- Я передам его в ваши руки только мертвого.
- Не беда, только бы он оказался в наших руках.
- Решено. Как вы говорили, четыреста тысяч франков; половина выдается вместо задатка.
- За этим дело не станет; вся сумма в моих чемоданах. Сегодня же вечером я рассчитаюсь с вами.
- Очень хорошо… Но вы не торопитесь?
- Нисколько.
- Я почти знаю, где находится этот человек. Признаюсь вам, я даже не догадывался о той гнусной роли, которую он взял на себя; я чувствую к нему какое-то отвращение. Мы с ним уже встречались случайно несколько раз.
- Неужели?
- Известное дело, в прериях все люди поневоле перезнакомятся между собой. Но я боюсь, как бы не допустить ошибки в таком важном деле, и потому желаю, чтобы вы сами присутствовали при том, когда мы захватим его в свои руки. Притом, по правилам именно так и следует поступать.
- Гм! Опять странствовать по прериям. Я и так устал, - возразил дипломат, явно смущенный.
- Об этом не беспокойтесь; оставайтесь здесь отдыхать, а я даю слово доставить его вам живым. Но вы понимаете, что я не желаю ошибиться в таком деле.
- Хорошо, я согласен. Когда же вы вручите его мне?
- Не пройдет и недели, как он будет ваш.
- Можно надеяться на ваше слово?
- Клянусь честью, что в указанное время вы будете с ним лицом к лицу.
- Решено; заранее благодарю.
- Не за что, - ответил атаман с насмешливой улыбкой, к счастью незамеченной его собеседником.
Глава XIX
ТОМ МИТЧЕЛЛ ЯВЛЯЕТСЯ В НЕОБЫКНОВЕННОМ ВИДЕ
Вечером того же дня, около половины десятого, атаман сидел напротив капитана Пьера Дюрана за столом, уставленном блюдами, тарелками и пустыми бутылками, доказывавшими аппетит собеседников и их мощное нападение на предложенные яства для утоления голода.
Оба курили отличные сигары, прихлебывая, как истые гастрономы, горячий кофе из японских чашек; перед ними было расставлено несколько бутылок с отборнейшими ликерами.
Они достигли того предела, который так высоко и справедливо ценится всеми первоклассными знатоками по желудочной части: когда дух на лету и мозг на раздолье от питательных соков и благородных возлияний витают в области чарующей мечты как ни попало, но с упоительным наслаждением.
Прошло около четверти часа, а собственники все молчали, не обмолвившись ни единым словом.
Наконец атаман первым прервал молчание:
- Итак, любезный капитан, вам уже известно, что через полчаса я вам изменю: мне придется встать из-за стола и отправиться по своим делам.
- И верить не хочу, - отвечал тот рассеянно.
- Однако это непреложная истина, к моему крайнему сожалению; но, вероятно, вы знаете лучше всякого другого, что дело превыше безделья.
- Конечно; но я не имею намерения мешать вам в деле.
- Так о чем же тогда вы говорите?
- А о том, что вы не измените мне и не расстанетесь со мной.
- Но, как мне кажется…
- Вы ошибаетесь.
- Однако, если я уезжаю отсюда…
- Так что же? Вы уезжаете, а я с вами - понятно ли?
- Но скакать ночью сломя голову…
- Ночью или днем, какая разница! Я моряк; как не передвигайся, мне все равно, только бы двигаться. Кроме того, мы с вами старые знакомые - не так ли? Ведь я знаю, какого рода коммерцией вы занимаетесь, следовательно, меня ничем удивить нельзя. Признаюсь вам, я страшно скучаю здесь, не зная, за какое дело взяться; кроме того, мне будет очень приятно посмотреть, каким образом совершаются флибустьерские экспедиции.
Все это было сказано с такой добродушной шутливостью, что обижаться было никак нельзя. Атаман улыбнулся.
- Только ваше предвидение обманет вас на этот раз.
- Каким образом?
- Я отправляюсь не похищать, а возвращать.
- Вы?
- Да. Один раз - не вечный указ.
- Правда, но этот раз, по-моему, еще забавнее, и вы возбуждаете во мне неумеренное желание присутствовать при таком благочестивом деянии.
- Но…
- Нет, пожалуйста, без "но". Помните, что я бретонец, следовательно, упрям за трех ослов. Раз я что забрал себе в голову, так уж нипочем не отстану, если только вы не откажете мне наотрез, сказав, что мое желание вам неприятно.
- Мне и в голову этого не приходило.
- Так за чем же дело стало? Вы согласны принять меня спутником?
- Делать нечего. Как прикажете сопротивляться такому упрямцу?
- Что за очаровательный человек! Итак, решено, я ни на шаг от вас.
- Только с одним условием.
- Посмотрим, что за условие?
- Воспользуйтесь оставшимися минутами, чтобы загримироваться и совершенно преобразиться - так, чтобы никто не мог вас узнать.
- К чему это условие в такой глуши, где никто кроме вас меня не знает?
- А уж это мой секрет. Согласны вы или нет?
- Еще бы!
- Ну, вон там вы найдете все необходимое.
- Благодарю, - сказал капитан, вставая.
- Еще одно.
- Как! И второе условие?
- Да.
- Ну, продолжайте, я не пропущу ни одного слова, - ответил капитан с удивительным хладнокровием и, не теряя ни минуты, принялся за свое преобразование.
- На случай, если судьба сведет вас со знакомыми, вы должны сохранять свое инкогнито даже и тогда, если бы среди них увидели вашего любезного друга, за которым и погнались сюда.
Капитан, окрасивший себе брови черной, как смола, краской, принялся было и за бороду, но при последних словах отшатнулся.
- Как! И он там будет? - спросил он с волнением.
- Я не говорю, что это будет наверняка; вероятнее даже, что его не будет, но я хочу сам руководить этим делом.
- Гм!
- Что же, вы согласны?
- Скажу по-вашему: делать нечего.
- Даете слово?
- Клянусь честью, я верю вам.
- Благодарю и не обману вашего доверия… Поторопитесь, я жду вас.
- Еще несколько минут, и все кончено.
Переделав свое лицо, так что оно сделалось неузнаваемым, капитан снял свою одежду и надел другую, которая придала ему вид колониста на мексиканских границах.
- На каких языках вы говорите?
- Почти на всех с одинаковой беглостью, как на французском, особенно же по-английски и по-испански.
- Очень хорошо. Во время нашей экспедиции вас будут звать дон Хосе Ромеро.
- Дон Хосе Ромеро - не забуду.
- Вы - капитан испанского флота и удалились в эти края вследствие несчастной дуэли.
- Прекрасно!
- Не забудьте прилично вооружиться. Рекомендую вам это оружие - отличная рапира. Захватите также длинный нож и спрячьте его в правый сапог. Верхом ездить умеете?
- Как кентавр.
- Вот и отлично! Не забудьте этих пистолетов и ружья.
- О! Да у вас тут настоящий арсенал.
- Действительно, но здесь нельзя иначе путешествовать.
- На войну, так на войну! Ну, вот я и готов.
- Покончили?
- Как вы находите меня?
- Невозможно узнать; любой обманется. Вы обладаете настоящим талантом! Преобразились во всем, даже голос иной.
- Да ведь это и есть главное. Теперь позвольте еще одно слово.
- Говорите.
- В чем состоит совершаемый нами возврат?
- Мы возвращаем молодую девушку, - ответил атаман, улыбаясь.
- Молодую девушку?
- Да, очаровательную девушку, которую я захватил несколько дней тому назад, но не мог устоять против ее тоски.
- Что это вы рассказываете? - спросил капитан насмешливо.
- Клянусь честью! С тех пор, как она в моих руках, я обращался с ней с глубочайшим уважением и окружал ее самым почтительным вниманием.
- Это доказывает, что у вас благородное сердце, с чем я от души поздравляю вас, - заметил молодой капитан с жаром, - но с какой же целью вы ее похитили?
- Боюсь, что цель мне не удалась… Но, любезный капитан, пользы не будет от пустых вопросов; скоро вы сами все узнаете. Присядьте-ка, девушка сама к нам придет.
- Сюда?
- Да, перед отъездом мне надо поговорить с ней.
- Сколько угодно.
Том Митчелл ударил в гонг. Явился Камот.
- Исполнены ли мои приказания?
- Так точно, капитан; за приезжим установлен надзор, которого он не может заметить.
- Где он?
- В своей комнате.
- Если завтра он захочет видеть меня, ты ответишь, как мы договорились.
- Слушаю, капитан.
- Что отряды?
- Уже с час как отправлены три отряда; я поеду с последним, когда взойдет луна.
- Завтра на рассвете, даже и раньше, если можно, ты должен вернуться.
- Будьте спокойны, капитан, я и сам не желаю, чтобы остров оставался без надежного присмотра, особенно в такую минуту.
- Гм! Разве произошло что-то новенькое?
- Ничего с виду, но много по существу.
- Говори, - сказал капитан, видя его нерешительность, - что случилось?
- Час тому назад я встретил Версанкора на берегу, вон там у рогатки. Вода с него текла, словно он только что вышел из ручья. Увидев меня, он смутился; короче говоря, он давал преглупые объяснения, которым не поверил бы и пятилетний ребенок.
Капитан на минуту задумался.
- Усиль надзор за ним; при первой улике я покончу счеты с ним по возвращении.
- Для большей безопасности он назначен в мой отряд, так что я глаз с него не спущу.
- Смотри, чтобы он не проскользнул между пальцами, как опоссум.
- Добро! Партии-то равные.
- Смотри сам. Прикажи оседлать вороного Атоля и Голиафа для меня и для этого господина, да и Мисс Лэр для пленницы - ведь она, кажется, смирная?
- Как ягненок; настоящая дамская лошадка.
- Прикажи оседлать лошадей по-походному, со всей амуницией, заряженными пистолетами и арканом.
- Я так и думал. Уж если седлать Вороного и Голиафа, так, значит, езда предстоит не на шутку. Надолго ли уезжаете?
- Дня на три. До моего возвращения ты с острова ни ногой.
Камот покачал головой.
- И вы едете один?
- Говорят тебе: с этим господином.
- Надо бы еще взять Птичью Голову.
- Это зачем?
- Да не равен час, а два все-таки больше одного.
- Но мы вдвоем и поедем.
- Может быть, только тогда вы будете втроем; все лучше.
- Упрямец! Делай как знаешь.
- Благодарю покорно, капитан, - ответил Камот, весело улыбаясь.
- Но, главное, смотри, чтобы никто не проведал о моем отсутствии.
- Само собой разумеется.
- Ступай же и пришли сюда пленницу. Кстати, не говорил ли ты ей чего?
- Ничего, капитан; вам известно, что я не болтун.
- Правда; ступай же. Камот поклонился и ушел.
- Видно, молодец не имеет ко мне доверия, - заметил Дюран, смеясь.
- Камот по своей верности и преданности - истая собака; но как и любая собака, он подозрителен и ревнив. За меня он пойдет на смерть.
- Я не помяну злом его недоверия. Впрочем, я люблю людей такой породы.
- Да, они драгоценны. Одна беда, иногда приходится чересчур покоряться их воле.
- Ну вот! Когда покоряет самоотвержение, жаловаться не на что.
Тут дверь отворилась, и в комнату вошла девушка.
Это была Анжела, или Вечерняя Роса, - предоставляем читателю называть ее как угодно.
Она поклонилась и остановилась, печальная, взволнованная, робко опустив глаза перед атаманом.
Мужчины встали и вежливым поклоном приветствовали ее.
- Милости просим садиться, - сказал ей атаман по-индейски, - вот стул для моей сестры.
- Вечерняя Роса невольница и не может сидеть перед своим господином, - ответила она мелодичным голосом, точно пташка пропела, но с ясным и твердым выражением лица.
Вечерняя Роса была восхитительная семнадцатилетняя красавица; в ее личности соединялись красное и белое племена, и казалось, превзошли себя, произведя совершенство красоты.
Ее стройный, гибкий, грациозно выгнутый стан имел волнообразное движение американок; ее длинные, черные, как вороново крыло, волосы ниспадали почти до крошечных ног, а когда они были распущены, то она была ими окутана, как покрывалом. Цвет ее лица имел золотистый оттенок дщерей солнца, большие голубые глаза были оттенены длиннейшими ресницами, алые губы с грациозным изгибом на концах и два ряда ослепительной белизны зубов придавали ее лицу выражение, которое можно видеть только на некоторых изображениях мадонн Тициана.
Капитан Дюран был ослеплен дивной красотой индианки; ему и в голову не приходило, что американское племя могло произвести на свет такое чудо красоты.
Выслушав ее ответ, атаман кротко улыбнулся.
- Вечерняя Роса не имеет здесь господина; у нее есть только друзья.
- Друзья! Могу ли я этому верить, - прошептала она в то время, как две алмазные капли задрожали на ее ресницах.
- Клянусь честью, я просил мою сестру прийти сюда за тем, чтобы выслушать мои извинения за похищение, жертвой которого она стала.
- Могу ли я верить вашим словам? - спросила она по-французски.
- Сомневаться значило бы незаслуженно оскорблять меня, - ответил атаман на том же языке. - Завтра же я возвращу вас вашим друзьям.
- О, благодарю вас! - воскликнула девушка рыдая, и, прежде чем он успел предвидеть, она упала перед ним на колени и, схватив его руку, покрыла ее поцелуями и слезами.
Том Митчелл поднял ее почтительно и опять усадил на стул.
- Так вы были здесь очень несчастны? - спросил он кротко.
- О, да! - ответила она прерывающимся от рыданий голосом.
- Однако я отдал самые строгие приказания относительно вас.
- Мне приятно засвидетельствовать перед вами, что со мной обращались самым почтительным образом и окружали меня нежнейшим вниманием, но я была в плену, вдали от тех, кого люблю и кого мое отсутствие повергло в жестокое отчаяние.
- Простите же меня и верьте, что я надеюсь скоро загладить свою вину. Повторяю вам, что завтра вы будете возвращены вашей семье.
- О, сделайте это, и я буду век любить вас, любить как друга, как брата!
- Постараюсь заслужить эти лестные названия, мисс Анжела. Так вы не проклинаете меня?
- О! Нет, всеми силами души я благословляю вас, и поверьте, Бог наградит вас.
- Я и сам в том уверен. Бог внимает молитвам своих чистых ангелов.
Молодая девушка при столь неожиданном комплименте робко опустила голову.
Атаман улыбнулся в смущении и поспешил переменить тему разговора.
- А вы очень сильны, мисс Анжела?
- Почему вы обращаетесь ко мне с таким странным вопросом?
- Потому что нам надо совершить трудный переезд для того, чтобы попасть к вашим друзьям.
- Какая же тут может быть речь об усталости? Теперь я очень сильна, потому что вы внушили мне уверенность, что я скоро их увижу.
- Нам надо ехать всю ночь по прериям и по почти непроходимым дорогам.
Она весело всплеснула руками и с очаровательной и плутовской улыбкой воскликнула:
- В моих жилах течет индейская кровь; я дочь отважного охотника - канадца! Не бойтесь за меня. Я не похожа на городских дам, которые не умеют ни ходить, ни бегать. Попробуйте только, и вы сами убедитесь, на что я способна, чтобы скорее присоединиться к тем, кто теперь в отчаянии от моего долгого отсутствия.
- Хорошо, мисс Анжела, я вижу, что вы мужественная и благородная женщина. Пойдемте же, мы сейчас едем.
- Сию же минуту?
- Да.
- Подождите один миг; прошу вас, один только миг постойте…
- Что вы хотите делать?
- Поблагодарить Бога, тронувшего ваше сердце, и помолиться за вас.
- Я подожду, мисс, - ответил атаман почтительно. Девушка сложила руки на груди и с вдохновенным видом подняла глаза к небу; видно было, что она усердно молилась; лицо ее сияло, глаза увлажнились слезами; вся она как бы преобразилась.
Увлеченные, укрощенные, они оба стояли с благоговением и обнажив головы; искреннее чувство смягчает самые закаленные, зачерствелые натуры.
Окончив короткую и благоговейную молитву, молодая девушка обратилась к ним с невыразимо сладостной улыбкой и ласково сказала своим чистым, музыкальным голосом:
- Едем, господа.
Господа, с этой минуты ее покорные рабы, послушно пошли за ней вслед.
Камот ожидал их; Птичья Голова держал лошадей на поводу.
Том Митчелл подвел Анжелу к приготовленной для нее лошадке и почтительно придержал ей стремя.
- Покорно прошу садиться, - сказал он вежливо. Они поехали.
Атаман, сказав еще несколько слов Камоту, выехал вперед.
Через брод они переправились без всякой помехи; луна светила, как днем.
Вскоре всадники выехали на твердую землю.
- Теперь прошу вас, мисс Анжела, поместиться между мной и этим господином. Вот так. А ты, Птичья Голова, ступай позади, да смотри, не зевай. Вперед!
Четыре всадника поскакали во весь опор и вскоре исчезли в излучинах ущелья.
Глава XX
ТОМ МИТЧЕЛЛ ПРИЗНАЕТ,
ЧТО НЕТ ЛУЧШЕЙ ЗАТЕИ,
ЧЕМ БЫТЬ ЧЕСТНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ
Это происходило в самой дикой и непроходимой местности, в невозделанной лесной глуши, утром, вскоре после восхода солнца. Всадники в числе пяти человек переезжали узкий проход между двумя утесами, вечно снежные вершины которых полускрывались в густом тумане, поднявшемся над землей при солнечных лучах.
Всадники выезжали с прибрежных холмов на равнину, перерезанную на две части могучим потоком Миссури, скрывавшим свои мрачные воды под высокой травой, хлопчатником и ветлами.
Всадники медленно продвигались по булыжникам ущелья, высохшему руслу некогда могучего потока, исчезнувшего вследствие природных потрясений, столь часто случающихся в этих краях.
Выехав из ущелья, они остановились и вздохнули свободнее.
Они справились с трудной задачей: вот уже три часа как они спотыкались на каждом шагу по изрытой булыжниками тропинке, на каждом шагу ускользавшей из-под ног их лошадей.
Из пяти всадников только один был индеец, все остальные были белые, в костюмах лесных охотников. Все они наши старые знакомые: Джордж Клинтон, Оливье, Меткая Пуля, Верная Опора и Храбрец.
Теперь интересно узнать, каким образом эти пятеро очутились вместе в такую раннюю пору и так далеко - более чем за сто миль - от обычного места своей деятельности и каким образом Джордж Клинтон и Верная Опора сделались членами этого странного общества.
Читатель не замедлит это узнать.
- Послушайте, друзья, - сказал Верная Опора, - по моему мнению, хорошо будет, если мы здесь приостановимся.
- Останавливаться? Это для чего? - спросил Меткая Пуля с досадой.
- А по доброй сотне причин, одна другой лучше, - отвечал Верная Опора.
- Какая же первая? - спросил канадец сухо.
- А та, что если вы, вождь и я свыклись с этими окаянными дорогами, то совсем иное дело двое остальных спутников, что давненько вам следовало бы заметить.
Оливье и Джордж Клинтон хотели было защищаться.
- Нет, нет, - сказал Меткая Пуля простодушно, - я осел и сознаюсь в том. Довольно об этом, Верная Опора. Где нам лучше расположиться?
- Вот здесь - или там, если хотите.
Охотники остановились в лесу исполинских камедных деревьев, развели костер, около которого расположились кругом, после чего немедленно приступили к завтраку.