- Корабль флота Его Величества, сэр? - отозвался моряк, откозыряв в ответ. - Военный корабль? Но корабля с таким названием нет. Возможно, вы имеете в виду шлюп, сэр? Шлюп, он же бриг, под названием "Софи"?
- Вполне возможно, сэр. Никто не может сравниться со мной в незнании морских терминов. Судном, которое я имел в виду, командует капитан Обри.
- Он самый. Это шлюп. Четырнадцатипушечный шлюп. Он находится почти перед вами, сэр. В створе с белым домиком на мысу.
- Судно с треугольными парусами?
- Нет. Это полакр-сетти. Шлюп находится чуть левее и подальше.
- Низенький двухмачтовый "купец"?
- Видите ли, - с усмешкой отозвался офицер, - судно действительно низковато сидит в воде, но это военный корабль, уверяю вас. И мне кажется, что он собирается ставить паруса. Так оно и есть. Ставят марсели. Поднимают рей. Тали на грота-штаге. Что же стряслось? Но вот все в порядке. Не очень гладко, но хорошо, что все хорошо кончается, а маневры на "Софи" никогда не выполнялись слишком быстро. Видите, она набирает ход. Доберется до устья гавани, не меняя галса.
- Судно отплывает?
- Совершенно верно. Оно уже делает три узла, может, даже четыре.
- Премного обязан вам, сэр, - ответил Стивен, приподнимая шляпу.
- К вашим услугам, сэр, - отозвался моряк, также приподнимая треуголку. Затем посмотрел вслед собеседнику. "Надо было спросить, здоров ли он, - подумал офицер. - Но я спохватился слишком поздно. Похоже, теперь он стоит на ногах довольно твердо".
Стивен спустился к набережной, чтобы выяснить, можно ли добраться до "Софи" пешком или же придется нанимать шлюпку, чтобы выполнить свое обещание прибыть к обеду. Разговор с мистером Флори убедил его, что обещание следует сдержать, да и к более важному предложению нужно отнестись со всей серьезностью. До чего же учтивым, более чем учтивым оказался Флори! Он объяснил ему постановку дела с медицинской службой на королевском флоте, отвез его к мистеру Эдвардсу с "Кентавра", выполнявшему весьма интересную операцию по ампутации, и развеял его сомнения относительно недостаточного опыта как хирурга. Одолжил ему книгу Блейна о типичных болезнях моряков, а также Libellus de Natura Scorbuti Хульма, "Надежные средства" Линда и "Морскую практику" Норткота и обещал достать самые нужные инструменты, пока он не получает жалованья и не имеет официальной должности: "В госпитале валяются дюжины зажимов, пинцетов, пил и прочих инструментов".
Стивен окончательно убедил себя в необходимости поступить на службу морским врачом. Сила чувств, которые он испытал при виде "Софи", ее белых парусов и низко сидящего корпуса, скользящего по волнам, показала ему, с каким нетерпением он желал перемены мест, новой жизни и более тесного знакомства с его новым другом, который сейчас мчится к карантинному острову.
Стивен побрел по городу в странном состоянии ума: за последнее время он перенес столько разочарований, что вряд ли смог бы выдержать еще одно. Хуже того, он опустил руки, перестал сопротивляться. И пока собирался с духом, чтобы прийти в себя, он не заметил, как прошел мимо кофейни Хоселито, откуда послышались голоса:
- Вон он! Окликните его. Бегите, вы его догоните. В то утро Мэтьюрин не зашел в кофейню: пришлось выбирать между чашкой кофе и шлюпкой, чтобы добраться на ней до "Софи". Оттого-то и не нашел его здесь мичман, кинувшийся следом за ним.
- Доктор Мэтьюрин? - спросил его молодой офицер, который сначала опешил, увидев бледного господина со взглядом рептилии. Однако сообщение он передал и с облегчением отметил, что у того гораздо более человеческий взгляд.
- Весьма любезно с вашей стороны, - сказал Стивен. - Как вы полагаете, сэр, когда мне удобнее будет прийти?
- Думаю, часов в шесть, сэр, - отозвался Моуэт.
- Тогда в шесть часов я буду у входа в гостиницу "Корона", - произнес доктор. - Премного обязан вам, сэр, что вы потрудились отыскать меня. - Оба раскланялись, и Стивен произнес про себя: "Схожу в госпиталь, помогу мистеру Флори: у него сложный перелом выше локтя. Потребуется хирургическое вмешательство. Давненько я не пилил костей", - с довольной улыбкой заключил он.
* * *
Мыс Мола находился по левой раковине шлюпа; порывы ветра, сменявшиеся периодами безветрия, вызванными рельефом извилистого северного берега с его горами и равнинами, перестали докучать экипажу, а дувший с норд-тень-оста почти устойчивый ветер подгонял в сторону Италии "Софи", которая шла под прямыми парусами, топселями и брамселями, взяв на них по рифу.
- Держите судно как можно ближе к ветру, - сказал Джек Обри. - Сколько оно даст узлов, мистер Маршалл? Шесть?
- Сомневаюсь, сэр, что шесть, - отозвался штурман, покачав головой. - Сегодня бриг идет не слишком резво, ведь нос несколько перегружен.
Джек Обри встал на руль, и в эту минуту порыв ветра со стороны острова резко накренил корабль, так что белые гребни волн лизнули фальшборт с подветренной стороны. С капитана сорвало треуголку, и его соломенные волосы как флюгер указали на зюйд-зюйд-вест. Штурман кинулся за треуголкой, выхватил ее у матроса, который успел поймать головной убор сачком, и, старательно вытерев кокарду, встал рядом с Джеком Обри, почтительно держа треуголку в обеих руках.
- Так и рассыпаются перед ним мелким бесом, - заметил фор-марсовый Джон Лейн, обращаясь к своему приятелю Томасу Гроссу. Тот кивнул головой, но не выразил неодобрения. Сцена их позабавила, а до ее оценки им не было дела.
- Надеюсь, он не станет из нас веревки вить. Это все, что я могу сказать, дружище, - отозвался Гросс.
Джек Обри повернул руль, чтобы судно, пока не стих свежий порыв, увалило под ветер, а затем стал снова приводить его к ветру. Сжимая рукоятки штурвала, он впервые почувствовал связь с "Софи", дрожь, которая передавалась ему от пера руля, услышал звук, похожий на пение, к которому присоединялось множество других звуков - поскрипывание, гул корпуса и такелажа. Бодрящий свежий ветер овевал ему левую щеку, и когда он навалился на руль, то "Софи" тотчас отозвалась - гораздо быстрее, чем он ожидал. Джек все ближе приводил ее к ветру. Все находившиеся на палубе смотрели вверх и вперед: наконец, несмотря на то что фор-штаг натянулся как скрипичная струна, фор-брамсель затрепетал, и Джек Обри увалил под ветер.
- Ост-тень-норд, полрумба к норду, - заметил он с удовлетворением. - Так держать, - обратился он к рулевому и отдал давно ожидаемое всеми приказание свистать всех к обеду.
Обед. А между тем "Софи", круто приведенная к ветру, шла левым галсом в открытое море. Миля за милей оставались за кормой, проводя белый след прямой как стрела кильватерной струи, уходившей почти точно на вест. Джек Обри с одобрением смотрел на нее из кормового иллюминатора: почти никакого сноса, видно, что судном управляет твердая рука. Обри обедал в одиночестве. Это была спартанская трапеза: баранье рагу с капустой. Лишь сейчас он понял, что ему не с кем поделиться многочисленными наблюдениями, которые приходили на ум, во время его первого капитанского обеда. Он едва удержался от того, чтобы пошутить по этому поводу, обратившись к буфетчику. Но что дозволено лейтенанту - не дозволено капитану. "Со временем я привыкну к этому", - утешил он себя и с наслаждением посмотрел на море.
* * *
Пушки оказались неудачным приобретением. Даже половинный заряд давал погонному орудию такую отдачу, что после третьего выстрела прибежал бледный и озабоченный плотник. Забыв про всякую субординацию, он закрыл ладонью запальное отверстие.
- Не стреляйте, сэр! - воскликнул он. - Видели бы вы эти несчастные кницы. А течь появилась в пяти разных местах. Боже мой, боже мой! - Бедный малый подбежал к болтам, крепившим орудие: - Так и знал. Бугель наполовину вошел в этот старый бимс. Почему же ты не сказал мне, Том? - с укором посмотрел плотник на своего помощника.
- Не посмел, - отозвался Том, опустив голову.
- Так не пойдет, сэр, - продолжал плотник. - С таким-то корпусом. С такой-то палубой.
Джек Обри почувствовал, как в нем закипает гнев. Он оказался в смешном положении: на полубаке полно народу, а плотник ползает в ногах и о чем-то умоляет, показывая на швы. Так с командиром не разговаривают. Но мистер Лэмб был искренне встревожен, и тут Обри ничего не мог поделать, тем более что в душе разделял эту тревогу. Сила отдачи, весь вес металла, направленный назад, были чересчур велики для "Софи". Кроме того, оба эти орудия со всеми их принадлежностями занимали слишком много места на и без того тесном корабле. Но он был страшно разочарован: ведь двенадцатифунтовое орудие способно поразить противника с пятисот ярдов, осыпать его дождем смертоносных осколков, размозжить рей, нанести большой урон. Он стал прикидывать различные возможности. А четырехфунтовая пушка с любого расстояния…
- А если бы вы выстрелили еще и из ретирадной пушки, - с храбростью отчаяния продолжал мистер Лэмб, по-прежнему стоявший на четвереньках, - то обшивка разлезлась бы по швам, как гнилая тряпка.
Подойдя к своему начальнику, помощник плотника Уильям Джевонс прошептал ему так, что этот шепот можно было услышать на топе мачты:
- В льялах фут воды.
Встав на ноги, плотник надел шляпу и, откозыряв, доложил:
- Вода в льялах поднялась на фут, сэр.
- Хорошо, мистер Лэмб, - спокойно ответил Обри. - Мы ее откачаем. Мистер Дей, - обратился он к старшему канониру, который выполз на палубу, заслышав выстрелы из двенадцатифунтовой пушки. (Даже если бы он лежал в гробу, то они заставили бы его подняться и оттуда.) - Мистер Дей, прошу вас, прикажите прочистить и зачехлить орудия. А вы, боцман, займитесь цепной помпой.
С сожалением похлопав по теплому стволу двенадцатифунтовой пушки, капитан отправился на корму. Вода в льялах не слишком тревожила его: судно быстро неслось вперед, рассекая короткие волны, и набрало бы воды и без стрельбы. Что его расстраивало, так это погонное и ретирадное орудия, и он с раздражением глядел на грота-рей.
- Вскоре придется убрать брамсели, мистер Диллон, - сказал Джек, поднимая клин.
Он произнес эти слова скорее формальности ради, поскольку прекрасно понимал, где они находятся: руководствуясь чувством, которое развивается в настоящих моряках, он спиной ощущал присутствие темной массы земли за горизонтом, за его правой лопаткой. Судно шло круто к ветру, и, судя по вычислениям, они шли галсами почти одинаковой протяженности: сначала курсом ост-норд-ост, а затем-вест-норд-вест. Галсы они меняли пять раз ("Софи" ложилась на новый курс не так быстро, как этого ему хотелось) и однажды произвели поворот через фордевинд. Развивали скорость семь узлов. Такого рода расчеты он легко держал в уме, и как только ему понадобился ответ, он был готов: "Продолжать идти этим курсом в течение получаса, а потом лечь почти на фордевинд, румба два не доходя до него. Таким образом мы окажемся дома".
- Теперь неплохо бы убавить парусов, - заметил Джек Обри. - Мы пойдем таким курсом в течение получаса. - С этими словами он спустился вниз, рассчитывая разобраться с огромной кипой неотложных бумаг.
Помимо документации на снабжение и денежных ведомостей, следовало заняться шканечным журналом, который мог рассказать о прежней истории судна, а также судовой ролью, которая порассказала бы об экипаже. Он принялся перелистывать страницы:
"Воскресенье, 22 сентября 1799 г. ветры от NW, W, S. Курс N40°W, дистанция 49 миль, широта 37°59 'N, долгота 9°38′ W. Мыс Сент-Винсент по пеленгу S27E, 64 мили. 12.00, свежие шквалистые ветры с дождем, время от времени ставили паруса и брали рифы. 00.00, штормовые ветры, в 4.00 убрали грот, в 6.00 в зюйдовой части горизонта заметили незнакомый парусник, в 8.00 ветер ослаб до умеренного. Взяв рифы на гроте, поставили его, в 9.00 вели переговоры с парусником по семафору. Это был шведский бриг, направлявшийся в балласте в Барселону. В полдень погода стихла, повернули по компасу".
Десятки записей о службе подобного рода и о конвойной работе. Простые, ничем не примечательные, ежедневные операции, которые составляют службу на девяносто процентов, если не больше.
"Экипаж занят разными работами, читал военные сводки… участвовали в конвойных операциях. Поставлены брамсели, взяты вторые рифы на марселях. В 6.00 передал шифрованный сигнал двум линейным кораблям, которые ответили. Поставлены все паруса, экипаж занимается приборкой… время от времени лавировали, взяли третий риф на грота-марселе… свежий ветер, обещающий стихнуть… стирали койки. Провел перекличку по вахтам, читал военные сводки и наказал за пьянство Джозефа Bуда, Дж. Лейки, Мэтт. Джонсона и Уил. Масгрейва двенадцатью ударами линька… 12.00, штилевая погода, туман, в 5.00 спустил шлюпки, чтобы отбуксировать судно подальше от берега, в половине 6-го бросил стояночный якорь, мыс Мола на пеленге SSW, дистанция 5 лиг. В половине 8-го внезапно налетел шквалистый ветер, пришлось обрубить якорный канат и поднять паруса… читал военные сводки и провел литургию… наказал Дж. Сенпета 24 ударами линька за неповиновение… Фр. Бечелл, Роб. Уилкинсон и Джозеф Вуд наказаны за пьянство…"
Множество записей подобного рода: хватало телесных наказаний, но ничего особенного, к сотне ударов никто не был приговорен. Эти записи расходились с его первым впечатлением об излишней мягкости, царившей на судне. Надо будет более внимательно отнестись к этой проблеме. А вот и судовая роль:
"Джеф. Уильямс, матрос второго класса, родился в Бенгалии, поступил добровольцем в Лиссабоне 24 августа 1797 г., сбежал 27 марта 1798 г. в Лиссабоне. Фортунато Карнелья, мичман, 21 год, родился в Генуе, 1 июня 1797 г. уволен согласно письменному распоряжению адмирала Нельсона. Сэм. Уиллси, матрос первого класса, родился на Лонг-Айленде, поступил добровольцем в Порто 10 октября 1797 г., сбежал с судна в Лиссабоне 8 февраля 1798 г. Патрик Уэйд, необученный матрос, 21 год, нанялся 20 ноября 1796 г. в Порто Феррайо, уволен 11 ноября 1799 г. и передан прокурору по распоряжению капитана Дарли. Ричард Саттон, лейтенант, принят на службу 31 декабря 1796 г. по распоряжению адмирала Нельсона, вычеркнут из списков личного состава по причине смерти в бою с французским капером 2 февраля 1798 г. Ричард Уильям Болдик, лейтенант, принят на службу 28 февраля 1798 г. по рекомендации графа Сент-Винсента, отчислен 18 апреля 1800 г. в связи с переводом на "Паллас" по распоряжению лорда Кейта".
В графе "Вещи умерших" напротив фамилии Саттон стояла сумма в 8 фунтов 10 шиллингов 6 пенсов, очевидно полученная при распродаже у грот-мачты.
Но Джек Обри не мог позволить, чтобы его мысли оставались прикованными к разграфленному столбцу. Его неудержимо влекло к себе иное зрелище: синее море, более темного оттенка, чем небо, сверкающее в кормовом иллюминаторе. В конце концов он захлопнул судовую роль и стал наслаждаться представшей ему картиной. Он думал о том, что при желании мог бы поспать; оглядевшись вокруг, стал наслаждаться одиночеством - этой редчайшей привилегией в море. Служа лейтенантом на "Женерё" и других крупных судах, он, разумеется, мог сколько угодно смотреть в иллюминаторы кают-компании, но при этом никогда не оставался один, всегда ощущая деятельное присутствие сослуживцев. Ему было по душе капитанское одиночество, но получилось так, что именно теперь ему не хватало дружеской поддержки. У него был слишком живой и беспокойный ум, чтобы оценить возможность быть наедине с собой, хотя он и чувствовал преимущества такого положения. Едва пробило четыре склянки, как он уже был на палубе.
Диллон и Маршалл стояли на правом борту у бронзовой четырехфунтовой пушки, очевидно обсуждая какой-то элемент оснастки, видимый с этой точки. При его появлении они перешли на левый борт, предоставив капитану привилегированную часть шканцев. С ним это произошло впервые: сначала он был обрадован как ребенок, хотя не ожидал такого жеста и не думал о нем. Но в то же время он был лишен общества - хотя можно было позвать Джеймса Диллона. Джек Обри раза два или три повернулся, разглядывая реи: они были обрасоплены втугую, насколько позволяли ванты фок- и грот-мачты, но не настолько туго, как должно было быть на идеальном корабле. Он сделал мысленную зарубку: надо будет сказать боцману, чтобы он установил поперечные реи, тогда можно будет получить дополнительно три-четыре градуса.
- Мистер Диллон, - произнес Обри, - будьте добры спуститься по ветру и поставить прямой грот. Курс зюйд-тень-вест, полрумба к зюйду.
- Есть, сэр. Взять два рифа, сэр?
- Ни в коем случае, мистер Диллон. Никаких рифов, - с улыбкой отозвался Джек Обри и вновь принялся расхаживать по шканцам. Вокруг звучали команды, топот ног, крики боцмана; он наблюдал за происходящим со странным чувством отчужденности - странным оттого, что сердце у него при этом билось учащенно.
"Софи" стала плавно уваливать под ветер. Находившийся возле штурвала Маршалл воскликнул:
- Так держать! - И рулевой повиновался команде штурмана.