– Значит, орет. Я в стенку вжался, сижу, еле живой от страха. Меня увидела. Вытаращилась молча, потом говорит, спокойно уже: "Костя, у меня там, в кабинете, ведьма какая-то, помоги вытащить ее в коридор, а?" Я смотрю на нее, не моргая, во рту пересохло, отвечаю: Галина Степановна, извините, это не ведьма, а новый советник нашего генерального… Вижу, тете Гале поплохело: бледная, по стенке вниз съезжает, на грязный пол… Я вскочил, на скамеечку ее усадил, одного из соседей за водой послал. А советник твой все сидит в кабинете, как монумент. Памятник борьбе с коррупцией.
Костя выпил рюмку "Полугара" и закусил кусочком буженинки.
– Чем закончилось-то? – поинтересовался Дмитриевский. Он тоже выпивал, причем начал в обед с кружки пива, поэтому к данной минуте был уже очень даже тепленьким.
– Это еще не все, – продолжил Аблокатов. – На шум из своего кабинета вылез Олег Владимирович…
– Начальник отдела? – уточнил Вася.
– Ага. Посмотрел на меня, на тетю Галю, ни фига не понял, спрашивает в воздух: полицию, мол, вызвать или скорую? Тут уже у меня, блин, вырвалось: для Галины Степановны, наверное, скорую лучше, а для вас, Олег Владимирович, полицию. Есть же за что? А Ро из кабинета выкурить – похоже, придется вызывать МЧС… Олег посмотрел на меня пару секунд молча – и как давай орать, похлеще тети Гали. Орет, лицо красное, глазюки из орбит вылазят, слюна брызжет. Я потихонечку отступаю к выходу. Ро так и сидит. Я на улицу выбежал, там ее ждал. Она только минут через десять вышла.
Дмитриевский посмотрел на Ро:
– Марианна, твоя версия.
– Денис Александрович, – Ро спокойно отпила из бокала красное каберне, – я пришла в районный отдел с обычным процедурным заявлением. Инспектор районного отдела отказалась принимать его, не обосновывая это ничем, кроме своего нежелания. Пришлось настоять на приеме бумаги.
– Настояла?
– Да. Есть входящий.
– Тетя Галя ставила?
– Нет.
В разговор снова влез Аблокатов:
– Процедурное заявление? Обычное процедурное заявление? Денис, она сдавала заявку на прирезку пяти соток земли сам знаешь где… Такие бумаги принимаются только с визой зампреда. А чтобы визу получить…
– Денис Александрович, я сдавала обычное процедурное заявление…
Тут не выдержала уже немного захмелевшая Орлова:
– Ребята, хватит, а? Из пустого в порожнее. Давайте выпьем, чтобы у коллег отпуск прошел хорошо, без эксцессов. Да, Борис Аркадьевич? – Она подняла бокал, наполненный мартини, и стукнула по рюмке Скрипника.
– Спасибо, милая, – серьезно ответил он.
– Не за что, – ответила Орлова и попросила Витю плеснуть ей еще мартини. Тот, сделав это, спросил у сидящего рядом Василия:
– А тебе, друг любезный? Плеснуть еще чего-нибудь? У тебя же сегодня главный праздник – своего сокамерника в отпуск отправляешь!
Василий, напротив, не выглядел очень радостным. Пробурчал в ответ:
– Да уж. Плесни горилки. Или что это там…
– Витя, поедешь куда? – спросила Орлова, поглядывая почему-то на Аблокатова.
– Поеду. За Краснодар, там местечко, ты не знаешь…
– Холодно уже, – фыркнула Ольга. – Октябрь. В Турцию едь.
– Ага, – проворчал Витя и злобно посмотрел на Дениса, – у меня родственники там. Сеструха двоюродная. К ней отправлюсь.
– На поезде? – поинтересовался Скрипник.
– Да, – ответил Витя, – до Кропоткина. А там меня сестра на машине встретит.
– Молодец, – резюмировала Оля.
Ближе к семи вечера народ начал расходиться. Первой откланялась Марианна: невозмутимо попрощалась со всеми и была такова. За ней почти одновременно засобирались Костя и Оля, которые весь вечер обменивались странными взглядами. Около восьми ушли Витя с Васей и девчонки из отдела Орловой. А в начале девятого компанию из оставшихся Дениса и Бориса Аркадьевича разбавил ввалившийся в кабинет Забирохин. Первое появление в офисе с того эпохального понедельника.
– На машине? – встретил его прямым вопросом Скрипник.
– Да, конечно, – ответил Марат.
– А пить будешь?
– Буду маленько. Ирка, жена, заберет. Все равно сюда едет.
Скрипник налил ему рюмку самогона. Марат выпил, закусил огурчиком и, помолчав минутку, спросил у Дениса, глядя куда-то в угол кабинета:
– Ну что, я так понимаю, нашлась беглянка, да?
– Да, Марат, нашлась, – ответил Денис.
– С деньгами?
– Да.
– Наказал?
– Повысил, – влез в разговор Скрипник, наливая Забирохину еще одну рюмку.
– И как она объяснила свое поведение? Расскажи уж, будь другом… На будущее, чтобы, так сказать, знать возможные мотивы…
Дмитриевский, выпивший достаточно много, но пока сохраняющий тверезый вид, начал рассказывать без тени улыбки на красивом, немного бледном лице:
– Она инопланетянка. Из другой галактики. С двойной планеты Квард-Паркус. Американские астрономы разглядели ее в свои телескопы и открыли канал. У них там своя система. Как только канал открывается, мощнейший компьютер по огромному количеству личностных параметров автоматически выбирает первопроходца и отправляет навстречу неизвестности. Она парламентер. Работала там учительницей младших классов. Память у нее феноменальная. Говорит, даже среди своих выделялась.
Скрипник, который знал своеобразный юмор шефа, даже глазом не моргнул. Забирохин плеснул себе самогона и серьезно спросил:
– А документы у нее есть? Настоящие? А не та липа, которую она в ваш отдел кадров засунула? Что-нибудь типа "зарегистрирована по адресу: двойная планета Квард-Паркус, улица Звездолетов, дом 15, корпус 1, квартира 32". Есть такое?
– Нет. Мне кажется, ее к нам прислали вообще без всего.
– Как Терминатора? Голышом? – уточнил Марат.
– Возможно, – все так же серьезно отвечал Денис. – А возможно, просто переместили ее сознание в чье-то тело. Может быть, это не ее тело вовсе. Понимаешь, о чем я?
– Конечно, – ответил Марат. – Но учти, я работал опером и в криминальной милиции, и в экономической. Мне нужны доказательства. А так – ради бога, хоть с Марса, хоть с Квард-Паркуса. Главное, чтобы деньги фирмы не присваивала.
И добавил, чуть подумав:
– И работала нормально.
– Вот с этим вопрос… – ляпнул Скрипник.
– Не, Борис Аркадьевич, это на первый взгляд – вопрос, а копни глубже… Ведь что она вчера сделала? Первая в истории человечества умудрилась сдать заявление в самый коррупционный из всех отделов – без визы зампреда. За которую сколько платят?
– Полташку.
– Правильно. Полташку.
– Так, а чего она добилась-то? – Скрипник подцепил вилкой кусочек сыра. – Заявление приняли, но есть уверенность, что его отработают? Нет. Костик засветился с ней. Есть уверенность, что нас теперь пустят к зампреду? Нет. Будут в футбол играть. Пинать из кабинета в кабинет. Думаешь, клиенту это понравится?
– В России футбола нет, – ответил Дмитриевский. – Точнее – не так. Есть, только играть в него не умеют. Это не самое страшное, что может случиться.
Скрипник устало вздохнул:
– Футболисты не умеют. А чиновники – еще как. Ладно. Бог с тобой. Поеду…
– Удачи, Борис Аркадьевич, – напутствовал его Денис. – Постарайся отдохнуть.
А Забирохин молча протянул ему руку, одновременно отвечая на входящий звонок. Хороший динамик смартфона сделал слова его жены доступными для Дениса. Она кричала:
– Маратик, ты спустишься к машине или мне тебя из офиса вниз стаскивать?
– Иду, милая, – спокойно отвечал тот.
– Давай бегом!
– Я знаешь чего подумал? – спросил он, прощаясь с Денисом.
– Чего?
– У меня ведь тоже неделька свободная… Я документы-то по твоей инопланетянке серьезно проверю, если не возражаешь…
– Марат, ты вправе распоряжаться своим личным временем так, как считаешь нужным.
– Вот и славненько. Пока, Денис Александрович.
– Хорошего вечера.
Забирохин помчался вниз, и Дмитриевский тоже начал собираться. "Ну вот, опять капитан уходит с корабля последним", – прыгала мысль у него в голове. И тут кто-то очень ясно и по-военному четко в его голове произнес: "С подводной лодки, друг мой. Не с корабля". Дмитриевский тряхнул головой, отгоняя эту мысль, и вышел из кабинета.
А ближе к полуночи Аблокатов и Орлова вылезли из ночного клуба в ожидании такси. Желто-зеленая "Шкода" подъехала через пять минут, и ребята, загрузившись в нее, направились домой к Орловой. Ольга, положив голову на плечо Аблокатову, всхлипнула, опять подумав о "снежной женщине", пойманной в горах Абхазии, Костя же просто прикрыл глаза, вспоминая наиболее яркие эпизоды рабочей недели. Все мысли крутились вокруг вчерашнего приема документов.
Такси плавно ехало по проспекту Бакунина к Невскому, снаружи плыли огни вечернего Петербурга. Костя, увидев, как огни отражаются в заплаканных глазах Орловой, сказал с улыбкой:
– Ольга Сергеевна, хватит реветь. Давай лучше думать, как нам все-таки сбежать от Дмитриевского. Еще одна такая неделя – и будет тебе готовый пациент психоневрологического.
– А мне нормально вроде пошло… – промурлыкала в ответ Оля.
Аблокатов нахмурился и посмотрел в окно. Потом буркнул:
– Орлова, ты определись… То "давай убежим", "мы крутые", то "нормально"… У тебя цель в жизни вообще есть?
Оля серьезно посмотрела Костю. Ее рука плавно заскользила под его пиджаком. Шепнула:
– Замуж хочу выйти…
Аблокатов промолчал, глядя на ухмыляющееся лицо шофера в зеркало заднего вида.
Через двадцать минут они вылезли у дома Орловой и не спеша направились к парадной. Приближаясь к дому, они шагали все быстрее и быстрее.
Глава 3. Смешанные единоборства
1
Витя уезжал в субботу в полдень с Московского вокзала. Без пятнадцати минут двенадцать он дисциплинированно стоял в небольшой очереди из пассажиров на входе в вагон. Проводница, средних лет дама в темно-синем форменном пиджаке, неторопливо проверяла билеты. Витя немного поерзал от пронизывающего насквозь ветра, но это не произвело никакого впечатления на женщину. И только через пять минут он наконец, добравшись до ее тела, сунул проводнице золотистый прямоугольник билета.
– Четвертое купе, – сухо проговорила она, сверившись с небольшим портативным устройством. – Проходите.
И Витя проник в теплое помещение вагона. В купе уже сидели, ожидая отправки, два молодых парня.
– У нас нижние… – буркнул один из них, светловолосый и крепкий парень лет двадцати.
– Я понял, – пояснил Витя, закидывая рюкзак наверх.
Второй же паренек, тоже лет двадцати, абсолютно лысый и худой, как узник концлагеря, оглядел Витю и протянул ему руку, знакомясь.
– Рома, – сказал он, немного картавя.
– Витя, – ответил тот, пожав его ладонь.
– Коньяк будешь? – спросил Рома, невозмутимо глядя в глаза Виктору. – Мы сегодня по коньячку с Серым… Есть закусь?
– Ни хрена у меня нет, – иронично пробормотал Витя. – Отпускные выплатили, малюсенькие, так надо их как-то растянуть на две недели… Чтобы дуба не дать…
– А как ты двое суток ехать собираешься, мил человек? – удивился светловолосый.
– А мне везет обычно. То бабуля сердобольная в купе попадется, то мамаша…
Парни переглянулись. Затем Рома вытащил откуда-то снизу уже початую бутылочку и разлил в три пластиковых стаканчика, тихонько ворча при этом:
– Не наш случай… Хотя коньяк – не водка, можно и без закуси…
Ребята, сдвинув пластиковые стаканы, символически чокнулись и выпили за знакомство.
Взаимоотношения Вити и алкоголя складывались непросто и специфически. Он почти не пьянел в самом начале, и это создавало иллюзию, что выпить он может бесконечное количество разных по крепости напитков. Но в определенный момент, дойдя до некой черты, сознание просто покидало его. Тело Вити еще двигалось, рот говорил и продолжал пить, но управлял этим процессом уже вовсе не Витя. Наутро же все, что происходило после черты, не оставалось у него в памяти. Зная этот нюанс, Витя обычно старался не доводить ситуацию до предела, но тут чертик в голове пробормотал: "Поезд же, Витяй, что может случиться? Отдохни, расслабься…"
Рома налил еще по одной. Поезд плавно начал движение. Витя выпил коньяк и, улыбаясь, откинулся на полке, упершись спиной в стену. Спиртное разливалось по его телу теплом армянского солнышка.
– А ведь пока не выпьешь – и не знаешь, что надо выпить… – сказал он ребятам, продолжая улыбаться. Рома засмеялся и потянулся за бутылкой.
К своему Рубикону Витя подошел около трех ночи. Последнее, что отпечаталось в его сознании, – тарелка с картофелем фри, белая кружевная салфеточка, интеллигентно накрывающая грязный стол в вагоне-ресторане, и бутылка "Белой лошади", в которой что-то плещется на дне. Вынырнул из небытия только на следующий день, в воскресенье, около четырех часов. Сел, огляделся и ничего не понял. Вместо ожидаемого купе вокруг обнаружился зал ожидания какого-то небольшого вокзала.
Витя в панике зашарил по карманам. Пусто. Ни бумажника, ни телефона. И куртки тоже нет. Видимо, осталась в поезде. Темно-синие джинсы, черный пуловер, надетый на голое тело, да пара ботинок – вот и все, что было у Вити на шестнадцать часов замечательного октябрьского воскресного дня. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, не позволяя панике захлестнуть сознание.
* * *
А в это время Борис наконец вытащил свою художницу из берлоги, и они отправились в путь, уютно устроившись на широких сиденьях большого японского внедорожника Скрипника. Они распланировали спокойную дорогу: к ночи добраться до Петрозаводска и заночевать в отеле, где уже забронировали номер. А с утра двинуться дальше и к середине дня добраться до маленького карельского городка под названием Кемь. Там их ждал связной, чтобы организовать их переброску на Соловки. И все вроде бы шло именно так, как они и запланировали, до заселения в гостиницу, которая встретила гостей без электричества. Время шло к одиннадцати вечера – темень, и, зайдя в холл, они ожидали увидеть что угодно, но только не напряженное лицо девушки на ресепшене, красивое, в тусклом свете двух свечек в виде Деда Мороза и Снегурочки, которые остались, видимо, с прошлого Нового года.
Борис протянул ей предусмотрительно распечатанную бронь за оплаченный номер, а Лена, аккуратно составив планшеты на пол, прислонив их к стойке ресепшена, спросила:
– Давно у вас это затмение?
– Два часа, – ответила девушка, разглядывая бронь. – Обрыв на линии. Не только мы, еще жилой квартал. Тот, что за нами. К северу. Даже проверить не могу…
Она кивнула на черную дыру корейского монитора.
– Придется верить на слово. Сейчас подойдет Саня и проведет вас в номер. Все формальности оформим утром, ладно? Надеюсь, к утру-то починят…
Саша подошел минут через десять, запыхавшийся и сердитый.
– Что еще? – буркнул он в сторону девушки.
– Отведи гостей в триста третий.
Внимательно оглядел гостей и снова переместил взгляд честных и непосредственных карих глаз на коллегу:
– Он занят.
Теперь девушка с удивлением посмотрела на него:
– Кем это? У нас на третьем все свободно, кроме двух "экономов". Я и без компьютера помню.
– Занят, – продолжал настаивать Саша.
– Кем? – девушка еще раз пробежалась по копиям ваучеров, лежащих справа от бесполезной клавиатуры.
– Там Леха Комолов с Иркой своей. Давно у меня просились в люкс. Ну а пока неразбериха, то-се, я их и привел. Скоро освободят, наверное…
Девушка покраснела и, сжав зубы, яростно прошипела:
– Ты совсем …?
– Да что такое? – не понял Саша. – У них там новая ячейка общества складывается, а ты злишься…
Девушка сунула ему две свечки (Деда Мороза и оленя) и электронный ключ от двери:
– Веди в четыреста третий. Я с тобой потом разберусь. Когда свет дадут. А то при свечах могу промахнуться. Когда на кол буду сажать.
Ленка прыснула, а Борис Аркадьевич, пробурчав под нос: "Бардак", взял багаж и с серьезным видом пошел за Сашей в сторону черной лестницы.
Номер при свечах казался очень даже симпатичным, и Ленка, так же аккуратно пристроив свои художественные прибамбасы, кинулась изучать его, держа над головой горящего Деда Мороза. Скрипник же поставил свечку-оленя на журнальный столик рядом с бессмысленным торшером и полез в рюкзак за бутылкой вина.
– Прохладно здесь, Боря… – сказала Лена, ощупывая батарею. – Еле теплая. Готов согреть свою Фриду?
– Конечно, милая, – в первый раз за вечер улыбнулся Скрипник. – Винишко открою, если не возражаешь?
– Обеими руками за, – заявила Лена, подняв ладони, и села на большую двуспальную кровать, наблюдая за действиями Бориса. – И ногами тоже!
Она попыталась задрать ноги, но, немного не рассчитав центр тяжести, свалилась на кровать, прокричав что-то несуразное. Скрипник глянул на нее и отправился искать штопор.
Аварию устранили в три ночи. В их люксовом номере одновременно зажглись все светильники и заработали электрические приборы, за секунду превратив ночь в подобие светового шоу. Лена, проснувшись первой, растолкала Скрипника и полусонно проговорила:
– Борь, тут случилось чего-то…
Тот с видом идущего в забой шахтера слез с кровати и, последовательно передвигаясь по комнате, начал выключать свет и приборы. Лена, посмотрев на голого Скрипника, не преминула воспользоваться ситуацией, пропев с напускной иронией:
– А вы толстяк, Борис Аркадьевич…
– Не, – ответил тот, отключая бра. – Это не живот, а пресс… Кубики пресса. Смотри внимательней, ты же художник.
– Да. Картина маслом. Кубики внутри шара. Абсолютная абстракция.
– Как скажешь, милая, – ответил Борис, выключая последний из светящихся объектов. Он подошел к журнальному столику, на котором стояла бутылка "Нарзана", и, сделав пару глотков, вернулся в постель, поглядывая на Лену. Та лежала поверх скомканного одеяла, полностью обнаженная, и, улыбаясь, смотрела на его перемещения.
– Я сейчас проверю, что у тебя там с прессом, – заявил Скрипник и, забравшись на кровать, провел рукой по ее животику, спускаясь чуть ниже.
– Это не совсем пресс, – промурлыкала Лена.
Борис Аркадьевич ничего не ответил, увлеченный процессом.