"И ты давай, – шептал голосочек, неугомонный, чуть-чуть сердитый. – Давай так же. Магнить. А потом решай. Как умеешь". Но не получалось чего-то. Не магнитилось. За семь лет работы на Дениса Костя привел в контору только троих клиентов. И как с таким материалом уходить в свободное плаванье? И что это будет за плаванье? На банане? Через Северный Ледовитый океан? Тут голосок, который постоянно ехидно булькал, умолкал, словно выжидая чего-то.
"Костя, я уже на месте", – возмущенно брякнул телефон.
"Я – тоже", – ответил он, заходя внутрь пахнущего буррито мексиканского рая.
Орлова в последние несколько лет с завидной регулярностью повторяла один забавный ритуал. Расставшись с парнем, тут же вызванивала Костю, предлагая ему посидеть и выпить где-нибудь, а когда сидеть и выпивать сил вроде как больше и не оставалось, то обычно находились силы для другого, более интересного продолжения вечера. И этот вечерок не стал исключением и завершился в Костиной двушке на углу Ленинского проспекта и проспекта Народного Ополчения. В начале первого Ольга сидела в кресле в Костиной хилфигеровской рубашке, накинутой на голое тело, и полузакрытыми глазами томно рассматривала, как желтый свет бра, висящего на стенке над ее головой, играл в бокале, наполненном красным южноафриканским сушняком. Костя же курил на балконе; точнее, на балконе курила его голова, а остальное тело, не прикрытое одеждой, находилось в тепле комнаты. Орлова промурлыкала, сделав глоток вина:
– Аблокатов, а давай удерем, а?
Тишина была ей ответом, а потом Костя целиком очутился в комнате и переспросил немного заплетающимся языком:
– Ты что-то сказала?
– Давай удерем, – повторила Орлова.
– Сейчас ночь. Мы в Красносельском районе. Голые. Куда ты удерешь?
– Не в этом смысле. От Дениса удерем. Мы крутые.
– А куда? – улыбнулся Костя.
– Сами будем. Сами по себе. Мы крутые. – Она сделала еще один глоток.
– Давай, – улыбаясь, ответил Аблокатов. – Только завтра. Я с Борей съезжу к Лазаревичу переговорить, переговорю – а потом удерем. Как тебе такой вариант?
– Ты прикалываешься! – буркнула Орлова, отвернувшись к телеку.
– А с тобой невозможно серьезно.
– Возможно. Со мной возможно только серьезно. Несерьезно – это не со мной, слышь, Аблокатов? Я серьезная девушка.
Костя на мгновение помрачнел. В основном потому, что и сам постоянно думал о побеге.
– Орлова, нельзя. Пока, по крайней мере. Мы с тобой с голоду того…
Он присвистнул, изображая, что с ними произойдет в случае прекращения трудовых контрактов.
– Ну, не утрируй, Костик…
– Не, я серьезно… Ну, если и не с голоду, то без новых туфель от Риччи ты точно кони двинешь. Клиентов мы где будем брать?
– Сами придут, – невозмутимо ответила Оля. Аблокатов уставился на нее в недоумении. Потом подошел, сверкая оголенными телесами, и пощупал лоб Орловой. Та улыбнулась и прижала Костю к себе, обхватив длинными сильными ногами. Прошептала:
– Слушай, забери к себе новенькую…
– А чего так? – удивился тот.
– Забери. Странная она… Заберешь? Обещаешь? – она слегка куснула его за шею.
– Хорошо, – прошептал Костя. – Поговорю с Диней…
Он подхватил ее на руки и перенес в кровать.
3
Утренние часы пятницы выдались для Гриши Лазаревича крайне странными. В десять у него была назначена встреча с капитаном полиции Колей Василенко, опером ОБЭП, а в десять тридцать – с ребятами по Парашютной. И все это в лобби-баре "Астории". Опера он сам ангажировал, поэтому не удивлялся, что тот опаздывал. А инициаторами второй встречи были ребята, и неудивительно, что один из них – Борис Аркадьевич Скрипник – уже сидел за столиком у окна за чашкой американо. Приехал пораньше, удачно проскочив обычно забитую Ушаковскую развязку. Скрипник не был официально знаком с Лазаревичем, поэтому пока что не подходил к нему. Так они и сидели неподалеку друг от друга, старательно избегая прямых взглядов, хотя оба знали, зачем они здесь.
С опозданием на десять минут приехал Василенко; сев напротив Григория, закрыл его своим мощным телом от пытливых глаз Бориса Аркадьевича. Тот же, вздохнув наконец с облегчением, сделал знак официантке.
Советник вице-губернатора Гриша Лазаревич и оперуполномоченный ОБЭП Центрального РУВД Коля Василенко представляли собой картину достаточно красочную и контрастную. Гриша был одет подчеркнуто неброско, но строго: черный костюм, галстук, кожаный портфель. Коля же, напротив, не очень заботился о гардеробе: нежно-голубые джинсы, потрепанный пуловер с закатанными рукавами. И лишь громоздкие часы Offshore, болтающиеся на правой руке, говорили о том, что он приехал на важные переговоры. Ребята были примерно одного возраста – чуть за тридцать, но обращались друг к другу на "вы".
– Григорий Яшевич, – улыбнулся Коля, протягивая руку, – извините меня, Христа ради: пробки…
– Ничего страшного, – ответил Григорий. – Бывает. Сам грешен.
– Как дядя?
– Отлично. Спасибо. Вашими молитвами…
Дядей Коля называл Гришиного родственника – дядю его супруги Ленки, вице-губернатора Алексея Дмитриевича Заболотного.
– Чем обязан-то?
– Слушок пошел… Надо посоветоваться…
– AFX?
– Ага…
В AFX, крупной финансовой структуре, у Гришиного "дяди" были интересы. Какие именно и насколько большие, Гриша точно не знал, мог только догадываться. Некоторое время назад пошел слух, что AFX будут трепать, причем трепать серьезно, и Григория отправили на предварительные переговоры – прощупать почву. Переговоры, однако, закончились очень быстро.
– Это не мы, – ответил Николай.
– Контора?
– Да.
– Вообще нет информации?
– Вообще.
– Достать сможете? Или дать кого?
– Подумаю.
– Сами наберете?
– Конечно. В понедельник.
Коля встал и, протянув Григорию руку, которую тянули вниз тяжелые часы, мгновенно пропал, растворившись в утреннем городе.
До следующей встречи оставалось еще минут пятнадцать, и Гриша, мельком посмотрев на Бориса Аркадьевича (тот все так же сидел неподалеку), углубился в перелистывание страниц на телефоне. Борис, в свою очередь, отвел взгляд, испытывая некоторое неудобство.
Аблокатов приехал вовремя. Поздоровался с советником, сел напротив него, и Борис следом перебрался за их столик, виновато улыбнувшись Григорию. Тот как будто и не заметил:
– Джентльмены. В курсе, что вас привело, но пока ничем конкретным не порадую. Знаю, что кое-кто взял обязательства перед вами, ну и перед Фарухом, соответственно, но есть какое-то указание…
– Чье? – Костя сделал глоток только что поданного американо и с облегчением выдохнул. Его бледно-зеленые глаза в свете электрических ламп выглядели немного устало.
– Первого, – ответил советник.
– Да не… – улыбнулся Борис. – Первому это пофиг…
– Ну не скажите… Хотя, может, действительно кто-то играется, от него… Но есть его резолюция. Сто процентов. Сам видел.
– Какая?
– "Отказать в соответствии с действующим законодательством".
Костя усмехнулся, а Борис Аркадьевич, оставаясь невозмутимым, заметил:
– Серьезная надпись.
– Более чем, – ответил советник.
– Чего, нам через суд разрешения получать? Экспертизы-то все пройдены…
– Да погодите вы… Спустится – может, и рассосется…
Аблокатов понимал, что разговор заходил в тупик, но сделать ничего не мог: реальная позиция советника оставалась для него тайной. Григорий же действительно не знал, кто развязал войну против Фаруха, но, делая умный вид, пытался сохранить лицо перед "постоянными клиентами".
Минут через десять, так ничего и не решив, Григорий уехал, а ребята остались в лобби, заказав еще кофе.
– Костя, ты прекратишь пить по будням? – спросил Скрипник, глядя на чуть красное лицо собеседника. – Пятницы и субботы мало?
– Форс-мажор… – пробурчал тот.
– Это по Парашютной у нас форс-мажор, похоже, вырисовывается… – отреагировал Борис Аркадьевич.
– По Парашютной вырисовывается нормальный рабочий процесс. А у меня вчера – форс-мажор, настоящий.
– А… – согласился было Борис и хотел что-то добавить, но отвлекся на брякнувшую СМС. – Ага… Ленка… Пишет, если поеду к ней сегодня, чтобы вина и оливок купил…
– А если не поедешь? – улыбнулся Костя.
– А если нет, пишет, что могу вообще более не являться.
– Юморная она у тебя.
– Наверное, – серьезно ответил Борис. – Жаль только, я не всегда понимаю ее шутки…
О перипетиях отношений Бориса Аркадьевича и молодой художницы Лены Волковой знали многие в фирме, да Скрипник, собственно, и не скрывал ничего, периодически зачитывая ее сообщения. Развелся несколько лет назад, чуть погоревал, ну а потом пустился в свободное плаванье. Не так давно встретил красивую шхуну под названием "Елена", взял ее на абордаж где-то в районе пересечения 6-й линии и Среднего проспекта, в китайском ресторане "Мао", куда явился на день рождения к институтскому приятелю, а уплыл уже с ней. Борис жил на Васильевском острове, Елена тоже, и они, выбравшись из духоты ресторана, долго гуляли, дошли до залива, и только потом, вернувшись к 12-й линии, оказались в небольшой, но очень уютной квартире Волковой.
Костя был знаком с ней: несколько раз пересекались на корпоративах. Очень приятная девушка. Хотя стоит признать, что Аблокатову нравились все девушки, с которыми он имел дело, а если при этом они были симпатичны и с чувством юмора, он немедленно констатировал, что снова влюблен, хотя который уже раз давал себе слово сдерживать эти иногда бьющие через край эмоции.
– Напиши ей, что явишься на седьмой день с востока с первым лучом солнца. С оливками и бутылочкой шардоне. И смайлик поставь.
Борис, восприняв всерьез предложение Аблокатова, отправил СМС и, допив кофе, сделал знак официантке.
– Рассчитайте нас. Давай, наверное, двигать в офис, – предложил он, ковыряясь в бумажнике.
– Полностью согласен, шеф, – улыбнулся Костя. – Еще пару глотков… Слушай, я сегодня в бегах целый день, как и обычно… Поговори, пожалуйста, с Денисом о новенькой…
– А чего с ней? – встрепенулся Борис.
– Да ничего. Себе в отдел хочу забрать. Сейчас согласований много, лишние руки нужны. Орлова не против. У нее как раз затишье пока…
– Затишье? Не похоже…
Брякнула СМС. Борис прочитал сообщение и повернул телефон к Косте:
– Ответила…
На экране светилось: "Если ты явишься на седьмой день с востока, то я буду вынуждена сама купить себе огненную воду и вызвать слесаря из ЖЭКа для смены замка, мой Митрандир. Косте привет".
Аблокатов ухмыльнулся.
– Все, поехали, Кость…
– Поехали, поехали. Поговоришь с Диней?
– Да.
И ребята вышли из отеля.
4
А через пару часов Борис Аркадьевич плелся по коридору их офисного этажа из своего кабинета в переговорную, где через пять минут должна была состояться встреча с некими согласователями, которых пригласил для беседы Дмитриевский. Плелся, потому что впереди него неспешно шли Витя с Васей, а коридор был узковат для обгонных маневров. Да и не хотелось их обгонять.
– Твоя реклама не работает, – ворчал Витя. – Ты только тратишь свое время и деньги руководства. А на выходе – пшик.
– Это у тебя на выходе пшик, – отвечал Вася, хмуро поглядывая на собеседника. – Твоя профессия – уже сама по себе пшик. У меня – творческое дело. Я – человек творчества. А ты – железяка.
Борис стоически переносил тяготы пути, понимая, что переговорная, до которой оставалось от силы метров двадцать, проглотит его через полминуты. Ребята же наверняка плелись в свою каморку чуть дальше по коридору, рядом с комнатой для курения и туалетами.
Больше всего в работе Борис Аркадьевич любил переговоры. Его вдохновляло общение, выражение своей позиции, и он получал огромное удовлетворение, когда переговоры завершались тем, что его позицию принимали. Он даже и не знал, с чем сравнить это… Вспомнилась художница и планируемое на вечер рандеву. Ну да, промелькнула мысль, если только с этим… Монотонное бубнение впереди вернуло его в реальность.
– У тебя сердца нет, – продолжал Вася. – Ты же знаешь, этот бизнес рекламному воздействию почти не поддается. Здесь все через знакомства. Через рекомендации. Обычные рекламные ходы, которые работают с продажей товаров, здесь ноль. Я делаю титаническую работу, железный ты дровосек…
– Ты сизифов труд делаешь. – Витя провел рукой по волосам. – Надо на тебя донос написать…
– Кому? – возмутился рекламщик.
– Сталину, – невозмутимо отвечал коллега. – Сталина на тебя нет.
– Сталин покинул свое усатое тело в пятьдесят третьем, – ответил Василий, а Скрипник тем временем наконец проник в переговорную, где уже сидели друг напротив друга Дмитриевский и согласователь проектов Саша – высокий симпатичный парень лет тридцати. Темно-зеленый пуловер обтягивал его накачанные мышцы, выставляя их на всеобщее обозрение, а в руках Саши светился прямоугольник айпада со сканами документов. Борис уселся рядом с Дмитриевским.
– Александр один будет. – Денис повернулся к Скрипнику. – Михаил приболел. Что там у него? Подагра?
– Не знаю что, – ответил Саша, не отрывая глаз от гаджета. – Я не его лечащий врач. Написал, что приболел. Просил без него переговорить. Насколько это возможно.
– Ты знаешь причину встречи?
– Шапочно. Что-то с объектом на Лопатина?
– На лопате, на… – огрызнулся Дмитриевский, а Скрипник положил ему руку на бедро, пытаясь успокоить. Но вышло наоборот.
– Я осмечиваю объект! – заорал взбудораженный Денис на Александра. – Ты приходишь к заказчику и говоришь, что сделаешь дешевле! Так?
– Ну да вроде… Это причина для криков?
– Но почему при всем при этом ты не ставишь заказчика перед фактом, что промежуточные бумаги, получение которых увеличивают мою себестоимость, ты просто-напросто подделываешь? Левак им подсовываешь!
– Это Миша… – Саша впервые оторвал взгляд от айпада. – Миша бумаги делал. Я не в курсе.
– Правильно, – уже спокойнее отвечал Денис, – а где он, твой Миша? Именно поэтому я и хотел встретиться с обоими…
– Приболел… У него подагра…
– Какая подагра? – снова заорал Дмитриевский. – Ты что, реально не помнишь, что было пять минут назад? Это я придумал! Про подагру…
– Ты придумал – ты и лечи. Мне Миша здоровым нужен – вопросы решать…
– Пошел вон! – заорал Денис, и Саша пулей вылетел из кабинета.
На минуту воцарилась полная тишина. Потом ее прервал Скрипник:
– Зря ты так. Им это все равно.
– Знаю. Но гнев праведный…
– Праведный, да? И что это меняет?
– Все.
– А… Ну тогда ладно. Пошли кофейку выпьем.
И они не торопясь двинулись в сторону кабинета Дмитриевского.
– Как вы встретились? С советником?
– Да никак, – ответил Борис и вкратце передал Денису их разговор.
– Весело, – выдавил из себя Дмитриевский. – Еще есть новости?
– Еще вот… – Борис начал было рассказывать про художницу.
– А это-то мне зачем? – удивился Денис, опасливо поглядывая на зама. – Хочешь, чтобы я знал, что у тебя сегодня, возможно, будет секс?
– Нет. Просто других новостей вроде как больше и нет, – серьезно ответил Скрипник. – По крайней мере хороших… Ты иди, а я сейчас кофеек принесу.
Он исчез за поворотом коридора, отправившись к кофемашине, а Денис нырнул в темноту своего кабинета. Заверещал телефон. Звонила мама.
– Диня! – закричала она, как обычно, без приветствия. – Вы к нам в выходные приедете?
– Не знаю, мам… – ответил он, поглядывая на часы. – Пока не знаю. С Иркой поговорю. Наверное…
– Ты детишек потеплее одень – у нас батареи отключили. Авария какая-то. У вас все здоровы?
– Конечно. Спасибо. Я сообщу вечером. Папа здоров? Возьму маленькую?
– Возьми. Пока.
Она повесила трубку, а Денис, взглянув на часы напротив, сел за стол и влез в почту. Открылась дверь, внутрь проникли два стаканчика с кофе. Затем в кабинет зашел и Скрипник. За ним сквозняком залетела Орлова.
– Денис Александрович? – всхлипнула она.
Скрипник поставил кофе на стол перед Денисом и сел на диванчик. Дежавю, мать его так, промелькнула у Дмитриевского мысль.
– Что еще? – спросил он чуть раздраженно. – Кто теперь тебя обидел? Моряк? Гондольер?
– Я по работе… – насупилась Оля.
– Первый раз вижу, чтобы из-за работы ревели… – удивился Денис. – Надо чего, лисонька?
– Не, – продолжала всхлипывать Орлова. – Садоводы наши… Полетело решение районного суда… Жесть. Не ожидала. Сто двадцать человек.
Дело было такое. В Пушкине в начале девяностых руководство известного на всю страну сельскохозяйственного института выдало преподавателям и ученым наделы земли из неиспользуемых ресурсов. С финансированием тогда были сложности, и участки давали для ведения садоводства, чтобы люди могли элементарно прокормиться. Граждане создали садоводство. И использовали участки уже больше двадцати лет. Потом пошли оформлять. И везде, во всех инстанциях, во всех кабинетах им шептали: нельзя, нельзя, нельзя… Потом пришли к Дмитриевскому. И первая инстанция – районный суд общей юрисдикции – сказал: можно. А апелляция – опять за старое…
– Ну, а чего реветь-то? Готовься к кассации. Какие вопросы?
– Кассация будет там же, знаешь ведь… Другой состав судей просто. – Орлова зашарила по столу в поисках бумажных салфеток.
– И что? Готовься, делай по максимуму. Они что, отказались скидываться на…
Дмитриевский задумался, как бы ему обтекаемо сформулировать название действия, имеющего отношение к коррупции. Начал демонстративно водить головой в поисках мифических камер и прослушивающих устройств.
– Отказались, – опередила его Орлова.
– И правильно, – отрезал Денис, доставая две бумажных салфетки.
Тут Борис Аркадьевич, который до того молча наслаждался кофе, вступил в разговор:
– Орлова, ты давай успокаивайся – и марш работать. Мы и так к тебе чересчур лояльны. За проигрыши не наказываем. А за выигрыши ты премии ходишь клянчишь. Что за дела? Новенькую к Аблокатову запихала…
– Чего это? – удивился Денис.
– Костя ее сам захотел… – Орлова встала и, нервно теребя бумажную салфетку, начала отступление к двери. – А у меня сейчас справляются. Нормально. А у него завал…
Исчезла за дверью. А мужики, допив кофе под тиканье настенного механизма, разъехались по своим делам.