Глава 18
– Все, ребята, игры кончились! – сказал я, когда мы сели в машину. – Теперь наша главная задача – уйти отсюда живыми и по возможности невредимыми!
– А нашего археолога искать не будем? – спросила Маша.
– На хрен археолога! – откликнулся Горыныч. – Здоровье дороже!
– Разбиваемся по секторам наблюдения, – скомандовал Мишка с заднего сиденья, – Гарик с девятого по двенадцатый, Серега с двенадцатого по третий, Маша с шестого по девятый, а мне остаются с третьего по шестой. Смотреть в оба!
Дорога за сутки успела немного подсохнуть, поэтому ехали мы гораздо быстрее. Три раза нас останавливали заградительные отряды, но после проверки документов немедленно отпускали. Время близилось к полудню, до шоссе оставалось всего два-три километра, и мы уже предвкушали, что к вечеру будем дома. Но обстоятельства, как обычно, оказались сильнее.
Впереди, справа показалась небольшая вереница плоских серых коробочек. Я немедленно достал из бардачка бинокль – так и есть, немецкие танки. Мы двигались к шоссе почти перпендикулярно, с северо-запада, а танки шли параллельно магистрали с запада. Значит фронт уже прорван.
– Повернем или попытаемся проскочить? – спросил Горыныч, вцепившись в руль. Расстояние до противника – три километра – еще позволяло рассматривать варианты.
– Давай вперед! – скомандовал Мишка. – На шоссе оторвемся!
Горыныч притопил педаль акселератора. Теперь мы мчались почти наперерез танковой колонне. Нам главное, – выскочить на твердое покрытие магистрали, а там наша скорость легко позволит уйти в отрыв. При некоторой доле удачи такой трюк действительно может прокатить.
Наш маневр не остался незамеченным, и по нам замолотили несколько пушек. Но стреляли в движении, не прицельно, и до нас только изредка долетали осколки. Пересекая траекторию движения колонны, мы увидели, что параллельно танкам движутся мотоциклисты. Обстрел из пушек прекратился, и трое или четверо "байкеров" немедленно бросились в погоню, видимо, желая взять нас в плен. "Росинант" все-таки выскочил на шоссе, Горыныч "положил" педальку газа, и наш броневичок ракетой устремился вперед. Видя, что добыча уходит, мотоциклисты открыли огонь из установленных на колясках пулеметов. Пули градом забарабанили по кузову. Загудел компрессор, нагнетая воздух в пробитые баллоны.
– Этак они нам всю краску на бортах испортят, Гарик, возьми левее, – проворчал Мишка, доставая "АКСУ". Приспустив бронестекло на несколько сантиметров, Бэдмен просунул в образовавшуюся щель автомат и принялся расстреливать мотоциклистов. Ему удалось поразить троих, остальные, увидев, что с виду легкая добыча кусается, развернулись назад. Мы позволили себе немного расслабиться и совершенно напрасно!
Раздался сильный грохот, "Росси" встал на дыбы и, проскочив на задних колесах два десятка метров, рухнул в кювет. Я хорошенько приложился головой о лобовое стекло и потерял сознание. Очнулся через несколько минут, от холода. Я лежал в трех метрах от искореженного капота нашей машины. Рядом, брызгая мне на лицо водой из фляжки, сидела Мария. Под глазом у девушки начинал наливаться цветом громадный синяк.
– Фу, Сережка, ну и напугал ты меня, как ты себя чувствуешь? – спросила Маша.
– Да вроде в порядке, только башка гудит, наверное, контузия, – ответил я, пытаясь приподняться. – Ты-то как?
– Нам с Мишкой повезло. Он вообще не пострадал, а я всего лишь о затылок Игоря лицом приложилась, – Маша помогла мне сесть, и я осмотрелся.
Мишка, матерясь, пытался вытащить застрявшего между рулем и сиденьем бесчувственного Горыныча. Я с трудом встал и, ковыляя на ватных ногах, стал помогать другу. Совместными усилиями нам удалось вынести Гарика из машины и положить на землю. Беглый осмотр показал, что внешних повреждений на теле нет. Мария попыталась привести Игоря в сознание, побрызгав на лицо водой, а мы с Мишкой осмотрели павшего "Росинанта". Зрелище было плачевным. Бампер и передняя подвеска отсутствовали начисто, вырванные взрывом мины. Двигатель, КПП и раздатку сорвало с опор и смяло, как пластилин. Судя по характеру полученных повреждений, мы налетели на противотанковый фугас. Оставалось только удивляться, как нам удалось уцелеть. Наше счастье, что основная энергия взрыва пришлась на передний мост, а остальная была отведена рамой. Салону почти ничего не досталось. Все-таки покойный броневик был удивительно крепок и, даже погибая, сумел выполнить свою основную задачу – спасти нас.
– Валить надо отсюда, и как можно быстрее, – сказал я, с трудом шевеля губами, – через пять минут здесь будут немцы. Миха, собирай барахло.
Бэдмен, с трудом открыв слегка заклинившую крышку багажника, стал вываливать на землю оружие, боеприпасы и продукты. Горыныч наконец-то пришел в себя и порадовал нас сообщением о том, что почти цел и может двигаться.
– Эх, какая тачка пропала, – с досадой сказал Мишка, навьючивая на себя два рюкзака и три автомата. – Серега, ты бы взял несколько "лимонок" да заминировал бы здесь все, чтобы врагу не досталось.
Ребята, увешанные оружием и снаряжением, побрели к находящемуся метрах в пятистах лесу. Я поставил несколько растяжек вокруг бедного "Росинанта" и заложил десяток гранат внутрь. Конечно, корпус из титанового сплава достанется немцам, но вся хитрая начинка превратится в труху. Подхватив оставленный мне "АКМ" и рюкзак, я бегом бросился догонять друзей. Минут через десять за спиной рвануло. Оглянувшись, я увидел около пылающего "Росси" десяток разбросанных мотоциклов.
Ребят я догнал только на опушке. Нас никто не преследовал, поэтому мы часок отдохнули, наблюдая, как по обеим сторонам от шоссе сплошным потоком едут танки, бронетранспортеры и грузовики. Проверили свои запасы. У нас осталось три автомата "АКМ" с тремястами патронами на ствол, пятнадцать гранат "Ф-1", десять гранат "РГД-5", три пистолета Стечкина, около двух сотен 9-мм патронов россыпью, нетбук с заложенными в нем картами местности, большая аптечка, бинокль, двадцать две банки консервов, две литровых фляги воды, бутылка коньяку, миниатюрный газовый примус с запасным картриджем и одна двухместная палатка. Неплохой набор, могло быть хуже. А главное, что все живы и почти здоровы.
Удивительно, но последствия контузии у меня и Гарика прошли очень быстро. Да и Машин синяк рассосался, даже не успев посинеть. На удивленный вопрос девушки, как такое могло получиться, я ответил, что мы не принадлежим этой реальности, и метаболизм наших тел ведет себя по-другому. Я напомнил всем о проведенном несколько личных месяцев назад эксперименте, во время которого мы выяснили, что попавшая из "базовой" в прошлое органика не подвергается каким-либо изменениям, пока не входит во взаимодействие друг с другом, как, например, еда и желудок.
– То есть, если получим пулю в грудь, рана тут же зарастет, а пуля выскочит назад? Было бы круто! – уточнил практичный Горыныч и сразу развил тему: – А от выстрела в голову мы умрем?
– Давай сейчас не будем ставить эксперименты, вряд ли мы стали неуязвимыми, как универсальные солдаты, – ответил я, – пора идти, путь предстоит неблизкий.
До свернутого "окна" оставалось всего пятнадцать километров, но идти предстояло по занятой противником территории. Распределив поровну оружие, боеприпасы, продукты и снаряжение (Маше досталась аптечка, компьютер и пистолет), мы тронулись в дорогу.
В другое время, при других обстоятельствах, в другой одежде и обуви, без тяжелого груза стреляющих железок прогулка по лесу наверняка доставила бы нам массу удовольствия. Мы топали по яркому ковру опавших листьев и прислушивались к доносящимся со всех сторон звукам канонады. Ближе к вечеру ружейно-пулеметная стрельба, к которой скоро примешались хлопки танковых пушек, послышалась впереди. Где-то там должны были сойтись клинья вражеских прорывов. Но случилось это на два дня раньше. Буквально через километр мы вышли на цепь свежеотрытых немецких окопов. Нас заметили и обстреляли. И хотя до цели оставалось всего ничего – каких-то три-четыре километра, пришлось поворачивать и уходить назад, в лес. Стало понятно, что сегодня нам домой не выбраться.
– Пока светло, надо пройтись, осмотреться. Не может тут у немцев быть сплошной обороны. Здесь сейчас по всем канонам должен быть "слоеный пирог", – сказал я на коротком привале. Все согласились, и до темноты мы шарились по окрестностям, ища лазейку. Вышли к какой-то деревушке. Сверились с картой – село Городищево. Очень мило – свернутое "окно" располагалось как раз рядом.
– Хоть это радует, – устало сказал Мишка, – что с пути не сбились. Судя по всему, наше "окошко" находится с другой стороны этого холма.
Холм, на который показывал Бэдмен, занимала танковая рота немцев. Местность вокруг была открытая, и только в месте развертывания "окна" и в наше время, и сейчас стоял густой хвойный лесок.
– Эх, жалко, гранатомета нет! А то бы мы их… – мечтательно сказал Горыныч. – Может, ночью подползем и гранатами?
– Уймись, камикадзе, – посоветовал я другу, – шум лучше не поднимать. Как стемнеет, обойдем холм и смоемся отсюда! Пойдем пока, заглянем в село, а то у нас вода кончилась, не сидеть же с горящими трубами!
Мы двинулись в село, но на околице были окликнуты часовым. Встретивший нас красноармеец объяснил, что в деревне находится около полутора сотен человек из разных частей, отошедших сюда после дневного боя, есть несколько командиров, а на небольшом холмике, с другой стороны поселка, в здании церкви располагается медсанбат, и там еще около сотни человек. Наполнив фляги водой из колодца, мы, после недолгого обсуждения, решили сходить в церквушку, проверить, не там ли находится нужный нам Илья Ясулович.
Глава 19
Майор Петр Журавлев был кадровым военным с большим боевым опытом. Еще лейтенантом он участвовал в боях против японцев на Халкин-Голе. Во время Финской войны командовал батальоном. Потом учился в академии Генерального штаба. А эту войну начал, командуя пехотным полком в корпусе Рокоссовского. За бои под Корсунью был награжден орденом Красной Звезды. Потом окружение, ранение… На полк после лечения он уже не попал. Поставили командовать батальоном штрафников.
После сражения под Смоленском в батальоне уцелело от силы сотня человек. Люди сами перли на рожон, забыв об инстинкте самосохранения. Краткий отдых, небольшое пополнение – человек тридцать и новое задание. На этот раз приказ обязывал встать в оборону. Это давало немного больший шанс на выживание, чем в бессмысленных контратаках, в которые начальство постоянно кидало его людей.
Но прибыв на место дислокации, Журавлев, оглядев позиции, быстро сообразил, что именно на него придется острие вражеского удара. Опыт его не обманул. Батальон понес значительные потери еще во время артподготовки. А от стрелкового полка, оборону которого усиливали штрафники, вообще остались только рожки да ножки. На месте батареи сорокапяток зияли воронки, там никто не уцелел. Увидев, что через брод ползет не менее танкового батальона противника, поддержанного пехотой, Журавлев понял, что этой атаки ему и его подразделению не пережить, и приготовился подороже продать свою жизнь. Немецкие танки практически без потерь достигли переднего края и начали утюжить окопы. Тут и вступили в дело штрафники. Бывшие командиры один за другим кидались под танки с бутылками бензина. Пулеметы немцев косили их в упор, но нескольким бойцам все-таки удалось прорваться. Четыре танка загорелись, но было слишком поздно – от обороны на этом участке уже ничего не осталось. Сам Журавлев поймал пулю в плечо, сумел остаться на ногах и отвел уцелевших людей на последнюю линию окопов.
И тут началось странное. Немцы, решив обеспечить свой фланг, атаковали соседнюю высоту. Внезапно с высотки полетели реактивные снаряды, от которых танки вспыхивали, как спички. К этому добавился огонь одиночного пулемета, буквально выкашивающий немецкую пехоту. В течение нескольких минут с атакующей волной было покончено. Остатки откатились к реке. Через час немцы поперли снова, но опять были отброшены с большими потерями. Спустя еще какое-то время, налетели самолеты, и опять случилось чудо. Два пикировщика были сбиты ружейным огнем. Журавлев просто онемел от удивления.
Советское командование прислало свежий батальон, чтобы заткнуть образовавшуюся брешь, и майора вместе с остальными ранеными стали готовить к отправке в тыл. На сортировочном пункте Журавлев нашел бойца из соседнего батальона, защищавшего загадочную высотку. На прямой вопрос, что же произошло, раненый, пожилой мастер с литейно-механического завода, ответил:
– Дык, когда фриц вас раскатал и полез на нас, мы подумали, что нам кранты. А тут эти газетчики, ну, которые все утро по окопам лазили, из какого-то дрына сожгли все танки. А ихний фотограф присел за пулемет да как начал немчуру косить. Так и отбились!
– А самолеты, самолеты-то как сбили? – продолжал расспросы майор.
– Так ихний главный, ну, этот, старший политрук, из карабина всех посбивал! Мы прямо ох…ли!
От такого ответа Журавлев тоже слегка обалдел. Он, конечно, сразу вспомнил утреннюю встречу на рокадной дороге и старшего политрука, угостившего папиросой. Уже тогда майор обратил внимание, что, несмотря на утрированно штатское приветствие и интеллигентную речь, характерные мозоли на руках политрука выдавали в нем человека, умеющего обращаться с оружием. А уж глаза этого корреспондента совершенно точно были глазами, привыкшими смотреть через прорезь прицела.
Только поздней ночью ослабевший от потери крови Журавлев наконец попал в медсанбат, расположившийся в пустующем здании церквушки. К утру плохо обработанная рана начала гноиться. Хирург очистил рану, но это не помогло, начиналось заражение. Временами майор впадал в полубредовое состояние. Поэтому появление у своей койки корреспондентов Петр воспринял спокойно. Так, словно они были обязаны здесь появиться.
– Здравствуй, политрук! Сколько еще удалось сбить самолетов? – поприветствовал майор гостей.
– Кажется, у него бред! – тихо сказала какая-то молодая женщина. – Что с ним?
– Начинается заражение, – объяснила подошедшая медсестра.
– Ну, так сделайте что-нибудь, кольните ему антибиотики, – продолжила незнакомая девушка. Политрук взял свою спутницу под локоток и что-то тихо сказал. Обостренный горячкой слух Журавлева уловил: "Пенициллин здесь появится только через год!"
– И что? – с вызовом переспросила девушка. – Давай бросим его, пускай умирает?! У нас же есть в аптечке антибиотики!
Политрук обреченно махнул рукой, отвел в сторону медсестру и начал втолковывать ей, достав из плоской сумки упаковку ампул. Сестра сначала противилась, но потом тоже махнула рукой и, взяв лекарство, начала готовить инъекции. Корреспондент повернулся к Журавлеву:
– Сейчас полегчает, майор! Полежи пока, мы тебя еще проведаем, а пока сходим, нужного нам человечка найдем.
Таинственные посетители ушли. Журавлеву сделали укол, и действительно буквально через полчаса голова начала проясняться. Вернувшись в реальность, Петр осознал, насколько странно вели себя его гости. Но сомневаться в их доброжелательности не приходилось. Минут через пятнадцать майор даже нашел в себе силы и сел. Появился политрук с одним из своих друзей.
– Извини, майор, что задержались. Девушка наша насмотрелась на этот кошмар, – корреспондент окинул взглядом заваленный окровавленными человеческими телами храм, – и сомлела, пришлось на свежий воздух выводить. А ты, майор, я смотрю, уже огурцом! Надо же, как быстро!
– Я читал, что пенициллин поначалу так и действовал, практически мгновенно, – сказал парень, одетый в шоферскую куртку, – это теперь надо слоновьи дозы вводить. Ладно, Серега, оклемался твой майор, пойдем наружу, там подумаем, что дальше делать. Если тот раненый действительно Ясулович, то как мы его потащим, он же нетранспортабельный? А дожидаться, пока он придет в сознание, стремно – в любой момент здесь могут оказаться немцы.
– Что происходит, товарищи? – спросил Журавлев, уже вполне владея собой. Политрук наклонился к самому уху Петра.
– Ты человек умный, майор, может, что и подскажешь. Видишь ли, у нас дилемма как технического, так и морально-этического плана. Мы сейчас в окружении, но сплошной линии фронта еще нет. Лично мы, четверо, можем соскользнуть отсюда в любой момент. Но вот найденный нами человек не может двигаться, а вывезти его отсюда не на чем… Машинка наша, к сожалению, накрылась. Это технический вопрос.
– А в чем состоит морально-этический? – спросил заинтригованный Журавлев.
– Да в том, что здесь полторы сотни раненых, включая тебя, человека мне симпатичного, и просто так вас бросить на произвол судьбы мы не можем! Завтра здесь будут немцы, и самое лучшее, что вас может ожидать, это плен. Хотя конкретно для многих смерть, может быть, предпочтительнее плена…
– Помоги мне встать, политрук! – Журавлев поискал глазами свои вещи. Гимнастерка, шинель и портупея висели на спинке кровати. Галифе и сапоги с него не снимали. Корреспондент подставил плечо, и Петр с трудом встал. Добротная габардиновая гимнастерка была безвозвратно испорчена, но вот шинель, несмотря на сквозную дыру, еще могла послужить. Политрук помог майору одеться и выйти наружу. Уже стемнело.
От свежего воздуха Журавлеву стало еще лучше. Он достал заначенную папиросу, закурил и задумался. Четверо загадочных людей вопросительно смотрели на Петра.
– Кто вы такие? Только не врите, что вы из газеты! Я в это еще во время первой встречи на дороге не поверил. Да и раненые рассказали, что это именно вы остановили немецкую атаку и даже сбили самолеты.
– Специальная группа ГРУ генштаба, я подполковник Иванов, это капитаны Суворов и Тюрин, наша радистка лейтенант Качалова, – ответил политрук. Такая версия вполне удовлетворила бы майора, если бы не несколько фраз, мимоходом брошенных его визави. Но Журавлев решил сделать вид, что поверил. Ведь то, что эти люди действовали на его стороне и в интересах Красной Армии, было совершенно точно.
– Хорошо, я попытаюсь решить поставленную вами тактическую задачу, – сказал майор, – значит, если я вас правильно понял, то по минимуму вам надо вывезти одного человека, а по максимуму вы не хотите здесь оставлять никого?
Подполковник кивнул, глядя на Петра уже весьма заинтересованно.
– Какими техническими средствами располагаете? – продолжил Журавлев.
– Несколько стволов легкого оружия, немного боеприпасов, связи нет, поддержки извне не будет, – ответил парень в водительской куртке, названный капитаном Тюриным. И продолжил, словно диктуя вводную: – Неплохо знаем местность и достаточно хорошо владеем информацией о расстановке войск противника. В селе около двухсот красноармейцев, а при них два лейтенанта и один капитан. Есть две полуторки, но мало бензина.
– Задача понятна, – сказал майор, чувствуя себя словно на экзамене в академии. – Вариант один: наличными силами занимаем круговою оборону и держимся до подхода более крупных соединений, идущих на прорыв.
– В течение суток немцы плотно укрепят фронт, – парировал подполковник. – Промедление смерти подобно…
– Вариант два: здесь оставляем небольшую группу для прикрытия и возможной связи с подкреплениями, а всех раненых эвакуируем лесом.