Женщина некоторое время молчала, тыча пальцами в клавиатуру. Потом ее лицо подернула еле заметная загадочная улыбка. Она встала из-за рабочего места и, направившись к входной двери, обронила загадочную фразу.
– Более чем, – сказал она. – Более чем.
Глава 9
Опасный свидетель
Было тепло, и о следах прошедшего вечером дождя уже ничего не напоминало. Два часа назад небо окончательно избавилось от облачных оков, взошла луна; иссиня-черный полог небес вспыхнул мириадом крохотных огоньков, которых хотелось заграбастать все и сразу. В такие мгновения вспоминались слова песни группы Кипелов:
…Ночь в июле полна соблазна,
И мятежна ночная даль…
Правда, Михаилу Кондратьеву в эти погожие часы было не до романтики. И не до песен. Вместе с Удавом они лежали на обочине дороги, с которой открывался неплохой вид на усадьбу генерала Суворова. Старая, обшарпанная двухпутка, чей асфальт, похоже, латали чуть ли не ежегодно, рассекала гигантское поле на две примерно равные части, и возвышалась над колосящейся рожью метра на два с лишним. Оба бойца были накрыты старой, пыльной мешковиной, которая делала диверсантов практически незаметными на фоне обочины дороги да еще в ночное время. Тут и в дневные часы автомобили проезжали не чаще чем один раз в пять-десять минут, а уж в два часа после полуночи можно было не опасаться автотранспорта. Зато стоило остерегаться всевозможных охранных систем, коими практически под завязку была напичкана дача генерала. Тепловизионные системы слежения, детекторы массы и емкости, хитроумная сигнализация, многочисленная, хорошо обученная и вооруженная охрана, казалось, не оставляли диверсантам ни единого шанса на успех.
Вот только это были не обычные диверсанты. Оба лазутчика были облачены в костюмы с теплоизолирующим слоем, поэтому могли не опасаться обнаружения издали. Кроме того, Долматов обладал сокрушительным потенциалом владения психокинезом и, в принципе, без особого труда мог в одиночку взять дачу Суворова штурмом. Хотя, оба спецназовца не желали лишних смертей, прекрасно понимая, что охрана генерала – люди случайные, которые не имели никакого отношения к его темным делишкам.
– Как будто бы тихо, – подытожил Максим, передавая бинокль ночного видения своему приятелю. – Охрана рассредоточена по периметру, но никакого усиления я не заметил.
Оба лежали на обочине дороги уже полтора часа, и все это время пытались просчитать оптимальный вариант проникновения на объект.
– Подняться бы повыше, – сказал Михаил, рассматривая вышку связи, трехметровый забор и кромку леса.
– Об этом можно только мечтать. Суворов знал, где стоит ставить свою дачу. Многое учел.
Кондратьев зло оскалился.
– Все да не все. Предположить, что мы с тобой вломимся к нему на хату, он вряд ли смог.
Макс незаметно пожал плечами.
– Не знаю. Я его мысли не читал.
– А умеешь?
– Немного. Мезенцев – профи в этом деле, у меня другая специализация.
Кондратьев оторвался от бинокля, в очередной раз взглянул на ночное небо.
– Спецназ будущего, – проговорил он медленно. – Нам только лекаря в команду не хватает. Разведчик есть, огневая подгруппа имеется, снайперов нет, но ты, если что, за них сработаешь, а вот лекаря нет. Обидно.
– Если как следует поискать, можно, я думаю, найти.
Михаил скорчил удивленное лицо. Впрочем, его гримаса оказалась никем не замеченной.
– Ты сейчас серьезно сказал?
– Конечно, – ответил Макс. – Я думаю, наше трио – не уникально. Есть и другие, вот почему…
Он замолчал, оборвав себя на половине фразы.
Сие не укрылось от внимательных ушей Кондратьева.
– Вот почему… что? – спросил он.
Удав глубоко вздохнул, поворочал ногами, напряг мышцы бедер и живота, которые уже порядком затекли.
– Ничего… Просто мысли вслух.
Михаила такой ответ не устроил, и он попытался добиться от Макса ясности.
Однако тот наотрез отказался озвучивать свои идеи.
– Схватим засранца, тогда будет видно, – сухо сказал он. – Нечего попусту языком чесать.
Кондратьев взял с него слово, что Удав расскажет ему все при первой же возможности. Макс без промедления согласился, и двое бойцов вновь сосредоточились на наблюдении за объектом.
– Однако, думается мне, хватит нам штаны пролеживать, – сказал Михаил. – Полежали, пора и честь знать.
– И то верно. Как пойдем?
Михаил еще раз оглядел дачу генерала.
– А вон там, где лесок ближе всего примыкает к забору.
– Там наверняка камеры и сигналка.
– Камеры, сигналка, полный набор детекторов тут везде. В лоб эту крепость не взять, точнее, если действовать традиционно, то не взять, а если схитрить, то есть хорошие шансы оставить охрану в дураках.
– Слушаю, – с готовностью сказал кинетик.
Михаил вновь прильнул к биноклю, еще раз осмотрел лесную опушку.
– Ты свое искусство на неодушевленные предметы перенести сможешь?
– Не знаю, – признался Макс, – надо попробовать. Вообще, когда я бежал из "Хрустальных небес", мне пришлось ломать двери…, даже стены пару раз колол. А что ты предлагаешь?
Кондратьев зло усмехнулся.
– Предлагаю накрыть их хитрую электронику.
– Отсюда не получится, – тут же ответил Удав. – Надо подобраться поближе.
– Надо, так подберемся, о чем речь.
Макс медленно кивнул.
– Ты ведь был в его усадьбе, – сказал он. – Неужели, не сподобился разведать, что у них там, да как?
Михаил только скорчил недовольную физиономию.
– Не поверишь, но я ни разу даже не помышлял о том, чтобы разобраться в охранных системах генеральской дачи. Не думал, что так все обернется. Многое, что предусмотрел, кое-как вовремя подстраховался, но…
– Но что-то же ты должен был заметить?
– Угу, – согласился с напарником Кондратьев. – Что-то я и заметил, и на основе этого я сейчас предлагаю свой план. Все детекторы, сигналка, любая охранная система куда-то постоянно сбрасывают информацию о своем статусе. В нашем случае это комната, подозреваю, что не очень большая, заполненная всякими блоками с автоматикой. Контроллеры там всякие, небольшой сервер и все в таком духе. Это твоя цель номер один. Далее – это пульт охраны. Это еще одна комната, в которой сидят несколько представителей дежурной смены.
– Сколько? – тут же поинтересовался Удав.
Кондратьев пожал плечами.
– Точно не знаю, подозреваю от двух до пяти. Они осуществляют визуальный контроль за территорией усадьбы и, в случае чего, жмут тревожную кнопку. Далее в дело вступает группа быстрого реагирования, а так же остальная часть дежурной смены, которая разбита на патрули. ГБР – человек двести, не меньше – располагается на заднем дворе, в казарме армейского типа. Пятьдесят человек – тревожная смена, никогда не спит, всегда находится при оружии, и готова помочь дежурной смене отразить нападение на дачу генерала.
– Или спеленать диверсантов, – задумчиво произнес Макс.
– Ну, да, или так.
– То есть пост охраны – цель номер два?
– Совершенно верно.
– А казармы – цель номер три?
Михаил едва заметно поморщился.
– Не совсем. – Он замолчал на некоторое время, разглядывая здорового мужика с автоматом, прогуливающегося перед воротами усадьбы со стороны парадного подъезда. – Макс, нам не нужна бойня. Пойми, эти парни в наших разборках не участвуют. Они получают довольно неплохие деньги за свою службу, и каждому из них наплевать, чем занимается Суворов. Здесь нет ни одного идейного бойца, так что постарайся обойтись без лишней крови. Я знаю, у тебя накипело, но…
– Вряд ли ты представляешь, через что мне пришлось пройти, – ледяным тоном сказал Удав, – но я… понял тебя. Дело – есть дело.
– Совершенно точно, поэтому казарму не стоит крушить. Сможешь ее… эм… ее экранировать? Закрыть так же, как ты сумел закрыть нас там, в лесу?
Макс размышлял недолго, порядка нескольких секунд.
– Хочешь, чтобы я накрыл их куполом, через который не смогут пройти люди, и пули не пролетят?
– Ага.
Удав нащупал лежащий рядом с ним бесшумный "Вал".
– Думаю, это можно устроить. Что дальше?
Кондратьев сделал то же самое.
– Дальше – крайняя цель. Номер четыре. Нужно обесточить усадьбу. Генерал – настолько серьезный товарищ, что ему выделили свою обособленную линию электроснабжения. Отсюда я не вижу трансформатор, но он там есть, поверь, правда его уничтожение не сильно облегчит нам жизнь. Автоматика тут же запустит автономные дизеля, и электричество восстановится. Мало того, подозреваю, что каждая охранная система имеет свой, обособленный резервный источник питания. Бить по ним всем нет никакого смысла. Мы должны прихлопнуть только трансформатор, а затем дизеля системы резервного электроснабжения. Этого хватит за глаза. Усадьба погрузится в темень, ГБР будет заблокирована, системы охраны встанут колом, и дежурная смена окажется деморализована. Тут то мы их и накроем.
Порядка минуты Долматов обдумывал предложение Кондратьева, потом спросил:
– Накроем?
– Фигурально выражаясь, – разъяснил Михаил. – Еще раз говорю, нам лишняя кровь на руках ни к чему. Не стоит класть всех подряд. Отрабатываем лишь необходимый минимум.
– А что с генералом?
– А что с ним? – не понял Михаил.
Макс на мгновение замялся, словно почувствовал себя неловко.
– Мы его… того?
Кондратьев махнул рукой.
– Не знаю. Посмотрим по обстановке. Первостепенная наша задача – это добыча особо важной информации, помнишь об этом?
– Помню, – еле заметно кивнул Удав.
– Вот и отлично. Все остальное – это шелуха.
Его рука схватила "Вал", и фигура, одетая во что-то неопределенное, едва заметно поднялась над грунтом.
– Готов? – спросил Кондратьев проформы ради.
– Готов, – ответил ему кинетик.
Спустя секунду две фигуры начали движение в сторону усадьбы генерала.
* * *
За окном царствовала теплая июльская ночь, но Мезенцев в эти поздние (или ранние – смотря как посмотреть) часы лежал, не смыкая глаз.
Ему не спалось. Сегодня в особенности.
Если вчера он сумел заснуть под утро и, в итоге, провалялся до половины двенадцатого утра, то сегодня, кажется, сон просто-таки отказывался приходить. Чего он только ни делал: и дышал по специальной методике, о которой ему в свое время поведал Кондратьев, и считал в уме, и пытался успокоить мозг, используя свои, одному ему ведомые навыки – ничего не помогало. Глаза закрывались, а сон не приходил, хоть ты тресни.
Мозг жаждал работы, которой не было. Тело не могло столь споро восстановиться, и приходилось нагружать голову всевозможными ментальными упражнениями. Мезенцев придумывал рассказы, истории, сочинял сценарии, решал загадки, которые сам себе и загадывал, но от этого мозг лишь распалялся. Он горел, пылал, он хотел пребывать в натруженном состоянии, и он совершенно не спешил успокаиваться. Григория не смогло свалить даже снотворное. Этот факт вызвал неподдельное удивление Тамары Геннадьевны, однако доктор, помня об их с Мезенцевым уговоре, не стала тревожить псионика научно-медицинскими изысканиями.
Последние двое суток прошли в бешенном ритме ментальной активности, и если вчера ему все же удалось урвать крохотный кусочек сна, то сегодня, похоже, сие удовольствие было для него заказано. В добавок ко всему, Григория, кажется, обуяли звуковые и зрительные галлюцинации. Ему то и дело казалось, что в палате помимо него и хитроумной медицинской аппаратуры присутствовал кто-то еще; этот кто-то пытался скрыться от глаз парня, хоронясь в самых темных углах комнаты, причем призрак перемещался столь молниеносно и так незаметно, что Григорию никак не удавалось отследить его траекторию и понять текущее местоположение. Мезенцев старался предугадать дальнейшие действия фантома, но, видимо, это было выше его сил.
Помимо незарегистрированного обитателя больничной палаты, псионика тревожили фантомные взгляды со всех сторон. Ему казалось, что пол, потолок, стены и даже блоки медицинской аппаратуры пялятся на него, словно подвыпившие мужики на голую белокурую красотку. Мезенцева не покидало ощущение, что за его палатой следят. Мало того, ему казалось, что весь медицинский центр находится под наблюдением таинственных сил, засевших неподалеку в лесу. Эти самые силы были настроены чрезвычайно решительно и непременно негативно ко всем обитателям реабилитационных палат. Правда, оставалось большой загадкой, что сдерживало их (силы) до сих пор. Почему они никак не проявили себя и вели лишь наблюдение? Кто их интересовал? По чью душу они затаились там, в темном лесу?
В довершении ко всему, уши Григория улавливали странные, иногда даже пугающие звуки, доносившиеся из-за закрытой двери. Парню, порой, чудилось, что за дверью кто-то находится; иногда он ловил себя на мысли, что слышит тихие шаги по гладкому кафелю пола коридора. Отчего-то Мезенцев знал, что эти шаги не могли принадлежать персоналу реабилитационного центра. Тогда кому?
Голова напоминала вулкан во время извержения. Псионик понимал, что происходящее вокруг ему только кажется, что все, чему он пытается найти объяснение, является лишь частью его не совсем здорового воображения. От осознания подобных вещей, вулкан-голова гудел пуще прежнего, "выбрасывал в воздух" целые пласты лавы и, вообще, готов был взорваться подобно древнему Йеллоустону. Одно дело – понимать, что с тобой происходит, и совершенно другое – знать, как преодолеть свой недуг.
Шорох, донесшийся из коридора, ударил по ушам. Псионика едва с кровати не сдуло. В последний момент парень опомнился и сдержал готовое было сорваться с места тело.
В его состоянии резкие движения были категорически противопоказаны. Он должен был просто лежать, отдыхать, но уж точно не дергаться. Если б не чрезвычайная активность воспаленного сознания, он бы уже давным-давно дрых и видел сладкие-пресладкие сны. Похоже, придется приложить максимум силы воли и самообладания, чтобы дожить до утра и не навредить самому себе.
Шорох за дверью вновь повторился. Мезенцеву послышался далекий, сдавленный ни то писк, ни то стон.
Да что же это такое? Неужели он, находясь в самом рассвете сил, такой молодой и здоровый (игнорируя текущее физическое состояние, разумеется) скоро окажется в комнате с мягкими стенами, в смирительной рубашке, с высунутым на плечо языком и дебиловатым выражением лица?
Ставшая уже привычной тьма больничной палаты вдруг исчезла словно по мановению волшебной палочки. Мир вокруг сделался серым, лишенным красок, но куда более ярким, чем был секундой назад. Григорий словно взглянул на окружающий его интерьер сквозь окуляр камеры ночного видения.
Спустя мгновение, парень осознал, что картинка вокруг вовсе не лишена красок. Скорее, они были просто очень сильно притушены, но они присутствовали, и их можно было легко увидеть, если как следует присматриваться.
Входная дверь начала отворяться, но не успела она раскрыться полностью, как Мезенцев увидал за ней два темно красный, кровавых пятна. Пятна очень медленно двигались, старались производить как можно меньше шума. Их никто не должен был видеть, и они делали все, чтобы оставаться незамеченными.
А потом Мезенцев понял, что они пришли его убить, и это уже не было плодом его воображения. Сверхъестественное зрение, так кстати пробудившееся у парня, оказалось ни чем иным, как привычной ему способностью сканировать окружающее пространство. Каким-то образом этот навык активировался сам по себе и сейчас в буквальном смысле слова спасал псионику жизнь. Каждое пятно на самом деле являлось человеком, точнее совокупностью его психических, энергетических и ментальных тел, и эта яркая цветовая окраска свидетельствовала о недобрых намерениях вторгшихся людей.
Небольшим усилием воли Григорий расширил свою внетелесную сферу чувств и понял, что реабилитационный центр атакован неизвестной группой лиц. Их было немного, всего пять, и они пока не успели натворить больших бед.
Жизнь псионика ворвалась в привычное для него рабочее русло. Сам того не замечая, он стал просеивать сквозь себя отпечатки аур находившихся в здании людей. Почти все из них спали и были живы, но на первом этаже Мезенцев обнаружил два угасающих пятна. Трупы, чьи энергетические составляющие еще не успели раствориться в окружающем мире.
Волна холодного гнева ударила в голову молодому парню. Будь он сейчас здоров, ему бы нее составило труда расправиться с этими мерзавцами. Однако его физическое и парафизическое состояние пребывали не в лучшей форме, поэтому Григорий не смог атаковать ювелирно. Едва красное пятно очутилось в его палате, Мезенцев обрушил на того мощный психический удар, фрустировавший сознание незваного гостя. Тело упало, бряцнув о кафель чем-то металлическим.
Второе пятно, остававшееся под дверью, в коридоре, так же получило "летальную дозу" психической энергии. Человек, не выдержавший столь мощного психического прессинга, упал, выронив оружие.
Сильно кольнуло в груди, в глазах потемнело, а внетелесная сфера чувств мигом пропала. Видимо он, борясь с боевиками, невольно дернулся и потревожил сломанные ребра.
Сжав до скрежета зубов челюсти, Мезенцев попытался собрать всю оставшуюся у него волю в кулак и загнать болевые ощущения куда подальше. Он уничтожил двух посланных за ним киллеров (эти парни хотели его смерти – в этом он не сомневался), но оставались еще трое, которые несли реальную угрозу, причем не только ему самому. Их необходимо было обезвредить, а еще выудить из их голов ценнейшую информацию. Убийцы не просто так появились в реабилитационном центре. Их кто-то целенаправленно сюда навел, и Григорий очень хотел знать, кто именно.
Вот только задача, совсем недавно казавшаяся простой, сейчас являлась для псионика практически невыполнимой. В его состоянии гораздо проще было орудовать своеобразной ментально-психической дубиной, чем совершать ювелирные действия тонким скальпелем. Проникновение в чужую память требовало от парня максимальной организации внутренних психических сил, чего в его состоянии добиться было практически невозможно.
И все же он попытался. Мезенцев не привык сдаваться, особенно там, где от его умений и навыков зависели чужие жизни. Он не сомневался, что тот, кто послал киллеров, ведет охоту не только на псионика, но и на Кондратьева. И наверняка еще на Макса.
Григорий вновь запустил пространственный сканер, нащупал ауры трех оставшихся в живых боевиков. Хорошо подготовленные бойцы были неплохо экипированы. Они готовы были выполнить поставленную перед ними задачу любой ценой. Что ж, Мезенцев планировал выжить и так же любой ценой.
Сознание парня создало ментально-психическое копью его собственной воли, которое, как следует сфокусировавшись, прошило свою жертву насквозь. Один из убийц, вооруженный АПБ с примкнутым к стволу прибором бесшумной и беспламенной стрельбы, внезапно лишился своей воли и стал послушной марионеткой в руках страшного кукловода. Мезенцев завладел его телом и отдал приказ, уничтожить двух оставшихся из команды убийц.
Двое против одного – не самый хороший расклад, однако парни, не ожидая от своего коллеги никакой подлости, не успели среагировать на невольное предательство и полегли на месте.
Вновь резкая боль пронзила грудную клетку лежащего на спине псионика. Мезенцев мгновенно потерял концентрацию и отпустил захваченное сознание.