Как мы уже знаем, объединенные усилия полиции всей империи, направленные на поимку опасных преступников Фукса и Рыжего Эде, ни к чему не привели, хотя не только весь Париж, но и сам император с нетерпением ожидали других, более успешных результатов. И легко можно себе представить, как приходилось страдать бедному Гирлю, когда на него одного изливался гнев правительства, сознающего в данном случае свое полное бессилие.
Его почти ежедневно допрашивали, и каждый допрос кончался горчайшими упреками в предательстве и неисполнении служебного долга.
После тщетных попыток оправдаться и приступов бессильной ярости Гирль сделался равнодушным к своему положению подозреваемого. Он лишь повторял с упорством стоика, что невиновен, ничего не знает и сообщить по этому делу ничего нового не может. Бедняга и не мог ничего другого ответить, даже если бы его замучили до смерти. Но кто ему верил?
Кому могла бы прийти в голову мысль, что в побеге Фукса всецело виноват не несчастный надзиратель Гирль, а сам обер-инспектор тюрьмы Ла-Рокет, блестящий господин д'Эпервье!
Но не утративший своей важности обер-инспектор находился на воле, а бедный надзиратель сделался козлом отпущения. Как часто происходят на служебном поприще такие несправедливости!
Хотя господин д'Эпервье был человеком изрядно опошлившимся и не особенно разборчивым в средствах для достижения своих целей, однако и он чувствовал внутренний укор, угрызения совести по поводу судьбы своего несчастного подчиненного. Он не был еще настолько испорчен, чтобы совсем не иметь совести, скорее, он просто был легкомыслен. Давно известно, что люди легкомысленные в то же время весьма добродушны, одно с другим каким-то образом тесно связано…
Господину д'Эпервье было жаль безвинно страдавшего Гирля, но что он мог сделать для его спасения? Не жертвовать же ему собой, объявив истинного виновника?!. Это означало бы слишком многого требовать от его добродушия!
Господин д'Эпервье думал и колебался. Минуты воображаемого наслаждения в Ангулемском дворце приходилось искупать теперь угрызениями совести, донимавшими его много дней и недель. За один взгляд на прекрасную графиню Леону Понинскую он обрек себя на бессонные ночи, а бедного Гирля - на заточение в тюрьме.
Действительно, душевные муки подчас не легче телесных. В нем зрело решение дать делу другой поворот; при этом он не хотел сам совать голову в петлю, но и не собирался щадить истинного виновника всего случившегося.
При этом он отдавал себе отчет, что если скомпрометирует хитрого и влиятельного барона, то, без сомнения, и сам будет раздавлен - он ни минуты не сомневался в могуществе графини Понинской.
Что же оставалось делать?
Господин д'Эпервье пришел, наконец, к решению своеобразному и не лишенному риска - разыскивать Фукса и его товарища самому, без посторонней помощи, так как он достаточно хорошо знал законы преступного мира.
Не было никакого сомнения в том, что оба злодея находятся в Париже, потому что трудно придумать более безопасное место, чем лабиринт домов и улиц этого Содома. Однако господин д'Эпервье сильно сомневался, что преступников следует искать в трущобах и ночлежках.
Он знал Фукса как матерого, опытного хищника и потому не мог ожидать от него такой неосторожности, граничащей с безумием.
Едва ли тот имел доступ в добропорядочное семейство; скорее всего, нашел приют под покровом лицемерного благочестия в каком-нибудь монастыре.
Во всяком случае, размышлял обер-инспектор, Фукс наверняка встречается с бароном Шлеве - вот через кого проще всего разузнать местопребывание преступника!
Господин д'Эпервье чувствовал, что изнемогает под гнетом тайны, окружавшей побег Фукса и все, что ему предшествовало.
Но кому он мог и должен был довериться?
Никому! Под страхом разоблачения…
В этой критической обстановке ему приходилось полагаться только на самого себя.
Он охотно уступил бы этот труд другому. И с готовностью пожертвовал бы значительную сумму денег, только чтобы проследить, какие сношения поддерживает барон Шлеве с Фуксом. Но передоверить это было некому.
Оставалась только одна возможность с наименьшим риском узнать местопребывание бывшего ла-рокетского узника - принять на себя роль шпиона.
Он решился, наконец, и вечером отправился к особняку барона Шлеве.
Предприятие это, как он теперь видел, имело свои минусы: не только потому, что караулить на улице, пока барону вздумается выехать, было не очень приятно; гораздо худшим представлялось то, что слуга барона вскоре, по-видимому, заметил слежку, несмотря на все принятые д'Эпервье меры предосторожности.
Это стало очевидным уже из того, что слуга, перед тем как ехать куда-либо, вначале оглядывался по сторонам, да и сам Шлеве с еще большим вниманием устремлял взгляд на каждого, кто казался ему подозрительным.
Но господин д'Эпервье не так-то легко отступал от принятого плана.
Напротив особняка Шлеве находилась кофейня, в укромном уголке которой можно было с успехом продолжить наблюдение за домом.
В эту кофейню обер-инспектор приходил теперь каждый вечер, пил ликер и посматривал в окно.
Дважды он брал фиакр и преследовал барона, но экипаж последнего неизменно направлялся к Ангулемскому дворцу.
На третий вечер господин д'Эпервье решил перенести свой наблюдательный пост непосредственно во дворец. Там его терпение и выдержка должны были увенчаться успехом.
Он не пошел в кофейню, но прямо поехал в Булонский лес, до дворца добрался пешком и незаметно проник в парк.
С наступлением сумерек к парадному подъезду дворца начали подъезжать кареты, из них выходили знатные гости. Д'Эпервье под покровом темноты внимательно следил за происходящим из-за деревьев.
Уже было поздно, и он собирался покинуть свой пост, как вдруг к подъезду подкатил еще один экипаж.
- Быть может, это барон пожаловал? - пробормотал уставший ждать господин д'Эпервье и подался вперед, чтобы лучше видеть.- Клянусь всеми святыми, это его экипаж!
Однако карета, вопреки ожиданию, не остановилась у подъезда, а покатила дальше, ко входу для прислуги.
Это было по меньшей мере странно! Господин д'Эпервье оставил свой пост и последовал за экипажем, прячась в тени деревьев. Измученный ожиданием, подгоняемый любопытством, он совсем забыл о предосторожности и, чтобы лучше видеть, приблизился к террасе, у которой остановился экипаж барона.
Терраса была изнутри ярко освещена, господин д'Эпервье мог хорошо видеть, кто выходит из экипажа - так же, впрочем, как и они его. Спохватившись, он поспешил укрыться за одной из колонн, которые поддерживали увитую плющом галерею.
Лакей отворил дверцу кареты, из нее выбрался Шлеве и тотчас же вошел в дверь заднего хода. За ним из кареты показался человек, закутанный в темный плащ, в котором д'Эпервье без труда узнал Фукса. Ну, наконец-то!
Фукс скрывался в Ангулемском дворце - быть может, даже против воли графини Понинской или, по крайней мере, без ее согласия.
Во всяком случае, лучшего убежища и придумать было бы трудно, так как вряд ли кому-нибудь пришло в голову искать беглого каторжника во дворце, посещаемом исключительно знатными людьми.
Забывшись, д'Эпервье слишком высунул голову из-за колонны, и бдительный лакей его заметил. Спустя некоторое время, когда обер-инспектор, обдумывая планы захвата беглого преступника, торопился домой, барон вышел к своей карете, и лакей тотчас донес ему обо всем замеченном.
Когда господин д'Эпервье возвратился в свою квартиру на улице Ла-Рокет, чтобы предпринять дальнейшие шаги, ему доложили о приезде какого-то господина, который просит немедленно принять его.
Обер-инспектор догадался, что за гость пожаловал к нему в такое время, и велел привратнику не принимать его, ссылаясь на поздний час. Привратник ушел, но тут же вернулся со словами, что господин не принял отказа и вручил ему для передачи свою визитную карточку. На ней значилась фамилия барона Шлеве.
Пока обер-инспектор придумывал новую причину для отказа, непрошенный гость уже стоял на пороге. Барон выглядел взволнованным, морщинистое лицо было бледней обычного, а серые глаза слегка косили, что служило у него признаком волнения.
- Извините, господин д'Эпервье,- сказал он, подавая свою костлявую руку в безукоризненной перчатке,- тысячу раз извините, что вынужден беспокоить вас в столь неурочное время…
Шлеве умолк и бросил вопросительный взгляд на привратника, все еще находившегося в комнате.
- Я собираюсь уезжать, господин барон,- холодно заметил обер-инспектор и повелительным тоном бросил привратнику: - Прикажите кучеру ждать меня внизу!
Привратник удалился. Когда дверь за ним закрылась, Шлеве приблизился к д'Эпервье.
- Я приехал так поздно, чтобы удержать вас от необдуманного шага, могущего причинить вам страшный вред; вы ведь собрались ехать к префекту полиции, не так ли?
- А если бы и так, господин барон, что из этого?
- Этот поступок оказался бы для вас роковым…
- Вы говорите загадками, господин барон!
- Да, я взволнован, позвольте мне собраться с мыслями. Вы были час назад в Ангулемском дворце?
- Вполне возможно… Ну и что?
- Вы видели там…- Шлеве оглянулся и произнес, понизив голос: - ла-рокетского узника?
- Вполне возможно… Продолжайте!
- И вы хотите принять меры для его поимки?
- Как вы догадливы, господин барон! Кажется, наш уговор выполнен обеими сторонами, и больше никто никому не должен.
- Выполнен, но не забыт!
- Что вы хотите этим сказать?
- Вы можете поплатиться головой, если захотите выдать преступника властям!
- Я не трус, господин барон, и готов это доказать!
- Вот видите, мои опасения подтвердились! - вскричал барон с большим волнением.- Как вовремя я успел! Послушайте меня, господин д'Эпервье, и поверьте, что не корыстолюбие привело меня сюда. Уговор наш действительно исполнен и прекратил свое действие, но не забывайте, что посредством его мы навсегда отдали себя в руки Фукса!
- Относительно себя я так не думаю! - с ледяным спокойствием произнес обер-инспектор.- Я должен исполнить свой долг.
- Предупреждаю вас, дорогой д'Эпервье, не делайте этого! Страшная опасность грозит нам обоим. Если вы решитесь отдать Фукса в руки полиции, он и нас с вами потянет за собой.
- Это вам сам Фукс сказал?
- Если хотите… да!
- Ах, какая зловещая угроза! - насмешливо сказал обер-инспектор.- Она, конечно, заслуживает полного доверия, равно как и субъект, от которого она исходит. И, тем не менее, я не должен забывать о своих обязанностях и не могу позволить снова обмануть себя, как это уже было однажды. Я совершил ошибку и теперь без колебаний намерен ее исправить!
- Вы погубите себя и меня!
Д'Эпервье пожал плечами.
- У вас еще есть время решиться и принять меры! - сказал он холодно.
- Послушайте! - воскликнул Шлеве.- Ваша торопливость ни к чему не приведет, она бессмысленна! Вы полагаете, что Фукс все еще находится в Ангулемском дворце?
Только теперь д'Эпервье понял, что совершил непростительную ошибку, не окружив предварительно дворец надежной охраной. Конечно, это было бы непросто сделать, и потом он ведь не знал, что его слежка обнаружена.
- Вы хотите,- продолжал Шлеве, видя, что его слова произвели ожидаемое впечатление,- вы хотите арестовать Фукса во дворце, но при этом забываете, что, пока мы тут с вами разговариваем, он давно уже находится в другом надежном месте. Вы ничего не достигли бы посредством ваших розысков, а только навлекли бы на себя двойное несчастье и погибли бы безвозвратно!
- Хотя я и сознаю, что вы правы, хотелось бы знать, в чем именно заключается это двойное несчастье! - спросил обер-инспектор несколько обескураженно, видя, что его обвели вокруг пальца.- Вы подразумеваете долю моей вины в бегстве этого каторжника? Полагаю все-таки, что не я главный виновник…
- Это так, достойный господин д'Эпервье, без сомнения, вина ваша есть и немалая. Но не забывайте, что вам еще грозит месть человека, не знающего, что такое страх, и поклявшегося убить вас, если вы вздумаете его выдать. Он страшный человек и исполнит свою угрозу, чего бы это ему ни стоило. И я, чтоб вы знали, нахожусь в такой же опасности, в таком же положении, как и вы, поэтому можете судить о намерении, которое привело меня сюда!…
- Но ведь вы и теперь помогали преступнику, предоставляя ему убежище, не так ли?
- Боже мой, что же мне оставалось делать? Я самый несчастный человек на свете, потому что этот проклятый каторжник вымогает у меня деньги и заставляет делать все, что он захочет, а при малейшем моем несогласии грозит передать вас, достойный господин д'Эпервье, и меня в руки правосудия. Этому висельнику ничего не стоит так и сделать, чувство благодарности ему неведомо. И пока мне не удастся освободиться из когтей этого негодяя, я несчастнейший человек в мире!
Этот монолог барон произнес с таким неподдельным страхом и так трогательно, что д'Эпервье не мог не поверить его рассказу, тем более что слова барона звучали вполне убедительно…
- Так вы прятали преступника и помогали ему потому только, что боялись его мести?
- Конечно, господин д'Эпервье! - вскричал Шлеве, прижимая руку к груди и этим желая придать больше искренности своим словам.- Я пришел сюда только для того, чтобы спросить у вас совета, каким образом мы можем освободиться от этого страшного человека! Я глубоко раскаиваюсь в своем простодушии, но это случилось только однажды, и нам остается заключить меж собой союз, чтобы по возможности обезвредить этого человека.
- Вы знаете, куда он отправился?
- Нет, дорогой д'Эпервье, у меня не было времени узнать это, я очень торопился сюда, к вам, чтобы предупредить ужасные последствия вашей горячности. Представляете, если бы нас обоих подвергли аресту?… Об этом даже подумать страшно!… И все из-за вашего несвоевременного вмешательства! Дайте мне руку и обещайте, что не откажете мне в помощи и содействий против этого негодяя, дайте честное слово, что отныне мы будем действовать сообща!
Голос Шлеве прерывался, он весь дрожал от возбуждения.
- Охотно! - сказал доверчивый господин д'Эпервье, подавая барону руку.- Я не знал истинного положения дел. Но теперь вы мне все объяснили и я верю, что ваши опасения вполне обоснованы. Мы действительно должны объединить наши усилия. Вы составили уже какой-нибудь план?
- По дороге сюда мне пришла в голову одна мысль… Перед тем, как ехать к вам, я все-таки успел шепнуть графине Понинской, чтобы она выведала у Фукса, куда он намерен отправиться.
- Графиня тоже знакома с этим негодяем? - спросил удивленный господин д'Эпервье.
- Мне кажется, я вам уже однажды говорил об этом… Здесь замешана семейная тайна… Этот Фукс раньше был порядочным человеком, канцелярским чиновником, с того времени графиня и знает его.
- И вы полагаете, что он сказал красавице-графине, куда собирается?
- Не сомневаюсь! Но чтобы добраться до него, мы должны быть очень осторожны и не спугнуть его снова; вы представить себе не можете, как опасен, мстителен и хитер этот Фукс!…
- Охотно верю, но мне он все-таки не внушает такого страха, как вам.
- Тем лучше! Авось, нам удастся перехитрить его, и тогда он окажется в наших руках. Но надо бы посоветоваться с графиней. Не отправиться ли нам завтра вечером в Ангулемский дворец, дорогой д'Эпервье?
- В Ангулемский дворец? - повторил обер-инспектор, не столько удивленный, сколько обрадованный.
- Графиня Понинская славится не только своей красотой, но и умом. В ее лице мы можем приобрести ценного союзника, но… Нам необходимо принять все меры предосторожности, никто не должен знать о нашем приезде! Вы поняли меня, достойный господин д'Эпервье? Никто!…
- Хорошо, пусть будет так. Ни одна живая душа не узнает о нашем совещании.
- Во дворец вам лучше поехать не в своем экипаже, а в наемном фиакре.
- И это будет исполнено, дорогой барон. В котором часу мне прибыть?
- В десять вечера. Это самое удобное время - вы сможете еще кое-что увидеть, не будучи никем замечены…
- О, вы необычайно любезны и внимательны!
- Покорнейше прошу вас исполнить все в точности, любезный господин д'Эпервье! - с улыбкой проговорил Шлеве, еще раз пожимая руку обер-инспектору.- За бокалом вина и в обществе графини мы все подробно обсудим и выработаем общее решение.
- Вино, к сожалению, придется отставить, уже несколько дней я страдаю приливами крови.
- О!… Вы не советовались с вашим врачом?
- Давеча он говорил мне, что я должен воздерживаться от всех горячительных напитков - во избежание удара!
- Хорошо, дорогой д'Эпервье, обойдемся без вина. Итак, до завтра, до встречи в волшебном дворце рядом с Булонским лесом. Ухожу от вас исполненный уверенности, что в дальнейшем мы будем действовать только сообща. Надеюсь, я убедил вас?
- Да, дорогой барон. Тысяча извинений, что я плохо о вас подумал!
Шлеве любезно улыбнулся.
- Я счастлив, что наставил вас на путь истины, дорогой д'Эпервье. До скорого свидания!
Обер-инспектор проводил барона до экипажа, который поджидал у подъезда, и на прощание еще раз крепко пожал ему руку. Он был вполне убежден в его чистосердечности и даже мысли не допускал, что Шлеве устроил сейчас небольшой спектакль и, как талантливый актер, сыграл свою роль весьма и весьма достоверно!…
XXIV. ЯД В ЛИМОНАДЕ
Когда лакей барона Шлеве заметил слежку, узнал в следившем обер-инспектора и доложил об этом своему господину, барон сразу догадался, какие цели мог преследовать д'Эпервье: выследить и арестовать беглеца. Эта затея была чревата самыми неприятными последствиями. На допросе Фукс мог выдать своих сообщников, и тогда под суд пошли бы не только барон, оказавший деятельную помощь преступнику, но и графиня как главный организатор. Столь опасному намерению д'Эпервье необходимо было помешать, и как можно скорей.
Дорога была каждая минута, барон даже не смог предупредить графиню о грозившей им обоим опасности. Он быстро помчался в своем экипаже на улицу Ла-Рокет, удача, как это часто бывало, способствовала ему, и он успел вовремя. Остальное не представляло труда. Он так легко и вместе с тем энергично разрушил планы д'Эпервье и помешал их осуществлению, что теперь, возвращаясь в свой особняк, испытывал глубокое удовлетворение, на морщинистом лице его сияла торжествующая улыбка. Он узнал даже больше, чем намеревался, и теперь явственно видел, какую опасность представлял для него обер-инспектор, и понимал, что ее во что бы то ни стало следует устранить.
Шлеве слишком хорошо знал, что подобные д'Эпервье добродушные люди в минуты угрызений совести бывают очень опасны, потому что действуют необдуманно. Кроме того у барона была еще одна причина заботиться о том, чтобы Фукс не попал в руки правосудия: он надеялся и в будущем еще не раз воспользоваться его услугами…
Барону было прекрасно известно, куда направился Фукс из Ангулемского дворца, ведь он сам отыскал это убежище!