- Вижу, что это тебя удивляет, но это правда. Источник жизни во мне иссяк. Я столько перенес страданий, что нет ничего мудреного, если тело мое надломилось… Масло в лампе выгорело почти до последней капли, и в один прекрасный день я погасну незаметно для самого себя. Но довольно обо мне. Буду говорить о деле. Тебе известно, что Бьёрны владели огромным рыболовным флотом и занимались рыбной и китовой ловлей более семи веков. Корабли их заходили далеко на Север, а потом менялись своими продуктами с венецианскими патрициями, получая от них золото, шелк, зеркала, бархат, парчу, пряности и всевозможные товары Востока и распространяя все это на Севере. Между городом дожей и князьями-купцами Норландскими, как их официально называла Венецианская республика, ежегодно подводился выгодный для обеих сторон торговый баланс, колебавшийся от полутораста до двухсот миллионов, и старший сын герцога Норландского всегда записывался в Золотую книгу венецианского патрициата, вследствие чего он становился гражданином этой великой республики, адриатической царицы… Видишь ты эти книги в шкафах? Это все корабельные журналы капитанов, служивших Бьёрнам от 1130 до 1776 года… Впрочем, довольно пока об этом; впоследствии ты и сам познакомишься короче с историей своего рода. Твоему отцу было уже двадцать лет, когда родился его младший брат Магнус Бьёрн. Мне было тогда восемнадцать, и, по старинному обычаю рода Бьёрнов, меня приставили к мальчику для услуг с тем, чтобы впоследствии я сделался его доверенным человеком, его управляющим. Юный Магнус с ранних лет стал проявлять любовь к путешествиям и приключениям; ему было всего четырнадцать лет, когда мы с ним совершили первое кругосветное путешествие на превосходном трехмачтовом бриге с отборным экипажем. Но в его голове засела идея, которую, к сожалению, впоследствии ничто не помешало ему осуществить. Он перечитал все корабельные журналы наших капитанов, собранные здесь, и заметил в них во всех одну любопытную особенность. При наступлении холодов, когда все корабли по необходимости возвращались в Розольфсе, чтобы их не затерло льдом, со всех концов Европы тянулись морские птицы, направляясь прямо к Северному полюсу. Пролетали они в таком количестве, что застилали небо. Все капитаны делали такое заключение: очевидно, птицы летели на север вовсе не за льдом, потому что они не могут жить без травы и болот, где отыскивают насекомых. И почему они возвращаются назад, в наши умеренные страны, как только там снова появится вешнее солнце? Если они убегают от сравнительно легкой европейской зимы, то, следовательно, на севере, около полюса, есть какая-нибудь страна, изобилующая болотами и реками, и даже, может быть, свободное ото льда море, омывающее берега, покрытые густой растительностью, среди которой эти миллиарды птиц находят себе пропитание. Об обширности этой земли можно было составить себе представление уже по одному количеству улетающих туда птиц и притом, например, таких, как дикие гуси, утки и лебеди, которые не могут акклиматизироваться даже на Шпицбергене. Предположить, что эти птицы летят туда, где вечный лед, было бы совершенной нелепостью. Из этого само собой напрашивалось заключение, что там лежит земля, которая еще ждет своего Христофора Колумба. Вот это-то и было причиной гибели моего бедного господина. С двенадцати лет он мне твердил: "Розевель, мы с тобой прославимся открытием новой, шестой части света". Но, прежде чем пуститься в это путешествие, он хотел сделать все для того, чтобы оно удалось. В течение пяти лет мы плавали с ним по Северному морю, зимовали на Шпицбергене, на Новой Земле, побывали на берегах Лены, проехали в санях до 84-й параллели. Все эти приготовления к будущей экспедиции делались тайно, так как Магнус не желал заранее огорчать своего брата Харальда, хотя в то же время ему хотелось преподнести всему миру сюрприз, сразу поразить его открытием нового материка…
Семь лет прошло с того дня, как мы отправились из Сибири в экспедицию, взяв с собой небольшую группу людей и наняв эскимосов с собаками и санями. Впереди мы гнали стадо оленей, которые должны были служить пищей для нас и для собак. Подробностей нашего путешествия я передавать не буду, только, что оно было невыносимо трудно и что я тут потерял все свое здоровье. Мы дошли до восемьдесят седьмой параллели, где нас застигла третья зима. Однажды вечером мы взошли на ледяную гору высотой около трех тысяч футов. До сих пор было ужасно холодно, но тут нам показалось, что мороз как будто стал легче. Вдруг Магнус испустил крик торжества: в самый момент солнечного заката он увидел на горизонте длинную голубую полосу, в которой, как в зеркале, отражались последние лучи дневного светила.
- Вот море, свободное ото льда! - вскричал он.
Итак, мы наконец достигли нашей цели, хотя и ценой страшных страданий. Но - увы! - мы слишком поспешили радоваться: нам предстояло пройти еще миль двадцать по ледникам, прокладывая через них дорогу топорами. Оставаться здесь на третью зимовку было нельзя - у нас на нее не хватило бы провизии. Я стал советовать вернуться назад, но Магнус Бьёрн рассердился. Возвращаться назад накануне успеха - нет, ни за что! Он соглашался лучше погибнуть.
Старик помолчал и вздохнул, потом продолжал ослабевшим голосом:
- Что мне сказать еще?. Он решил продолжать путь во что бы то ни стало и провести третью зиму на Крайнем Севере. Наши эскимосы вырыли нам пещеры в ледниках, и мы остались. Что дальше было - совершенно не помню. Какими судьбами вернулся я домой - не знаю. Должно быть, эскимосы привезли меня совершенно обеспамятевшего. Благодаря заботливому уходу Грундвига я пришел в себя, хотя крайне ослаб здоровьем. Харальд узнал всю историю от моих проводников. Он стал бояться, как бы Олаф и Эдмунд не вздумали отправиться за дядей… Они оба ведь такие благородные, великодушные юноши!.. Никто не знал, что я вернулся в замок, так как меня никто не узнал: я постарел на несколько десятков лет. Распустили слух, что иностранец, которого привезли эскимосы, умер, и я был осужден на вечное безвыходное пребывание в этой башне. Вот уже три года я не вижу здесь никого, кроме Грундвига, и жду не дождусь смерти, которая соединит меня с моим господином. Об этой части замка, где мы с тобой в настоящую минуту находимся, нарочно распустили страшную легенду, так что сюда здешние люди и подойти-то близко боятся… Таким образом, Магнус Бьёрн, если он жив, не может ждать помощи ниоткуда.
- Как знать! - возразил на это капитан.
- Что ты говоришь? - переспросил старик, думая, не ослышался ли он.
- Я говорю, что Фредерик Бьёрн, желая загладить проступки пирата Ингольфа, снарядит экспедицию для поисков своего дяди Магнуса Бьёрна, как только расправится со злодеем Надодом.
- Ты! - вскричал вне себя старик. - Ты это хочешь сделать!
- Клянусь сделать это! Этим я искуплю свои грехи и заблуждения. Надеюсь, что Бог пошлет мне успех!
- Да благословит тебя Бог! Ты настоящий Бьёрн!
- Если мне не удастся найти его живым, по крайней мере, я отыщу его останки, чтобы они нашли себе успокоение среди родных.
Беседа эта продолжалась несколько часов, и солнце уже стояло высоко на небе, когда она кончилась. Розевель удивлялся, что не приходит Грундвиг.
- Должно быть, его задержали какие-нибудь экстренные дела, - говорил старик, - иначе он поспешил бы разъяснить недоразумение и не дал бы мне радостного случая тебя спасти. Едва он тебя увидал, как уже прибежал мне сказать о том, что его в тебе поразило. Будем ждать. Без него выходить отсюда опасно.
XXVI
Что происходило в замке. - Появление Иоиля. - Иоиль исполняет поручение. - Он вовремя умолкает. - Клятва мести. - Фредерик Бьёрн.
ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИМ, ЧТО ДЕЛАЛОСЬ В ЗАМКЕ, пока в потайных комнатах происходила трогательная сцена, оказавшая такое решительное влияние на всю дальнейшую судьбу пирата Ингольфа.
Когда английский офицер сконфуженно вошел и доложил адмиралу Коллингвуду об исчезновении узника, все, кто тут был, единогласно решили, что побег совершился не без помощи призрака, посещающего башню. Адмирал оказался больше других скептиком и предложил произвести в замке строгий осмотр, но его предложение было единогласно отвергнуто. Даже герцог Харальд - и тот, к удивлению, решительно восстал против обыска.
Олаф и Эдмунд не могли отрешиться от сочувствия к человеку, которого они спасли от гибели в мальстреме, и потому чрезвычайно обрадовались решению, принятому их отцом.
- Как вам угодно, любезный герцог, - согласился Коллингвуд, несколько раздосадованный отказом. - В сущности дело касается главным образом вашей безопасности, поэтому вы вольны распорядиться, как быть с этим негодяем, едва не ограбившим ваш замок и замышлявшим предать вас в руки ваших заклятых врагов.
- Нужно быть все-таки справедливым, - отвечал Черный герцог, задетый словами адмирала. - Ингольф для нас теперь уже не корсар, а офицер регулярного флота, исполняющий приказ командования и, следовательно, не ответственный за свои действия. Обедая за моим столом, он не знал, что данный ему приказ имеет отношение именно ко мне: он дал в этом честное слово. Вследствие этого я все равно не допустил бы, чтобы его повесили. Бьёрны сражаются с врагами лицом к лицу, они честные воины, а не поставщики сырого материала для виселиц.
- Очень хорошо, господин герцог. Я вижу теперь, что мне здесь больше нечего делать…
Он не договорил, потому что в это время вдруг с шумом прибежала толпа английских матросов, тащивших какого-то человека со связанными руками.
- Оставьте же меня, скоты этакие! Пустите, вам говорят! - кричал связанный, отбиваясь от матросов. - Ну, чего вы меня тащите? Я и сам хочу видеть вашего адмирала, мне только этого и нужно!
- Господин адмирал, - доложил один из матросов, - это пират с "Ральфа", нам удалось его изловить.
- Сам ты пират, дуралей этакий! - огрызнулся Иоиль. - Чем хвалишься: поймали!.. Мудрено ли было меня поймать, когда я сам шел сюда к адмиралу?.. Победители тоже: двадцать на одного…
- Ну, уж вот этого-то я непременно велю повесить, - сказал Коллингвуд. - Этот уж не уйдет!
- Во-первых, вы забываете, что здесь вы не на английской земле, - возразил Иоиль, и смелость этого ответа очень понравилась всем норландцам. - А во-вторых, через пять минут вы сами будете горячо меня защищать, господин адмирал… Прежде же всего извольте приказать, чтобы мне развязали руки.
- Какая наглость! - произнес адмирал.
- Берегитесь, адмирал Коллингвуд! - воскликнул Иоиль. - Смотрите, как бы вам не пришлось раскаяться в своей резкости.
- Негодяй! Ты забываешься…
- Я явился к вам от вашего лучшего друга, мистера Пеггама, - торопливо перебил его Иоиль.
- От Пеггама! - вскричал, бледнея, адмирал.
- Пеггам? Что такое Пеггам? - промолвил Олаф, будучи не в силах скрыть свое изумление.
Эдмунд успел заметить смущение Коллингвуда и остановил брата.
- Молчи, - шепнул он ему тихо, - давай лучше слушать.
- Да, от вашего друга Пеггама, - повторил с откровенной дерзостью Иоиль.
- Развязать его! - неожиданно приказал Коллингвуд и прибавил с вымученной улыбкой: - Я не могу ни в чем отказать посланцу моего приятеля Пеггама.
- Я так и знал! - подтвердил Иоиль и обвел всех присутствующих торжествующим взглядом.
- Пеггам - ваш друг? - спросил Эдмунд, с холодной пытливостью глядя Коллингвуду прямо в лицо.
- Что же тут особенного? - отвечал адмирал. - Пеггам - мой нотариус и поверенный.
Разумеется, ничего не могло быть проще, а между тем в воздухе что-то такое носилось. Но что именно? Этого никто не знал, кроме Иоиля и Коллингвуда…
Однако все чувствовали, что горючего материала накопилось много и что достаточно одной маленькой искорки, чтобы он вспыхнул.
- Полагаю, - продолжал адмирал, обращаясь к Иоилю, - что поручение, данное тебе Пеггамом, не касается этих господ, поэтому пойдем лучше ко мне на корабль, там ты и скажешь, в чем оно заключается.
- Не стоит для этого ходить так далеко, - возразил дерзкий посланец. - Поручение незамысловатое. Я требую именем Пеггама, чтобы вы отпустили капитана Ингольфа, - только и всего.
- Это уже не в моей власти: пленник убежал час тому назад.
- Вы лжете! - вскричал Иоиль, весь красный от гнева.
- Спроси вот у них! - пожал плечами Коллингвуд, оставаясь нечувствительным к полученному оскорблению.
- Это правда, - подтвердил один из присутствующих, - его не нашли в тюрьме, хотя за десять минут перед тем видели его там.
- Ну, стало быть, этот человек - показал Иоиль на адмирала, - стало быть, этот человек убил его, как убил раньше…
- Замолчи, негодяй! - прорычал, задыхаясь, Коллингвуд.
- Говори! - повелительным тоном произнес Эдмунд.
Иоиль молчал, не зная, что ему делать. Он понимал, что скажи он слово, - и потоками потечет кровь. Его путали последствия. Поблизости находились пятьсот англичан, готовых ринуться на защиту своего вождя, а в замке было в ту минуту слишком мало народа для борьбы с ними. Не желая брать на себя такую ужасную ответственность, он решил выиграть время.
- Мне нечего больше говорить! - громко ответил он Эдмунду на его требование и потом прибавил тихонько: - Ради Бога, ваша светлость, не спрашивайте меня теперь… Скоро вы узнаете все.
Коллингвуд желал одного: как можно скорее убраться. Он чувствовал, что у него под ногами горит земля.
- По-видимому, мы имеем дело с каким-то нелепым шутом, - сказал он, принужденно улыбаясь. - Засим, господин герцог, позвольте с вами проститься, причем я не могу не отметить тот факт, что вчера мое вмешательство признавалось полезным, а сегодня оно уже перестало нравиться.
Харальд в ответ только поклонился и ничего не сказал. Коллингвуд со всеми офицерами удалился из замка, будучи убежден, что Иоилю ничего не известно о страшном преступлении. Равным образом адмирал не знал, что этот человек, до глубины души возмутившись виденной им ужасной сценой, дал себе клятву сообщить розольфцам тайну смерти герцогини Эксмут и ее семейства.
- Ну, - сказал Эдмунд, как только адмирал вышел за ворота замка, - объясни же нам, что значат твои слова: "Скоро вы узнаете все".
- Я согласен говорить только при самом герцоге и его сыновьях, - обратился Иоиль, - а больше ни при ком.
Все лишние удалились.
- Мы слушаем, - проговорили братья.
- Пошлите вашим кораблям приказ затопить те две шлюпки, которые сейчас пройдут мимо них, - посоветовал Иоиль.
- Что это значит?
- Вы знаете ли, кто этот человек?
- Адмирал Коллингвуд… Ведь ты же и сам его так зовешь?
- Нет, я не про то… Известен ли вам его титул? Он герцог и пэр.
- В первый раз слышим.
- В списках членов Верхней палаты английского парламента он значится под именем "Чарльза, шестого герцога Эксмута".
- Бог мой! - вскричал Харальд. - Так он брат моего несчастного зятя?.. Отчего же он мне ничего не сказал?
Олаф и Эдмунд страшно побледнели, но не произнесли ни единого слова.
Пеггам, негодяй Пеггам был нотариусом и поверенным этого человека!..
Безмолвно и с видом твердой решимости ждали они дальнейших разоблачений, предугадывая истину уже из того, что Пеггам был другом Коллингвуда.
- Да, - продолжал Иоиль, желавший во избежание столкновения на суше дать Коллингвуду время сесть в шлюпку, - адмирал Коллингвуд - брат вашего зятя… А знаете ли вы, герцог Норландский, каким образом Коллингвуд получил наследство от своего брата? Он утопил его в море вместе с женой и детьми с помощью нотариуса Пеггама и Надода Красноглазого!
- О негодяй, негодяй! - воскликнул Черный герцог, поднимая к небу руки.
- Олаф!
- Эдмунд!
- О брат мой!.. О, какое ужасное воспоминание!.. Ведь это нашу сестру бросили тогда в море!.. Ведь вот что тогда мы видели!.. О изверги!
В ужасе и тоске, с помутившимися глазами молодые люди ломали себе руки.
- И мы не помогли ей… Мы ее не спасли!..
- Да что же вы? Бегите скорей! - вне себя от горя и гнева крикнул Харальд. - Бегите, велите палить картечью в этих разбойников!
Олаф и Иоиль хотели броситься из комнаты, но Эдмунд остановил их жестом.
- Что ты делаешь! Ведь они от нас уйдут! - упрекнул его старый герцог.
- Отец, - возразил внушительным тоном Эдмунд, - при этом изверге находятся пятьсот неповинных человек. Наша месть да не коснется их! Наконец, он даже не достоин того, чтобы умереть от пули при взрыве картечи: такая смерть для него слишком почетна.
Все более и более воодушевляясь, молодой человек продолжал с пылающим лицом:
- Не правда ли, Иоиль, ведь он стоял там поодаль, с закрытым лицом?.. О, как только я вспомню, что наша бедная Леонора опустилась перед ним на колени, умоляя пощадить ее детей!.. Нет, он должен умереть жестокой, медленной смертью… нужно довести его до того, чтобы он сам умолял нас пресечь поскорее нить его жизни… Боже мой! Что со мной делается?! Я положительно схожу с ума!.. Ведь я видел, как этот изверг вырвал у матери из рук ее полугодовалого ребенка и кинул его у нее же на глазах в отверстую пучину!.. Я это видел - и ничего не мог сделать для спасения несчастных жертв!
- Как!.. Вы это знаете? - удивился Иоиль.
- Мы прятались на острове Бедлоэ, - отвечал, рыдая, Эдмунд. - Нас было только трое, а против нас…
- Шестьдесят человек экипажа, - пояснил Иоиль.
- Отец, - спросил Эдмунд, немного успокоившись после слез, - согласен ли ты доверить своим сыновьям дело отмщения?
- Согласен! - мрачным тоном произнес старик. - Отомстите за свою сестру, за ее несчастного мужа, за их детей… Отомстите за наше семейное горе: это ваш первый и самый священный долг.
- И мой также: нас теперь трое! - прозвучал вдруг чей-то молодой голос.
С этими словами из башни во внутренний двор, где происходила эта сцена, выбежал Ингольф и бросился к ногам старого герцога.
Из комнаты Розевеля он слышал все разговоры и, не внимая никаким доводам старца, в последнюю минуту не в силах был себя сдержать.
- Ингольф! - воскликнули в один голос все трое - Черный герцог и оба его сына.
Их удивление было безмерно.
- Я не Ингольф, - возразил капитан, - я Фредерик Бьёрн, возвращающийся в родной дом после двадцатипятилетнего отсутствия.
- Фредерик!.. - пролепетал старый герцог. - Какой Фредерик? Кто это сказал - Фредерик Бьёрн? Где он?
- Фредерик Бьёрн - я, - повторил капитан. - О мой отец, узнайте же своего сына!
Он проворно расстегнулся и обнажил свою грудь. Все сейчас же увидели на ней неизгладимое Бьёрновское клеймо. Для герцога это клеймо было несомненным, неопровержимым доказательством.
- Sursum corda! - вслух прочли Олаф и Эдмунд и разом вскричали: - Брат!.. Брат!..
- Обними же меня, сын мой! - протянул к нему руки герцог.
При этих словах капитан почувствовал такое сильное волнение, что покачнулся и едва не упал, но тут подбежали Эдмунд с Олафом и подхватили его. Так, поддерживаемый своими братьями, Фредерик Бьёрн и получил от отца первый поцелуй.
Очищенный отцовским объятием, Фредерик Бьёрн разом освободился от тяготевшего над ним мрачного прошлого. Пират Ингольф, он же капитан Вельзевул, перестал существовать; вместо него явился старший сын герцога Норландского - Фредерик Бьёрн, принц Розольфский.