* * *
Мир рухнул, и Эвике стояла на его обломках, уставившись на свое отражение в зеркале. В кривом зеркале, которое исказило ее черты, уменьшив их, но зато четко отобразило все детали, от серого мешковатого платья и холщового передника до цыпок на руках.
Эвике перевела взгляд на Изабель. На ее бледном личике прорезалась тонкая улыбка, будто по нему полоснули бритвой. Сияя, она смотрела на Виктора, и тот улыбнулся поощрительно, хотя было заметно, что его внимание всецело занимает подарок.
– Где твои манеры, дитя? – нагнулся он над Жужи и подтолкнул ее вперед. – Сделай книксен и скажи: "Как поживаете, фройляйн Берта?"
– Как поживаете, фройляйн Берта, – повторила девочка и поклонилась, но как-то нелепо, едва удержавшись на ногах, будто марионетка с надорванной ниточкой. У Эвике зашлось сердце.
– Она… пьяна?
– Нет, просто счастлива. Ее сознание было жалким дрожащим комочком, но Изабель привела его в порядок.
У девочки была простое скуластое лицо, сплошь усыпанное веснушками, как будто его обмакнули в оранжевую краску, после чего сбрызнули водой, так что кое-где проступили белые пятна. Чья-то неласковая рука гладко зачесала ее рыжие волосы, но они против всех приютских правил выбивались из пучка. Сколько, должно быть, она натерпелась из-за своих упрямых волос! Вспоминая детство, Эвике до сих пор вздрагивала. Народная молва рыжих не жаловала, и воспитательницы изо всех сил старались исправить ее дурной нрав, находя зачатки бунтарства даже там, где их вовсе не было. Случалось, она часами не могла пошевелить пальцами, распухшими от ударов. И у этой дурочки житье не лучше.
Взгляд девочки был рассредоточенным, на губах бродила бессмысленная улыбка. В руке она сжимала конфету, словно не зная, что с ней делать, и пальчики испачкались растаявшим шоколадом. Механическим жестом она провела ладонью по фартуку, но лишь размазала жирное пятно. Покачав головой, Виктор начисто вытер ей пальцы платком и поднес их к свои губам, как для поцелуя.
– А сейчас, милое дитя, мы покажем фройляйн Берте настоящее чудо. Хочешь?
– Да, – тихонько захихикала Жужи.
– Давай превратим воду в вино.
С этими словами он провел ее ручкой по своему рту, но девочка ойкнула. На указательном пальце набухала капелька крови. Жужи скуксилась, готовясь разреветься, но как только Виктор погладил ее по голове, ее губки вновь расползлись в улыбке. Она расслабленно улыбалась, и когда вампир поднес ее палец к бокалу с водой и стряхнул алую каплю. Зачарованная, Эвике наблюдала, как кровь распустилась в воде, но не смешалась с ней, а повисла красноватой дымкой. Первым облаком на небосводе.
С любезным поклоном Виктор протянул ей бокал.
– Угощайся, дорогая.
– Мы ведь не убиваем детей, – прошептала Эвике.
– Неужели? Кто тебе такое сказал? Не иначе как твой полоумный братец, которому дай только волю, и он перевел бы нас на диету из водорослей. Все это новомодные веяния, cherie.
– Но дети! Они же… они…
– Что они? Те же люди, только ростом поменьше. А сей факт означает лишь то, что ребенком насытиться труднее. Но ничего, в здешних краях в детворе нет недостатка. Взять, к примеру, приют при монастыре "Избиения Младенцев", откуда родом сей розовый бутончик.
– Замечательное заведение! – вставила Изабель. – Может, слышала о таком?
– Я не хочу, чтобы ты ее убивал! – взмолилась Эвике, заламывая руки, – Слышишь! Не надо ее убивать!
Вампир встал позади девочки, положив руки ей на плечи.
– Успокойся, никто ее убивать не собирается. Мы возьмем ее с собой в свадебное путешествие. Ее должно хватить на неделю… Но тебе не терпится отведать ее крови прямо сейчас. Я вижу, как ты дрожишь. Кусай.
– Не хочу.
– Или не можешь? А если бы могла?
Девушка покраснела и сникла под его насмешливым взором. Что-то теперь будет? Дверь совсем близко, но ведь не убежишь, вампиры вмиг догонят. Оставалось лишь топтаться на месте, дожидаясь заслуженного наказания. Однако Виктор не спешил сводить с ней счеты.
– Хотя бы скажи, милая девушка, как твое имя? Не Бертой же тебя называть, в самом деле.
– Эвике.
– Очень приятно, – в его интонации ничего не изменилось. – Ты, как я понял, служишь в замке? Простолюдинка, притворившаяся госпожой. Вот уж и правда, второй раз как фарс.
Тут вампир напрягся, но вновь просиял и притянул к себе маленькую Жужи.
– Чу! Я слышу чьи-то шаги. Они слишком суетливые для шагов Командора, поэтому осмелюсь предположить, что это мой заграничный – точнее, заканальный – приятель торопится всех спасти. Подготовим для него сцену. Спи, дитя, – он коснулся ее головы, будто нажав невидимую кнопку, и девочка упала.
Эвике подалась вперед, чтобы подхватить ее, но вампирша заступила ей дорогу. В следующий момент девушка почувствовала, что ее тело окоченело. Шевельнуть рукой – да что там рукой, мизинцем – тоже не получалось. Давясь бессильной яростью, она вперила взор в Изабель, которая, издеваясь, помахала пальцами, еще туже затягивая узы.
– Сделаешь Эвике больно – всю вечность будешь раскаиваться, – мимоходом заметил Виктор. Он поднял девочку, чья голова мотнулась из стороны в сторону, и бездумно швырнул ее на диван.
Прошипев что-то, Изабель ослабила хватку, но Эвике уже не обращала на нее внимания. Ее взгляд бы прикован к вампиру, который облокотился о спинку дивана, словно позируя для портрета. И не было на его челе ни жестокости, ни гнева, ни досады на деревенщину, что вырядилась его невестой. Наоборот, он улыбался довольно, словно все они приятно проводили время вместе. Он был счастлив. И Эвике почувствовала, что еще немного, и ее сердце разорвется от страха.
А шаги приближались. Тяжело дыша, в комнату ввалился Уолтер. Фрак его был расстегнут, манишка топорщилась, одна из манжет успела расстегнуться. В руке он сжимал распятие, так что Виктор с Изабель невольно попятились. Воспользовавшись моментом, Эвике бросилась к дивану и сгребла девочку в охапку, прокричав:
– Не смотри им в глаза!
Уолтер потупился – но слишком поздно. Всего лишь на миг схлестнулись их взгляды, но и этого хватило, чтобы Виктор набросил на него невидимую сеть. Разом парализовало и тело, и волю. Конечности сковало льдом, который добрался и до сердца, замедлив его бой, забив клапаны колючими снежинками. Уолтер резко вздохнул. Распятие выпало из онемевших рук, а вампир поддел его носком ботинка и оттолкнул в дальний угол. В то же мгновение Изабель вцепилась в Эвике.
– Ба, мистер Смит! Рад вас видеть, – промурлыкал виконт, пододвигаясь поближе.
Больше всего Уолтеру хотелось с размаху съездить по этой смазливой физиономии, но к рукам, словно гири привязали. Заметив его порыв, Виктор потрепал пленника по щеке.
– Чем обязан внезапному визиту? Или жениху уже нельзя остаться наедине с невестой? Это не соответствует вашей чопорной морали? Что скажете? Ничего? Как, право, скучно с вами, – Виктор зевнул и томно махнул рукой. – На колени, мистер Стивенс. Вы сегодня наказаны.
Как подрубленный, Уолтер упал на колени. Тогда Виктор повернулся к Эвике и выражение его лица изменилось. От прежней скуки не осталось и следа. Властным жестом он подозвал девушку и она, уложив свою протеже на диван, встала перед ним.
– Твой обман раскрыт, но я тебя не виню и никому не позволю.
Изабель, которой предназначались последние слова, закусила губу так, что по подбородку скатились две алые капли.
– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – продолжал Виктор.
– Да откуда тебе знать? – горько усмехнулась Эвике.
– Какая разница? Главное, что я на твоей стороне. Я позволю тебе уйти.
Девушка вскинулась – неужели правда?
– Только мне? – догадалась она.
– Только ты и заслужила. Остальные участники этой аферы получат свое. Но ты сможешь уйти… или остаться – это уже по желанию. Каким бы ни был твой выбор, ты не пожалеешь. Я приготовил еще один подарок к нашей, увы, несостоявшейся свадьбе.
– Какой?
– А ты не догадываешься?
– Куда ж мне, простолюдинке?
– Бессмертие, Эвике. Ты станешь одной из нас.
– И только-то? – девушка вдруг громко, со всхлипами расхохоталась и согнулась от смеха, хватаясь за бока, чтобы хоть чуточку ослабить тугой корсет. – Ой, умора! А я-то думала, ты мне сережки подаришь! Ни воображения у тебя нету, ничего! А подарок свой можешь вернуть в ту лавку, где ты его купил со скидкой! Мне он не по нраву! Некрасив и плохо упакован!
– Хочешь воды? – предложил вампир, протягивая ей бокал, в котором еще плавало красное облачко.
– Нет уж, спасибо!
– Ты говоришь в состоянии аффекта, – заговорил Виктор ласково. – Подумай, разве тебе хочется умирать? Став вампиром, ты получишь все. Ну, чего бы тебе хотелось? Денег? Деньги у тебя будут, и с годами их станет все больше. Что еще? Положение в обществе? Ты сможешь уничтожить любого, кто бросит на тебя косой взгляд. Но все это второстепенно, так? Я уже понял, Эвике. Позволь мне дать тебе то, что ты хочешь на самом деле. Все детство ты простояла у приютских ворот и ждала – по лицу вижу, что угадал. Я распахну ворота, ты вольешься в нашу семью…
– Семью? – взвизгнула Эвике. – Семья, как же! Ты бы видел со стороны, как твои приспешники тебя боятся. Они б давным-давно глотку тебе перегрызли, кабы дрожь в коленках не мешала. А эта злючка, что за тобой как осел за морковкой таскается – ей ты тоже семью пообещал?! То, что у тебя с ней – это, по-твоему, семья? Да катитесь вы к чертям со своим бессмертием, – она устало махнула рукой.
Вампир пожал плечами. Что ж, ее право. Дар слишком велик, чтобы делиться им с недостойными. Он приготовил для маленькой дикарки испытание, она с ним не справилась. Ей же хуже. Одним трупом больше, велика беда…
Но почему? На него накатила волна ярости, слепящей и ледяной, как метель. Почему, почему, почему? За что ей цепляться? У нее ничего нет, ничего! Она кусок угля, который он хотел превратить в бриллиант. Невозможно. Никто не отказывается от вечной жизни! Но его собственные ворота с лязгом захлопнулись, и в руках снова была пустота.
Взять эмоции под контроль было не так-то просто. Впившись когтями в плечи Эвике, которая зажмурилась, а он прокричал:
– Да подключи ты наконец мозги, или мужицкую смекалку, или что там есть у твоего сословия! Ты смотришь в лицо смерти – и отказываешься от вечной жизни?! Любой на твоем месте захотел бы жить, любой!
– А тебе так хочется в это верить, да? – все еще жмурясь, проговорила девушка.
– Выбирай!
– Да уж точно не твое бессмертие.
– Не-бессмертие – какой очаровательный эвфемизм! Значит, смерть. Повторяй за мной – я выбираю смерть.
– Я выбираю смерть, – послушно повторила Эвике.
Глаза ее распахнулись, словно у самых ее ног разверзлась пропасть, из которой вырывались языки пламени. Похоже, она только сейчас осознала весь ужас своего положения. Она еще раз пошевелила губами, проговаривая слово "смерть", примеряя его на себя.
Изабель, наблюдавшая за этой сценой с видом театралки, снявшей на вечер лучшую ложу, потерла ручки. Уолтер дернулся, но не смог сдвинуться ни на дюйм.
– Только…
– Что?
– Ты можешь убить меня красиво? – попросила Эвике. – Чтобы мне показалось, будто я великосветская дама, которую целует в шею любовник, а не девка, которую затащили в кусты. Тогда мне не будет так паскудно. Сделаешь?
Вампир кивнул.
– Последнее желание женщины для меня закон.
– Еще я хочу, чтобы эта отвернулась.
– Виктор, я ей не подчиняюсь, – вскинулась Изабель.
– Зато мне подчинишься. Отвернись.
И вампирша прошествовала к окну, походя, пиная обломки мебели.
– А вот наш английский друг пусть посмотрит.
– Да, – согласилась Эвике, – пусть внимательно посмотрит.
– Ты готова, дорогая?
– Приди ко мне, Виктор.
Он ласково обвил ее плечи левой рукой, правой же погладил жертву по лбу, покрытому испариной, провел пальцами по ее щеке, спускаясь все ниже и вместе с тем склоняя ее голову набок. Она застыла, опустив очи долу, прикрывая рукою грудь, как мраморная купальщица, да, как статуя в ледяных каплях росы. Даже лицо ее окаменело, сделалось мрачно-торжественным. Хорошо, что она не улыбалась, потому что тогда на ее щеках появлялись ямочки. Их он заметил при первой встрече. И если закрыть глаза, чтобы не видеть ее вульгарных веснушек, и вслепую исследовать топографию ее лица – покатые склоны скул, бархатистую кожу щек, те самые ямочки, в которых отдохнули бы его усталые пальцы – в памяти проступал другой образ. Нельзя этого допустить.
Осторожно взяв ее за запястье, Виктор отвел в сторону ее руку и притянул девушку к себе. Шея ее вытянулась и напряглась, под кожей пульсировала кровь, отзываясь на каждое его прикосновение. Виктор поцеловал ее в лоб, как покойницу, но не удержался и скользнул губами по ее губам.
– Прощай, Эвике. Я буду скучать по тебе, – шепнул он, касаясь ее кожи кончиками клыков, но, не решаясь ее пронзить.
– А я по тебе не буду! – прошипела девушка.
Изогнувшись, она вцепилась зубами в его шею.
* * *
Берта Штайнберг вскочила в постели, разбуженная страшным сном. Прикоснулась к шее и тут же облегченно вздохнула – какой только бред не примерещится! А тот факт, что она еще могла шевелить руками, означал, что девушка пока что у себя в каморке, а не в каком-нибудь подземелье, закованная в кандалы.
С одной стороны, это обстоятельство ее приободрило, с другой, ожидание становилось поистине нестерпимым. Ведь не может же он не знать, где она находится? На это Берта и рассчитывала. Виктору нет дела до ее семьи. Ну, отвесит он отцу пару оплеух за то, что тот плохо следил за дочерью, а потом направится прямиком к ней самой. От него нет спасения. Их связали узы древние, как сам мир.
В тот вечер на службу она не торопилась, уже не рассчитывая увидеть свою протеже. После таких рекомендаций, Мейер должен был спозаранку умчать Маванви-Кармиллу в новую жизнь. Сейчас она, верно, попивает шампанское на литературном журфиксе. Но, как оказалось, дела шли далеко не так гладко.
У подъезда Св. Кунигунды сиделка увидела новенькую карету, запряженную двумя лошадями. Нельзя сказать, что шикарная карета была здесь в диковинку. Племянники, упекшие сюда богатую тетушку, приезжали справиться о ее здоровье. Муж навещал истеричку-жену, пока его новая пассия вертелась в экипаже, прихорашиваясь перед зеркальцем. Но сердце Берты все равно екнуло. А когда кучер и лакей перебросились парой английских слов, она взлетела по лестнице, перемахнув через десяток ступеней, и в дверях столкнулась с критиком. Очки его сползли на кончик носа, в руках он держал свою шляпу и методично ее колотил, но тумаки предназначались кому-то другому.
– Карл Мейер? – выдохнула Берта.
Он уставился на сиделку, силясь припомнить, где и, главное, при каких обстоятельствах они могли познакомиться. Мало ли чего можно ожидать от таких напористых девиц. О вчерашней встрече он ничего не помнил. Уходя, Берта стерла обоим друзьям память.
– Ваш покорнейший слуга, фройляйн, но откуда вы меня знаете?
– Вы известный критик, – пожала плечами Берта, а Мейер важно выпятил грудь, вовремя поймав очки, которые чуть не соскользнули с его носа. – Вы виделись с Маванви Грин?
– Да, именно так. Из достоверных источников я узнал о таланте фройляйн Грин и пришел побеседовать с ней лично. Ах, она гениальная писательница! Ее книга поможет человечеству вырваться их тенет реализма…
– … и здравого смысла, – пробормотала сиделка. – Значит, вы ее забираете?
– Увы, все не так-то просто, – помрачнел критик. – Для ее выписки требуется разрешение опекуна. Известно ли вам, что ее дядя английский посол? Доктор Ратманн дал ему знать, и они с женой примчались в больницу.
– И что же? – Берта дрожала от нетерпения.
– Полдня я их уламывал, а они ни в какую. Мол, племянница-писательница опорочит их доброе имя. Но ничего, у меня есть знакомства…
– И у меня тоже! Мое главное знакомство – это я сама. Ждите здесь и не вздумайте улизнуть, – скомандовала вампирша, отодвигая его с дороги.
Первым делом Берта ринулась в гостиную для посетителей и еще издали увидела Ратманна, который, стоя у приоткрытой двери, что-то доказывал незнакомому господину.
С той ночи она избегала доктора. Несколько раз они пересекались в вестибюле, и он неизменно провожал ее тоскливым взглядом. Вот и сейчас Ратманн наморщил лоб, силясь что-то вспомнить, но это было так же бесполезно, как разбирать письмена на песке, после того, как по нему прошлась морская волна. Видны были размытые контуры, но смысл ускользал.
Так он мучился уже третий день. Как следует попировав-повеселившись с пациентками, доктор Ратманн подсчитал и прослезился. Подсчитал он время между уходом из больницы и пробуждением в объятиях фройляйн Лайд. Минуло не менее двух часов, но в памяти отложилось от силы минут двадцать. Вот он расспрашивает прохожих, подбегает к девушке, окруженной бандитами, кричит на них… и пробуждается в другом квартале. По словам фройляйн Лайд, в промежутке налетчик успел его пырнуть… судя по всему, двузубой вилкой, потому что шее остались два надреза. И почему он ничего, ну ничегошеньки не помнит? С немой просьбой посмотрел он на сиделку, умоляя разрешить его сомнения, но та полностью его проигнорировала. Ее интересовал только посетитель.