Моржи окружили его и сердито надвигались. Бедный медведь совершенно растерялся от такого приема и даже не пробовал защищаться. Между тем морж, нанесший ему удар, ожидал ответа, после которого должно было последовать общее нападение на медведя.
Пора было матросам вмешаться, иначе разъяренные моржи растерзали бы его в клочки. По приказанию Эдмунда человек двадцать матросов, столпившихся у кормы, подняли громкий крик. Испуганное стадо сейчас же рассеялось.
Избавленный от опасности, медведь вернулся на палубу под громкий хохот матросов. Он был очень сконфужен своим приключением и низко опустил голову.
Однако другу Фрицу предстояла впереди суровая жизнь, от которой суждено было проснуться его природным инстинктам, до этого времени спокойно дремавшим в нем.
Между тем Фредерик Бьёрн торопил приготовления к отъезду. Шел густой снег, предвестник больших холодов, хотя на дворе стоял только конец сентября. Появились первые перелетные птицы отдельными небольшими стаями, направляясь на север, к тому свободному ото льда морю, в существовании которого нет ни малейшего основания сомневаться.
Стаи птиц все увеличивались и наконец стали заслонять небо, как тучи. Куда же именно они летели? К какому-то месту, нам до сих пор неизвестному, но, несомненно, лежащему между магнитным полюсом, который совершенно произвольно предполагается на 70°, но в действительности находится гораздо выше, и между полюсом холода. Птицы тянутся туда двумя дорогами: одна проходит между Гренландией и Шпицбергеном, другая - между Алеутскими островами и Беринговым проливом. Невозможно же допустить, чтобы птицы нарочно летели для того, чтобы погибнуть от холода в ледовом краю; очевидно, там есть страна с умеренным климатом, в котором можно жить. Наконец, с наступлением лета они все возвращаются - это тоже всеми подмеченный факт.
Все это исстари наводило многих и многих на мысль о существовании на Крайнем Севере свободного моря, для открытия которого еще с прошлого века предпринимались полярные экспедиции.
Франклины, Ламберы и Белло рисковали жизнью для разрешения этой благородной задачи. Норденшельд сделал тоже немало. Если задача не решена, это не значит, что она и не будет решена.
Направление, которого держались птицы, подтвердило Фредерику и его брату, что они выбрали кратчайший путь к полюсу. Когда пролетели последние стаи, начались холода. Термометр быстро падал и скоро дошел до 18° ниже нуля. Появились крупные льдины, начался ледостав. Со дня на день ожидалось, что лед окончательно станет и "Дядя Магнус" будет изолирован от остального мира.
Однажды вечером, перед закатом, вахтенный матрос, меланхолически прохаживавшийся вдоль борта, вдруг встрепенулся и вскричал:
- Парус слева!
Все выбежали на палубу, и впереди всех Фредерик и Эдмунд, подумавшие, что вахтенный сошел с ума.
Но нет, к удивлению, он оказался в здравом уме и твердой памяти. В бухту действительно входила хорошенькая небольшая яхта, салютуя клиперу. На мостике яхты стоял человек высокого роста, махавший шляпой и кричавший "ура!", которое дружно подхватили матросы. Фредерик Бьёрн ответил тем же, и восемьдесят норландских матросов тоже гаркнули "ура!"
Яхта грациозно поравнялась с клипером и бросила якорь рядом с ним.
Фредерик сейчас же пригласил капитана яхты к себе на борт. Капитан не заставил себя просить два раза и ловко перебрался на клипер.
- Здравствуйте, джентльмены, - сказал он Фредерику и Эдмунду, шедшим к нему навстречу. - Эдвард Пэкингтон, - прибавил он, кланяясь. - Чистокровный янки, родом из Нью-Йорка.
- Фредерик Бьёрн, - отвечал герцог Норландский, пожимая руку американцу, - а это мой брат Эдмунд.
Американец пожал Эдмунду руку так, что едва не вывихнул ее.
Североамериканский гражданин был рослый мужчина средних лет, с открытым и приятным лицом, которое сразу располагало в его пользу, хотя черты далеко не отличались правильностью: англо-саксонский рот до ушей, круглые, навыкате, глаза и огромный, мясистый, красный, угреватый нос, обличавший не совсем умеренную склонность к спиртным напиткам. Волосы на голове и бороде были красно-рыжие.
В нравственном отношении Эдвард Пэкингтон был человек смелый и решительный, не останавливающийся ни перед чем. Он был старший сын бедного методистского пастора, обремененного, как почти все пасторы, многочисленным семейством. Начав буквально ни с чего, он к тридцати пяти годам сделался одним из богатейших арматоров Нью-Йорка, обеспечил престарелых родителей, принял к себе в компанию двух своих братьев и, предоставив им ведение дел фирмы, решил посвятить часть своего времени исполнению одного плана, задуманного им давно.
В войне за независимость Штатов Эдвард Пэкингтон принимал деятельное участие и пожертвовал на борьбу не один миллион. По признании независимости колонии он был выбран одним из первых сенаторов. Вообще он был человек добрый, отзывчивый на все хорошее и всегда готовый оказать помощь ближнему. Сограждане любили его и уважали.
По окончании срока службы по первым выборам Пэкингтон отказался от вторичного избрания, так как решил приняться за осуществление своего плана.
Таков был человек, с которым судьба свела братьев Бьёрнов.
Обменявшись первыми приветствиями, словоохотливый янки заговорил:
- Джентльмены, если знакомиться, так уж знакомиться как следует. Одних имен мало. Позвольте вам рассказать, что я за человек.
И Эдвард Пэкингтон скромно, но правдиво изложил свою биографию.
- И вот, господа, - заключил он, - во время одного из своих плаваний по северным морям на китоловном судне я заметил, что птицы с наступлением зимы перелетают с юга на север. Это навело меня на мысль, что на севере существует земля с умеренным климатом и свободное море.
Фредерик и Эдмунд переглянулись, но янки в пылу рассказа не заметил этого.
- Я решил снарядить экспедицию, запасся всем необходимым и, как только личные дела позволили мне это, отправился, как видите, к северному полюсу. В Исландии я нанял двух эскимосов, которые, как я узнал, уже служили проводниками каким-то европейцам, тоже предпринимавшим полярную экспедицию, но погибшим от голода и холода. Каково же было мое удивление, когда по приходе в эту бухту я увидел ваш корабль… Джентльмены, вы, вероятно, тоже отправляетесь к Северному полюсу?
Благородная, добродушная откровенность янки побудила Фредерика Бьёрна отплатить ему тем же. Почтенный мистер Пэкингтон чрезвычайно удивился, когда узнал, что видит перед собой наследного владетеля независимого герцогства. В те времена звания и титулы производили на американцев такое же магическое действие, как и в наши дни. Но еще больше удивился янки, когда Фредерик Бьёрн так закончил свой ответ:
- Конечно, мы не можем быть нечувствительны к тому, что вы оспариваете у нас славу открытия свободного моря, но мы охотно уступим вам всю честь открытия, потому что вы имеете в виду исключительно научную цель, а мы не можем сказать того же о себе. Нами руководит главным образом один личный мотив, без которого мы, по всей вероятности, не двинулись бы с места.
- О, я так не желаю! - протестовал честный янки. - Это будет несправедливо. Честь открытия мы разделим пополам.
Упрямый янки стоял на своем, и пришлось с ним согласиться.
Когда Фредерик Бьёрн сообщил Пэкингтону свой план, американец пришел в восторг.
- Нет, вы только представьте себе, - сказал он, - ведь мне и в голову не пришло устанавливать эти вспомогательные пункты, до которых додумались вы… Ведь это прекрасно!.. Это великолепно!.. Теперь, соединившись вместе, мы наделаем с вами чудес!.. Ура!.. Ура!..
Молодые люди невольно улыбнулись восторгу почтенного янки, в котором - они чувствовали - для них нашелся новый друг.
Когда первый восторг американца простыл, он осведомился, каким образом Фредерик Бьёрн рассчитывает устраивать эти пункты.
- Очень просто, - ответил Фредерик, - мы не будем ставить никаких палаток, а просто на манер эскимосов станем вырубать топором пещеры в ледяных массах. На каждом пункте мы будем оставлять гарнизон из нескольких человек эскимосов и европейцев.
- Браво, господин герцог! - вскричал американец. - Да ведь этак у нас с вами будет не экспедиция, а увеселительная прогулка.
В эту минуту на палубе яхты показались два эскимоса, нанятые американцем. Они с любопытством глядели на огромный клипер. По всей вероятности, им еще ни разу не случилось видеть такой огромный корабль.
Эскимосы были одеты в свою толстую зимнюю одежду, которая закутывала их с головы до ног, оставляя отверстие лишь для зрения и дыхания. Разглядеть их лица не было никакой возможности; издали эти неуклюжие фигуры ничем не отличались от друга Фрица.
Один из эскимосов был высок ростом и отличался широкой костью, другой был коренаст и приземист.
Фредерик и Эдмунд удивились, что эти эскимосы уже одеты по-зимнему, но не придали этому обстоятельству никакого значения и не сказали ничего.
Если бы они знали, что эскимосы закутались так лишь после того, как с яхты заметили "Дядю Магнуса"! Быть может, это навело бы обоих братьев на некоторые размышления.
Однако на борту клипера находился человек, которого тоже поразила подробность, лишь вскользь замеченная герцогом и его братом. Этот человек был Грундвиг, питавший недоверие решительно ко всему и ко всем на свете.
По обыкновению он поделился своими тайными думами с Гуттором, а затем в один прекрасный день изъявил Пэкингтону желание осмотреть яхту.
Пэкингтон с удовольствием согласился показать им свой хорошенький кораблик. Грундвиг и Гуттор отправились. Главной их целью было посмотреть поближе на эскимосов, и потому они очень обрадовались, когда увидели, что последние помещаются на яхте совершенно отдельно от американских матросов.
Этот визит не привел ни к чему. Грундвиг не открыл ничего такого, что подтвердило бы его подозрения в отношении эскимосов, но тем не менее он решил:
- Хотя я не нашел доказательств, что эти эскимосы мошенники, но, в то же время, ничто не свидетельствует и о том, что они люди честные. Поэтому я буду считать их подозрительными и следить за ними.
Это было не совсем логично, но Грундвигу казалось вполне убедительным.
Посетители удалились на свой корабль.
* * *
А между тем в помещении эскимосов происходил следующий разговор:
- Йорник, видел ли ты двух посетителей, приходивших сюда?
- Видел, господин.
- На этой неделе ты должен избавить меня от них. Способ выбирай сам.
- Слушаю, господин.
- Ты знаешь, что за смерть каждого из них будет заплачено по пять тысяч пиастров?
- Знаю, господин. Через несколько дней Йорник будет очень богат.
- То-то же!
- Могу я сказать еще одно слово, господин мой?
- Говори.
- Я убью не только этих двух, но всех, кого ты велишь. Только я не желаю, чтобы меня повесили на рее.
- Само собой разумеется.
- Поэтому я убью их тогда, когда мы уже двинемся в экспедицию. На суше я приму меры, чтобы даже трупы их не были найдены.
- Хорошо, но помни: если ты попадешься, я тут ни при чем. Действуй на собственный свой страх. Я не желаю расплачиваться за твою неловкость. Уговор дороже денег.
- Йорник знает. Йорник принял этот уговор…
IX
Полярная буря. - Йорник и Густапс. - Часы бесед. - Почему?
В ЭТУ САМУЮ НОЧЬ РАЗРАЗИЛАСЬ СТРАШНАЯ буря, свирепствовавшая подряд трое суток. Пэкингтон, явившись на клипер с двумя своими эскимосами, Густапсом и Йорником, которых пожелал видеть и расспросить Фредерик Бьёрн, не мог все три дня возвратиться на свою яхту. Несмотря на то что ртуть упала до тридцати шести градусов ниже нуля, океан не замерзал: ему мешала буря.
Почтенный янки по-своему боролся с ветром и холодом. Он постоянно тянул стаканами то виски, то джин, то бренди, то херес. Этот прилежный труженик, как и большинство американцев того времени, не умел ни на что больше употреблять свой досуг, как на то, чтобы пить и пить.
В течение трех суток, пока продолжалась полярная буря, он только этим и занимался.
На вопросы, обращенные к эскимосам, Густапс и Йорник отвечали, что лет девять или восемь тому назад они провожали одного европейца со свитой до ледяной стены, через которую еще не переступил ни один человек. Эскимосов послали обратно за помощью, которую европейцы просили у их племени, но, когда они возвратились, европейцев уже не было в живых никого: все они погибли от голода и холода. Впоследствии, правда, Густапс и Йорник слышали от других эскимосов, что двое или трое из членов экспедиции перебрались-таки через ледяную стену, за которой действительно лежала земля, свободная ото льда, куда улетают водяные птицы; но эта земля так же холодна, как и соседние страны, и потому те два или три европейца тоже, по всей вероятности, погибли, как и их товарищи.
Ответы эскимосов не только не разъяснили, но скорее даже запутали вопрос.
Живя на клипере, эскимосы ничем не возбудили против себя подозрений. Йорник выказывал себя очень услужливым и распорядительным; мысль Фредерика учреждать по дороге промежуточные пункты он одобрил вполне. Скоро даже Готшальк и Рескьявик прониклись уважением к его опытности, и без его совета на клипере не делалось уже ничего.
Таким образом негодяй создал себе прочное и почетное положение среди членов экспедиции, облегчавшее исполнение его гнусных замыслов.
Йорник говорил обычно за себя и за Густапса, своего родственника. Последний играл роль немого и так удачно, что никогда ничего не говорил, по крайней мере, при других. В то же время, Густапс начал ухаживать за старым Грундвигом и всячески подлаживался к нему. Заметив слабость старика к табаку, он подарил ему несколько пачек самых разнообразных сортов. Старик умилился и сказал однажды своему другу Гуттору:
- Знаешь, этот эскимос, по-видимому, вовсе не дурной человек… Очень часто нам с первого взгляда кажутся несимпатичными люди, в сущности честные и… и…
- И имеющие очень хороший табак, - договорил не без коварства Гуттор, насмешливо поглядывая на друга.
На этот раз враги Бьёрнов выбрали для исполнения своих целей чрезвычайно ловких людей.
Эти люди умели ждать, а это всегда имеет очень большое значение для успеха задуманных дел.
Фредерик и Эдмунд верили Густапсу и Йорнику безусловно, а Пэкингтон беспрестанно хвастался:
- Что, каков я? Каких молодцов нанял!..
Грундвиг дряхлел. Это был уже не прежний Грундвиг, угадывавший все с первого взгляда. Конечно, он не утратил еще своей обычной проницательности, но зато действовал с меньшим тактом и, вечно твердя и повторяя одно и то же, начинал надоедать своим господам. Почти все на корабле, за исключением одного Гуттора, говорили про старика:
- Он завирается!
Таким образом, Густапс и Йорник - читатели уже догадались, конечно, что это были переодетые агенты "Грабителей", - почти не имели на клипере серьезных противников.
При таких условиях опасность, грозившая норландцам, была чрезмерна и едва ли отвратима.
* * *
Буря утихла. Льдины быстро спаялись и образовали сплошное ледяное поле. Солнце появлялось на горизонте лишь на самое короткое время. Наступила пора покинуть корабли и двинуться в путь.
Оставалось докончить последние приготовления, удостовериться, не забыто ли что-нибудь, и окончательно установить маршрут.
Однажды после обеда, когда все прочие ушли, за столом остались братья Бьёрны, Пэкингтон и Гуттор с Грундвигом.
Разумеется, беседа шла, как и всегда, о предстоящей экспедиции.
- Итак, - проговорил Пэкингтон, - солнце скроется здесь на целые полгода?
- Любезный Пэкингтон, вы ошибаетесь, - возразил герцог Норландский. - В этой части Гренландии полярная ночь продолжается только три месяца, да и то она озаряется северным сиянием.
- Господа, - объявил янки, - у меня есть идея… Не позволите ли вы мне сообщить ее вам?
- Говорите, пожалуйста. Мы вас слушаем.
- Что касается меня, - начал янки, - то я очутился здесь в такую пору совершенно случайно, потому что главным образом подсказали эту мысль нанятые мною в Исландии проводники. Но вы - другое дело. Вы готовились к экспедиции заранее, вы заранее выработали план. Скажите, пожалуйста, почему вы выбрали именно это время года?
- Очень просто, любезный Пэкингтон: мы хотели вступить в борьбу с суровым климатом в то время, пока мы еще полны сил и не истомлены путешествием. Мы готовились встретить все трудности в самом начале и победить их. Затем, когда мы уже порядком утомимся и измучаемся, солнце вернется, а с ним возвратятся к нам и утраченные силы.
- Боже мой, какое простое и в то же время глубоко верное рассуждение! - вскричал Пэкингтон, искренне пораженный ответом норландца.
- Все прежние путешественники, - продолжал герцог Норландский, - поступали как раз наоборот, и в конце концов что же выходило? Истратив все свои силы, они натыкались на препятствия и погибали, не будучи в состоянии ни превозмочь их, ни вернуться назад. Мы же обеспечили себе и возможность борьбы, и свободное отступление на случай неудачи.
- Если после этого мы не достигнем цели, - воскликнул в восторге Пэкингтон, - то я уж и не знаю, кому удастся ее достичь когда-нибудь!
Несколько минут еще продолжалась беседа на ту же тему, наконец собеседники разошлись по своим каютам и легли спать.
X
Густапс и Йорник. - Придворный куроед великого курфюрста. - Ночное покушение. - Северное сияние. - На оленях.
ОДНОВРЕМЕННО С ЭТОЙ БЕСЕЩОЙ, происходившей в кают-компании клипера, на американской яхте велся разговор между двумя эскимосами Пэкингтона.
Густапс и Йорник обсуждали свои злодейские планы.
- Вполне ли надежно устройство твоей машины? - говорил Густапс. - Ты ведь знаешь, что клипер не должен взорваться раньше, чем через десять дней, потому что именно такой срок нужен тебе на уничтожение четырех человек, которых я тебе указал: Грундвига, его товарища и обоих Бьёрнов.
- Это правда, что вы дадите мне двадцать тысяч пиастров за обоих братьев?
- Я дал тебе слово, Йорник.
- Ладно, я их скоро заработаю.
- Затем ты должен сделать так, чтобы остальные норландцы лишились всяких средств для возвращения на родину. Ни один из них не должен вернуться и рассказать о том, что случилось здесь. Если это узнается, вся вина будет приписана мне, и норландцы восстанут, как один человек, под начальством Эрика, чтобы отомстить мне.
Густапс не знал, что против Розольфсе уже предпринята новая экспедиция уцелевшими "Грабителями", которые не сочли нужным посвятить его в эту тайну.
- Не беспокойтесь, господин мой. Я устрою все как следует и в самую надлежащую пору.
- Вот я и спрашиваю тебя, уверен ли ты в успехе?
- Уверен, как в том, что я существую в данную минуту. Видите ли, я устроил фитиль, время горения которого рассчитано в точности. Конец его приведен в кают-компанию яхты. Через две недели яхта взлетит на воздух, а с ней и клипер, который стоит бок о бок.
- А разве не может случиться, что яхта взлетит, а клипер уцелеет?