* * *
Дверь комнаты распахнулась.
Гизела открыла глаза и покрепче вцепилась в импровизированное орудие истребительницы вампиров, сделанное из ножки стула. Но вместо оголтелой толпы чудищ вошла невзрачная девушка-подросток. Кажется, Гизела видела ее за спиной Виктора… А может быть и нет. Гостей было много, всех не запомнишь.
– Что тебе нужно? – настороженно проговорила виконтесса, поднимаясь и пряча кол за спиной.
Гостья довольно улыбнулась.
"Значит, тебя еще не убили. Как хорошо-то!"
Это не было голосом. Слова звучали у Гизелы в голове, заглушая собственные мысли.
– Что ты делаешь! – воскликнула она, понимая, что это еще одна вампирская выходка. – Прочь из моей головы, немедленно!
"Тихо, девочка, тихо", – вновь проговорила, вернее, подумала гостья, и виконтесса возмутилась: кого эта пигалица называет "девочкой"? Она себя в зеркало видела? Хотя вряд ли.
– Что тебе нужно? Убирайся! – прошипела Гизела сквозь зубы.
"Что мне нужно? Давай подумаем вместе. Тебя мне подарил Виктор. Он такой добрый, правда? И графа тоже отдал. И всех этих глупых людей из деревни".
Изабель молчала. О, как же выразительно она умела молчать! Виконтесса никогда бы не подумала, что ее прозрачные глаза могут быть так красноречивы: какое-то извращенное наслаждение отражалось в них, когда она смотрела, как лицо Гизелы меняется и теряет краски.
– Что ты сделала с моим отцом?!
"Отцом? Я его убила".
– Я сама тебя убью!
Резко вскочив, она бросилась на вампиршу, сжимая кол в руках и целясь той в сердце. Но отчего-то не смогла сделать и шагу, тело вдруг перестало повиноваться, а кол выпал из разжавшихся пальцев.
"О, что я вижу! Какая прыть!" – слова больно секли ее мозг.
Вампирша схватила подбородок Гизелы и бесцеремонно развернула ее лицом к себе.
"Да, мне это нравится! Я вижу, что ты и вправду хочешь меня убить. А если бы могла, перебила бы всех вампиров в округе… Но ты не можешь. И это злит тебя больше всего, да, Гизи? Твоя беспомощность!"
– Замолчи! – крикнула она. – Ты пришла за моей кровью? Ну, так давай! Все равно мне уже нечего терять.
"А как же… она?"
– Кто?
– Сама знаешь, – Гизела впервые услышала голос вампирши. Ничего особенного – тихий и невнятный, да и с немецким она не ладила. Но прозвучал он жутковато. – Я вижу ее у тебя в голове. И в сердце. Ты ведь понимаешь, о ком я?
Виконтесса решительно мотнула головой.
– Никого там нет! Мне лучше знать.
– Берта Штайнберг.
– Что "Берта Штайнберг"?
– Ты можешь потерять ее. Или она потеряет тебя. Разве ты сейчас не думаешь только об этом?
Гизела вздрогнула. Нет, она об этом не думала. Она все силы прикладывала, чтобы не думать о Берте и вот, когда почти что получилось, вампирша с легкостью фокусника, достающего кролика из шляпы, извлекла из глубин ее памяти проклятые воспоминания и швырнула в лицо.
– Не думаю, – холодно ответила Гизела. – Если я и вспоминаю ее, то, как предательницу. Она подумала о брате, об отце… обо мне, в конце концов? Эгоистичная, самовлюбленная, избалованная особа с невыносимым характером и заносчивыми манерами. Думаю ли я о ней? Нет, нет и нет!
Девушка, раздосадованная, ходила взад-вперед по комнате. В конце концов, она обернулась и выжидающе посмотрела на Изабель:
– Да, я думаю. Думаю, что если вновь увижу Берту, лично спущу ее с лестницы и скажу все, что считаю нужным. А потом еще заставлю лестницу починить, вот так вот. И.
– Ты ее любишь.
– Что? – Гизела замерла. – Конечно же, нет! Если уж мне и нравится что-то в ней, так это ее платья…
– Не обманывай меня! – прикрикнула на нее вампирша.
Ее голос не был предназначен для крика. Он и звучал-то редко, а уж кричать ей было внове.
"Любишь", – повторила вампирша, вновь зайдя в голову Гизелы и удобно расположившись.
– Даже слышать такую чушь не желаю!
"Почему бы не признаться в этом, а, Гизи? Что все твои мысли последние годы посвящены только ей. С тех пор, как Берта сбежала, ты не находишь себе места?" Изабель улыбнулась. Она впитывала воспоминания виконтессы как губка, и чем дальше читала их, тем радостнее разгорались ее глаза.
"Теперь я знаю твой маленький секрет. И знаю, что буду с ним делать".
– А хоть бы и так! – воскликнула Гизела раздраженно. – Но после такого предательства я могу ее только ненавидеть.
"Нет, не можешь. А вот я могу".
При этом ее лицо изменилось, и Гизеле действительно стало страшно. Ей не было так страшно, ни когда она поняла, что их гениальный план развалился, ни когда все сбежали из замка, оставив ее заложницей. Даже когда Виктор насмешливо смотрел на нее, перечисляя все прелести ее дальнейшего пребывания среди нечисти или когда она, услышав чудовищную новость, бросилась на Изабель с самодельным колом – у нее все равно оставалась надежда. Страшно стало сейчас, как только глаза вампирши превратились в осколки льда.
– Берта – моя! И никто другой ее ненавидеть не смеет. У меня монополия на ненависть! – воскликнула Гизела. – Что она тебе-то сделала? Ты ее даже не видела. Я имею в виду оригинал. Эвике просто неудачная подделка.
"Она хотела занять мое место. Но у нее уже не получится! Она никогда не приблизится к Виктору, никогда! Она будет сожалеть о том, что едва не стала его женой".
– Больно нужен ей твой Виктор. Забирай его себе и делай с ним, что хочешь. Только что-то он на тебя совсем не смотрит.
– Не смей так говорить! – о, снова этот голос. Нет, когда она пыталась кричать, это не имело и десятой доли того эффекта, что ее телепатические фокусы. – Ты не знаешь Виктора, он самый лучший! Он ценит меня и, и заботится, и…
– Бегаешь за ним, как собачка, никакого чувства самоуважения! Можно подумать, что раз женщина, то и не человек вовсе.
Хотя ты и так не человек. Да и до женщины не доросла… Но все равно. В просвещенной Англии женщины себе прав и свобод требуют, а ты сдалась в добровольное рабство и даже не понимаешь, что тебя используют.
Договорить Гизела не успела: костлявая ручка вампирши с неожиданной силой ударила ее по щеке, потом еще раз.
– Замолчи!
Изабель схватила виконтессу за плечи и пригвоздила к стене, преграждая путь к отступлению. Ее клыки начали удлиняться, становясь похожими на спицы. Гизела попыталась вырваться, но под пристальным взглядом вампирши не смогла даже пошевелиться.
– Убьешь, да? Давно пора!
"Убью? Это было бы слишком просто. Нет, жить ты будешь еще долго".
– Что я тебе сделала?
"Ты мне? Ничего. Ты мне даже нравишься. Придумала – ты станешь моей подружкой. Давно хотела завести себе одну-две".
– Зачем ты это делаешь? Опять подчиняешься приказам Виктора? Сама уже и думать разучилась?
"О нет, миленькая, ошибаешься. Это мое личное решение. Я же говорила, что ненавижу Берту Штайнберг. Если она такая же дура, как ее брат, то очень расстроится. Так ей надо! Я же расстроилась, когда узнала, что она собирается отнять моего Виктора. Поэтому я отниму ее обожаемую Гизелу".
– Хочешь сказать, что она меня любит? Но как… откуда… ты знаешь?..
"Тсс, милая, тихо! Закрой глазки".
Сердце девушки учащенно билось, и жилка на шее пульсировала, так и приглашая к столу. Изабель набросилась на нее, как изголодавшийся хищник, не обращая внимания на ее слабые попытки сопротивляться. Под конец жертва обвисла у нее на руках, и у вампирши едва хватило силы воли оторваться от шеи, пока сердце Гизелы еще не перестало биться.
Она облизнула губы и посмотрела на ту, кого ей предстоит обратить. Отныне виконтесса фон Лютценземмерн будет в полном подчинении своей создательницы. Всякому приятно иметь рабыню, а уж рабыню с титулом! Легким нажатием ногтя Изабель вскрыла вену на запястье и приложила руку ко рту бесчувственной девушки. Придерживая ей голову, как маленькому ребенку, она с улыбкой смотрела, как кровь втекает ей в рот тоненькой струйкой и та пьет, сначала бессознательно, а потом уже сама делает один глоток, другой… Вампирша быстро убрала руку и встала с пола. Гизела осталась лежать у ее ног, такая нежная и беззащитная, такая прекрасно, чудесно мертвая!
– Спи! – попрощалась с ней Изабель. – Я приду к тебе завтра.
* * *
Когда Изабель вернулась в гостиную, компания была уже в сборе. Мужчины облачились в охотничьи костюмы, дамы – в амазонки, черные, зеленые с металлическим блеском или темно-синие, как надкрылья жужелицы. После совместных вылазок одежду приходилось выбрасывать. Тем не менее, никто не упускал возможности похвастаться роскошным платьем, пусть и одноразовым. На этом темном, лоснящемся фоне костюм Виктора удивлял непринужденностью. На нем была простая белая рубашка и брюки, на плечи он набросил домашний халат. Подчиненные тешили себя надеждой, что Мастер еще успеет переодеться, ибо неприлично появляться перед жертвами в затрапезном виде. Засмеют.
– Голубая кровь, конечно, лакомство редкое, но ты чересчур растянула удовольствие, – заметил Виктор, подзывая подругу поближе.
Та сжалась. Будь у нее хвост, он бы виновато подрагивал.
– Я ее обратила, – чуть слышно промямлила Изабель и сама удивилась, что произнесла это вслух.
Чего доброго, еще в привычку войдет. Виктор закатил глаза с видом хозяина, чья кухарка, вместо того чтобы отрубить утке голову, насыпала ей пшена.
– Чудесно! Уже предвкушаю, как я буду отдуваться за тебя на Совете, – процедил он, откидываясь в кресле.
Стоит начать неконтролируемую инициацию, и через пару лет человеческая кровь станет забытым вкусом детства, а миллионы вампиров будут сражаться за каждую крысу. Пополнять ряды сообщества имели право только сами Мастера или рядовые вампиры с разрешения Мастера. Неудивительно, что коллеги смотрели на Изабель с неприкрытым злорадством.
– Ты говорил, что если у нас все получится, Совета больше не будет, – робко возразила Изабель.
Виктор нахмурился, но совсем скоро уголки его губ защекотала улыбка. Приятно, когда кто-то еще верит в твою затею. Начинаешь чувствовать себя не просто безумцем, а идеологом. Тут его улыбка вновь поползла вниз. Стоит Изабель узнать о его настоящей цели, она, верно, с ума сойдет от горя. Да и не будет для нее места в мире, который он собирается создать. Зачем тратить усилия на тех, кто все равно не умеет радоваться, на тех, под чьим унылым взором букет цветов превращается в засохшую метелку, а веселая пирушка – в собрание пуритан?
Сам он, конечно, и пальцем не шевельнет, чтобы от нее избавиться. Зато теперь он знает, кто может помочь.
– Я погорячился, – спохватился Виктор, прежде чем она успела заметить его перемену, – но на охоту в таком состоянии я тебя не отпущу. Не хватало еще, чтобы ты рухнула прямиком на куст боярышника. С тебя станется. Ступай в гроб, я присоединюсь чуть позже.
За спиной Виктора вампиры едва не ударили по рукам. Так чувствуют себя дети, если учитель ни с того ни сего отпускает их на рождественские каникулы аж в октябре.
– Разве вы не полетите с нами? – переспросил Готье, прилагая все усилия, чтобы сохранять постную мину.
– Нет. Боюсь пропустить момент, когда сюда придет моя невеста, – и Виктор недвусмысленно указал на окно – перекидывайтесь и улетайте.
Незачем пускаться в объяснения, почему его сила более не зависит от крови. Натянутая до звона цепь провисла. Совсем скоро она будет волочиться по земле, пока не уляжется у его ног грудой блестящих звеньев. И Берта окажется так близко, что можно будет притянуть ее к себе…
А когда их губы разомкнутся, изменится мир.
– Вам захватить кого-нибудь? – уточнил Готье, как будто они отправлялись в кондитерскую, откуда могли принести ему эклеры или бриошь.
– Леонарда, – отозвался Виктор, – пусть в этот торжественный момент вся семья будет в сборе.
– А для Изабель?
– Ей ничего не потребуется.
Вампиры обменялись быстрыми взглядами. В подобных обстоятельствах именно Изабель нуждалась в усиленном питании. Кровяная колбаса не поможет ей восстановить силы после вчерашних упражнений, а уж теперь, когда она только что влила в кого-то часть своей энергии, голодать так же опасно, как плясать тарантеллу сразу после родов. Никто, разумеется, не возразил. Если Мастер решил оставить свою фаворитку без ужина – что ж, его право.
Глава 17
В церкви царило напряженное, сопящее и шаркающее молчание, какое бывает, когда полтораста человек одновременно имитируют свое отсутствие, притом, что кто-то обязательно захрапит, уронив голову на грудь, а чей-нибудь ребенок захнычет от голода. Детвора снова забралась на хоры и болтала босыми ногами, свесив их сквозь точеные перила. Сверху дети с любопытством смотрели на родителей, которые расселись по лавкам и, сосредоточенно шевеля губами, вспоминали хорошее. Посеребренные орудия селяне сложили под ноги, чтобы сподручнее было схватить их, если все же дойдет до потасовки. Хотя с какой стати? В церковь вампирам не пробраться, а выходить на площадь никто не собирался.
– Рано или поздно они поймут, что нас не выманить. Что тогда? – фон Лютценземмерн обратился к Леонарду.
Упорно, будто индеец извлекающий огонь трением, Леонард бурил пол острием меча. Зазубрин на нем стало меньше, и даже в полутьме посеребренный меч сверкал, будто наточенный лунный луч.
– Уйдут, – рассеяно соврал вампир.
Словно в опровержение его слов, послышался звон стекла. Вслед за осколками в церковь влетела маленькая комета с хвостом искр.
Осветив закопченный потолок, она приземлилась у алтаря и высунула язычок пламени, пробуя воздух на вкус. С разницей в несколько секунд за ней последовала откупоренная бутылка, разбрызгивая по сторонам содержимое. Запахло керосином.
В церкви раздался оглушительный вздох. От вампиров ожидали более сказочных поступков. Например, что они будут скрестись в окна и причмокивать губами. Кто же знал, что они переймут опыт современных анархистов?
Между тем огонь протанцевал по керосиновой дорожке, вскочил на парчовый покров алтаря и замер, разминаясь перед боем, чтобы уже в следующий миг заполыхать во всю мощь. Сдавлено вскрикнув, отец Штефан сорвал с ближайшей девушки шаль и кинулся было к алтарю, но огонь уже переметнулся на деревянную статую слева. Охапки увядших цветов у ее ног вспыхнули, как хворост. В обиженном недоумении Мадонна указывала вытянутой рукой на разгоравшееся пламя, словно вопрошая, почему подобное происходит у нее дома. Огонь коснулся четок, висевших на ее ладони. С сухим треском бусины вспыхивали одна за другой.
Священник запрокинул голову и потянул себя за редкие седые волосы, не веря происходящему. Но тут же метнулся к хорам – там испуганно верещали дети. Опередив его, Леонард без разбега взвился в воздух и подтянулся на перилах. Уже на балконе, он подхватил ребятишек, давившихся дымом, и одного за другим начал передавать их подбежавшим графу. Фон Лютценземмерн, который по-прежнему держал Жужи в одной руке, а в другой – карапуза в холщовой рубашонке, внезапно развернулся и чуть не уронил обоих.
– Стойте! – выкрикнул граф.
Но куда там! Наступила та самая суматоха, когда местом назначения становится "подальше отсюда", и чтобы попасть туда, обезумевшие люди готовы топтать упавших друзей. Ближний круг сужается до тебя самого.
Те, кто находился поближе к двери, начали в спешке разбирать баррикаду из сваленных скамеек. Особенно усердствовал давешний пессимист с обвислыми усами, который нарочно уселся у выхода, чтобы при случае дать деру. За ненадобностью он отбросил косу. К нему присоединились двое парней побойчее, и вместе они довольно быстро расшвыряли все преграды. Оттолкнув последнюю скамью, длинноусый поднял засов и вышиб дверь, впустив в церковь свежий воздух, от которого огонь разгорелся еще пуще. За ним на крыльцо вывалились те двое и кубарем скатились вниз.