- Еще бы! Они там весьма щепетильны по части морали. В этот раз я впервые в жизни чуть было не ввязался в настоящую войну, Шо. Мы не могли уговорить туземцев. Мы не могли даже подкупить их, хотя француз предлагал лучшее, что у него было, а я готов был отдать ему все, до последнего доллара, до последнего лоскута ситца, Шо! Но они не хотели ничего и слышать. Дьявольски респектабельный народ! Француз тогда мне говорит: "Слушайте, дружище, если они не хотят взять от нас порох в подарок, давайте сожжем его и угостим их свинцом". Я был тогда вооружен так же, как сейчас: шесть восьмифунтовых пушек на верхней палубе и длинная восемнадцатифунтовая на баке. Мне хотелось попробовать их, честное слово. Но у француза было только несколько старых мушкетов, да и, кроме того, эти дьяволы водили нас за нос всякими вежливыми словами, пока в одно прекрасное утро посланная французом шлюпка не наткнулась на труп девушки, на самом берегу бухты. Это положило конец нашим планам. Во всяком случае, девушка уже кончила счеты с жизнью, а из-за мертвой женщины никакой разумный человек драться ведь не будет. Я не мстителен по натуре, Шо, да и цветок-то она бросила не мне. Но француза это сокрушило совершенно. Он впал в меланхолию, бросил дела и вскоре отплыл. Я помню, эта поездка дала мне немало деньжат.
Этими словами Лингард закончил свои воспоминания об этом рейсе.
Шо подавил зевок.
- Из-за женщин бывает масса неприятностей, - сказал он равнодушно. - Я помню, у нас на "Морэшайре" был один пассажир, старый джентльмен, который рассказывал нам историю о том, как древние греки десять лет воевали из-за какой-то женщины. Ее похитили турки, а может бьггь, кто-нибудь другой. Во всяком случае, они воевали в Турции. Я этому охотно верю, потому что турки и греки вечно дерутся. Мой отец был помощником боцмана на трехпалубном корабле в Наваринской битве, - а это было, когда мы помогали грекам. Но эта история с женщиной произошла задолго до того.
- Наверное, давно, - пробормотал Лингард, свесившись через поручень и наблюдая плавучие искры, мелькавшие глубоко в воде у киля брига.
- Да, времена изменились. Тогда люди были непросвещенные. Мой дед был проповедником, и, хотя мой отец служил во флоте, я тоже недолюбливаю войны. Война - грех, говаривал, бывало, старый джентльмен. Я тоже думаю, что грех. Другое дело - воевать с китайцами, неграми и вообще с людьми, которых надо держать в ежовых рукавицах и которые не слушают никаких резонов, не хотят понять своей собственной пользы, когда им это объясняют люди знающие - миссионеры и тому подобные ав-то-ритеты. Но воевать десять лет! И из-за какой-то гам женщины!
- Я читал об этом в книге, - произнес Лингард, свесившись за борт, и его речь словно тихо опускалась на море. - Я читал об этом. Женщина была очень красива.
- Тем хуже, сэр, тем хуже. Можно поручиться, что она ничего не стоила. Но, слава богу, эти языческие времена уже не вернутся. Десять лет убийств и всяческих безобразий! И все из - за женщины! Разве теперь кто-нибудь так поступил бы? Разве вы так поступили бы, сэр? Разве вы…
Резкий звук колокола прервал рассуждения Шо. Где-то высоко застонал сухой блок, и звук этот, короткий и жалобный, прозвучал криком боли.
Он глубоко пронзил ночную тишину и словно разрушил ее обаяние, сковывавшее голоса собеседников. Теперь они заговорили громко.
- Прикройте компас, - распорядился Лингард деловым тоном. - А то он светит, как полный месяц. Когда мы стоим ночью близко от берега, да еще при полном штиле, мы должны держать как можно меньше огней. Если сам не можешь видеть, так надо, чтобы и тебя не видели. Не так ли? Запомните это, мистер Шо. Может быть, тут шныряют какие-нибудь бродяги…
- Я думал, все это уже давным-давно кончилось, - сказал Шо, возясь у компаса, - Ведь сэр Томас Кокрэн со своей эскадрой несколько лет тому назад очистил все побережье Борнео. Он ведь не мало-таки подрался, а? Мы слышали об этом от экипажа "Дианы", которая чинилась в Калькутте в то время, как я был там на "Варвик Касле". Эскадра Кокрэна даже взяла какую-то столицу вверх по реке, неподалеку от этих мест. Матросы только об этом и говорили.
- Сэр Томас сделал хорошее дело, - сказал Лингард, - но пройдет еще немало времени, прежде чем эти моря будут так же безопасны, как Па-де-Кале в мирное время. Я сказал насчет света главным образом для того, чтобы обратить ваше внимание на те мелочи, за которыми здесь нужно внимательно следить Вы заметили, как мало туземных судов мы видели до сих пор в этих местах?
- По правде, сэр, я не придал значения этому обстоятельству.
- Это значит, что что-то готовится. Стоит только донестись сюда какому-нибудь слуху, и он переносится с острова на ост ров, сам собой.
- Я всю жизнь провел на океане, в рейсах между портами, - медленно проговорил Шо, - а потому не могу претендовать на знание особенностей этих малоизвестных мест. Но, вообще, я умею смотреть в оба и заметил, что последние дни судов было мало. А между тем мы все время держались в виду берега.
- Вы узнаете эти особенности, как вы их называете, если проплаваете со мной подольше, - небрежно заметил Лингард.
- Надеюсь, вы будете мной довольны, сколько бы времени я с вами ни пробыл, - сказал Шо, подчеркивая значительность своих слов особой отчетливостью произношения. - Человек, проведший тридцать два года своей жизни на воде, не может сказать большего. Если, прослужив пятнадцать лет офицером на английских судах, я и не понимаю обычаев этих диких язычников, то во всем, что касается плавания и исполнения моих обязанностей, вы всегда найдете меня начеку, капитан Лингард.
- Кроме разве тех случаев, когда придется драться, судя по тому, что вы только что сказали, - проговорил Лингард с коротким смехом.
- Драться! Я не думаю, чтобы кто-нибудь захотел со мной драться. Я - мирный человек, капитан Лингард, но если дело дойдет до серьезного, то я смогу драться не хуже этих тупоносых ребят, которыми мы должны пробавляться вместо настоящих христианских матросов. Драться! - продолжал он с неожиданной воинственностью. - Если кто-нибудь вздумает со мной драться, он найдет меня начеку, даю вам слово.
- Хорошо, хорошо! - сказал Лингард, вытягивая руки над головой и поводя плечами. - Черт возьми! Мне бы очень хотелось, чтобы поднялся ветер и унес нас отсюда. Я несколько тороплюсь, Шо!
- Еще бы, сэр! Я еще ни разу не встречал настоящего моряка, который бы не торопился, когда проклятый штиль держит его за пятки. Когда подует ветер… Прислушайтесь, сэр, что это?
- Я слышу… - отвечал Лингард. - Это волна, Шо!
- Мне тоже так думается. Но что за странный у нее звук. Я редко слышал такой…
Далеко в море появилась полоса кипящей пены, похожая на узкую белую ленту, которую как будто быстро тянули по ровной поверхности моря за оба ее конца, терявшиеся во тьме. Полоса достигла брига, пронеслась под ним, растянувшись по обе стороны; и по обе стороны вода зашумела и забилась маленькими волнами, точно охваченная неистовым волнением. Однако, несмотря на этот внезапный и шумный набег, судно оставалось столь же недвижимым, как если бы оно стояло в надежном доке между двумя каменными стенами. Через несколько мгновений пиния пены и зыби быстро пронеслась к северу, исчезла из вида и перестала быть слышной, не оставив на водной глади никакого следа.
- Это очень занятно… - начал было Шо.
Лингард подал знак молчания.
Он, казалось, прислушивался, словно шум волны мог откликнуться эхом, которого он ждал. И раздавшийся впереди мужской голос звучал безлично, как голоса, отраженные от твердых и высоких скал на пустынном морском просторе. Этот голос заговорил по-малайски, тихо.
- В чем дело? - окликнул Шо.
Лингард, останавливая своего помощника, положил ему руку на плечо и быстро двинулся вперед. Шо, ничего не понимая, пошел вслед за ним. Быстро произносимые и непонятные фразы, которыми перебрасывались в призрачной тьме палубы капитан и сторожевой матрос, заставляли его чувствовать себя посторонним и лишним здесь.
Лингард резко спросил:
- Что ты видишь?
- Я слышу, туан, - последовал быстрый ответ. - Я слышу весла.
- Где?
- Кругом ночь. Но слышно, что близко.
- Слева или справа?
На этот раз ответ замедлился. На шканцах, под кормой, зашуршали босые ноги. Кто-то кашлянул. Наконец, голос неуверенно сказал:
- Канан.
- Позовите серанга, мистер Шо, - спокойно сказал Лингард, - и велите разбудить матросов. Они все лежат на палубе. Теперь не зевайте. К нам кто-то едет. Неприятно, когда вас застигают врасплох, - прибавил он раздосадованным тоном.
Он перешел к правому борту и стал прислушиваться, держась за бакштаг и повернув ухо к морю; но ничего не было слышно.
Шканцы наполнились тихими шумами. Вдруг прозвучал долгий и резкий свисток, отдался громким эхом среди плоских поверхностей неподвижных парусов и постепенно замер, как бы вырвавшись на свободу и убежав в море. Хаджи Васуб был на палубе, готовый выполнять приказания белого человека. Бриг снова погрузился в молчание. Шо спокойно сказал:
- Я пойду на нос, сэр, вместе с тиндалем. Мы будем все на местах.
- Хорошо, мистер Шо. Смотрите, как бы они не прицепились к борту. Впрочем, ничего еще не слышно. Ни звука. Вряд ли что-нибудь серьезное.
- Малайцу, должно быть, пригрезилось. У меня тоже хороший слух, но… - Шо прошел вперед, и конец его фразы донесся как неясное ворчание.
Лингард внимательно слушал. На корме появились один за другим трое матросов и занялись чем-то у большого ящика, стоящего у входа в капитанскую каюту. Слышались стук и бряцание складываемого на палубу стального оружия, но люди да же не перешептывались.
Лингард пристально вглядывался в темноту и покачал голо вой.
- Серанг! - окликнул он негромко.
Поджарый старик взбежал по лестнице так легко, что его костлявые ноги, казалось, не касались ступенек. Он остановился перед капитаном, заложив руки за спину, - неясный в темноте, но прямой как стрела.
- Кто стоял на вахте? - спросил Лингард.
- Бадрун, - отрезал Васуб своим отрывистым голосом.
- Я ничего не слышу. Бадруну, должно бьггь, показалось.
- Ночь скрывает лодку.
- Ты сам видел лодку?
- Да, туан. Маленькая лодка. Видел еще до заката. Недалеко от земли. Теперь едет сюда, уже близко. Бадрун слышал ее.
- Почему же ты об этом не доложил? - резко спросил Лингард.
- Малим сказал: "Ничего нет", а я видел. Как мог я знать, что у него было на уме или у тебя, туан?
- А теперь ты слышишь что-нибудь?
- Нет, теперь они остановились. Может быть, потеряли из виду корабль - кто знает? Может быть, боятся.
- Гм, - пробормотал Лингард, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, - Ты, должно быть, лжешь. А что это за лодка?
- Лодка белых людей. По-моему, с четырьмя гребцами. Маленькая. Туан, я слышу ее сейчас. Вон там.
Он вытянул руку, указывая в сторону борта. Затем рука его медленно упала.
- Едут сюда, - прибавил он с уверенностью.
С носа послышался встревоженный голос Шо:
- Что-то плывет, сэр. Прямо перед нами.
- Хорошо, - крикнул ему Лингард.
Он увидел кусок еще более черной тьмы. Из него понеслись над водой английские слова - внятные, произносимые с расстановкой; каждое из них, казалось, с трудом пробивало себе путь сквозь глубокую тишину.
- Какой это корабль?
- Английский бриг, - отвечал Лингард после некоторого колебания.
- Бриг! Я думал, кое-что побольше, - продолжал голос спокойным и несколько разочарованным тоном. - Я подъеду к борту, если вы позволите.
- Нет, не подъезжайте, - резко бросил Лингард. Протяжный и спокойный голос невидимого собеседника казался ему оскорбительным и вызывал враждебное чувство. - Не подъезжайте, если вы дорожите своей лодкой. Откуда вы? Кто вы? Сколько нас в этой лодке?
После этих настойчивых вопросов на минуту наступило молчание. Тем временем очертания лодки стали несколько более отчетливыми. Она, вероятно, немного продвинулась вперед, ибо теперь она казалась больше и виднелась как раз против того места, где стоял Лингард. Потом опять раздался спокойный голос:
- Я вам все это покажу.
После короткой паузы голос произнес, менее громко, но совершенно ясно:
- Чиркни спичкой о борт. Чиркни сильнее, Джон!
Сверкнул синий огонек, освещая мертвенным светом небольшой кусок окружающей тьмы. В дымном, вспыхивающем пламени очертилась белая четырехвесельная шлюпка с пятью людьми. Их лица, в этом ярком и зловещем свете как бы покрытые мертвенным налетом и похожие на лица трупов, были повернуты к бригу и выражали большое любопытство. Затем рулевой бросил в воду огонь, который он держал над головой, и тьма, снова кинувшаяся на шлюпку, с сердитым шипением поглотила его.
- Нас пятеро, - сказал спокойный голос из тьмы, которая казалась теперь еще чернее, - Четыре матроса и я. Мы с яхты - с британской яхты…
- Взойдите на борт! - закричал Лингард, - Что вы это сразу не сказали? Я думал было, что вы - переодетые голландцы с какой-нибудь разведочной канонерки.
- Разве я говорю, как чертов голландец? Приналягте на весла, ребята. Правь к борту, Джон!
Шлюпка подъехала, тихо ударилась о бриг, и какой-то человек, тяжелый, но ловкий, стал взбираться на борт. На поручне он на минуту остановился и крикнул в лодку:
- Отпихнитесь немного, ребята!
Затем он тяжело спрыгнул на палубу и сказал подошедшему Шо:
- Добрый вечер! Вы капитан, сэр?
- Нет. Капитан на корме, - проворчал Шо.
- Идите сюда! Сюда, - крикнул нетерпеливо Лингард.
Малайцы оставили свои посты и молчаливой группой столпились около грот-мачты. Пока незнакомец шел к ожидавшему его капитану, на палубе брига не раздалось ни одного слова. К Лингарду подошел приземистый подвижный человек, притронулся к шляпе и спокойным, тягучим тоном повторил свое приветствие.
- Добрый вечер! Вы капитан, сэр?
- Да, я хозяин брига. В чем дело? Вы отбились от своего корабля? Или что?
- Нет, не отбились. Мы оставили его четыре дня тому назад и все время шли на этой шлюпке на веслах. Люди мои выбились из сил, вода вся вышла. К счастью, мы заметили вас.
- Заметили меня? - воскликнул Лингард. - Когда? В какое время?
- Уж, конечно, не ночью. Мы путались южнее между каких - то островов, гребли, надрываясь, то одним проливом, то другим, стараясь выбраться. Огибая какой-то островок, - совсем голый, похожий на сахарную голову, - я увидел вдали судно. Я наспех определил его положение, и мы приналегли как следует, но нас, должно быть, задерживало какое-то течение, и мы не скоро миновали островок. Пришлось править по звездам, и, клянусь лордом Гарри, я уж начал думать, что упустил вас, - потому что судно, которое я видел, было, очевидно, ваш бриг.
- Да, наверное. Мы весь день ничего не видели, - подтвердил Лингард. - А где же ваш корабль? - спросил он нетерпеливо.
- Застрял на илистой отмели милях в шестидесяти отсюда. Наша шлюпка уже вторая, которую посылают за помощью. С первой мы распростились во вторник. Сегодня она, должно быть, прошла к северу от вас. На ней старший офицер, которому приказано идти в Сингапур. Я младший; меня послали к проливам в надежде, что я, может быть, встречусь с каким-нибудь кораблем. У меня есть письмо от владельца яхты. Нашим господам надоело сидеть на мели, и они хотят помощи.
- На какую же помощь вы здесь рассчитываете?
- Об этом скажет письмо. Нельзя ли, капитан, попросить у вас воды для моих ребят? Я тоже был бы вам благодарен, если бы вы мне дали чего-нибудь выпить. С полудня мы не выпили ни глотка. Наш бочонок почему-то дал течь.
- Позаботьтесь об этом, мистер Шо, - сказал Лингард. - Пожалуйте в каюту, мистер…
- Меня зовут Картером.
- Пожалуйте вниз, мистер Картер, - продолжал Лингард, спускаясь по лестнице.
Слуга зажег висячую лампу и поставил на стол графин и бутылки. Салон, весь выкрашенный в белую краску и с позолоченными карнизами вдоль панелей, имел уютный и веселый вид. Против занавешенных задних окон стоял шкафчик с мраморной крышкой, над которой висело зеркало в позолоченной раме. На полукруглом диване, в глубине, лежали подушки из малинового плюша. Стол был накрыт черной, ярко расшитой индийской скатертью. К бимсам были подвешены мушкеты, дула которых поблескивали при свете. Мушкетов было двадцать четыре. Столько же штыков устарелого образца обрамляли двойным поясом меди и стали полированную тиковую обшивку рулевого отделения. Все двери каюты были сняты с петель, и на их месте висели только занавеси. Они были, по-видимому, из желтого китайского шелка и зашевелились все разом, когда Лингард и его гость вошли.
Картер одним взглядом подметил все эти подробности, но больше всего его заинтересовал круглый щит, висевший посредине между штыками. На его красном поле был изображен в виде позолоченного рельефа сноп молний, врезывающихся между двух заглавных букв "Т. Л.". Лингард с любопытством оглядел своего гостя. Это был молодой человек, казавшийся еще моложе своих лет, с гладким, загорелым детским лицом, искрящимися голубыми глазами, светлыми волосами и небольшими усиками. Лингард заметил его внимательный взгляд, устремленный на щит.
- Ах, вас занимает эта штука… Это подарок строителя моего брига. Лучший из судостроителей. Это имя корабля с моими инициалами. Молния - понимаете? Корабль называется "Молния", а меня зовут Лингард.
- Красивая вещь. Очень украшает каюту, - вежливо пробормотал Картер.
Они выпили, кивнув головой друг другу, и уселись.
- Теперь попрошу письмо, - сказал Лингард.
Картер передал послание через стол и стал смотреть кругом, а Лингард вынул письмо из незаклеенного конверта, адресованного командиру любого английского судна в Яванском море. Бумага была плотная, с вытисненным заголовком: "Яхта "Отшельник"". Судя по дате, письмо было написано четыре дня назад. Оно извещало, что в туманную ночь яхта застряла на отмели у берегов Борнео. Берега кругом были низменные. По мнению капитана, ее занесло туда во время прилива весенними течениями. Судя по всему, берег был совершенно пустынный. В течение четырех дней со времени катастрофы они видели издали только два туземных судна, которые не приближались. В заключение владелец яхты обращался с просьбой к капитану всякого отправляющегося в обратный путь судна дать знать о положении яхты в Анжер при проходе через Зондский пролив или сообщить об этом первому встречному английскому или голландскому военному судну. Письмо заканчивалось обычными благодарностями и обещаниями возместить все связанные с этим расходы.
Лингард медленно сложил письмо и сказал:
- Я не иду в Анжер и вообще не буду в тех местах.
- Любой порт подойдет, - сказал Картер.
- Но не тот, куда я иду, - отвечал Лингард, опять развертывая письмо и беспокойно глядя на него. - Да и, кроме того, он не очень подробно описывает побережье, и широта обозначена не точно, - продолжал он. - Я неясно представляю себе, где именно вы сели на мель, а между тем я знаю каждый вершок земли в этих местах.
Картер откашлялся и своим медленным и тягучим тоном начал говорить.
Он скупо передавал факты и в кратких словах описывал приметы побережья, но каждое слово свидетельствовало о точности его наблюдений и указывало на ясное зрение истого моряка, способного быстро схватывать основные черты незнакомой земли и незнакомого моря.