Пока Михаил добывал дрова, я занялся рыбой. Посолив несколько самых крупных, завернул их в фольгу и закопал их под золу вчерашнего костра, рассчитывая приготовить их в собственном соку, пока из голов и оставшейся мелочи будет вариться уха. Солнце к этому времени поднялось достаточно высоко, и я решил, что пару раз нырнуть для разминки мне отнюдь не повредит. Надев маску с трубкой и укороченные резиновые ласты, я двинулся в воду, вошел в реку по пояс и, набрав полные легкие воздуха, нырнул. Я без труда преодолел под водой тридцать, а то и сорок метров и рассчитывал добраться под водой до затонувшего трактора во время первого же погружения. Так и произошло. Заметив краем глаза мелькнувшую справа бурую массу, я сделал в воде пируэт и через несколько секунд ощупывал покрытые ржавчиной гусеницы завалившегося на кабину ДТ-54. Трактор, как оказалось, затонул на немалой глубине. Встав на ту часть одной из его гусениц, что показалась мне находящейся ближе к поверхности, я смог высунуть на поверхность только часть лица. Повернувшись лицом к берегу, я увидел призывно размахивающего руками Михаила. Я махнул ему в ответ. Отметить точное местонахождение трактора мне было нечем и, оглядевшись еще раз, чтобы запомнить это место, я оттолкнулся и поплыл к берегу. Через несколько минут я уже сидел на носу лодки, а мой друг методично нажимал на пусковую кнопку магнитометра и вслух сообщал мне появляющиеся в его окошечке показания. В результате несложного эксперимента мы установили, что надежно зафиксировать наличие под водой массы металла, сравнимой с массой гусеничного трактора, возможно на расстоянии, не превышающем десять метров от разыскиваемого объекта.
Мы отправились дальше. Все шло как обычно. Мишка греб, я записывал показания прибора. Как водится, после очередного нажатия на кнопку прибора я взглянул на табло, приготовив карандаш, чтобы быстро записать результат измерений. Но вместо обычного пятизначного числа я увидел пятерку нулей.
– Глуши мотор, – крикнул я мерно махавшему веслами Михаилу.
Он обернулся:
– Что там опять случилось?
– Нули пошли, – ответил я и еще раз нажал на кнопку пуска.
Через несколько секунд нули выскочили вновь.
"Там явно что-то есть", – подумал я и скомандовал:
– Греби скорее к правому берегу.
Пока мы двигались к берегу, я непрерывно нажимал на кнопку и неизменно получал все те же пять нулей. И даже когда мы уткнулись в поросший осокой берег, прибор упрямо показывал наличие вокруг нас скопления металла.
– В чем дело? – перебрался ко мне Михаил.
– Да вот, – постучал я пальцем по защитному окошку электронного табло, – одни нули показывает.
– Попробуй еще разок, – попросил он.
Я послушно надавил на черную кнопку.
– Вот видишь, опять они. Такое впечатление складывается, что мы с тобой на автомобильной свалке стоим.
Михаил задумчиво почесал подбородок.
– Сань, а в каких еще случаях прибор показывает нули? – поинтересовался он.
– Так, – начал припоминать я, – если прибор находится под высоковольтной линией, если очень холодно или если батарейки "сели"…
– Ага, – остановил он меня, – давай-ка мы их и поменяем.
– Так ты считаешь… – начал я.
– Замени, чтобы не думалось.
Заменить батарейки в отечественном магнитометре – задача не из легких, но делать было нечего, и я, недовольно бурча, полез за отверткой. Минут через пятнадцать я подключил измерительный блок к кабелю и опасливо нажал на кнопку. Тот, коротко прожужжав, выбросил на табло цифры, указывавшие на то, что вокруг нас нет даже и консервной банки.
– Ты оказался прав, старик, батарейки вышли из строя, – крикнул я развалившемуся на рюкзаках Михаилу. – Давай, поднимайся, поплыли дальше.
– Ну вот, – застонал он, – только приляжешь, опять надо вставать.
– Давай, давай. Надо торопиться, пока погода хорошая. Ты представляешь, как нам придется изворачиваться, если пойдут дожди. Сверху льет, снизу мокро, в лодке вода, б-р-р, лягушки прыгают.
– Понял, – вяло проговорил Михаил.
– Потерпи, осталось всего пару дней.
– Как это? – спросил он, усаживаясь на свое место и отталкиваясь веслом от обрывистого и вязкого берега.
– Да так. Ты же вчера смотрел на карту. Нам осталось обследовать не более трети того участка реки, в котором, по идее, должен лежать броневик.
– Неужели скоро конец нашим мучениям! – возликовал Михаил.
– Чему ты радуешься? Тут мы на природе, дышим свежим воздухом, загораем, купаемся. А в Москве-то что сейчас хорошего? Гарь и смрад. Вонища кругом стоит от потных баб в метро и грузовиков на улице.
– Ладно, не ворчи, – ответил он, – давай лучше работай, а то за разговорами мы все на свете провороним.
Я умолк и сердито ткнул в кнопку. Работа вновь закипела. К вечеру мы совершенно выбились из сил, а подходящего для стоянки места все никак не попадалось. Ближе к девяти, когда сумерки плотно окутали пышную прибрежную растительность и заморосил накарканный мною дождик, мы заприметили подходящий для пристанища песчаный мысок и поспешили к нему. Выгрузив на берег вещи и накрыв их, как крышей, нашей перевернутой лодкой, мы принялись торопливо ставить палатку. Приобретенные за последние дни навыки позволили нам сделать это в считанные минуты. Поскольку дождь, по-видимому, и не собирался утихать, мы отправились за дровами в сторону темневших неподалеку зарослей. Нам повезло. Довольно быстро мы наткнулись на сухое дерево, видимо, принесенное сюда еще весенним паводком. Пока Михаил стряпал нашу ежевечернюю похлебку, я занялся нашими дровяными запасами. Перерубив сучья на примерно полуметровые куски, я сложил их по бокам палатки, укрыв их от дождя под полиэтиленовым навесом. Оставалось только перенести наши вещи из-под лодки в палатку, и можно было сказать, что до утра мы готовы абсолютно к любым сюрпризам погоды. Покончив с этим, я подошел к сидевшему у костра Михаилу.
– Как поживает наш ужин? – спросил я, с надеждой заглядывая в котелок.
– Жидковато получится, – отозвался он, указывая пальцем в прохудившееся небо.
– Да, – спохватился я, – утреннюю рыбу-то ты достал или нет?
– Вот, черт, забыл!
– Не беда, – отозвался я и двинулся к лодке, под которой хранился наш продуктовый мешок, – сейчас принесу.
Я поднял лодку и засунул под нее голову, как вдруг застыл, пораженный внезапной мыслью.
"Стоп, – почему-то припомнил я последние показания магнетометра, – что же они так странно менялись?"
Забыв про рыбу, я чуть ли не бегом бросился к палатке.
– Сань, ты куда? – крикнул мне вслед Михаил, но я только отмахнулся.
Подтянув к себе рюкзак, я торопливо перерыл его содержимое и, нащупав мокрый блокнот, вынул его. Подбежав к свету костра, я открыл его на последней странице.
– 50 122, 50 218, 50 348, 50 565, 51 814, 50 955, 50 487, 50 335… – забормотал я, вглядываясь в размазанные цифры.
– Ты что, – подтолкнул меня под локоть влезший под полог Михаил, – совсем от голода ошалел? Потерпи еще минутку, сейчас будет готово.
– Да нет, не то, – покачал я головой, – тут у меня некий казус в показаниях выявился.
– Все казусы потом, – взял у меня блокнот Михаил, – давай подкрепимся, а все остальное после ужина.
– Действительно, – согласился я, ощутив очередной позыв болезненно сжавшегося желудка, – времени у нас все равно вагон.
Основательно подкрепив свои силы гороховым супом, запеченной рыбой и чаем, я вернулся к так заинтересовавшей меня проблеме. Дождь несколько поутих, и я, подбросив дров в огонь, пододвинулся к костру. Слева ко мне привалился заинтригованный Михаил.
– Видишь, Миш, – начал я, рисуя на чистом листе блокнота траекторию нашего движения. – Вот тут, перед тем как свернуть к берегу, какие у нас были показания?
– С две тысячи триста второго, что ли?
– Да.
– 50 058, 50 063, 50 081, 50 098, 50 116…
– Ага, – перебил я его, – значит, напряженность магнитного поля неуклонно росла?
– Росла, – выпучил глаза Михаил, – и что же из того?
– Подожди пока с вопросами. После поворота, вот я еще значок специальный поставил, показания опять продолжали увеличиваться на протяжении еще метров двадцати – двадцати пяти. Видишь?
– Вижу, и что же из этого следует?
– А вот отсюда они начали снижаться, от отметки 51 814, и далее все падали и падали, вплоть до причаливания.
– Угу, – кивнул Михаил.
– Нет, я вижу, что ты ничего не понимаешь. Такой ход кривой однозначно указывает нам, что тут, то есть там, – махнул я рукой в сторону реки, – есть значительная магнитная аномалия.
– Вот оно что, – наконец-то догадался он, – а я все думаю, что это ты так засуетился. Что, считаешь, мы еще один трактор откопали?
– Похоже на то, – не сразу отозвался я, перелистывая страницы блокнота в поисках результатов нашего недавнего эксперимента с утонувшим выше по течению ДТ. – Сейчас сравним.
Пока я занимался вычислениями, Михаил собрал посуду и понес ее к реке. Через несколько секунд я услышал громкий шлепок, звон кастрюлек и приглушенные шумом дождя, душевные, но ненормативные выражения. Вскоре показался и мой друг.
– Вот ведь не повезло, поскользнулся, да так "удачно", что вся посуда по камышам разлетелась, – сказал он.
– Не беда, утром мы ее соберем. Посмотри лучше, что у меня получилось, – я протянул ему блокнот. – Судя по всему, мы наткнулись на некий железный объект, с массой несколько поболее, чем тот трактор.
– Да ну, – оживился Михаил, – и что же?
– Это следует из того, что прирост последующих показаний магнитометра к предыдущим показаниям происходит более быстрыми темпами, да и наш прибор явно почуял добычу раньше, чем в прошлый раз. Вот исходя из полученного числового ряда я и делаю вывод о том, что найденная масса превосходит тракторную раза в полтора, никак не менее.
– А где же нули, – пожал плечами он, – они-то куда делись?
– Да никуда они не делись, – с досадой выдернул я блокнот из его рук, – мы просто не доплыли малость до лежащего на дне предмета. Вот если бы доплыли, то и нули бы увидели.
– Так что же мы завтра будем делать? – спросил через некоторое время Михаил, видя, что я задумался.
– Осмотримся сначала, – ответил я, – если место то самое, оно должно иметь ряд признаков.
– Это каких же таких признаков?
– Ясно каких. Ты припомни рассказ своего отца. Ведь на том берегу, где мы с тобой сейчас сидим, должен быть холм, вокруг которого и ехали к переправе немцы, а прямо напротив него должен находиться овраг.
– Ну и память у тебя, Саня, даже такие мелочи запомнил.
– От таких мелочей и зависит успех любого поиска. Вот проснемся мы с тобой завтра, оглядимся вокруг, но ни холма, ни оврага не заметим.
– И что потом?
– Да ничего особенного, дальше поплывем.
– И даже не нырнем ни разу?
– Ну, если только разочек, так сказать, для очистки совести.
Тем временем ветер усилился, и дождь, будто получившая подкрепление армия, вновь обрушился на нас всей своей массой. Похватав кружки с чаем, мы бросились к палатке…
Когда я открыл глаза, то сразу понял, что погода резко изменилась. Было довольно холодно, и сквозь брезент палатки медленно просачивалась противная сырость. Я повернулся на бок. Михаил, закутавшись с головой в куртку, еще крепко спал.
"Надо вставать, – с тоской подумал я, – иначе совсем закоченею".
Я торопливо натянул отсыревшие джинсы, куртку и вылез из палатки. Над рекой плыл плотный тягучий туман. Не легкий летний туманчик, готовый тут же вспорхнуть в небеса и рассеяться при первых лучах солнца, а тягучее и сопливое покрывало, мало отличающееся от обычного осеннего дождя. Вставив ноги в сапоги, я направился к лодке и, забравшись под нее, вынул пакет с зубной щеткой, пастой и прочими причиндалами. Обходя берег в поисках удобного места для умывания, я наткнулся на холмик, на котором вчера поскользнулся Михаил. Я вычислил его по примятой верхушке и раскиданной вокруг посуде. Я собрал ее в котелок и спустился к реке, чтобы помыть. Вода по сравнению с воздухом казалась теплой, и я без особых для себя мучений отчистил песком нехитрый "сервиз". Умылся и, зачерпнув котелком воды на чай и макароны, двинулся обратно. Когда я приблизился к остывшему кострищу, наша палатка огласилась мощным зевком и из нее выполз дрожащий Михаил.
– Что же за холодрыга на нас напала? – пробормотал он, озираясь по сторонам.
– Зима пришла, – отозвался я, чиркая отсыревшими спичками.
– Подожди, Сань, у меня же совершенно сухие есть.
Он вынул из нагрудного кармана полный коробок и бросил его мне.
– Одевайся скорее, – сказал я, – у нас сегодня, как мне кажется, и минуты свободной не будет.
Михаил кивнул и, накинув штормовку, побежал умываться. К тому времени, как мы закончили завтракать, налетевший с севера ветер рассеял туман.
– Очень кстати, – обрадовался я, – сейчас мы сходим с тобой на разведку. Определимся, так сказать, на местности.
Выбравшись из зарослей, мы оказались в неширокой низине, заросшей мелким кустарником вперемешку с камышом. Справа от нас действительно оказался довольно высокий, круто обрывающийся к реке холм. Дружно повернувшись налево, мы уставились на другой берег, но никаких признаков спускающегося к реке оврага нам обнаружить не удалось.
– Вот так, Саня, – подтолкнул меня в бок Михаил, – ошибочка вышла.
– Ты, Миш, подожди пока с выводами, из-за этих кустов нам ничего толком не видно. Давай лучше заберемся на горку и осмотрим окрестности оттуда. Ведь если и запомнили танкисты какой-то пейзаж, так только тот, что видели перед появлением немецкой колонны. Потом-то им некогда было природой любоваться.
Цепляясь руками за траву и кусты, мы полезли наверх. На вершине холма росла одинокая, скрученная ветрами березка. К этому времени ветер разогнал тяжелые облака, и когда мы, переводя дух, ухватились за ствол березки и повернулись к реке, всю открывшуюся перед нами панораму осветило робкое солнце.
– Смотри, Саня, – проговорил Михаил, – да там, кажется, и в самом деле овраг виден.
– Похоже на то. Давай вон туда отойдем, с той стороны обзор должен быть получше.
Мы отошли метров на пятьдесят вправо и вновь уставились на противоположную сторону реки. В ту же минуту солнце, будто бы желая помочь нам в наших поисках, засияло в полную силу.
– Да, Миш, это явно старый овраг, снизу он просто не виден из-за соснового бора. А вон там, видишь, оползень недавно был.
– Похоже, мы действительно находимся на том самом месте, где сорок лет назад стоял отцовский танк! – сказал Михаил.
Мы еще раз осмотрелись вокруг. Километрах в двух севернее нас проходило шоссе, и было хорошо видно, как по нему бегут крохотные автомобильчики.
– Смотри, – я повернул его за плечи в сторону бетонки. – Если представить, что вон та дорога, что сейчас проходит вдоль реки, раньше сворачивала сюда, то она обязательно должна была огибать холм, на котором мы сейчас стоим. Смотри, старое дорожное полотно еще заметно.
– А ведь точно, заметно, – обрадованно хлопнул меня по спине Михаил. – Она огибает холм и… – он повел пальцем, как бы отслеживая все извивы старого проселка, – и выходит к реке, скорее всего во-он там, метрах в ста от нашей стоянки.
– Но ты не очень-то радуйся, бывают и совпадения. Пойдем-ка лучше вниз, лодку подкачаем, а заодно осмотрим состояние берега.
Для спуска мы выбрали более пологий склон холма и в конце концов оказались на том самом изгибе дороги, по которому, как мы предполагали, некогда неслась к своему бесславному концу немецкая автоколонна.
– Смотри, Миш, если ехали здесь, то никак не могли видеть отсюда мост.
– Сейчас и проверим, – сказал Михаил, ускорив шаг. Почти бегом, имитируя таким образом быстрое движение автомобиля, мы обогнули холм и, проскочив через своеобразный коридор прибрежных зарослей, выскочили на самый урез воды.
– Глянь-ка, – шепнул мне Михаил, указывая вниз.
Я повернулся и увидел в трех шагах от себя потемневший от времени срез бревна, высовывавшийся из-под кочки.
– Ничего себе, – присвистнул я, – вот это находка! Доказательство, можно считать, стопроцентное!
– Никак остатки моста обнаружились?
– Точно. Смотри, вот тут даже кусочек кованой скобы сохранился. Основная часть, конечно, давно сгнила, а то, что было в дереве, еще держится.
– Неужели бревно столько лет может сохраниться в такой болотине? – засомневался Михаил.
– Почему бы и нет. Во-первых, для свай выбирали устойчивые к гниению деревья, такие как лиственница или, на худой конец, осина. Во-вторых, их перед заколачиванием в грунт хорошенько пропитывали креозотом. И, в-третьих, ил, покрывающий верхнюю часть свай, препятствовал их окислению, а следовательно, и гниению.
– А-а-а, – протянул Михаил, – ты-то откуда такие подробности знаешь?
Мы продолжили поиски, однако ничего, кроме еще двух полусгнивших бревенчатых огрызков, нам обнаружить так и не удалось. Сходив в наш лагерь за топором, я срубил парочку двухметровых кольев и вбил их в болотистую почву рядом с обнаруженными остатками старых свай.
– Вот так, теперь все стало ясно, – сказал я, встав таким образом, что один кол прикрывал собой другой. – Мостик, скорее всего, вел вон туда, где сейчас просматривается небольшая каменистая насыпь.
– Давай прямо сейчас привяжем к этим колам какую-нибудь перекладину, – предложил Михаил. – Она послужит нам с тобой указателем, когда мы на лодке будем работать.
– А что, это идея, – согласился я.
Срубив и ошкурив длинную лесину, мы прикрутили ее к вколоченным колам веревками. Эта, казалось бы, совершенно незамысловатая конструкция несказанно облегчила нам дальнейшую работу. Установив "шлагбаум", мы вернулись в лагерь. Попросив моего спутника подкачать ЛАС, я занялся установкой и наладкой магнитометра. Потом, срубив в зарослях пару ровных четырехметровых стволов, я изготовил два увесистых кола. Когда я подошел к берегу, Михаил уже выволок туда нашу лодку. Спустив ЛАС на воду, он уселся на центральное сиденье, а я протянул ему колья.
– Держи, без них нам теперь никак не обойтись.
Дружно работая веслами и отталкиваясь шестами, мы вывели ЛАС на середину реки и сразу заметили "шлагбаум".
– Миш, давай лучше совсем на ту сторону переберемся и начнем производить измерения оттуда, – предложил я.