- У северо-западной оконечности Санто-Доминго находится остров длиной около восьми миль, отделенный от большой земли узким каналом и окруженный скалами, называющимися Железными берегами, которые делают невозможной высадку нигде, кроме южной стороны, где находится довольно хорошая гавань, грунт которой состоит из очень мелкого песка и где суда укрыты от всех ветров, которые, впрочем, никогда не бывают сильными в тех местах; несколько песчаных отмелей встречаются еще вдоль берегов, но к ним можно пристать только пирогам. Остров этот называется Тортугой, то есть островом Черепахи, своей формой он напоминает это земноводное животное. Вот, братья, где я намерен основать наше главное поселение, или, если вы предпочитаете это название, нашу штаб-квартиру. Гавань Пор-де-Пэ и гавань Марго, находящиеся напротив Тортуги, сделают легким сообщение с Санто-Доминго. Укрывшись на нашем острове, как в неприступной крепости, мы сможем со смехом взирать на усилия всего Кастильского королевства. Но я не хочу вас обманывать, я должен сказать вам все: испанцы остерегаются, они предвидели, что если набеги продолжатся, если они не успеют нас уничтожить, то превосходное положение этого острова не укроется от нашего внимания и что, вероятно, мы постараемся завладеть им; поэтому они заняли его отрядом в двадцать пять солдат под командой альфереса. Не улыбайтесь, братья, - хотя этот гарнизон немногочислен, вполне достаточно его присутствия на острове из-за тех мер, которые он принял для усиления своей безопасности. Имеются также определенные затруднения при высадке на берег. Кроме того, отряду легко получить за весьма непродолжительное время подкрепление с Санто-Доминго. Несколько раз, переодевшись, проникал я на Тортугу и осматривал все очень внимательно; вы можете вполне доверять сведениям, которые я сообщаю вам.
- Монбар прав, - сказал тогда Рок Бразилец, - я знаю остров Черепахи, я убежден так же, как и он, что этот остров предоставит нам убежище гораздо более надежное и более выгодное, чем Сент-Кристофер.
- Теперь, братья, - продолжал Монбар, - подумайте и отвечайте - да или нет. Если вы примете мое предложение, я постараюсь осуществить свой план, захватив остров; если вы откажете, об этом больше не будет речи.
Желая дать возможность своим собратьям спокойно, без нажима обсудить его предложение, авантюрист вышел из комнаты на террасу, где начал прохаживаться взад и вперед, внешне равнодушный ко всему, что происходило, но в душе сильно тревожась о результатах обсуждения.
Не прошло и нескольких минут, пока он прохаживался таким образом, как вдруг неподалеку от него послышался легкий свист, свист до того тихий, что только такой тонкий слух, каким был одарен флибустьер, мог его услышать. Он сделал несколько шагов в направлении, откуда подали сигнал, и в ту же минуту человек, лежавший на земле и так слившийся с темнотой, что его невозможно было заметить, поднял голову и при беловатых отблесках лунных лучей явил смуглое смышленое лицо кариба.
- Омопуа? - спросил флибустьер.
- Я жду, - лаконично ответил индеец, становясь прямо перед ним.
Омопуа, то есть Прыгун, был молодой человек лет двадцати пяти, высокий и удивительно пропорционально сложенный. Кожа его имела золотистый оттенок флорентийской бронзы. Он был гол, за исключением легких холщовых панталон, спускавшихся немного ниже колен; длинные черные волосы, ровно разделенные на макушке, спускались по плечам. Кроме длинного ножа и штыка, заткнутого за пояс из бычьей кожи, другого оружия у него не было.
- Пришел тот человек? - спросил Монбар.
- Пришел.
- Прыгун его видел?
- Видел.
- Он считает себя узнанным?
- Только лишь глаз ожесточенного врага мог узнать его при таком переодевании.
- Хорошо; мой брат проводит меня к нему.
- Я провожу бледнолицего вождя.
- Хорошо! Где я найду Прыгуна через час после восхода солнца?
- Прыгун будет дома.
- Я приду.
Услышав, что его зовут из комнаты, Монбар прибавил:
- Я полагаюсь на обещание индейца.
- Да, если вождь сдержит свое обещание.
- Сдержу.
Простившись с флибустьером, кариб проскользнул к утесу и почти мгновенно исчез. Монбар с минуту оставался неподвижен, погрузившись в глубокие раздумья, потом сделал резкое движение и, проведя рукой по лбу как бы для того, чтобы изгладить все следы волнения, большими шагами возвратился в дом.
Обсуждения закончились, флибустьеры расселись на стульях, Монбар также сел на свое место и ждал с притворным равнодушием, чтобы заговорил кто-нибудь из товарищей.
- Брат, - начал Давид, - мы трезво обдумали твое предложение; наши товарищи поручили мне сказать тебе, что они принимают его. Только они желают знать, какими средствами намерен ты добиться осуществления своего плана.
- Братья, благодарю вас за ваше согласие, - ответил Монбар, - а способы, которыми я намерен захватить остров Черепахи, позвольте мне пока сохранить в тайне: успех экспедиции обязывает меня к этому. Знайте только, что я не хочу ущемлять ничьих интересов и намерен один подвергнуться любому риску.
- Ты не так меня понял, брат, или я плохо выразился, - возразил Давид. - Если я спросил, каким образом ты намерен действовать, то меня побуждало к тому не пустое любопытство. В таком важном и интересующем все наше общество деле мы должны умереть или победить вместе с тобой. Мы хотим разделить с тобой часть торжества или получить долю в поражении.
Монбар был невольно растроган этими великодушными словами, так благородно произнесенными. С внезапным порывом сердца протянув руки флибустьерам, которые решительно пожали их, он сказал:
- Вы правы, братья, мы все должны участвовать в этом великом предприятии, которое, как я надеюсь, позволит нам совершить благородные дела. Мы все отправимся на остров Черепахи, только - поверьте, я говорю вам не из честолюбия - предоставьте мне руководить экспедицией.
- Разве ты не наш предводитель? - вскричали флибустьеры.
- Мы будем тебе повиноваться по флибустьерским законам, - сказал Давид, - тот, кто задумал экспедицию, один имеет право командовать ей, мы будем твоими солдатами.
- Решено, братья! Сегодня же в одиннадцать часов утра я отправляюсь на торги, где выставят на продажу работников, прибывших из Франции третьего дня, навещу губернатора, чтобы предупредить его о подготовке к новому набегу, и набор экипажей начнется тотчас же.
- Все мы непременно там будем, - сказал Красивая Голова, - мне надо купить двух работников взамен пары бездельников, которые умерли от лености.
- Решено, - сказал Бартелеми, - в одиннадцать часов мы все будем в Нижней Земле.
Они встали и приготовились расходиться, потому что в обсуждениях прошла вся ночь и солнце, хотя еще находилось за горизонтом, уже начинало оттенять его широкими перламутровыми полосами, которые мало-помалу переходили в пурпуровые оттенки и показывали, что дневное светило не замедлит появиться.
- Кстати, - сказал с равнодушным видом Монбар Моргану, который провожал его вместе с другими флибустьерами до начала тропинки, - если ты не очень дорожишь своим карибом, не знаю как его зовут…
- Прыгун.
- А! Очень хорошо. Итак, я говорил, что если тебе все равно, то я был бы тебе очень обязан, если бы ты уступил его мне.
- Он тебе нужен?
- Да, я думаю, что он будет мне полезен.
- Раз так, возьми его, брат; я уступаю его тебе, хотя это хороший работник и я им доволен.
- Благодарю, брат. Во сколько ты его ценишь?
- Боже мой! Я не стану с тобой торговаться, брат. Я видел у тебя хорошее ружье - отдай его мне и возьми индейца, мы будем квиты.
- Подожди.
- Чего?
- Я хочу отдать тебе это ружье прямо сейчас; пришли ко мне индейца… или, если у меня будет время, я сам зайду за ним сегодня.
Флибустьер вернулся в дом, снял со стены ружье и принес его Моргану, который с неподдельной радостью набросил его на плечо.
- Ну, решено, - сказал он. - До свидания.
- До свидания, - ответил Монбар, и они разошлись. Монбар надел толстый плащ, шляпу с широкими полями, полностью скрывавшими его лицо, и, обернувшись к Мигелю, сказал:
- Матрос, одно важное дело заставляет меня отправляться в Нижнюю Землю; ступай к губернатору, кавалеру де Фонтенэ, и, не вдаваясь ни в какие подробности и не открывая нашей тайны, просто скажи ему, что я готовлю новую экспедицию.
- Хорошо, пойду, - ответил Мигель.
- Потом пройди к люгеру и вместе с Тихим Ветерком приготовь там все к отплытию.
Дав инструкции морякам, Монбар спустился с утеса.
* * *
Кавалер де Фонтенэ, так же как и д'Эснамбюк, место которого в звании губернатора острова Сент-Кристофер он занял два года тому назад, был младшим сыном нормандского дворянина, приехавшим на острова искать счастья. Но прежде чем сделаться губернатором, он долгое время участвовал в набегах флибустьеров. Именно такой человек и был нужен последним на губернаторском посту: он предоставлял им свободу действовать так, как они считали необходимым, и никогда не требовал от них отчета, понимал с полуслова и только брал десятую часть добычи, - добровольная дань, которую ему платили авантюристы в благодарность за покровительство, которое он им оказывал от имени короля.
Взошло солнце. Свежий морской ветерок тихо шелестел листьями деревьев, птицы пели, спрятавшись в ветвях. Монбар шел большими шагами, не смотря ни вправо ни влево, по-видимому погруженный в глубокие размышления.
При входе в селение Нижняя Земля, вместо того, чтобы пойти прямо, он направился по узкой тропинке через плантацию табака к горе Мизери. После довольно продолжительной ходьбы флибустьер наконец остановился у входа в бесплодное ущелье, на косогоре которого возвышалась жалкая бревенчатая хижина, покрытая пальмовыми листьями. На пороге этой хижины стоял человек. Заметив Монбара, он радостно вскрикнул и с быстротой и легкостью лани бегом бросился к нему по скалам. Это был кариб Прыгун. Добежав до флибустьера, он бросился перед ним на колени.
- Встань, - сказал ему авантюрист, - к чему благодарить меня?
- Мой господин час тому назад сказал, что теперь я принадлежу не ему, а тебе.
- Я же обещал тебе!
- Это правда, но белые всегда обещают и никогда не держат своих обещаний.
- Ты видишь доказательство обратному. Встань. Твой господин продал тебя мне, это правда, а я даю тебе свободу; у тебя теперь только один властелин - Бог.
Индеец встал, приложил руку к груди, зашатался, лицо его судорожно передергивалось, он пребывал в сильном душевном волнении, которое, несмотря на все усилия, он не мог преодолеть. Монбар, спокойный и мрачный, внимательно рассматривал его, устремив на него проницательный взгляд. Наконец индейцу удалось заговорить; голос его с хрипом вырывался из горла.
- Прыгун был вождем своего народа, - сказал он, - испанец унизил его, при помощи измены сделав рабом и продав, как вьючную скотину. Ты возвращаешь Прыгуну то звание, которого он никогда не должен был лишаться. Хорошо, ты теряешь плохого раба, но приобретаешь преданного друга. Без тебя я умер бы. Моя жизнь принадлежит тебе.
Монбар протянул ему руку, кариб почтительно поцеловал ее.
- Как ты хочешь, остаться здесь или возвратиться на Гаити?
- Родные Прыгуна и остальной его народ блуждают на равнинах Бохио, - ответил индеец, - но куда пойдешь ты, туда пойду и я.
- Хорошо, ступай за мной и веди меня к тому человеку, понимаешь?
- Сейчас.
- Ты уверен, что он испанец?
- Уверен.
- Ты не знаешь, по каким причинам приехал он на остров?
- Не знаю.
- В каком месте он остановился?
- У одного англичанина.
- Стало быть, в английской колонии?
- Нет, в Нижней Земле.
- Тем лучше. Как зовут этого англичанина?
- Капитан Уильям Дрейк.
- Капитан Дрейк?! - с удивлением вскричал Монбар. - Это невозможно!
- Он там.
- Стало быть, капитан его не знает?
- Не знает; этот человек пришел к нему и попросил гостеприимства, капитан не мог ему отказать.
- Это правда. Ступай ко мне в дом, возьми платье, ружье или любое другое оружие, которое тебе понравится, и приходи ко мне; я буду у капитана Дрейка, а если меня там не окажется, то встретимся на пристани. Ступай.
Монбар вернулся назад и направился к Нижней Земле, а кариб пошел прямо к дому Монбара.
Нижняя Земля была, так сказать, штаб-квартирой французской колонии. В то время, когда происходит наша история, это было жалкое селение, выстроенное без всякого порядка, сообразно прихоти или удобству каждого домовладельца. Но издали оно выглядело очень живописно из-за хаотичного расположения домов всевозможной формы и величины, выстроенных на берегу моря перед великолепным рейдом, заполненным кораблями, стоящими на якоре, и бесчисленным множеством пирог, постоянно сновавших взад и вперед. Батарея из шести пушек на узком мысе, выдававшемся в море, защищала вход на рейд. Но в этом городке, таком грязном, таком жалком и ничтожном с виду, странные обитатели вели насыщенную жизнь. Узкие, темные улицы были наполнены разношерстной публикой, которая сновала взад и вперед с озабоченным видом. Трактиры виднелись на углу всех площадей и всех перекрестков, странствующие купцы хриплым голосом расхваливали свой товар, а публичные глашатаи в сопровождении толпы, которую на каждом шагу все увеличивали праздношатающиеся, объявляли при звуке труб и барабанов о продаже в этот день новых наемных работников, прибывших накануне на корабле Компании.
Монбар неприметно прошел в толпе к дому Уильяма Дрейка. Дом этот, довольно красивый и опрятный, возвышался на морском берегу, недалеко от особняка губернатора. Флибустьер отворил дверь, которая, по местному обычаю, была не заперта, и вошел внутрь.
XV
Шпион
В первой комнате, которую можно было назвать и залой, и кухней, находились два человека. Это были работник капитана Уильяма Дрейка и какой-то незнакомец. Самого капитана тут не было. При виде незнакомца глаза флибустьера сверкнули, и зловещая улыбка появилась на его бледных губах.
Незнакомец сидел за столом, стоявшим посреди комнаты, и спокойно завтракал куском холодной говядины, приправленной перцем, запивая еду бордо, которое, скажем мимоходом, хотя и стало популярным в Париже только в царствование Людовика XV благодаря герцогу де Ришелье, возвратившемуся из Гиени, где он был губернатором, уже давно ценилось в Америке. Незнакомец был человеком довольно высокого роста, с бледным лицом, с чертами отшельника, худой, костлявый, угловатый, но его благородные манеры указывали на высокое положение в обществе, а простой и даже более чем скромный костюм напрасно старался замаскировать это положение.
При входе флибустьера, не поднимая головы, незнакомец искоса бросил взгляд из-под своих бархатных ресниц и снова занялся вкусным завтраком, стоявшим перед ним.
У флибустьеров все было общее; каждый брал у другого, дома тот был или нет, все, что ему было нужно, - оружие, порох, одежду, пищу, и тот, у кого делался этот заем, не должен был обижаться или выражать даже самое легкое недовольство. Подобная вольность в обращении с чужим имуществом не только допускалась и терпелась, но считалась даже правом, которым все пользовались без малейшего зазрения совести.
Монбар, осмотрев глазами комнату, взял стул и, бесцеремонно сев напротив незнакомца, сказал работнику:
- Подай мне завтрак, я голоден!
Работник, не позволяя себе ни малейшего замечания, тотчас повиновался. В одно мгновение, с чрезвычайным проворством он подал флибустьеру обильный завтрак, потом стал позади его стула, чтобы ему прислуживать.
- Друг мой, - небрежно сказал ему флибустьер, - благодарю, но я не люблю, чтобы кто-либо стоял позади меня, когда я ем. Ступай, встань перед дверью дома и не пускай сюда никого без моего приказания, - прибавил он, бросив на работника многозначительный взгляд. - Никого! Ты слышишь? - прибавил он, делая ударение на эти слова. - Если бы даже пришел сам твой господин. Ты меня понял?
- Понял, Монбар, - ответил работник и ушел.
При имени "Монбар" незнакомец чуть заметно вздрогнул, бросив тревожный взгляд на флибустьера, но тотчас взял себя в руки и принялся есть с величайшим спокойствием, по крайней мере внешним. Монбар в свою очередь расправлялся с завтраком, по-видимому ничуть не интересуясь сотрапезником, сидевшим напротив. Так продолжалось несколько минут. В комнате не слышалось никакого шума, кроме звона ножей и вилок, между тем как в душе каждого из сидящих за столом бушевали сильные страсти. Наконец Монбар поднял голову и посмотрел на незнакомца.
- Вы на редкость молчаливы, - сказал он добродушным тоном человека, которому надоело продолжать молчание и который желает начать разговор.
- Я? - спросил незнакомец самым спокойным голосом, приподняв голову. - Да нет, кажется…
- Однако смею вам заметить, - продолжал флибустьер, - вот уже четверть часа как я имею честь находиться в вашем обществе, а вы еще не сказали мне ни единого слова, даже не поздоровались, когда я вошел.
- Извините меня, - сказал незнакомец, слегка наклонив голову, - это поступок совершенно невольный. Кроме того, не имея удовольствия знать вас…
- Вы в этом уверены? - с иронией перебил авантюрист.
- По крайней мере я так думаю; и, не имея ничего сказать вам, я предположил, что бесполезно начинать пустой разговор.
- Как знать! - с насмешкой возразил флибустьер. - Самые пустые разговоры вначале часто становятся очень интересными через несколько минут.
- Сомневаюсь, чтобы это произошло в нашем случае. Позвольте же мне прервать беседу на этих первых словах. Кроме того, мой завтрак окончен, - сказал незнакомец, вставая, - и серьезные дела требуют моего присутствия. Извините, что я так скоро оставляю вас, поверьте, я весьма сожалею.
Флибустьер не двинулся с места. С грациозной небрежностью откинувшись на спинку стула и играя ножом, который держал в руке, он сказал кротким и вкрадчивым голосом:
- Извините, только одно слово…
- Говорите скорее, - отвечал незнакомец, останавливаясь, - уверяю вас, я очень тороплюсь.
- О! Вы останетесь со мной на несколько минут, - продолжал авантюрист все с той же насмешкой.