Черный Барон рушится с таким грохотом, будто обвалился дом, место схватки окутывает облако пыли. Наклонившись к поверженному противнику, Жан говорит ему что-то, неслышное за торжествующим ревом толпы. Затем, равнодушно пожав плечами, баварец втыкает меч в землю и, вытащив из ножен мизерикордию – кинжал, которым рыцари добивают поверженных противников сквозь щели забрала, – склоняется к англичанину. Примеривается, как ловчее вбить лезвие, чтобы, не дай бог, оно не застряло в кости. Толпа замирает в сладостном предвкушении, лица зрителей горят ожиданием чужой смерти. Принципу "умри ты сегодня, а я – завтра" даже не тысячи лет, миллионы. Он заложен у нас в генах, так глубоко, что не выкорчуешь никаким воспитанием. Даже юные девушки, почти дети, пылающими глазами следят за происходящим, дышат часто, лица их разрумянились так, словно по щекам мазнули свеклой.
– Стой!
От пронзительного крика все вздрагивают, суматошно оглядываясь. Из ложи короля выбегает Жанна. Лицо ее бледно, но решительно, самые зеленые в мире глаза ослепительно пылают. Подлетев к брату, Дева твердо говорит ему:
– Стой, не марай свою победу убийством!
Жан, помедлив, кивает, не глядя вставляет кинжал в ножны и, наклонившись к поверженному, сухо бросает:
– Скажи спасибо, что моя сестра вступилась за тебя. Дарю тебе жизнь. – Затем, повернувшись к дофину Карлу, он громко, на все турнирное поле, объявляет: – Сегодня любовь и забота Жанны принесли мне победу. Завтра любовь моей сестры принесет победу всему королевству. Вив ля Франс!
Что творилось на трибунах после тех слов, просто не передать словами! Вскочившие на ноги люди что есть сил кричали, обнимались и даже рыдали от счастья. Тяжело отдуваясь и пыхтя, сразу шестеро слуг ухватили Черного Барона и, постанывая от натуги, уволокли его к палаткам. О поверженном исполине французы тут же забыли, а англичане, сидевшие обособленной группкой, молча собрались и тихо уехали. Всем уже было не до них, каждый из присутствующих желал пробиться к Жану и пожать ему правую руку или хотя бы просто подержаться за длинное копье, зажатое в левой, так, на счастье. Ведь на самой его вершине, сразу под холодно сверкающим лезвием, трепетал на ветру вымпел, недавно треугольный, а теперь безжалостно обрезанный рукой самого дофина и превращенный им в высший символ рыцарской доблести – баннер!
Глава 3
Март-апрель 1429 года,
Жемчужина-на-Луаре.
Место встречи изменить нельзя
К назначенному на субботу параду я успел вовремя. Пришлось загнать пару лошадей по пути в аббатство и обратно, зато теперь в числе прочей поклажи, что нес на себе вьючный конь, ехала одна очень интересная штуковина. В длинном деревянном ящике, набитом стружкой, был надежно упакован "Зверобой", наш с Марком Бюро ответ английским лучникам. Понятно, это опытный образец, в регулярной армии такие если и появятся, то еще очень нескоро. Весь вчерашний день я провел на стрельбище, привыкая к оружию, а сегодня уши заметно побаливали от ватных пробок, что берегли барабанные перепонки.
Другой вопрос, а стоило ли так спешить? Оказалось – стоило! Донельзя довольный итогами турнира, Карл Валуа изменил первоначальный план, пожелав лично приветствовать армию, собранную для похода. Я сокрушенно оглядел дорожный костюм, щедро усыпанный дорожной пылью, кинул оценивающий взгляд на выстроенное к параду войско и понял, что переодеться уже не успеваю. Что ж, придется держаться в задних рядах. Это, кстати, и для здоровья весьма полезно, ведь моя работа требует максимальной скромности и даже некоторой анонимности. Я не из тех государственных служащих, которых прилюдно награждают орденами и осыпают милостями.
Стараясь вести себя как можно незаметнее, я смешался с нестройными рядами сводного отряда армейских писарей, лекарей и военных ветеринаров. Этим громким словом во Франции называют людей, умеющих лечить боевых коней и волов. Эти огромнейшие зверюги очень важны – только они и могут перевозить громоздкие осадные орудия. Двигаются волы хоть и медленно, зато уверенно, рано или поздно доволокут тяжеленный груз куда надо. С другой стороны, особо спешить и некуда. Уже седьмое поколение галлов живет в условиях нескончаемой войны, и нет пока никаких признаков, что та не продлится еще столько же.
Стоящие в задних рядах презрительно покосились на мое скромное платье, отметив и поникшее перо на шляпе, и затертые обшлага, кое-кто даже недовольно фыркнул, мол, всю красоту строя порчу. Люди они хоть и не военные, одно слово – армейские интеллигенты, но так себя разукрасили экзотическими перьями и яркими лентами, что человек неподготовленный сразу скажет, что именно тут собрались первые рыцари и герои!
Звонко пропели серебряные трубы королевских герольдов, и перед выстроившимся войском медленно проехала Жанна д'Арк, цепко всматриваясь в лица воинов. Громадный белый жеребец-трехлетка, подаренный дофином, бережно нес предсказанную Деву мимо затаивших дыхание французов, а та была прекрасна, как никогда. В ослепительно белом доспехе без шлема, с распущенными по плечам длинными волосами, она словно спустилась к нам, грешным, с небес. В правой руке Жанна держала усыпанное золотыми лилиями белое знамя, на котором крупными буквами было вышито "Иисус", левой теребила поводья. На секунду войско затихло, ошеломленное, но тут же грянула буря приветственных криков и восторженного свиста. Белый как снег жеребец и ухом не повел, продолжал выступать все так же торжественно, – будто знал, что за драгоценность несет в высоком седле.
Жанна подъехала к высокому деревянному помосту, покрытому коврами, над которым гордо реяли флаги с золотыми лилиями, властно натянула поводья. Жеребец встал как вкопанный, кинул самодовольный взгляд по сторонам, явно презирая прочих коней. Ведь они несут на спинах всего лишь графьев и прочих маркизов, и только он, самый чудесный из коней Франции, служит Орлеанской Деве. Такова жизнь: самый лакомый кусочек всегда достается наиболее достойным, расторопным и умным красавцам!
На помосте в золоченом кресле сидел дофин Карл, слева и справа от него стояли придворные числом не менее двух дюжин, сверху над помостом натянули легкое полотно для защиты от обжигающих лучей солнца. Оно, родимое, явно не с той ноги встало, с раннего утра разогнало все облака, затем стало пыхать чуть ли не живым пламенем, словно огнедышащий дракон. Даже ветер вместо желанной прохлады приносил лишь сухой жар. Одни насекомые были в восторге от установившейся погоды – слепней и мух налетело видимо-невидимо.
Как только Жанна остановила жеребца у помоста, его королевское величество дофин Франции Карл VII властно вскинул руку, столпившиеся за высоким креслом вельможи тут же замолчали, волшебный перезвон труб мигом стих, будто отрезали, замерли в напряжении воины. В воцарившейся мертвой тишине прозвучал звонкий девичий голос:
– Ваше королевское величество и вы, свободные люди великой Франции! Только что мне было видение. Святая Катерина говорила со мной и указала, где лежит волшебный меч, что поведет нас к победе!
Воины зашушукались, в нетерпении приподнимаясь на цыпочках, вытягивали шеи, стараясь получше разглядеть, что же происходит у королевского помоста. Счастливчики, стоящие в первых рядах, то и дело оглядывались назад, скороговоркой пересказывая товарищам то, что успели расслышать, те тут же передавали новости дальше. Глаза французов разгорались в ожидании чуда. Не обращая внимания на взбудораженных воинов, Жанна продолжала:
– В маленьком городке Фьербуа, лежащем в пяти милях отсюда, есть церковь Святой Екатерины. Там за алтарем, в старом сундуке, что вот уже пять веков не открывали, и сберегла хранительница земли французской чудесный клинок, которому суждено спасти королевство!
Поднявшийся гомон заглушил последние слова, воины подскакивали на месте, подбрасывали шлемы в воздух, оглушительно свистели и кричали. Я кинул быстрый взгляд на Карла, тот, бросив пару слов герцогу Алансонскому, с ласковой улыбкой повернулся к Жанне. Ловко спрыгнув с коня, девушка поднялась на помост. На фоне ее чистой и строгой красоты вельможи, разодетые в бархат и шелка, сразу же потускнели и поблекли. Тем временем с десяток людей герцога сорвались с места, торопясь исполнить приказ. Нещадно нахлестывая лошадей, они мигом растворились в тучах поднятой пыли, словно кусок сахара в кипятке.
В течение следующих двух часов лучшие из воинов на глазах всего войска демонстрировали чудеса обращения с оружием, но напряжение не спадало. Простые ратники и именитые рыцари то и дело оглядывались на дорогу, ведущую в Фьербуа. Не теряя времени даром, я медленно перемещался от отряда к отряду, вслушиваясь в разговоры, запоминая лица и гербы. Лишь сольное выступление Жанны смогло привлечь всеобщее внимание, заставив оторвать нетерпеливые взоры от пустынной пока дороги. На глазах у всего войска Дева выказала редкое умение обращаться с рыцарским копьем, на всем скаку подцепив на острие кольцо, подвешенное на нитке.
– Удивительная вещь, – угрюмо пробормотал кто-то, стоящий прямо передо мною.
– Что тебе опять не нравится, отец? – агрессивно рявкнул сытый голос.
Я повернулся вполоборота, незаметно изучая собеседников. Мужчина лет пятидесяти с жестким лицом, иссеченным шрамами, пристально вглядывался в Жанну. На нем простой панцирь, начищенный до блеска, на поясе меч в вытертых ножнах. Судя по всему – оруженосец. Давно мог бы стать рыцарем, если бы захотел, да вот беда, быть шевалье обходится достаточно дорого. Потому многие дворяне всеми правдами и неправдами уклоняются от столь высокой чести, предпочитая до старости оставаться оруженосцами. Его сын, молодой мужчина лет двадцати, из оружия имел лишь топор да копье, а из брони – старую, не раз чиненную кольчугу и кожаный шлем. Зато был полон молодого задора, а на отца глядел снисходительно. И то сказать, что взять со старого дурня, который уже заговаривается?
– Она сидит на коне, как настоящий рыцарь, а копьем владеет...
– Опять ты за свое, отец – с досадой перебил молодой воин. – Объявлено же, что Божья избранница за две недели научилась владеть копьем и уверенно держаться в седле, а ты все бубнишь и бубнишь.
– Я тоже об этом слышал, – с достоинством вмешался я, учтиво поклонившись.
Мужчина, ободренный неожиданной поддержкой, незаметно пихнул отца в бок. Старик досадливо стиснул тонкие губы, в выцветших глазах мелькнуло упрямство. Ну не может человек научиться владеть рыцарским копьем за пару недель, да и за год не обучится! Я тяжело вздохнул. Непонятно, почему Жанне разрешили участвовать в показательных выступлениях, ведь и так наша легенда трещит по всем швам. Любому более-менее опытному воину понятно то, о чем со старческим упрямством назойливо талдычит ветеран.
Остальные рыцари пока молчат, осторожно приглядываются, стараясь угадать, во что на сей раз их пытается втравить корона. Хорошо, если за появлением Жанны д'Арк последуют долгожданные победы, тогда все в один голос закричат, запоют и даже затрубят о чуде, а ну как пойдут поражения? Деве достаточно один раз потерпеть неудачу, чтобы в нее перестали верить. Помогут ли тогда байки о предсказании Мерлина, или же распространителей слухов с презрительным смехом погонят в шею?
Лично я сделаю все, что только возможно, но поражения не допущу. Есть одна идея, как помочь Жанне.
И тут, не удержавшись, я зеваю во весь рот, затем еще и еще раз, с подвыванием. Эх, да когда же наконец в Европе появится кофе? Недовольно скривившись, я отвечаю сам себе: в семнадцатом веке, вот когда. Да и то еще лет двести его будут называть просто и без изысков – "арабское вино". Эх, знали бы европейцы, что теряют, со всех ног кинулись бы завоевывать не Палестину, а родину кофейных деревьев – Эфиопию! Но вот не поверят же, если расскажу, что за чудеса творит отвар из кофейных зерен, а самому за ними сплавать недосуг, на кого же я Жанну брошу?
Если дни я проводил на стрельбище, то ночи – в библиотеке аббатства. Мелькнула одна мыслишка, глупая и даже парадоксальная, я ее поначалу презрительно отмел, а потом подумалось, а вдруг? За две ночи я перерыл пару десятков книг, основательно закопался в летописи и хроники и, кажется, нашел необходимое. Даже холодок по спине идет, неужели я откопал именно то, что требуется? И ведь, самое главное, способ победить лежит на поверхности, все должны его видеть... Но отчего-то в упор не замечают, что странно.
А суть вот в чем: добрую сотню лет французы упорно прут в лоб на изготовившееся к обороне английское войско. В британской армии служат только профессионалы-наемники, а потому они четко держат строй и хрен их ухватишь, хоть голыми руками, хоть в латных рукавицах. А французы, у которых так и зудит во всех местах от рыцарской чести, едва завидев врага, считают наипервейшим долгом тут же пришпорить коней и растоптать супостата, благо нападают всегда с изрядным численным перевесом. Галлы всерьез считают, что больше чести и славы достанется тому шевалье, что быстрее всех доскачет до англичан. В кругу таких же безмозглых рубак его начнут уважать еще сильнее, а на пирах будут реветь здравицы в честь героя.
Я специально проверил по летописям и убедился в том, что "вечный мир" 1396 года, когда англичан практически разбили и чуть-чуть не скинули в море, французы добыли иначе. Треть века назад галлы не ввязывались в сражения с изготовившимся к обороне английским "ежом", а били британцев из засад, по частям, совсем как русские партизаны в 1812 году. Правда, потом победителей осуждали, высмеивали и всячески порицали придворные остолопы и прочие звонкоголосые менестрели, мол, так воевать – это не по-рыцарски. Ага, значит, по-рыцарски – это скакать со всей дури на ощетинившееся копьями латное войско, из-за спин которого тебе в морду бьют бронебойными стрелами. А вот пошевелить мозгами хоть немного – не по-рыцарски!
Да не надо вообще никуда скакать! Сила английской армии в том, что она идеально приспособлена к обороне. Британцы выучили назубок одно боевое построение, этакий неприступный утес, о который вот уже целое столетие неизменно разбивается волна французской конницы, и довольны. Самое смешное, что этот боевой строй не годится для войны против других стран, он придуман специально под гордых, но недалеких шевалье. И потому не надо нападать самим, пусть англичане первыми идут в атаку. А чтобы их слегка поторопить, хорошо бы обстреливать супостатов из пушек. Вот тогда и посмотрим, сохранят ли они строй, вырвут ли победу.
Все в моих умствованиях хорошо, кроме одного: их невнимательно выслушают, хмуро отмахнутся, а потом ворчливо посоветуют крепче держаться обеими руками за клистирную трубку и не морочить голову занятым людям. А на ухо шепнут: ты телохранитель, потому следи и бди, мыслить будут те, кто познатнее. Даже будь я герцогом, все равно не послушают, упрекнут в отсутствии рыцарской чести, презрительно фыркнут.
Но есть все же один человек, мнение которого внимательно выслушают, а самое главное – учтут. Потому я в который уже раз обдумываю нужные слова, верчу их так и эдак, складывая в короткие убедительные предложения. Жанна, несомненно, выслушает меня, вопрос в том – воспользуется ли советом? Уже сегодня войско выступит к Орлеану, мне надо поговорить с девушкой как можно быстрее.
А потому я не сводил глаз с помоста, где Жанна о чем-то негромко беседовала в теплой компании со сводным братом Карлом Валуа, герцогом Алансонским и бароном де Рэ, давним моим недругом. Я никак не мог понять, отчего Жиль де Лаваль в последнее время не отходит от девушки. Да, Карл Валуа попросил его охранять Жанну, это так, но очень уж рьяно барон принялся выполнять поручение кузена! Еще перстень этот...
Пусть Жанна ничем не выделяла де Рэ среди десятков прочих аристократов, что ежедневно толпились вокруг, назойливо добиваясь ее внимания, но мне неприятно было видеть барона рядом с девушкой. И дело тут не в личной вражде. Слишком уж он красив и умен, к тому же – человек ее круга. Если кто и может понравиться Жанне, так это именно барон де Рэ.
Когда на дороге из Фьербуа показалось облако пыли, все разговоры разом стихли. В гробовой тишине взмыленные кони тяжело подскакали к королевскому помосту и остановились, тяжело раздувая бока, запыленные рыцари с приглушенными проклятиями вывалились из седел. Волосы под снятыми шлемами у всех оказались одного цвета – серого, да и лица похожие, в грязи и дорожках пота. Конюхи налетели как саранча, мигом расхватали поводья и медленно повели жеребцов в сторону, те с трудом переставляли трясущиеся ноги.
Странное предчувствие встречи с чем-то прекрасно знакомым посетило меня, когда старший из рыцарей на вытянутых руках нес меч в богатых ножнах к помосту. Вот он подошел к Жанне д'Арк, галантно опустился на одно колено, с благоговением протянул ей клинок. За мгновение до того, как девушка вытащила предсказанный меч и под восхищенный стон присутствующих высоко вскинула над головой, я уже твердо знал, что увижу на сияющем лезвии пять лилий и пять крестов.
– Ну, здравствуй, Пламень! – шепнул я на правах старого знакомца, глядя, как Дева торжествующе завертела клинком, бросая вокруг ослепительные солнечные зайчики. – Вот ты и вернулся к людям, чтобы еще раз спасти Францию от беспощадных врагов.
В груди потеплело, ведь и мне довелось побыть его хранителем, пусть и недолго, всего несколько дней. Это был легендарный меч Карла Мартелла, после смерти героя бесследно сгинувший пять веков назад, символ Европы, спасенной от арабского порабощения! По войску прокатился повторный вздох, люди, понявшие, что именно они сейчас видят, в едином порыве опускались на одно колено и, склонив головы, начинали молиться. Дофин первый подал пример, за ним – столпившиеся на помосте вельможи, далее рыцари и прочие воины, коих тут собралось ровным счетом десять тысяч.
Я же неотрывно глядел на Жанну. С воздетым клинком в правой руке и развевающимся знаменем в левой она казалась живым воплощением Ники, богини победы. И, поверьте, никто в тот момент не замечал ни дофина, ни толпы разнаряженных вельмож. Сердца воинов бились в едином порыве, каждый из них осознал, до глубины души понял, что Бог на нашей стороне и Франции суждено победить. Со слезами восторга смотрели они на Орлеанскую Деву, и каждый готов был умереть по одному ее слову, отдать за нее всю кровь, до последней капли!
Я не склонен к мистике, не верю в волшебство и прочий месмеризм, но голову на отсечение даю, было в Жанне нечто такое, из-за чего высшие силы обратили на нее внимание! Поверьте человеку, который активно участвовал в обеспечении операции "Пастушка", нельзя все происшедшее вокруг Девы объяснить только нашими усилиями. Ведь и на самом деле были моменты, когда по одному ее слову будто плавилась реальность, как в том случае, когда резко переменился ветер и баржи с продовольствием пошли против течения Луары к пристаням осажденного Орлеана!