С расстояния трехсот ярдов команда Д'Ибервилля "Снести мачты!" принесла плоды - вниз упала грот-мачта. Несчастному "Дерингу" ничего не оставалось, как удирать, и корабль, "хромая", отправился на северо-восток на всех парах, даже и не думая отправляться в форт Нельсон с провиантом и запасами снарядов, находящимися у него в трюмах.
Д'Ибервиллю сейчас следовало держаться своей необычной стратегии. Если он прибавит парусов и помчится вперед, что сможет таким же образом расправиться с "Гудзоновым заливом". ("Господь Бог дал мне отличных артиллеристов!") Но если ему не удастся повредить второе торговое судно, оно с помощью дополнительных парусов прорвется к рейду и поможет своими грузами форту. Тут трудно заранее все просчитать, иногда приходится полагаться на удачу!
Но другим проявлением гения является изменение планов в то время, когда их начинают исполнять, и импровизация приносит великолепные результаты. Что-то случилось, и Флетчер попытался уйти к югу, чтобы воспользоваться попутным ветром, и сейчас пристраивался позади "Пеликана".
Д'Ибервилль приказал сделать разворот. Он даже рискнет неудобством подветренного положения, чтобы быстро расправиться с англичанином, оставаясь между торговым судном и рейдом.
Это была удивительная идея! Д'Ибервилль отдал следующий приказ: "Поднять паруса!" - и они забились по ветру, "Пеликан" набрал скорость. Всем стало понятно, даже столпившимся в возбуждении на палубе "Гудзонова залива", которых так бесцеремонно вывели из игры, что вскоре проследует жестокая битва, это будет подобно сражению гладиаторов, которые убивают врага одним ударом, и все будет закончено в считанные минуты.
- Хозяин, - сказал слуга Д'Ибервилля, - ваш камзол! Командир, не поворачиваясь, сбросил красивый камзол на руки слуги. Потом быстро сорвал длинную золотую цепь с шеи: она были слишком длинной и могла помешать во время битвы, сбросил башмаки, решив драться в чулках, чтобы не поскользнуться на палубе во время абордажа.
Слуга из Лонгея оставался рядом с хозяином, и его бледное лицо возвышалось над грудой атласа, которую он держал в руках. Он оставался на месте во время боя - боялся не за себя, а за своего хозяина.
- Мсье Пьер, я никому не отдам ваш камзол, берегите себя!
Никогда прежде морское сражение не заканчивалось настолько быстро и решительно. Флетчер не успел развернуться, как его догнал "Пеликан", Они плыли рядом, и "Хемпшир" пытался оттеснить в сторону французское судно. С "Хемпшира" раздались залпы мушкетов, - они обрушились на оснастку и палубы судна Д'Ибервилля. Слуга Д'Ибервилля пытался спокойно наблюдать за происходящим, но ему казалось, что звук выстрелов напоминает звуки града, изо всех сил "лупящего" по густым лесам в окрестностях Лонгея. Ему слышались отовсюду крики, он понимал, что некоторые пули нашли свою цель. Слуга напрягся, когда почувствовал, как "Пеликан" замедлил ход.
- Цельсь!
Д'Ибервилль поднял вверх руку. Его команду передали дальше, раздались громки залпы орудий. На расстоянии ярда орудия поливали смертельным огнем корпус вражеского корабля.
Орудия англичан сразу дали ответный огонь, но они чуть запоздали, и от отдачи заряды летели не точно в цель. Они разорвали оснастку французского корабля, поломали мачту, оставляли огромные дыры в парусах. Некоторые заряды повредили корпус, и отверстия находились слишком близко от ватерлинии.
Но "Хемпширу" досталось гораздо сильнее. Первый залп наделал отверстий в корпусе, и корабль качался и наклонялся, вода проникала через отверстия. Им не представился шанс для нормального ответного удара! Насосы не работали, оснастка почти полностью отсутствовала и не слушалось рулевое колесо. Кроме того, корабль поразил смертельный удар "в брюхо". Чудесное судно клонилось во все стороны, как раненый гладиатор. Казалось, судно тонет, мачты наклонились, и команда полезла на ванты, как муравьи, ожидая, что судно затонет в любую минуту.
- Хозяин, ваш камзол, - послышался голос слуги.
Д'Ибервилль тяжело дышал в предвкушении минуты триумфа. Он быстро накинул камзол и натянул дорогие башмаки с роскошными пряжками.
- Жиль, мы победили!
- Конечно, хозяин.
Слуга вдруг отвернулся и быстро побежал к каюте, чтобы там окончательно прийти в себя.
Через час все было закончено. "Хемпшир" утонул, над "Гудзоновым заливом" появился белый флаг, а "Деринг" помчался прочь на всех парах и исчез за горизонтом.
Д'Ибервилль читал молитву, стоя у ограждения палубы, и наблюдал, как плавала вокруг лодка, которую он спустил, чтобы подобрать с затонувшего корабля оставшихся в живых.
- Прошу тебя, Боже, - тихо говорил Пьер, - чтобы погибшие сегодня получили Твое прощение. Это были настоящие солдаты, они больше привыкли сражаться, чем читать молитвы. Эти бравые парни встретили смерть без подготовки, у них не было времени подумать о душе. Господи, они заслуживают милости Твоей! Такой же, как те, кто спокойно находится в тепле дома и никогда собой не рискует, выполняя Твои планы! Господи, прими с милостью моих людей, погибших сегодня.
Как позже стало известно, у него не было повода молить о милости Бога. Корабельный врач на секунду вышел на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Его руки были в крови по локоть, и командир приблизился к нему с робостью столь нехарактерной для него.
- Мсье Жан, каковы наши потери? Врач ему ответил быстро и почти весело:
- Мой капитан, у нас нет погибших. Семнадцать человек ранены, но я надеюсь, что с ними все будет в порядке. Конечно, кое-кому придется расстаться с рукой или ногой. Но разве мы станем беспокоиться о нескольких ногах или руках, потерянных в заливе Морт, если ни единая душа канадца не отправится отсюда в последний путь на небо?!
Д'Ибервилль все еще не мог успокоиться.
- Как дела у моих офицеров? Сколько раненых?
Но врач продолжал говорить также уверенно и спокойно.
- Конечно, мой капитан. Хорошие офицеры всегда находятся в гуще событий, а у нас служат только хорошие офицеры. Шевалье де Лигондез получил занозу в ногу, Руер де ла Карбоньер сломал локоть, - врач начал колебаться, - мсье де Бьенвилль…
Д'Ибервилль быстро перебил его.
- Он пострадал? Сильно?
- Его задело осколком снаряда. К сожалению, пострадала рука, но, мой капитан, рана не очень серьезная. Его отбросила взрывная волна, и его нашли не сразу. Мсье де Бьенвилль потерял много крови. Но не беспокойтесь, клянусь, я вскоре поставлю его на ноги, и у него… останется только большой шрам.
Глава 2
Французский флаг развевался над фортом Нельсон, Д'Ибервилль шагал очень твердо, когда вышел из дома губернатора и пошел по двору. Он заметил, что из-за угла за ним наблюдал один из детей гарнизона, Пьер остановился, широко улыбнулся и сказал по-английски:
- Привет, малыш. Ребенок серьезно ответил:
- Привет!
Д'Ибервилль собирался посетить палату для раненых и больных, и ему хотелось подкрепиться перед визитом. Он постучал в дверь кухни и попросил:
- Подайте мне стакан вина.
Через дверь высунулась рука со стаканом в ней, а потом показалось неприязненное лицо англичанина. Пьер сказал:
- Хорошо, что вы меня предупредили заранее, потому что это пойло никак не напоминает вино.
Он сделал второй небольшой глоток кислятины и продолжил, жестикулируя стаканом:
- Послушайте, англичане и французы постоянно дерутся. Иногда выигрываете вы, иногда - мы. Но могу сказать абсолютно точно: французы всегда делали вино лучше, чем англичане.
Проходя снова двором, Д'Ибервилль внимательно взглянул на небо. У него был вид человека, который знал, что временами течение истории зависит от погоды. Небо оставалось чистым, ясным и синим, но кое-где заволакивало серым - значит скоро холода. Дул сильный ветер, флаг словно летел по воздуху, по временам в воздух поднимались сухие листья, перелетавшие через ограду. Пока Д'Ибервилль смотрел в небо, он увидел, как огромная стая диких гусей поднялась над вершинами деревьев и в точном строю пролетела у него над головой.
Стояли последние дни, когда можно было воспользоваться водным путем, и он понимал, что не вправе больше задерживать отплытие судов, потому что вскоре окончательно замерзнут проливы. Ему следовало покинуть эти места давно, но шел шторм с северо-востока, эту случилось на следующий день после битвы. Шторм обрушился с такой силой, что "Пеликан" сорвался с якорей, и его выбросило на берег. Судно треснуло посредине киля, и трюмы наполнились водой. Раненых с трудом переправили на берег на лодках и плотах. Сразу стало ясно, что "Пеликана" не смогут вовремя подготовить к возвращению во Францию, и Д'Ибервилль решил использовать "Профонд", один из мелких кораблей, оставшихся в проливе и потому прибывших через несколько дней после битвы. Оказалось, что судно тоже пострадало, ремонтные работы затянулись, - видимо, для их окончания понадобится еще одна неделя.
Д'Ибервилль снова взглянул на небо и решил отправляться в путь немедленно.
Крытый проход вел от северного бастиона форта, до помещения, где находились раненые. Д'Ибервиллю нужно было зайти туда, и он в который раз удивился - почему врачам так нравилось работать в изоляции и полумраке? Он сам, конечно, понимал, что врачи работали в темных углах замков, в подвалах таверн или в зловонных трюмах судов не по собственному выбору. Они просто брали то, что им предлагали, и пытались отлично работать в подсобных условиях, пытаясь вылечить раненую или больную плоть, оперируя и леча людей при мерцающем свете факелов. Им удавалось спасти больше жизней, чем можно было бы ожидать при подобных ужасных условиях.
Д'Ибервилль стоял в небольшой и темной передней комнатке и ощущал неприятный запах боли и смерти. В этом непроветриваемом помещении хранились запасы трав. На противоположной стене на крюках висели рядами мешки и мешочки, в которых хранились травы и порошки. Д'Ибервилль обладал превосходным здоровьем, и он с отвращением прочитал названия: сыть длинная, скипидар, кассия, блошница дизентерийная, камнеломка, череда, тамаринд, чистотел…
- Господи! - пробормотал Д'Ибервилль. - Не позволю им никогда потчевать меня этой гадостью!
Он внезапно остановился, когда подошел к огороженному одеялами месту позади кладовки для трав. Там раздался громкий крик - высокий, безумный и почти нечеловеческий. Неохотно Пьер отогнул край одеяла и увидел, что хирург с помощниками ампутирует ногу матроса, привязанного к доскам помоста. Если бы Пьер не узнал раненого, он бы тотчас ушел отсюда.
- Эдуард, - услышал он голос хирурга, - живо подай раскаленное железо.
Человек, раздувавший очаг, сразу понес врачу ведро с углями, поверх которых лежал инструмент, похожий на кочергу с раскаленным до бела кончиком. Хирург окутал руку несколькими слоями полотна и взял "кочергу" за ручку, а потом приложил раскаленный конец инструмента к окровавленному обрубку ноги. Он резко водил рукой вверх и вниз, прижигая рану. В воздух поднялся сизый дымок, и комната наполнилась запахом горячей плоти. Раненый молчал, - он потерял сознание при первом прикосновении раскаленного металла к культе.
Помощники хирурга выпрямились и отступили от помоста. По их лицам тек грязный пот. Хирург прокричал:
- Аккуратно забинтуйте ногу. Но не очень туго, неумехи! Мне не нравится, когда ампутированные конечности начинаются отмирать…
Он подошел к Д'Ибервиллю, вытирая лицо полотенцем, использовавшимся во время операции.
- Вот и конец! Работа очень трудная, но мне кажется, я с ней хорошо справился. Мне всегда удаются операции на нижних конечностях.
- Это был Франсуа Мюро?
- Да, мой капитан. К счастью, он сильный человек. Д'Ибервилль облизнул губы.
- Неужели было необходимо ампутировать ему ногу?
- Мой капитан! - хирург был уверен в себе. - Могу вас уверить, если бы мы не удалили ногу, вскоре началась бы гангрена.
- Франсуа Мюро из Лонгея. Земля его отца расположена прямо за мельницей, когда мы были мальчишками, мы с ним часто гуляли вместе. Проследите, чтобы за ним был самый лучший уход.
- Прослежу, - энергично закивал головой хирург. - Я старался работать, как можно быстрее, чтобы помочь ему. Мой капитан, обычно я не теряю ни секунды и могу быстро ампутировать ноги.
- Он выживет?
- Клянусь, что выживет. Он сильный, как бык. Да, он будет до старости ковылять на одной ноге. Но у него было сильное кровотечение!
За экраном из одеял было темно, и душное зловонное пространство было настолько плотно уставлено кроватями, что санитары с трудом протискивались между ними. Все кровати были заполнены больными и ранеными. Люди лежали без ног, со сломанными ребрами, с лихорадкой. Среди них были те, кто поправлялся, и те, кто доживал последние минуты. Французы, раненые во время сражения, лежали вместе в одном конце помещения. Там было не так темно, воздух был чище и расстояние между кроватями было побольше.
Д'Ибервилль пробрался именно туда и увидел сидящего на кровати брата. От бинтов рука казалась огромной.
- Жан-Батист, у меня для тебя дурные новости. Мы отплываем завтра на рассвете.
Де Бьенвилль расплылся в улыбке.
- Какие чудесные новости! Я молился, чтобы Бог мне помог избавиться от этой вонючей дыры!
- Но ты с нами не поплывешь! Ты должен оставаться здесь и возвратиться домой весной на первом корабле.
Молодой офицер выпрямился на койке и начал тихо протестовать:
- Почему ты мне говоришь, Пьер, что я должен остаться здесь? Я хочу плыть с вами к Миссисипи!
Д'Ибервилль неохотно покачал головой.
- Братец, к несчастью, это невозможно. Ты еще недостаточно выздоровел, чтобы переносить предстоящие нам трудности. Мы поплывем на "Профонде". Я должен взять с собой несколько заключенных, и мне необходимо в оставшееся пространство загрузить как можно больше провианта. Путешествие будет очень трудным. Кроме того, существует опасность того, что нам придется зимовать во льдах и провести там несколько месяцев. Нет, Жан-Батист, я не могу взять тебя с собой, иначе я подпишу тебе смертный приговор.
- У меня хватит сил, - продолжал протестовать младший брат. - Мне нужно несколько дней подышать соленым воздухом, и тогда все будет в порядке.
- Но я не могу взять тебя, а остальных оставить!
- Здесь каждый верит, что с ним все в порядке.
- Это правда, мсье Пьер! - закричал мужчина из Лонгея, лежавший поодаль от Жан-Батиста. - Возьмите нас с собой! Мать милосердная Богородица, мы больше не можем оставаться здесь.
Д'Ибервилль понял, что к их разговору внимательно прислушивались. Послышался хор голосов - все хотели бы плыть на "Профонде". Никому не хотелось томиться восемь месяцев в заваленном снегом форте. Д'Ибервилль недовольно выслушал всех.
- Вам известно, что я отправляюсь во Францию, а не в Квебек?
Да, им это было известно, они сказали, что им все равно, куда плыть.
- На корабле нет места для здоровых людей, - продолжал говорить командир. - Что мне прикажете делать с ранеными и больными, которым постоянно требуется врач, уход и лекарства? Клянусь Святым Кристофером, что даже безногий Франсуа, если бы мог говорить, заявил бы, что он тоже готов плыть с нами завтра! - Пьер возмущенно огляделся. - Неужели вам неизвестно, что половина из вас погибнет еще до того, как мы доберемся до Франции? Ему ответил хор голосов:
- Если мы останемся в этой поганой дыре, то уж точно погибнем! Не оставляйте нас тут! Дайте нам шанс, мы готовы рискнуть.
Д'Ибервилль мрачно нахмурился.
- Ненормальные! Как я вас тут оставлю, когда вы мне говорите подобные вещи? Но я и с собой не могу вас взять, поскольку знаю, что для многих из вас это означает верную смерть! Что же мне делать?
Он, громко топая, отправился к выходу, но потом остановился.
- Все будет решать хирург. Я с ним соглашусь, никого слушать не стану и никто не смеет обжаловать его решение.
Все начали улыбаться - стало ясно, что их не волнуют слова врача.
Глава 3
Король Франции остался доволен покорением "Гудзонова залива", и поэтому решил экипировать экспедицию на Миссисипи. Но королевский ум никак не мог связать две вещи. Когда Д'Ибервилль прибыл в Париж и поселился с братом, мсье Бьенвиллем, в таверне под названием "Ла Бутей Нуар", он, к собственному удивлению, узнал, что еще неизвестно, будет ли он командовать экспедицией. Все мечтали прославиться, и среди добровольцев были люди, никогда прежде не плававшие по морям. Получалось, что Король-Солнце мог довериться одному из этих ничего не знающих придворных. Жозеф де Марья мрачно качал головой и повторял, что сделал, что мог. Ему хотелось во всем обвинить Старуху - любовницу короля, норовившую помешать назначению Д'Ибервилля.
Д'Ибервиллю пришлось всю зиму вести активную борьбу за назначение. Он часто бывал в Версале и Марли, разговаривал с министрами, с их помощниками, с любовницами министров и их помощников. Он проводил долгие часы, наблюдая, как король ужинал с придворными дамами. У Людовика XIV существовало правило не сажать с собой за стол мужчин, пока он поглощал огромное количество пищи. Бывало, когда он проходил мимо, король кивал ему головой.
Пьер беседовал со всеми, кто желал его выслушать, спорил, убеждал, обещал, умолял. Приближалась весна, а ему так и не подтвердили, что честь вести экспедицию, которую он полностью заслужил, выпадет ему.
Тем временем господину де Бьенвиллю приходилось частенько томиться в одиночестве. Он приехал во Францию после ужасов морского путешествия из Гудзонова залива, напоминая скелет. Каждый день в пучину моря опускали труп, привязав груз к ногам. В Рошфоре им удалось немного передохнуть, отъесться и получить должное медицинское обслуживание. Всего лишь через неделю он был в состоянии ходить самостоятельно по причалу и никак не мог удовлетворить дьявольский аппетит. Бинты и шины с руки сняли. Через пару недель на щеках появился румянец. Через три недели он был в состоянии сопровождать Д'Ибервилля в Париж. Жан-Батисту нечего было делать, и он начал знакомство с чудесами и опасностями великого города, его великолепием и бедностью. Он обычно бродил по прекрасному городу в компании с умным и не очень чисто вымытым парнишкой по имени Блез.
Чтобы понять, как это случилось, следует объяснить, что таверна стояла неподалеку от залива, где красивые дома, выстроившиеся вдоль реки, напоминали новые кружева, пришитые к краю потрепанного и грязного воротника. Сразу за рядом красивых домов находились кварталы бедняков, настолько густо населенные, что их можно было сравнить с переполненным крольчатником. Таверна располагалась в начале узкой красивой улочки, и весь день туда-сюда сновали бледные, голодные, оборванные, с бегающими глазами посетители, де Бьенвилль в первые дни все время наблюдал за ними, и так он познакомился с Блезом.