- Благодарю вас за вашу любезность, господин д'Эпервье,- с усмешкой сказал барон,- вы не будете в ней раскаиваться! Завтра в полдень я еще раз вас побеспокою, чтобы вернуть вам ключ и просить вас в последний раз посетить Ла-Рокет и проститься с заключенным.
- Это невозможно ни под каким видом: вы сами себя выдадите.
- Разве в последний день к приговоренному не пускают родственников проститься?
- Родственников - да, но больше никого.
- В таком случае я завтра представлюсь вам как брат узника и в вашем присутствии прощусь с ним.
- Это весьма дерзкий и смелый план!
- Вы и тут ничем не рискуете, господин д'Эпервье, потому что если все откроется, то вы просто окажетесь жертвой обмана, за который никак не можете нести ответственность.
- Хорошо, я ничего не знаю и знать не хочу; все предоставляется вам, барон.
"Только не посещение Ангулемского дворца",- подумал про себя Шлеве.
- Прощайте, господин д'Эпервье. В десять часов вас будет ждать экипаж.
Барон еще раз пожал пухлую руку начальнику тюрьмы как вновь приобретенному другу и вышел из комнаты.
Было поздно; один взгляд, брошенный в коридор темницы, убедил барона, что она не так уж сильно охраняется: негромко переговариваясь, два надзирателя бродили взад-вперед по коридору, где находились камеры заключенных.
Внизу жил сторож, без разрешения никого не впускавший в здание тюрьмы и не выпускавший из него. По приказанию начальника он с готовностью отпер тяжелую дверь.
Барон вышел во двор, где так же ходили часовые; двое часовых стояло у ворот и с внутренней стороны.
Привратник отпер их, и только тогда барон оказался на свободе.
XVII. СУСАННА В ВАННЕ
Следующий день выдался пасмурным, небо было покрыто облаками, моросил дождь со снегом, лишь увеличивая грязь на улицах Парижа.
Еще с вечера Шлеве отправил надежного слугу к слесарю, живущему в одном из боковых переулков, и приказал к утру изготовить точную копию ключа. Ни слесарь, ни лакей не знали, какую дверь должен отпирать этот ключ, но утром заказ был готов.
Получив ключ и отослав лакея, чтобы незаметно уйти из дому, барон переоделся в простое платье мещанина; парик, которого он никогда не носил, совершенно изменил его лицо, слегка загримированное; облачение завершили широкополая шляпа и темный плащ, закутавшись в который барон вышел из дому.
Никто из самых близких знакомых и друзей не узнал бы в этом наряде гордого поверенного графини Понинской.
Кроме того было еще так рано, что все друзья и знакомые барона просто-напросто спали; кому могла прийти в голову мысль отправиться куда-то пешком в такую погоду?
Поливаемый дождем, Шлеве торопливо шагал к окраине Парижа; он пересек несколько площадей, перешел на другой берег Сены и наконец оказался у цели.
Перед ним на отшибе стоял большой дом, позади которого начинался пустырь. То было жилище парижского палача.
Хотя занятие его и не считалось уже бесчестным, водить знакомство с палачом избегали все. В прежние времена палач не имел права жить в центре города, теперь на это не обращали внимания. За пустырем тянулись другие кварталы, хотя и окраинные.
Шлеве вошел в приоткрытые ворота и увидел во дворе человека, занятого у небольшой, странного вида повозки. Вымоченное дождем дерево, из которого была сделана повозка, казалось черным. Верх повозки был откинут, человек с засученными рукавами, которые позволяли видеть его мускулистые руки, мыл повозку внутри. Это был фургон для перевозки заключенных к месту казни, и, судя по всему, предназначался он для Фукса, а человек с мускулистыми руками являлся помощником палача.
Шлеве отряхнул мокрый плащ и позвал:
- Эй, любезный друг!
Человек с голыми руками обернулся и, увидев Шлеве, сказал:
- Любезный друг? Вы первый меня так называете. Что вам угодно?
Шлеве подошел поближе, но на него так пахнуло из фургона, что он тут же отпрянул.
Помощник палача гулко рассмеялся; его черные волосы взлохматились от работы, он был одет в непромокаемую рубаху и панталоны, красный кант на которых указывал на его былую принадлежность к военной службе.
- Я бы очень хотел переговорить с вами с глазу на глаз,- сказал Шлеве с любезной миной, хотя на душе у него кошки скребли.
- Говорите, мне некогда,- отвечал помощник палача, продолжая мыть фургон.
- Мы здесь промокнем.
- Мы и без того уже промокли. Ну так что у вас за дело ко мне?
- Я хочу просить вас об одном одолжении - разумеется, за определенную плату.
Услышав о деньгах, человек с голыми руками сделался покладистей.
- Пойдемте под арку,- сказал он,- там не так мочит.
Шлеве, дабы подтвердить свое обещание, побренчал кошельком.
Помощник палача слез с повозки и, подойдя к барону, которого до этой минуты не знал, но начинал все более и более уважать, провел его под арку ворот.
- Дело, видите ли, просто в моем желании пошутить. Приятель дает завтра маскарад, и я хотел бы прийти туда в вашем костюме.
Помощник палача рассмеялся тем же грубым смехом.
- Вы, видать, решили напугать всех женщин?
- Что-то в этом роде. Во всяком случае, мне нужен точно такой костюм, какой вы надеваете перед казнью.
- До завтра? Это не так-то просто.
- Я думаю, что он не так уж сложен, а?
- Ничего сложного; но, может быть, вы желаете взглянуть?
- Вы очень добры, но не смогли бы вы одолжить ваше платье до завтра, чтобы портной мог взять его за образец.
- Нет, оно мне понадобится сегодня вечером; в Ла-Рокет поступил один смертник, и мы будем строить ему трон.
- Ну, если так, тогда и смотреть не стоит,- сказал Шлеве,- потому что описать словами ваш костюм довольно трудно.
- Вовсе нет, он очень прост: красная рубаха, черные панталоны и высокие сапоги - вот и все.
- Ваше платье еще новое?
- Совсем новое,- отвечал помощник палача.
- Я дал бы вам сорок франков, если бы вы одолжили мне его до завтра.
- Сорок франков? - воскликнул работник.- Черт возьми, это было бы неплохо.
- И мне это выгодней,- сказал барон.- Портному я заплатил бы шестьдесят, а вам дам только сорок и вдобавок получу подлинный костюм.
- Да,- заверил помощник палача,- это так.
- Скажите, а платья ваших товарищей и ваше одинаковы?
- Конечно, все костюмы совершенно одинаковы, и потому мне кажется, что ваше дело можно уладить.
- Если так, то я сейчас же дам вам сорок франков.
- А я дам вам свой костюм, а на вечер займу такой же у Германа, так как иначе меня не пустят в тюрьму. Ну, а ночью, при постройке эшафота, там уже будет все равно, красная или белая на мне рубаха - ночью все кошки серы.
- Хорошо,- сказал барон,- но вы должны молчать об этом, потому что мне будет очень неприятно, если на празднике узнают, что я надел ваше настоящее платье.
- Не беспокойтесь, никто ничего не узнает,- ответил помощник палача и быстро зашагал через двор.
Барон с радостным нетерпением провожал его взглядом; все шло как нельзя лучше, теперь он сможет быть к полудню в Ла-Рокет, как и обещал.
Помощник палача скоро вернулся с пакетом в руках; он развернул его перед Шлеве, чтобы показать, за что тот платит деньги.
Там была темно-красная рубаха с вышитым на груди серебряным топором, черные бархатные панталоны и соединенные с ними блестящие сапоги.
- Возьмите сорок франков,- сказал барон, протягивая две монеты.- Мы в расчете?
- А вы вернете мне мои вещи?
- Конечно! Но может случиться, что мне разорвут рубаху или обольют вином панталоны.
- Ага, если так, то с вас восемьдесят франков,- воскликнул помощник палача,- чтобы я в случае чего мог заказать себе новое платье. Я не знал, что вы собираетесь в кабак.
Барону ничего не оставалось, как достать еще две монеты.
- Вот вам восемьдесят франков - видите, четыре двадцати франковые монеты. Теперь вы удовлетворены?
- Некоторым образом… Но… если вещи вам больше не понадобятся, вы принесете их назад? За одолжение и пользование этим платьем восемьдесят франков - не так уж много!
Шлеве отлично видел, что помощник палача хочет содрать с него как можно больше, но он был рад, что вещи, посредством которых он собирался спасти заключенного в Ла-Рокет, находятся у него, и с готовностью подтвердил, что после маскарада костюм будет сразу же возвращен владельцу.
- Теперь, чтобы я поточней мог войти в образ, сообщите мне, пожалуйста, некоторые подробности. В котором часу вы пойдете вечером к приговоренному?
- Около одиннадцати.
- А когда начнете строить эшафот?
- Около десяти.
- Когда же гильотина скажет свое слово?
- Завтра в семь часов утра дело будет сделано.
- Хотелось бы посмотреть на это занятное зрелище. Казнен будет знаменитый Фукс, бежавший с каторги?
- Да, он! Я думаю, нам придется немало с ним повозиться.
- Его товарищ бежал, как я слышал?
- Да, к сожалению,- сказал помощник палача,- а то мы получили бы не по пяти франков на человека, а вдвое больше.
- Видели вы когда-нибудь Фукса?
- Нет, но сегодня в одиннадцать часов я успею им вдоволь налюбоваться.
- Поосторожней с ним!
- Вы думаете, он может что-нибудь мне сделать?
- С такими людьми шутки плохи.
- Стоит ему только пошевелить рукой, я зарублю его топором, как бешеную собаку.
- Но таким образом вы избавите его от публичного наказания.
- Мне что за дело; он будет в таком случае не первым, кого мы потащим на эшафот мертвым.
- С вами так интересно болтать, что я никак не могу заставить себя уйти. Но… спасибо!
- Желаю вам повеселиться на маскараде!
- А я вам желаю повеселиться на казни; у всякого свой праздник.
Помощник палача рассмеялся, а Шлеве, спрятав пакет под плащ, кивнул ему и удалился.
Предстояла еще одна трудность. Тюремный сторож ни под каким видом не должен был заметить пакета. Поэтому барон завернул в один дом, чтобы как следует скрыть предназначенные для Фукса вещи.
Красную рубаху ему удалось свернуть таким образом, что она вошла в карман плаща, но что делать с панталонами и сапогами? Ничего не придумав, Шлеве решил положиться на свое везение и, укрепив на себе то и другое как можно незаметнее, закутался в широкий плащ.
Пасмурная дождливая погода благоприятствовала его замыслу. Состроив грустную мину, он миновал Пер-Лашез и вышел на улицу Ла-Рокет. Чем ближе подходил он к лобному месту, тем печальней становилось его лицо - барон входил в роль.
Наконец он увидел перед собой площадь и мрачные тюремные здания.
Мы забыли упомянуть, что возле больших тюремных ворот торчало пять железных стоек, вкопанных в землю и служащих для укрепления эшафота; но их не употребляли, потому что они находились слишком близко у стены, а эшафот возводили в стороне, на деревянных столбах.
Барон, погруженный в свои мысли, зацепился за одну из стоек и чуть не упал.
Осмотревшись, он увидел, что заставило его споткнуться, и, саркастически усмехнувшись, пробормотал:
- Однако, было бы большим несчастьем, если бы и я здесь пал.
Когда он подошел к тюремным воротам, часы пробили двенадцать. Господин д'Эпервье, надо думать, места себе не находил, ожидая ключа.
Шлеве позвонил, стараясь держаться скромно и боязливо, как по обыкновению ведут себя родственники, навещающие приговоренных преступников. Он даже сумел прослезиться.
Сторож, звеня ключами, подошел к двери и отворил ее. Барона он не мог узнать, потому что накануне впускал и выпускал его в темноте и не разглядел лица; кроме того барон, как мы уже знаем, до неузнаваемости изменил свою внешность.
- Я хотел бы видеть господина обер-инспектора,- произнес Шлеве голосом, в котором звучало неподдельное горе.
- Это невозможно!
- О, умоляю вас: попросите его принять меня и выслушать только несколько слов; я брат заключенного в Ла-Рокет.
Словосочетанием "заключенный в Ла-Рокет" обозначался приговоренный к смерти, и сторож понял его.
- Вы брат Фукса? В таком случае войдите.
- Да, самый несчастный из всех братьев на свете!
- Покажите свои бумаги,- сказал сторож и, заперев за вошедшим тяжелую дверь, внимательно посмотрел на него.
Часовые мерно шагали взад-вперед неподалеку от того места, где барон Шлеве вед свой разговор с привратником.
- Бумаги?… Добрый господин, я не взял их с собой, скажите это господину обер-инспектору.
- Не пустит,- отрезал сторож и, поколебавшись, добавил: - Но все же пойдемте со мной.
- Я вижу, вы сжалились надо мной, да вознаградит вас за это Матерь Божья,- бормотал Шлеве, следуя за сторожем по тюремному двору, окруженному со всех сторон стенами из красного кирпича. Больше всего он боялся, что кто-нибудь из тюремщиков заметит, что он прячет под плащом какую-то ношу.
Наконец они достигли двери, ведущей внутрь тюрьмы. Сторож отпер ее. Часовой окинул барона пристальным взглядом, тот быстро проскользнул в коридор.
- Замолвите за меня словечко, - жалобно попросил он сторожа. - Мне так тяжело, так жаль брата!
- Нашли, кого жалеть! - бросил на ходу сторож.
- Что поделаешь, я не могу отвечать за его поступки, хотя сам в своей жизни мухи не обидел…
- Постойте здесь,- сказал сторож и направился в кабинет начальника тюрьмы.
Шлеве чувствовал неуверенность, даже робость, но усилием воли взял себя в руки. Фукса необходимо освободить любой ценой, потому что через три дня после этого особняк на улице Риволи должна посетить смерть.
Господин д'Эпервье вышел в коридор. Он уставился на закутанного в широкий плащ барона и с трудом узнал его.
- Подойдите ближе! - приказал он.
Привратник удалился, и Шлеве поспешно вошел в кабинет начальника тюрьмы.
- Слава Богу,- проворчал он, когда д'Эпервье запер за ним дверь.- Ну, теперь все в порядке!
- Так это в самом деле вы, господин барон?
- Комедия с переодеваниями, мой милый господин д'Эпервье. Вот ключ, благодарю вас. Теперь позвольте мне проститься с заключенным.
Начальник тюрьмы торопливо привязал к ключу прежний номер и с облегчением сказал:
- Я сегодня всю ночь не спал.
- Охотно верю вам, милейший! И со мной было бы то же самое, если бы мне предстояло такое зрелище, каким вы будете наслаждаться сегодня вечером.
- Боюсь, что вся эта история выйдет мне боком. Своими кровавыми злодеяниями Фукс привлек внимание всего двора, и сам император выразил удовлетворение по поводу поимки этого опасного преступника.
- Все это бабьи сказки, милый д'Эпервье! У императора достаточно забот и помимо Фукса! Повторяю вам, что к предстоящему происшествию вы будете совершенно непричастны.
- И все-таки это может стоить мне головы.
- Видеть Леону и затем умереть - не вы ли об этом мечтали, достойнейший господин начальник? - с дьявольской улыбкой спросил Шлеве.- Не вы ли говорили, что нет наслаждения выше этого?
- Пойдемте, господин барон.
- Известно ли Фуксу содержание приговора?
- Нет, он узнает его только сегодня вечером, в одиннадцать часов.
- Когда наше свидание закончится, из камеры меня выпустите вы?
- Это моя обязанность.
- Но при самом свидании не будете присутствовать?
- Это не входит в мои обязанности.
- Отлично! Вы как начальник тюрьмы не будете нести никакой ответственности.
- Вы полны сострадания, господин барон!
- И самоотверженности, добавьте. Да-да, мой милый господин д'Эпервье, и все это - во имя человеколюбия.
Начальник тюрьмы принужденно усмехнулся; он отлично понимал, что, спасая Фукса, Шлеве преследует какие-то свои, далеко идущие цели.
Оба они вышли в коридор, где, переговариваясь, стояло несколько тюремщиков.
Те вытянулись и отдали честь, когда господин обер-инспектор вместе с посетителем прошел мимо.
- Гирль,- позвал д'Эпервье одного из них,- отворите камеру заключенного Фукса. Брат пришел проститься с ним.
Все трое двинулись по коридору. Сторож остановился у одной из дверей, отпер замок и отворил ее.
- Можете войти,- сказал обер-инспектор, обращаясь к Шлеве.- Вам дается для свидания десять минут.
- О Боже,- со вздохом проговорил Шлеве, притворяясь сильно взволнованным,- я не переживу завтрашнего дня.
- Будьте мужественны, милейший, вы ведь не виноваты в злой судьбе, постигшей вашего брата,- произнес д'Эпервье, подталкивая Шлеве к двери.
Надзиратель Гирль запер за ним тяжелый замок. Обер-инспектор принялся ходить взад-вперед по коридору.
Тюремщики удалились.
Фукс увидел незнакомого человека, закутанного в плащ, и, приняв его за священника, не двинулся с места.
- Не утруждайте себя понапрасну, благочестивый господин,- сказал не признающий Бога преступник,- со мной вы лишь потеряете зря время.
- Фукс,- проговорил шепотом Шлеве,- я играю роль вашего брата - пошумите немного.
Седобородый преступник тихо засмеялся и издал несколько восклицаний, которые можно было принять за выражение горести при последнем тягостном свидании.
- Это вы, господин барон…
- Я выполняю свое обещание спасти вас, но только в том случае, если вы сдержите свое.
- Я человек слова. Если через три дня мое обещание не будет исполнено, можете снова передать меня в руки властей.
- А исполнив обещанное, вы уедете В Америку?
- Тотчас же, господин барон, я отправлюсь в Мексику, где, должно быть, найду себе дело, так же как уезжающие туда французы и испанцы.
- Ну так слушайте внимательно,- сказал барон.- Я все подготовил, остальное за вами. От вас потребуется точность, осторожность и, главное, смелость.
- В смелости, кажется, до сих пор у Фукса не было недостатка.
- Сегодня вечером, в одиннадцать часов, к вам должен явиться помощник палача, чтобы осмотреть вашу шею. Затем вскоре придут судья, духовник, двое сторожей с вином и будут находиться при вас неотлучно.
- Ага, они явно торопятся!
- В десять часов для вас начнут возводить эшафот.
- Не стоит труда…
- Вы должны выйти из камеры перед одиннадцатью часами и непременно до того, как к вам явится помощник палача.
- Не беспокойтесь, я буду следить за временем.
- Из этой камеры вы должны выйти именно в облике помощника палача.
- Это мне нравится,- с улыбкой заметил Фукс,- такие приключения мне по вкусу.
- Вот вам красная рубаха.
- У вас, наверное, было много возни с этим, господин барон.
- Да, вы мой вечный должник. Спрячьте рубаху, вот вам еще панталоны и сапоги, а вот,- тут Шлеве невольно понизил голос,- вот ключ от вашей камеры. Постарайтесь воспользоваться им, когда никого не будет поблизости. Главное для вас - пройти коридор, а там уже не составит труда покинуть тюремное здание и пересечь двор.
- Привратник, пожалуй, удивится, что красная фигура выходит, а он никого не впускал.
- В таком случае скажете, что вы вошли через другой ход, с улицы Ла-Рокет, а теперь выходите через большие ворота, потому что вам нужно на площадь, где строится эшафот.