В первом томе представлены два направления творчества популярного немецкого писателя К.Мая. Роман "Через пустыню, через гарем" принадлежит к так называемым "путевым новеллам". В нем описаны приключения немецкого путешественника, выступающего под арабским именем Кара Бен Немси, и его арабского слуги Халефа в пустыне Сахара и на Красном море, в долинах Нила и Тигра, в Мекке и горах Курдистана. Преодолевая невероятные трудности и препятствия, герой романа стремится восстановить справедливость, помочь обиженным, спасти людей от смертельной опасности.
В повести "Робер Сюркуф" рассказывается о приключениях знаменитого французского корсара конца XVIII - начала XIX века.
Содержание:
― ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ, ЧЕРЕЗ ГАРЕМ ― 1
Глава 1 - ОПАСНЫЕ ГОНКИ 1
Глава 2 - ПЕРЕД СУДОМ 7
Глава 3 - В ГАРЕМЕ 10
Глава 4 - ПОХИЩЕНИЕ 15
Глава 5 - АБУЗЕЙФ 20
Глава 6 - СНОВА СВОБОДЕН! 25
Глава 7 - В МЕККЕ 31
Глава 8 - НА ТИГРЕ 36
Глава 9 - В РАЗВЕДКЕ 44
Глава 10 - ПОБЕДА 51
Глава 11 - У ПОКЛОННИКОВ ДЬЯВОЛА 60
Глава 12 - ВЕЛИКИЙ ПРАЗДНИК 73
― РОБЕР СЮРКУФ ― 79
Тулон 79
Отважное предприятие 82
Полет сокола 86
В Париже 91
Примечания 93
Карл Май
― ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ, ЧЕРЕЗ ГАРЕМ ―
Глава 1
ОПАСНЫЕ ГОНКИ
- Верно ли то, сиди , что ты хочешь навеки остаться гяуром , существом презреннее собаки, отвратительнее крысы, которое пожирает одну только падаль?
- Именно так.
- Эфенди , я ненавижу неверных и желаю всем им одного - попасть после смерти в джехенну , где правит дьявол, но тебя я мог бы спасти от вечной погибели, если ты объявишь себя сторонником Икрар биль Лисан, Священного Свидетельства. Ты такой хороший, такой непохожий на других сиди, которым я служил прежде; поэтому так и быть, я наставлю тебя на путь истинный, желаешь ты или нет…
Так говорил Халеф, мой слуга и проводник, с которым я облазил ущелья и расселины Джебель-Орес, а потом спустился к Дра-эль-Хоа, чтобы через Джебель-Тарфои попасть в Седдалу, Крис и Дгаше, откуда через пользующийся дурной славой Шотт-Джерид наш путь шел в Фитнасу и Кбилли .
Странный паренек был этот Халеф - такой низенький, что свободно проходил у меня под мышкой, и к тому же худющий. Про него можно было подумать, что он добрый десяток лет лежал где-нибудь в гербарной папке, между листами промокательной бумаги. Лица его не было видно под тюрбаном, достигавшим более полуметра в поперечнике, а некогда белый бурнус , ныне ставший грязно-желтым, был сшит явно на другую фигуру.
Но, невзирая на его невзрачность, к Халефу следовало относиться почтительно. Он отличался немалым остроумием, храбростью, находчивостью и терпением, и это позволяло ему преодолевать серьезные затруднения в жизни. А так как он, кроме того, говорил на всех диалектах, распространенных между Атласом и дельтой Нила, то можно представить, что он полностью устраивал меня и я считал его скорее другом, чем слугой.
Было, правда, у него свойство, временами причинявшее мне неудобство: он был истинным религиозным фанатиком и принял - из верности мне - решение обязательно обратить меня в ислам. Именно теперь он начал одну из своих бесплодных попыток; я с удовольствием рассмеялся бы - так забавно он при этом выглядел.
Я ехал на маленьком полудиком берберском жеребце, и ноги мои при этом почти касались земли; он же, напротив, чтобы удобнее было ногам, выбрал старую, тощую, но необычайно рослую кобылу и, сидя на ней, смотрел на меня буквально сверху вниз. В ходе беседы Халеф был крайне оживлен: болтал ногами, жестикулировал тонкими смуглыми ручками и пытался, гримасничая, придать своим словам особое значение. Я же прилагал все старания, чтобы остаться серьезным.
Не дождавшись ответа на свои последние слова, он продолжил:
- Знаешь ли, сиди, что происходит с гяурами после смерти?
- И что же?
- После смерти все люди, будь они мусульмане, христиане, иудеи или приверженцы какой другой веры, попадают в барзах.
- Так называется состояние между смертью и воскресением?
- Да, сиди. Из этого состояния они пробуждаются под звуки труб, потому что наступает эль-Йаум эль-ахар, или по-вашему Судный день, за которым следует эль-Ахирет, загробная жизнь, где в конце концов все разрушается, кроме Божьего престола, эль-Кур, Святого Духа, эр-Рух, скрижали и пера Божественнейшего предопределения.
- А больше ничего не существует?
- Нет.
- А рай и ад?
- Сиди, я всегда знал, что ты умен и мудр. Ты сразу же заметил то, что позабыл я, а поэтому мне искренне жаль, что ты хочешь оставаться гяуром. Но клянусь своей бородой, я тебя обращу в истинную веру, хочешь ты того или нет!
При этих словах он угрожающе сморщил лоб, подергал за семь волосинок на подбородке, дернул за восемь паутинок справа и за девять пушинок слева от носа (все это вместе у него называлось бородой), взмахнул ногами и так сильно заехал свободной рукой кобыле по шее, словно она и была тем дьяволом, у которого меня предстояло отвоевать.
Животное, столь резко выведенное из своей сонливой задумчивости, сделало было попытку рвануться вперед, но сейчас же вспомнило о почтенном возрасте и вновь безмятежно погрузилось в прежнее оцепенение. А Халеф продолжал свою речь:
- Да, дженнет и джехенна должны оставаться, иначе куда же отправятся святые и проклятые? Прежде, конечно, воскресшие должны перейти через мост Сират, который ведет через пруд Ханд. Этот мост так узок, словно лезвие хорошо отточенного ножа.
- Ты еще кое-что позабыл.
- Что?
- Ты не сказал о явлении Дедджела .
- Ты прав, сиди. Ты знаешь Коран и все святые книги и не хочешь обратиться к истинному учению! Но не печалься: я сделаю из тебя правоверного мусульманина! Итак, перед Страшным судом появится Дедджел, которого гяуры называют Антихристом, не правда ли, эфенди?
- При этом перед каждым человеком раскроется Книга, в которой записаны его добрые и плохие поступки. Затем придет хисаб - время проверки человеческих деяний. Он продлится свыше пятидесяти тысяч лет. Для добрых это время пролетит в одно мгновение, а злым, наоборот, покажется вечностью. Это время хукма - взвешивания всех человеческих дел.
- А что будет потом?
- Потом вынесут приговор. Люди, у которых окажется больше хороших дел, попадут в рай, неверующие грешники - в ад, а грешные мусульмане будут наказаны лишь на короткое время.
- Итак, сиди, ты видишь, что ждет тебя, даже если ты совершишь больше добрых дел, чем дурных. Однако ты будешь спасен, ты должен пойти со мной в дженнет, потому что я обращу тебя на путь истинный, хочешь ты или нет!
И опять он при этом так энергично заболтал ногами, что дряхлая кобыла удивленно насторожила уши и в недоумении скосила на всадника глаза.
- А что ожидает меня в вашем аду? - спросил я его.
- В джехенне пылает вечный огонь; там струятся такие зловонные ручьи, что обреченный, несмотря на жгучую жажду, не может напиться из них; там растут ужасные деревья, и среди них - чудовищное дерево заккум, на ветвях которого висят головы дьяволов.
- Брррр!
- Да, сиди, это жутко! Правит джехенной падший ангел Табек. В аду семь отделений, к которым ведут семь дверей. В первом отделении, джехеннем, грешники-мусульмане осуждены каяться так долго, пока не очистятся; лаза, второе отделение, предназначено для христиан; хотама, третье, - для иудеев; зайр, четвертое, - для сабейцев ; закар, пятое, - для магов и огнепоклонников, а гехим, шестое, - для всех поклоняющихся идолам и фетишам. Но седьмое отделение, зоавит (его называют еще дерк-асфал), самое глубокое, самое ужасное. Оно заполнено притворщиками. Во всех этих отделениях злые духи тянут осужденных через огненные потоки да еще заставляют их есть головы чертей с дерева заккум, а потом эти головы разрывают грешникам внутренности. О, эфенди, обратись в веру Пророка, чтобы тебя очень ненадолго заключили в джехенну.
Я покачал головой и сказал:
- Тогда я попаду в наш ад, столь же ужасный.
- Не верь этому, сиди! Клянусь Пророком и всеми халифами, ты попадешь в рай.
Я уже не раз старался его попыткам обратить меня в свою веру противопоставить свои. Правда, я был убежден в их бесполезности, но очи представлялись мне единственным средством заставить замолчать Халефа. И теперь я применил это оружие.
- Так оставь мне мою веру, как я оставляю тебе твою! Он пробурчал что-то под нос, а потом сказал ворчливо:
- Но я все же буду стремиться тебя обратить в истинную веру, хочешь ты того или нет. Если однажды я чего-то пожелаю, то буду настаивать на этом, потому что я хаджи, совершивший паломничество в Мекку - Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара!
- Значит, ты сын Абулаббаса, сына Дауда аль-Госсара?
- Да.
- И оба они были паломниками?
- Да.
- И ты тоже хаджи?
- Да.
- Значит, все вы были в Мекке и видели священную Каабу?
- Нет, Дауд аль-Госсара не был.
- А-а-а! И несмотря на это, ты называешь его хаджи?
- Да, потому что он был им. Он жил в Джебель-Шуршуле и еще юношей отправился в паломничество. Он счастливо преодолел эль-Джуф, который называют Утробой пустыни, но потом заболел и должен был вернуться к источнику Траса. Там он женился и умер, едва увидев своего сына Абулаббаса. Разве нельзя его называть хаджи?
- Хм! Но Абулаббас-то был в Мекке?
- Нет.
- И он тоже хаджи?
- Да. Он начал паломничество и дошел до равнины Адмар, где вынужден был остановиться.
- Почему?
- Он увидел Амаре, жемчужину Джунета, и полюбил ее, Амаре стала его женой и родила ему Халефа Омара, которого ты видишь перед собой. Потом он умер. Разве он не был хаджи?
- Хм! Но ты-то сам был в Мекке?
- Нет.
- И тем не менее ты называешь себя паломником!
- Да. Когда моя мать умерла, я стал паломником. Я шел к восходу, я шел к полудню и полуночи, я изучил все оазисы в пустынях и все деревушки в Египте; я еще не был в Мекке, но когда-нибудь я увижу ее. Разве я не хаджи?
- Хм! Вообще-то я считал, что только тот, кто был в Мекке, может называться хаджи!
- Сиди, - спросил он вполголоса, - ты никому не скажешь о том, что я еще не был в Мекке?
- Я только тогда заговорю об этом, когда ты снова станешь обращать меня в ислам; в других случаях я буду молчать… Но смотри-ка, не следы ли это на песке?
Мы уже давно свернули в Вади-Тарфои и теперь оказались в том месте, где пустынный ветер перегонял песок через высокий скальный порог. На песке отчетливо различались следы.
- Здесь прошли люди, - беспечно сказал Халеф.
- Значит, нам надо спешиться, чтобы изучить следы.
Он вопросительно посмотрел на меня.
- Сиди, это не обязательно. Достаточно знать, что здесь проехали люди. Почему ты хочешь изучить следы?
- Всегда полезно знать, что за люди побывали здесь до нас.
- Если ты станешь изучать все попавшиеся следы, то и за два месяца не доедешь до Седдады. Какое тебе дело до людей, проехавших перед нами?
- Я бывал в дальних странах, где много дичи и где часто жизнь зависит от того, насколько тщательно рассмотришь все следы и узнаешь, кого можно повстречать на пути врага или друга.
- Здесь ты не встретишь никаких врагов, эфенди.
- Ты в этом уверен?
Я слез с жеребца и различил следы трех животных: одного верблюда и двух лошадей. Верблюд был верховым - это я определил по изящным отпечаткам его ног. Внимательно присмотревшись, я поразился своеобразию следов, которые позволили предположить, что одна из лошадей страдает "петушиным шагом". Это усилило мои подозрения: я ведь находился в стране, столь изобилующей лошадьми, что животное, имеющее подобный недостаток, никогда не, отдают под седло. Значит, хозяин лошади либо был очень беден, либо вообще не являлся арабом.
Халеф улыбнулся, глядя, как тщательно я изучаю песок, а когда я выпрямился, спросил:
- И что же ты увидел, сиди?
- Здесь прошли две лошади и один верблюд.
- Аллах, благослови твои глаза! Я увидел то же самое, не покидая седла… Ты хочешь стать талебом , а совершаешь поступки, над которыми будет смеяться простой погонщик ослов. Чему же поможет то сокровище знаний, которое ты здесь отыскал?
- Я думаю, что три всадника проехали здесь часа четыре назад.
- Кто придал тебе столько мудрости? Вы, люди Белад-эр-Рум , очень странные!
При этих словах он скорчил гримасу, выражавшую глубочайшее сострадание. Я молча продолжал путь.
Мы проехали по тропе около часа, пока невольно не придержали лошадей там, где вади делал поворот и огибал скальный выступ.
На выступе за песчаной дюной сидели три грифа. При нашем появлении они с резкими криками поднялись в воздух.
- Эль-бюдж , - сказал Халеф. - Он появляется возле падали.
- Наверное, там издохло животное, - ответил я, следуя за ним.
Халеф быстро погнал свою лошадь вперед, так что я отстал. Едва он достиг дюны, как резко остановился. Крик ужаса сорвался с его губ.
- Машалла! Что это такое? Не человек ли здесь лежит, сиди?
Я подтвердил. Это действительно был человек, точнее - труп, на который и слетелись грифы для своей отвратительной тризны. Я быстро опустился на колени. Одежду на мертвеце уже разодрали птичьи когти. Этот несчастный не мог умереть давно - прикоснувшись к телу, я почувствовал, что оно еще хранит тепло.
- Аллах керим! Сиди, этот человек умер естественной смертью? - спросил Халеф.
- Нет. Разве ты не видишь рану на шее и дырку в затылке? Он убит. Давай обыщем его одежду.
Халеф стал помогать мне. Мы ничего не нашли, пока мой взгляд не упал на руку убитого. Я заметил простенькое обручальное кольцо и снял его. По внутреннему ободу кольца мелкими буквами, но очень отчетливо было выгравировано по-французски: "Е. П. 15 июля 1830".
- Что ты нашел? - спросил Халеф.
- Этот человек не араб.
- А кто же?
- Француз.
- Франк, христианин? Откуда ты это узнал?
- По кольцу.
- Но почему ты считаешь этого мертвеца французом? Точно так же он мог быть инглис или немей , к которым ты и сам принадлежишь.
- Я вижу французские буквы.
- Но он все-таки мог быть и другой национальности. Не считаешь ли ты, эфенди, что он мог найти или украсть кольцо?
- Верно. Но посмотри на рубашку - она может принадлежать только европейцу.
- Кто его убил?
- Его спутники. Смотри, как в схватке здесь истоптали землю. Разве ты не заметил, что…
Не закончив фразы, я прервался, поднявшись, чтобы внимательнее осмотреть местность, и невдалеке от того места, где лежал мертвец, обнаружил широкий кровавый след, уходивший куда-то в сторону и пропадавший между камнями. Я пошел по этому следу, взяв ружье на изготовку на тот случай, если убийцы находятся поблизости. Далеко я не ушел, потому что внезапно в воздух с громким хлопаньем крыльев поднялся гриф, а на месте, откуда он взлетел, я заметил верблюда. Он тоже был мертв. В его груди зияла глубокая рана. Халеф в удивлении поднял руки.
- Серый хеджин , серый туарегский хеджин, и эти собаки убили его?