, не слишком ли мы скупы в выражении нашей благодарности? - сказал Цезарь елейным голосом. - Я предлагаю изменение к предложению Цицерона. Период благодарения должен быть увеличен в два раза, до десяти дней. Кроме того, Сенат должен разрешить Гнею Помпею до конца жизни появляться в одеждах триумфатора во время Игр, так, чтобы даже в дни отдыха римляне не забывали о том, чем ему обязаны.
Я почти услышал, как Цицерон скрипит зубами под своей приклеенной улыбкой, ставя предложение на голосование. Он знал: Помпей отметит, что Цезарь оказался в два раза щедрее, чем сам консул. Голосование было единогласным, за исключение одного голоса молодого Марка Катона. Этот сенатор заявил, что мы обращаемся с Помпеем как с царем, пресмыкаясь и заискивая перед ним так, что основатели Республики уже, наверное, перевернулись в своих гробах. В своем выступлении он явно издевался над решением Сената, и двое сенаторов, которые сидели рядом с ним, попытались усадить его на место. Глядя на лица Катулла и других патрициев, я понял, что ему удалось сильно задеть их самолюбие.
Из всех великих фигур прошлого, которые я храню в своей памяти и которые являются мне в сновидениях, Катон был самой необычной. Он был совершенно удивительным существом! В те времена ему было не больше тридцати лет, но его лицо было лицом старика. Он был очень нескладный. За волосами не следил. Никогда не улыбался и очень редко мылся. От него исходил очень резкий запах. Религией Катона было накопительство. Хотя сенатор был очень богатым человеком, он никогда не ездил в носилках, а передвигался исключительно пешком, причем очень часто отказывался от башмаков, а иногда и от туники. Катон говорил, что хочет приучить себя не реагировать на мнение окружающих по любому вопросу, не важно, мелкому или серьезному. Клерки в казначействе боялись его как огня. Будущий сенатор служил там, когда был еще совсем молодым человеком, около года, и они рассказывали мне, как Катон требовал от них отчета за любую, даже самую мизерную, истраченную сумму. Даже закончив служить там, он все равно приходил в Сенат с табличками расходов казначейства и внимательнейшим образом изучал их, устроившись на своем вечном месте на последнем ряду и раскачиваясь из стороны в сторону, не обращая внимания на смех и разговоры окружающих.
На следующий день после вестей о смерти Митридата Катон пришел к Цицерону. Консул застонал, когда я сообщил ему, что его ждет Катон. Он знал его по прежним временам и даже выступал на его стороне в суде, когда Катон, подчиняясь одному из своих неожиданных импульсов, решил через суд заставить свою кузину Лепидию жениться на себе. Однако Цицерон велел пригласить посетителя.
- Мы должны немедленно лишить Помпея поста командующего, - объявил Катон, не успев войти. - И приказать ему немедленно вернуться в Рим.
- Доброе утро, Катон. Мне это кажется несколько поспешным, особенно после его последней победы. Ты со мной не согласен?
- Вся проблема именно в этой победе. Помпей должен служить Республике, а мы обращаемся с ним, как с нашим хозяином. Если мы не предпримем меры, то полководец вернется и захватит всю страну. Ты завтра же должен предложить его увольнение.
- Ничего подобного. Помпей - самый успешный римский военачальник со времен Сципиона. Он заслуживает всех тех почестей, которые мы ему оказываем. Ты делаешь ту же ошибку, которую сделал твой прапрапрадед, когда лишил поста Сципиона.
- Что ж, если ты его не остановишь, то это сделаю я.
- Ты?
- Я собираюсь выдвинуть свою кандидатуру на пост трибуна. Хочу, чтобы ты меня поддержал.
- Правда?
- Как трибун, я буду накладывать вето на любой закон, который будет предлагаться лакеями Помпея. Я хочу стать политиком, совершенно не похожим на нынешних.
- Я уверен, что именно таким ты и станешь, - сказал Цицерон, глядя на меня поверх его плеча и слегка подмигивая.
- Я хочу привнести в политику неизбежность логики философии, разбирая каждую возникающую проблему с точки зрения максим и концепции стоицизма. Ты знаешь, что у меня в доме живет Атенодор Кордилий, который, с этим ты не будешь спорить, является ведущим знатоком стоицизма. Он будет моим постоянным советником. Республика медленно дрейфует, как я это себе вижу, в сторону катастрофы. Ее влекут туда ветры компромиссов, на которые мы легко идем. Мы ни в коем случае не должны были давать Помпею его исключительных привилегий.
- Я их поддержал.
- Я знаю, и тебе должно быть стыдно. Я встречался с ним в Эфесе, когда возвращался в Рим года два назад. Помпей был похож на восточного тирана. Кто давал ему разрешение на строительство всех этих прибрежных городов? На захват новых провинций? Сенат это когда-нибудь обсуждал? Народ за это голосовал?
- Великий человек командует войсками на месте. Поэтому у него должна быть определенная автономия. После победы над пиратами он вынужден был строить базы, чтобы обеспечить безопасность нашей торговли. Иначе эти бандиты вернулись бы, как только он покинул те места.
- Но мы увязаем в странах, о которых ничего не знаем! Теперь мы оккупировали Сирию! Сирия… Что нам нужно в Сирии? Потом придет черед Египта, и нам потребуется постоянно держать там легионы. Тот, кому подчиняются легионы, необходимые для контроля над империей, будь то Помпей или кто-то другой, будет неизбежно контролировать Рим. А тот, кто попытается ему возразить, будет обвинен в недостатке патриотизма. Консулам останется только решать гражданские споры от имени какого-нибудь заморского генералиссимуса.
- Никто не спорит с тем, что определенная опасность существует, Катон. Но в этом весь смысл политики - преодолевать каждый вызов по мере того, как он появляется, и быть всегда готовым к преодолению следующего. Я бы сравнил искусство политика с искусством флотоводца: сейчас мы используем весла, а потом плывем под парусом; сейчас ты идешь по ветру, а потом борешься с ним; сейчас ты ловишь приливную волну, а потом от нее убегаешь. Все это требует много лет учебы и опыта, а не просто изучения одной инструкции, даже написанной Зеноном.
- И куда же ты надеешься приплыть таким манером?
- А я надеюсь, что сие плавание поможет мне просто выжить в этот тяжелый период.
- Ха-ха-ха. - Смех Катона был неприятен, хотя смеялся он редко: его смех походил на хриплый лай. - Некоторые из нас надеются добиться гораздо большего. Однако это потребует других навыков управления кораблем. Вот мои заповеди. - Произнеся это, Катон принялся загибать свои длинные худые пальцы: - Мудрец не должен ни уступать просьбам, ни смягчаться; никто не может быть милосердным, кроме глупого и пустого человека; все погрешности одинаковы, всякий поступок есть нечестивое злодейство; мудрец ни над чем не задумывается, ни в чем не раскаивается, ни в чем не ошибается и своего мнения никогда не меняет. "Одни только мудрецы, даже безобразные, прекрасны…"
- "…в нищете они богаты; даже в рабстве они цари". Я уже раньше слышал эту цитату, благодарю тебя. И если ты хочешь прожить спокойную академическую жизнь, обсуждая свою философию с домашней птицей и учениками у себя на ферме, то, вполне возможно, это и сработает. Но если ты хочешь управлять Республикой, то в твоей библиотеке должно быть много других книг, а не только труд Зенона.
- Мы теряем время. Очевидно, что ты не поддержишь меня.
- Напротив, я с удовольствием за тебя проголосую. Наблюдать за твоей деятельностью на посту трибуна будет совершенно незабываемым ощущением.
После того как Катон ушел, хозяин сказал мне:
- Этот человек почти сумасшедший, но что-то в нем есть.
- У него есть шанс победить?
- Конечно. Человек, которого зовут Марк Порций Катон, всегда будет иметь хорошие шансы в Риме. И он прав насчет Помпея. Как мы можем ограничить его амбиции? - Цицерон задумался. - Пошли раба к Непоту и узнай, отдохнул ли он после своего путешествия? И если да, то пригласи его на военный совет завтра, после заседания Сената.
Я сделал, как мне было велено, и вскоре получил послание, что Непот отдает себя в распоряжение Цицерона. Поэтому, после того как на следующий день заседание Сената закрылось, Цицерон попросил нескольких бывших консулов с военным опытом остаться для того, чтобы получить более подробный отчет Непота о планах Помпея. Красс, испытавший уже власть, которую дают консульство и большое богатство, был полностью поглощен мечтой о единственной вещи, которой у него не было, - о военной славе. Поэтому он жаждал принять участие в военном совете. Красс даже стал прохаживаться возле кресла консула в надежде получить приглашение. Однако Цицерон ненавидел его почти так же сильно, как Катилину, и не смог пропустить возможность унизить его. Он так очевидно игнорировал его, что в конце концов Красс ушел в ярости, а десяток седовласых сенаторов собрались вокруг Непота. Я скромно стоял в сторонке, делая свои записи.
Цицерон поступил мудро, пригласив на совет таких людей, как Гай Курий, который получил свой триумф десятью годами ранее, и Марк Лукулл, младший брат Лициния Лукулла. Самой большой слабостью моего хозяина как государственного деятеля было его полное невежество в военных вопросах. В молодости, обладая слабым здоровьем, он ненавидел все, что было связано с армией: недостаток удобств, тупоголовую дисциплину, скучную лагерную жизнь; поэтому хозяин покинул армию, как только появилась такая возможность, и вернулся к своим занятиям юриспруденцией. Сейчас же он остро чувствовал недостаток знаний и вынужден был предоставить Курию, Лукуллу, Катуллу и Изаурику возможность расспросить Непота. Скоро они выяснили, что в распоряжении Помпея находилась армия, состоящая из восьми полностью укомплектованных и вооруженных легионов, а его ставка находилась - по крайней мере, в то время, когда Непот последний раз был там, - к югу от Иудеи, в нескольких сотнях миль от города Петра. Цицерон предложил всем высказываться.
- На мой взгляд, до конца года существуют две возможности, - сказал Курий, который воевал на востоке под руководством Суллы. - Первая - двинуться на север, к Киммерийскому Босфору, с целью захвата порта Пантикапей и присоединения к империи Кавказа. Вторая возможность, которая мне лично нравится больше, - ударить на восток и раз и навсегда решить все вопросы с Парфянским царством.
- Не забывай, что есть еще и третий вариант, - добавил Изаурик. - Египет. Он принадлежит нам, после того как Птолемей оставил нам его в своем завещании. Думаю, что ему надо двигаться на запад.
- Или на юг, - предложил Лукулл. - Что плохого в том, чтобы напасть на Петру? В городе и на побережье очень плодородная земля.
- На север, восток, запад или юг, - подвел итог Цицерон. - Кажется, у Помпея широкий выбор. Непот, а ты не знаешь, что он выберет? Я уверен, что Сенат ратифицирует любое его решение.
- Насколько я понимаю, он думает об отступлении.
Тишина, которая повисла после этого заявления, была прервана Изауриком.
- Отступление? - повторил он в изумлении. - Что ты имеешь в виду? В его распоряжении сорок тысяч закаленных ветеранов, и ничто не может остановить его.
- "Закаленные" - это вы так считаете. На мой взгляд, точнее будет сказать "изнуренные". Некоторые из них воюют уже более десяти лет.
Установилась тишина, пока сенаторы обдумывали услышанное.
- Ты хочешь сказать, что Помпей хочет привести все свое войско в Италию? - спросил наконец Цицерон.
- А почему бы и нет? Ведь это их родина. Помпей сумел подписать несколько очень удачных соглашений с местными правителями. Его собственный престиж стоит десятка легионов. Вы знаете, как его называют на Востоке?
- Расскажи.
- Повелитель Земли и Воды.
Цицерон обвел взглядом лица бывших консулов. На большинстве из них он увидел выражение недоверия.
- Думаю, что выражу общее мнение, если скажу тебе, Непот, что Сенат будет недоволен подобным отступлением.
- Абсолютно, - сказал Катулл, и седые головы склонились в знак согласия.
- Поэтому я предлагаю следующее, - продолжил Цицерон. - Мы пошлем с тобой послание Помпею - упомянув, естественно, нашу благодарность и гордость за то, как он управляет нашими войсками, - и укажем в нем наше желание, чтобы войска оставались на месте и готовились к новой кампании. Естественно, что если он хочет сложить с себя груз ответственности и покинуть пост главнокомандующего после стольких лет службы, Рим поймет это и тепло поприветствует своего выдающегося сына.
- Вы можете предлагать все, что угодно, - грубо прервал его Непот. - Такое послание я не повезу. Я остаюсь в Риме. Помпей уволил меня с военной службы, и я намереваюсь участвовать в выборах трибуна. А теперь позвольте откланяться, у меня другие дела.
Изаурик выругался, провожая взглядом молодого офицера, покидающего помещение.
- Он не посмел бы так разговаривать с нами, если бы был жив его отец. И кого мы только воспитали?
- Если с нами так говорит щенок Непот, - сказал Курий, - то подумайте, как будет говорить его хозяин, с сорока тысячами ветеранов за спиной.
- Повелитель Земли и Воды, - пробормотал Цицерон. - Думаю, мы должны быть благодарны за то, что нам оставили воздух. - Раздался смех. - Хотел бы я знать, что за дела у Непота, которые более важны, чем беседа с нами… - Он наклонился ко мне и прошептал: - Иди за ним, Тирон, и выясни, куда он пойдет.
Я поспешил к выходу и подошел к дверям как раз вовремя, чтобы увидеть, как Непот со своим обычным сопровождением пересекает Форум, направляясь к рострам. Было около восьми часов, на улицах все еще было много народа, и я легко мог следить за Непотом в суете города, хотя Непот не принадлежал к категории людей, которые постоянно оглядываются через плечо. Его небольшая группа прошла мимо храма Кастора, и мне повезло, что в этот момент я сократил расстояние между нами, потому что, пройдя немного по виа Сакра, они вдруг исчезли. Я понял, что они вошли в официальную резиденцию верховного понтифика.
Первой мыслью было вернуться назад и все рассказать Цицерону, однако что-то меня остановило. Напротив резиденции был ряд магазинов, и я притворился, что выбираю драгоценности, не спуская при этом глаз с входа в резиденцию Цезаря. Я увидел, как на носилках прибыла его мать. А потом уехала его жена - тоже на носилках. Она была молода и красива. Разные люди входили и выходили, но я никого не узнал. Где-то через час нетерпеливый продавец сказал, что ему пора закрывать магазин. Он проводил меня на улицу, и в этот момент из одного из неприметных возков показалась лысая голова Красса, который прошел в двери дома Цезаря. Я подождал еще немного, но больше не увидел ничего интересного и вернулся к Цицерону с новостями.
К тому времени он уже покинул Сенат, и я нашел его дома работающим с почтой.
- Ну что же, хоть одна загадка решена, - сказал хозяин, выслушав меня. - Теперь мы знаем, откуда Цезарь взял двадцать миллионов на взятки. Не все они от Красса. Значительная часть принадлежит Повелителю Земли и Воды.
Он откинулся в кресле и глубоко задумался, потому что, как он сказал позднее, "если самый могущественный полководец государства, главный ростовщик и верховный жрец начинают встречаться, надо быть настороже".
Приблизительно в это же время сильно возросла роль Теренции в публичной жизни Цицерона. Часто люди недоумевали, как он мог жить с ней уже более пятнадцати лет. Она была женщиной очень набожной, некрасивой и совсем без шарма. Однако у нее было редкое достоинство - сильный характер. Она вызывала чувство уважения, и с годами Цицерон все чаще и чаще прислушивался к советам жены. Теренция не интересовалась философией или литературой, плохо знала историю, да и вообще была плохо образована. Однако, свободная от книжных знаний и врожденной деликатности, она обладала редкой способностью смотреть прямо в корень, будь это проблема или человек. И не стеснялась говорить то, что думает.
Начну с того, что Цицерон ничего не сказал ей о клятве Катилины убить его, - чтобы не беспокоить ее понапрасну. Однако, будучи женщиной умной и проницательной, Теренция сама скоро узнала об этом. Как жена консула, она была покровительницей культа Доброй Богини. Не могу сказать, что это подразумевало, потому что все, связанное с богиней и ее храмом, полным змей, было скрыто от мужчин. Все, что я знаю, это то, что одна из жриц богини, женщина из благородной семьи и патриотка, однажды пришла к Теренции в слезах и предупредила, что жизнь Цицерона находится в опасности и что ему надо быть начеку. Она отказалась сказать что-либо еще. Но Теренция не могла этого так оставить, и благодаря комбинации из лести, умасливания и угроз, которая сделала бы честь ее мужу, постепенно вытянула из женщины всю правду. Сделав это, она заставила несчастную прийти в дом Цицерона и все рассказать консулу.
Я работал с Цицероном в его кабинете, когда Теренция распахнула дверь, не постучавшись, - она никогда этого не делала. Будучи богаче хозяина и происходя из более знатной семьи, Теренция предпочитала не обсуждать вопрос: "Кто главнее в доме?". Вместо этого она объявила:
- Здесь человек, с которым ты должен встретиться.
- Не сейчас, - ответил Цицерон, не поднимая глаз. - Пусть придут позже.
Но Теренция продолжала настаивать.
- Это… - и она назвала имя, которое я называть не буду - не ради этой женщины (она уже давно мертва), а ради ее потомков.
- А почему я должен с ней встретиться? - проворчал Цицерон, впервые недовольно посмотрев на свою жену. Тут он понял, что она не собирается отступать, и сказал уже другим тоном: - В чем дело, женщина? Что случилось?
- Ты должен сам все услышать. - Теренция отошла в сторону, и мы увидели матрону редкой, но уже увядающей красоты, с заплаканными глазами. Я хотел уйти, но Теренция твердо приказала мне остаться.
- Это лучший стенографист в мире, - объяснила она посетительнице. - И ему можно абсолютно доверять. Если он только посмеет проговориться, то я прикажу содрать с него кожу живьем. - Теренция посмотрела на меня таким взглядом, что я понял, что она это обязательно сделает.