"Неужели это Путятин?"- пронеслось в мыслях Александра. "Больно молод и лохмат. - Он вспомнил строки отцовской книги: Человек строгий до крайности, но правдолюбив и честен. Не похож он на Путятина…" Но раздумывать было некогда, и Александр склонился в глубоком поклоне:
- Ваше сиятельство, я пришел к вам движимый надеждой найти в вашем лице… - неожиданно для себя Александр запнулся и принялся шарить по карманам, ища рекомендательное письмо. Граф терпеливо ждал. Наконец письмо отыскалось и было прочитано самым внимательным образом.
- Здесь не указано ваше имя.
- Граф Комаров рассеян.
- Какую неоценимую услугу вы ему оказали?
- Помог найти коляску. Она увязла в грязи.
- И только-то?
- Все дело в содержимом груза этой коляски.
- Вы его знаете?
- Кого?
- Не кого, а содержимое… тьфу, черт… Что вы так странно говорите- "содержимое груза". Надо говорить просто- груз.- Граф еще больше взлохматил шевелюру и продолжал: - О каких интересных событиях вы должны мне сообщить?
- Именно о том, что граф чуть не потерял коляску.
- Юноша, в ваших интересах говорить только правду. - Путятин не расспрашивал, а допрашивал резко и нетерпеливо.
"Этот человек не граф Путятин, - подумал Александр, - но почечему-то хочет, чтобы его принимали за хозяина дома. Ну что ж…"
- Ваше сиятельство, почему вы сомневаетесь в моей правдивости? Граф Комаров сам говорил мне о ценности груза. Он ехал в Лондон с подарками для английских министров.
- А вы кто такой?
- Случайный попутчик вашего племянника.
- Это я понял. Имя.
Александр представился.
- Давно из Москвы?
- Позавчера.
- Еще письма при себе имеете?
- Помилуйте, ваше сиятельство, какие письма и к кому?
- Это надобно проверить,- сказал мнимый Путятин и громко крикнул:- Треплев!
На зов явился конопатый и, ни слова не говоря, поставил Белова у стенки и стал выворачивать карман.
"Ну и влип, - думал Александр, покорно давая конопатому ощупывать себя. - Может, это шайка грабителей захватила дом графа?"
Треплев кончил обыск и выложил на стол кошелек, носовой платок и отцовскую книгу с адресами, с которой Александр никогда не расставался.
Лохматый "граф" взял книгу, небрежно ее полистал, но скоро заинтересовался и даже стал делать пометы на листах.
- Кто дал тебе эти списки? Ты их графу Путятину вез? - спросил наконец он, переходя на "ты".
- Это не списки,- ответил Александр с отчаянием, чувствуя, что дело принимает совсем нежелательный оборот.- Эту книгу составил отец, радея о моей карьере.
- Чей отец?
- Мой. Чей же еще?
- Надо опросить по всем правилам,- продолжал мужчина. Было видно, что он не верит ни одному слову Александра.- Не люблю я допросы снимать. Да и не мое это дело. Треплев, зови следователя с писцом.
- Я арестован?- спросил Александр тихо.
- Да,- бросил лохматый и вышел из комнаты.
Следователь, допрашивавший затем Александра, был человек немолодой, опытный и скоро понял, что юноша правдив в своих ответах, но работа есть работа, и он монотонным голосом продолжал задавать необходимые вопросы.
- Зачем оставил Москву и прибыл в Петербург?
- Москву оставил на летний отпуск и прибыл в дом однополчанина отца моего - Лукьяна Петровича Друбарева.
- Что, что?- переспросил писец, поднимая голову.- Фамилию писать с "Т" или с "Д"?
Писец был бледный, курносый, с реденькой бородкой и напоминал молодого монашка. Лицо его выражало полную готовность все ухватить и записать, но рука не поспевала за ответами Белова, и он время от времени переспрашивал, притворяясь глуховатым. Следователя это злило, он повышал голос и угрожающе хмурился.
- Имел ли ты знакомство в Москве с генерал-майором Лопухиным?
- Помилуйте… Откуда? Я простой курсант.
- Так и писать- "помилуйте"? - опять вставил писарь.
- Пиши- "не имел"! - рявкнул следователь и, уже обращаясь к Александру, спокойно произнес:- А ты не лебези, а отвечай по чину. С бывшим офицером гвардии Михайлой Аргамаковым внаком ли?
- Не знаком.
- С графиней Бестужевой Анной Гавриловной знаком ли?
- Не знаком.
"Вот оно что? - размышлял Александр. - Взяли-то меня по лопухинскому делу. Неужели Алексея поймали? Только бы мне имени его не упомянуть, только бы не сболтнуть лишнего…"
Следователь меж тем взял заветную книгу и углубился в ее изучение. Александр, не дожидаясь вопросов, подробно объяснил, что это за книга, что пометы на полях делал не он, а господин, который прежде его допрашивал. Следователь согласно кивал головой.
- С девицей Ягужинской знаком ли?
Александр вздрогнул и, не в силах вымолвить ни слова, отрицательно замотал головой. Вопрос был задан в том же казенном стиле, но Белов сразу уловил разницу в тоне следователя. Он спрашивал так, словно заранее был уверен в утвердительном ответе.Адрес Анастасии Александр сам списал в отцовскую книгу и не просто вписал, а украсил виньеткой из незабудок.
- Коль ты не виновен,- сказал следователь строго,- то должен помочь следствию. Нам все известно. И то известно, что с девицей Ягужинской, равно как и с матерью ее Анной Бестужевой, ты знакомство имел.
- Господи! Да кому это "нам"? Что вы знать можете? - закричал Александр с отчаянием. - Не имел я знакомства с ее матерью!
Следователь удовлетворительно кивнул.
- Какие разговоры имели с девицей Ягужинской при встрече?
- Не было у нас встреч.
- Какие поручения письменные или устные давала тебе в Петербург сия девица?
- Вы меня не понимаете… Она меня не замечала.
- Что-что? - пробормотал писец. - Писать "она его не замечала"?
- Пиши- "поручений не давала",- сказал следователь без прежнего раздражения. Он чувствовал, что поймал ниточку, но такую тоненькую, вот-вот порвется. Теперь надобно быть очень спокойным, очень аккуратным.
- А в последнюю вашу встречу заметила тебя Ягужинская?
- В последнюю заметила,- сказал Александр с горечью.- За топтуна приняла, приставленного за ее окнами следить.
- А зачем ты под ее окнами стоял?
- Зачем стоял?- шепотом повторил писец и поднял на Александра загоревшиеся любопытством глаза.
- Да вот стоял, - ответил Александр со злостью писцу. Следователь махнул рукой на писца, и тот сразу потушил взгляд.
- Я случайно очутился под ее окнами. Мимо шел. В ту самую ночь, когда ее арестовали.
- Припомни точную дату, - следователь спрашивал с полным добродушием и сочувствием Александру.
- Да вам не хуже моего эта дата известна. Первое августа.
И Александр рассказал, как он увидел подле дома Анастасии носатого господина. Прибыл он в карете, но к дому не подъехал, карету оставил за углом. Александр заново переживал волнения той ночи и вдруг, вслушиваясь в собственный голос, удивился новой мысли, пришедшей в голову. Удивился, испугался до помертвения, словно ледяной рукой кто-то схватил за сердце, сжал его. Почему он так уверен, что носатый из полиции? Маленькая горничная семенила за Анастасией, пряча под накидкой ларец, дюжий мужик сгибался под тяжестью сундука. Разве в крепость берут с сундуками? Вот почему следователь так внимателен. Но если это был не арест, то кто тот носатый господин и где сейчас Анастасия?
Следователь трижды повторил очередной запрос и, видя, что Белов молчит и смотрит на него невидящими глазами, встал и потряс юношу за плечо.
- Один ли был сей господин или вкупе с другими?- шептал писец, эхом повторяя вопрос следователя.
Теперь Александр стал очень осмотрителен в ответах. Больше он ничего не видел… Нет, было темно… Нет, он не помнит, какая карета.
Когда допрос кончился, Александр пришел к выводу, что место пребывания Анастасии Ягужинской следственной комиссии неизвестно, следователь же утвердился во мнении,что молодой человек неглуп, сдержан, а потому, конечно, оставил за пазухой кой-какие сведения, о которых его стоит спросить еще раз.
Следователь ушел,оставив на столе опросные листы. В комнату входили какие-то люди, топтались у порога, о чем-то невнятно разговаривали и исчезали незаметно. Вернулся Треплев и застыл подле Александра, карауля каждый его жест. Александр сидел, не поднимая головы, и безучастно наблюдал за руками, которые деловито перебирали опросные листы. На указательном пальце ухоженной красивой руки плотно сидел перстень с черным камнем.
"Где я видел этот перстень? - думал Александр. - Совсем недавно видел. При чем здесь перстень? Важно другое. Что со мной делать будут. Неужели отведут в крепость? А перстень, наверное, служит печатью. На черном камне вырезан череп. Где я его видел?"
Указательный палец двигался по бумаге: вопрос- ответ, вопрос- ответ…
- Подпишись, Белов.
Александр поднял голову и встретился с прищуренными глазами Василия Лядащева. Белов так и подался вперед, но Лядащев чуть заметно мотнул головой. Жест этот мог обозначать только одно:
"Мы не знакомы, курсант!"
Александр взял перо и стал, не читая, подписывать опросные листы.
- И еще здесь…
В бумаге было написано, что "под опасением смертной казни" курсант Белов обязан хранить в тайне все, о чем был допрашиваем. Когда с подписями было покончено, Лядащев собрал бумаги и, не взглянув на Александра, вышел.
"Он мне поможет выбраться отсюда,- как заклинание, мысленно шептал Белов. - Он не может мне не помочь".
Еще час просидел Александр в обществе бдительного Треплева. Потом явился тот первый, лохматый, вернул кошелек и носовой платок. Отцовскую книгу он запер в стол, сказав, что она конфискована.
В последней бумаге, которую лохматый торопливо и с видимым раздражением подсунул Александру на подпись, говорилось, что курсант Белов "под опасением смертной казни" не должен оставлять Петербург и неотлучно находиться в доме чиновника Друбарева на Малой Морской улице.
Быстрым освобождением своим Александр был обязан следующей беседе:
- Как попал сюда этот мальчишка?- Лядащев говорил как всегда небрежно, словно между прочим.
- Пришел с рекомендательным письмом к графу. Не думаю, чтобы он был порученцем Лопухиных.
- Так отпусти его. Мы и так за последнее время столько набрали ненужного народу, что родственники вопли подняли. Вся канцелярия завалена жалобными письмами на высочайшее имя.
- Списки при мальчишке интересные обнаружили.
- Ну и оставь себе эти списки, а мальчишку выпусти.
Очутившись на улице, Александр дошел до речки Фонтанки, лег в тени пыльного клена и закрыл глаза. Допрос его совершенно измучил.
20
В четверг в назначенный день дуэлянты собрались у храма Святого Андрея.
- Рад тебя видеть, - сказал Лядашев вместо приветствия.
- Спасибо вам, - начал Белов, но Лядащев опять, как в гостиной графа Путятина, мотнул головой, и Белов умолк.
Ждали Вениаминова, он задерживался, но это никого не удивляло. Ночное дежурство во дворце могло сулить всякие неожиданности.
Ягупов на этот раз был благодушен, как-то даже залихватски беспечен. Он расхаживал вдоль чугунной ограды, шумно восхищался погодой, "красавицей Невой" и "прелестным лазурным небом". Легкий сивушный дух тянулся за ним, как шлейф бального платья.
- Уже набрался, - ворчал Бекетов.
- Одна маленькая бутылка в отличной компании…
- Где ты нашел ее с утра, компанию-то?
- Отчего ж с утра?- вмешался, подходя, Вениаминов.- Он пьянствовал всю ночь.
- Как это беспечно- накануне дуэли, - не удержался Александр.
- Дуэли… Ах ты, фухры-мухры! Уж не трусите ли вы, юноша?
Александр обидчиво вскинул голову, но Ягупов миролюбиво рассмеялся, обнял Белова за плечи и прошептал на ухо:
- Я уж Ваську простил давно, а ему и вовсе на меня обижаться не за что. Но ты никому не говори, ду-э-эль ведь!
- Господа, все в сборе. Пошли,- сказал Лядащев.- Лодка у Биржи. Грести будем сами.
Лядащев сел за руль, остальные на весла, и лодка медленно поплыла вдоль пеньковых складов, обходя высокие парусники, струги с красными флагами и прытко снующие рябики. На корме лодки позвякивали бутылочки, торчали дула ружей, замаскированных сумками с провизией. Кто-то прихватил дыню, и она перекатывалась по дну лодки, распространяя легкий аромат.
Драться решили до первой крови и больше к этой теме не возвращались. Видно было, что предстоящая охота и пикник занимают всех несравненно больше, чем бой во славу дворянской чести.
Как уже говорилось, дуэль в ту пору еще не стала для русского человека необходимым способом удовлетворения обид. Когда рыцарская Европа вынашивала понятие чести и изыскивала способы ее защиты, Россия стонала под татарами, ей было не до рыцарских турниров. Вместе с немецким платьем, куртуазным обращением и ассамблеями пришло в Россию, как это принято в культурных государствах, и запрещение дуэли, хотя таковой не было в русском обиходе.
Но раз что-то запрещают,то необходимо попробовать,и нет-нет,а завязывались кое-где шпажные бои, хотя дуэлянтов, равно как и секундантов, по русским законам ждала виселица.Вешать на общее устрашение рекомендовалось не только оставшихся в живых, но и трупы, если "таковые после дуэли окажутся".
Но и этот страшный закон не привил уважения к дуэли.Это была некая игра, в которую по этикету следовало играть,но ежели по-серьезному, если действительно надо было удовлетворить обиду, то обиженный с сотоварищами подкарауливал обидчика и избивал дубьем и кулаками до смерти.
Можно было и другим способом свести счеты. Страшный выкрик "слово и дело" утратил свою первоначальную прелесть и не был уже в ходу так, как, скажем, лет тридцать назад, но ведь можно и дома в тиши кабинета написать донос на обидчика. С точки зрения государственной и даже личной морали это было делом вполне естественным и отнюдь бесчестным.А дуэль… красиво, романтично, но… не по-русски.
Каменный остров был тих и пустынен. На небольшой лужайке, окруженной зарослями шиповника и жимолости, они обнаружили старые кострища, лежалое сено и срубленные ветки елок. Видно, здесь действительно стоял цыганский табор.
Офицеры выгрузили провизию. Ягупов отправился на поиски чистой воды: "Обмыть раны",- как он с улыбкой пояснил Александру. Бекетов таскал хворост и хвастался тульским ружьем с узорной чеканкой. Вениаминов рубил дрова и с азартом вспоминал достоинства рыжей суки, которая живьем брала зайца и приносила к ногам хозяина. Потом все вместе ругали хозяина суки, полкового майора, человека недалекого, педантичного и ревностного служаки, который даже в нестроевое время требовал от солдат и офицеров, чтобы они "втуне не разговаривали", а "ходили чинно, ступая ногами в один мах". Потом опять говорили про охоту. Потом пили вино.
Наконец встали в позицию. Лязгнули вынутые из ножен шпаги, и у Белова привычным восторгом откликнулось сердце. Ягупов фехтовал великолепно. Пропала его медвежья неуклюжесть, тело подобралось, ноги переступали легко, пружинисто, словно в танце. Лядащев тоже недурно владел шпагой, но дрался сдержанно.
- Дегаже… Удар!- не выдержав, воскликнул Александр. Шпага царапнула камзол Лядащева, он отскочил назад и упал, зацепившись ногой за кочку. Ягупов опустил шпагу и яростно ударил себя по щеке, прихлопывая комара. На ладони его отпечаталось кровавое пятно.
- Вась, кровь! Тебе этой крови не достаточно?
- Не дури, становись в позицию,- сказал, поднимаясь, Лядащев.
- Да брось ты в самом деле. По такой жаре шпагами махать!- обиженно проворчал Ягупов.- Если обидел- извини. Сам знаешь- Надька в крепости сидит. - Он забросил шпагу в кусты и пошел в тень промочить горло.
На этом дуэль и кончилась. В охоте Белов не принимал участия. Он разложил костер, вскипятил воду, вздремнул, хотя пальба стояла такая, словно брали приступом шведскую крепость. Подстрелили, против ожидания, мало - всего одного зайца и несколько крупных отъевшихся на поспевших ягодах куропаток. Щипать дичь никому не хотелось, и Лядащев принялся ловко жарить на вертеле вымоченное в уксусе мясо. Разговоры велись вокруг последних событий во дворце.
- Какой штос? Помилуй… сейчас не до карточной игры, - убежденно говорил Вениаминов.- Я всю ночь бродил по дворцу, как неприкаянный. У каждой комнаты солдат с ружьем. Тем, кто у покоев государыни, платят по десять рублей за дежурство.
- Я тоже хочу к покоям государыни. Три ночи, и я бы покрыл свой долг у канальи Винсгейма.
- Придержи язык, Ягупов, - серьезно сказал Бекетов. - Сейчас так не шутят. Сам знаешь, охрана во дворце усилена именным указом. Все на цыпочках ходят. Фрейлины спят только днем, ночью боятся.
- Если я что-нибудь понимаю во фрейлинах,- Лядащев усмехнулся,- они всегда спят днем и никогда ночью, и вовсе не потому, что боятся.
- Сегодня никого не отравили?- деланно невинным голосом осведомился Ягупов.
- Не болтай вздор. Пей лучше.
- Истина, святая истина. - Ягупов лег на спину, и вино, булькая, полилось в его широко раскрытый рот.
- Господа, а кто такая Лопухина?? - не удержался от вопроса Александр. Гвардейцы оживились. Каждому хотелось просветить простодушного провинциала.
- Наталья Федоровна Лопухина,- начал Вениаминов назидательно, - была красавица.
- Была?
- Да, лет двадцать назад.
- Брось, Вениаминов, она и сейчас, то бишь месяц назад, была окружена вздыхателями.
- Да, да,- подтвердил Лядащев.- Знаете эту историю? В прошлом году государыня на балу собственноручно срезала розу с напудренных волос Натальи Федоровны и отхлестала по щекам.
- За что?
- По правилам придворного этикета на бал запрещено появляться в платье одного цвета с парадом государыни. А Лопухина повторила туалет императрицы один к одному.
- И еще имела наглость быть в нем необыкновенно привлекательной. Несоблюдение этикета тоже политическая игра.
- Брось, Бекетов.- Ягупов принялся за новую бутылку.- Государыня просто не могла простить своей кичливой статс-даме ее красоту.
- Муж ее, Лопухин Степан Васильевич, камергер, генерал-кригскомиссар…
- И двоюродный брат царицы Авдотьи Федоровны, неугодной жены Петра…
- Авдотью Федоровну государь не любил, это правда, но двоюродного брата весьма жаловал и осчастливил красавицей женой, да, говорят, против его воли.
- Наталья Федоровна тоже была не в восторге от этого брака.
- А сердцу женскому нужна любовь, - стрельнул горячим глазом Бекетов, - и она нашла ее с графом Левенвольде.
- С бывшим гоф-маршалом?
- С ним… Ох, что за человек был!
- Щеголь! - крякнул Ягупов.
- Игрок! - вставил Вениаминов.
- Ради тщеславия и выгоды мог продать и друга и родителей, - воскликнул Бекетов,и гвардейцы дружно засмеялись. Видно, тема эта обсуждалась не раз, и за краткими характеристиками вспоминались пикантные подробности.
- Потом судим, приговорен к смерти, помилован и сослан, - подытожил Лядащев.
- Как интересно вы все рассказываете!- восторженно воскликнул Александр. - Господа, позвольте мне быть совершенно откровенным.
- Ну уж уволь,- буркнул Ягупов.
- Отвыкай от этой привычки, если хочешь понять Петербург, - обронил Вениаминов.
- Совершенно откровенным нельзя быть даже с самим собой, - присоединился Бекетов.
- Он это и без вас понимает, - прошептал Лядащев.