Здесь мы шли вдоль берега так близко, что видели корабли на рейдах в форте Святого Давида, в форте Святого Георга и в других факториях по этому побережью, равно как и по побережью Голконды. Проходили мы под английским флагом мимо голландских факторий и под голландским флагом мимо английских. На этом побережье добычи у нас было мало: только два маленьких корабля из Голконды, которые шли через залив с тюками миткаля, муслина, шелковых тканей и пятнадцатью тюками фуляра. Шли они в Ачин и другие порты на Малаккском побережье. Мы не допытывались, куда именно, но отпустили корабли, так как на них не было никого, кроме индусов.
В глубине залива мы повстречали большую джонку из придворных джонок Могола, и было на ней очень много народу – пассажиров, как решили мы. Кажется, они направлялись к реке Гугли или к Гангу и шли из Суматры. Такое судно было неплохой добычей. Мы забрали на нем столько золота, – не считая другого добра, с которым мы и не связывались, как перец, например, – что могли, в сущности, закончить свои похождения. Почти весь экипаж заявил, что мы достаточно богаты и можем возвращаться на Мадагаскар. Но у меня имелись другие мысли, и я принялся уговаривать наших и заставил друга Уильяма помогать мне. И мы пробудили в них такие надежды, что добились согласия идти дальше.
Следующим моим замыслом было оставить опасные проливы: Малаккский, Сингапурский и Зундский, где нечего было ожидать большой добычи, разве только мы найдем что-то на европейских кораблях, с которыми, однако, пришлось бы сражаться. И хотя драться мы умели и храбрости нам было не занимать, все же мы были богаты и решили придерживаться следующего правила: если богатства, которых мы добиваемся, могут быть добыты без сражения, нет причин сражаться.
Поэтому мы покинули Бенгальский залив и, дойдя до побережья Суматры, вошли в небольшой порт, где имелся городок, населенный одними только малайцами. Здесь мы набрали пресной воды и изрядное количество хорошей свинины, прекрасно засоленной, несмотря на климат той местности, расположенной в самом сердце палящей зоны, а именно на трех градусах пятнадцати минутах северной широты. Мы погрузили на оба наши корабля сорок живых свиней, чтобы иметь запас свежего мяса; корма у нас для них было достаточно, и состоял он из местных растений: гуам, картофеля и какого-то грубого риса, который не годился ни на что, кроме как для свиней. Убивали мы по кабану в день, и мясо их было превосходно. Погрузили мы также чудовищное количество уток, петухов и кур того же вида, что наши английские, – их набрали мы для того, чтобы разнообразить свой стол. Если память мне не изменяет, мы взяли их не менее двух тысяч, так что сначала они были для нас сущим бедствием, но скоро мы уменьшили их количество при помощи варки, жарки, тушения и так далее. В съестном мы, во всяком случае, не нуждались все время, пока у нас была птица.
Теперь мог я осуществить давнишний свой замысел, а именно забраться в самую середину голландских Пряных островов и посмотреть, каких бед удастся там натворить. Мы вышли в море двенадцатого августа, семнадцатого пересекли экватор и повернули прямо на юг, оставляя на востоке Зондский пролив и остров Яву. Мы шли так, пока не добрались до широты в одиннадцать градусов двадцать минут, где повернули на восток и северо-востоко-восток под свежим ветром с юго-западо-запада, пока не подошли к Молуккским, или Пряным, островам.
Моря эти мы пересекли с меньшими трудностями, чем в других местах, так как ветры южнее Явы были более переменчивыми и погода стояла хорошая, хотя время от времени налетали шквалы и недолгие бури. Но, попав в область самих Пряных островов, мы захватили муссон, или торговый ветер, который соответствующим образом и использовали.
Бесконечное количество островов в тех морях затрудняло нам путь, и мы с великими трудностями пробирались среди них. Тогда мы направились к северному краю Филиппин, где у нас была возможность захватить добычу, а именно: мы либо повстречаем испанские суда из Акапулько, на побережье Новой Испании, либо не преминем повстречаться с китайскими судами или джонками. А те обычно, если китайские суда идут из Китая, везут большое количество ценных товаров, равно как и денег. Если же они идут назад, то гружены мускатным орехом и гвоздикой с Банды и Тернатэ или же с других островов.
Предположения наши оказались правильными, и мы двинулись прямо, широким проходом, который называют здесь проливом, хотя в нем пятнадцать миль ширины, к острову, который они называют Даммер, а оттуда на северо-северо-восток, к Банде. Среди островов мы повстречали голландскую джонку, направлявшуюся на Амбойну. Мы захватили голландца без всякого труда, и мне стоило больших хлопот помешать нашим перебить весь его экипаж, после того как наши услышали слова голландцев, что они с Амбойны. Причины, как мне кажется, ясны всякому.
Мы перегрузили оттуда приблизительно шестнадцать тонн мускатного ореха, кое-какие съестные припасы, ручное оружие – пушек у них не было – и отпустили корабль. Оттуда мы двинулись прямо к острову или островам Банда, где, мы были убеждены, сможем добыть еще мускатного ореха, если только захотим. Что до меня, я охотно приобрел бы еще этих орехов, даже и за плату, но нашим была противна мысль платить за что бы то ни было. Там мы добыли еще приблизительно двенадцать тонн в несколько приемов – бóльшую часть с берега и только немного с небольшой туземной лодки, шедшей в Джилоло. Мы торговали бы открыто, но голландцы, которые самочинно завладели этими островами, запретили туземцам иметь дела с нами, вообще с какими бы то ни было чужестранцами и так их застращали, что туземцы не смели преступить запрет. Так как в силу этого мы не могли надеяться получить здесь что-то, даже если бы оставались дольше, то решили отправиться в Тернатэ и попытаться загрузиться там гвоздикой.
Поэтому мы повернули на север, но так как запутались среди бесчисленных островов, не имея лоцмана, который знал бы проходы и течения между ними, то вынуждены были оставить эту дорогу. Мы решили вернуться к Банде и поискать чего-нибудь подходящего среди соседних с ней островов.
Первое случившееся здесь с нами приключение могло бы оказаться роковым. Шлюп, шедший впереди, подал нам сигнал, что увидел парус, а затем – другой и третий, из чего мы заключили, что он увидел три паруса. Тогда мы прибавили парусов, чтобы нагнать шлюп, как вдруг оказались между камней. Случилось это так внезапно и резко, что все сильно перепугались. Дело в том, что только что воды еще было достаточно, как раз впору, и вдруг руль ударился о вершину камня, отчего произошел страшный толчок, отщепивший большой кусок руля, так что последний пришел в негодность и корабль перестал его слушаться, по крайней мере слушался недостаточно. Мы были рады, что удалось поднять все паруса, кроме фокзейла и грота, и на них уйти на восток в поисках залива или гавани, где можно будет положить корабль на берег и починить руль. Кроме того, оказалось, что поврежден и сам корабль – в нем возле ахтерштевня образовалась течь, небольшая, но очень глубоко под водой.
Из-за этой неудачи мы лишились возможной, какова бы она ни была, добычи с трех парусов. Впоследствии мы узнали, что это были маленькие голландские суда, шедшие из Батавии к Банде и Амбойне для закупки пряностей, – на кораблях, несомненно, было немало денег.
После несчастья, о котором я говорил, мы, как только удалось это сделать, встали на якорь – стоянка была у островка неподалеку от Банды. Там не было факторий, но голландцы ездили туда для закупки мускатного ореха. Мы простояли тринадцать дней, и, так как там не оказалось подходящего места для нашего судна, послали шлюп искать его среди островов. Тем временем мы заготовили превосходной воды, кое-какие съестные припасы, коренья, плоды и изрядное количество мускатного ореха и мускатного цвета, которые приобрели у туземцев, да так, что их хозяева, голландцы, ничего не узнали.
Наконец наш шлюп возвратился. Ему удалось найти остров, где была очень хорошая гавань. Мы отправились туда, встали на якорь, немедленно сняли все паруса, перевезли на остров и разбили из них семь или восемь палаток. Затем мы расснастили мачты и срезали их, вытащили пушки, съестные припасы, прочий груз и сложили на берегу в палатках. Из пушек мы устроили две небольшие батареи на случай, если нас застигнут врасплох, и установили сторожевой пост на холме. Управившись, мы положили судно на твердый песок, в верхнем конце гавани, и с обоих концов подтянули к берегу. При отливе оно лежало почти на суше, и нам удалось починить корабельное дно и заделать течь, возникшую из-за того, что, когда корабль налетел на камни, погнулась железная обшивка руля.
Потом мы принялись чистить подводную часть. Так как корабль очень долго был в море, она оказалась сильно засорена. Шлюп также подвергся починке и чистке и был готов раньше судна. Восемь или десять дней он ходил между островами, но никакой добычи не нашел. Это место стало нам надоедать, ибо единственным развлечением здесь было слушать самые свирепые раскаты грома, о каких когда-либо кто-либо слышал.
Мы надеялись повстречать какую-нибудь добычу вроде китайского судна, которые, как мы слышали, ходили обычно на Тернатэ за гвоздикой и на Бандские острова за мускатным орехом. Мы охотно нагрузили бы наш галеон, или большой корабль, этими видами пряностей и сочли бы свое предприятие удачным. Но мы не нашли ничего заслуживающего внимания, если не считать голландцев, но те – представить себе не могу отчего! – либо относились к нам подозрительно, либо же прослышали о нас. Во всяком случае, они не выходили из своих портов.
Я решил было сойти на берег на острове Дюма, весьма знаменитом своим превосходным мускатным орехом. Но Уильям, всегда стремившийся обойтись без битвы, отговорил меня от этого и представил такие доводы, что оспаривать их было невозможно, в частности же – сильную жару как времени года, так и места, ибо тогда мы находились как раз в полуградусе южной широты. Но в то время, как мы обсуждали этот вопрос, дело было разрешено следующим обстоятельством: дул сильный ветер с юго-запада через запад, и корабль наш шел хорошо, несмотря на мощное морское течение с северо-востока, которое, как мы впоследствии узнали, являло поворот Великого океана на востоке от Новой Гвинеи. Как я уже сказал, шли мы хорошо и продвигались вперед быстро, когда внезапно из висевшей над нашими головами темной тучи вспыхнула или, вернее, взорвалась молния. Была она так ужасна и так долго полыхала, что не я один, но весь экипаж решил, что наш корабль горит. Жар, накаливший воздух, был настолько силен, что у некоторых из нас появились на коже волдыри, – возможно, что не сразу, непосредственно от жары, но от ядовитых или зловредных частиц, попавших на воспаленные места. Но это еще не все. От сотрясения воздуха, вызванного разрывом облаков, наш корабль задрожал, точно от полного бортового залпа. Движение его остановилось сразу, паруса отлетели назад, и корабль стал, можно сказать, пораженным молнией. Так как взрыв в облаках произошел близко от нас, всего несколько мгновений спустя последовал ужаснейший раскат грома. Я твердо убежден, что взрыв ста тысяч баррелей пороха не показался бы таким громким. Более того, несколько наших вообще оглохли.
Я не могу передать, да и никто не мог представить себе, весь ужас тех мгновений. Все пришли в такое смятение, что ни у одного человека из экипажа не хватило присутствия духа выполнить прямой долг моряка, кроме как у друга Уильяма. И если бы он не побежал проворно и со спокойствием, которого, я уверен, у меня не хватило бы, не опустил передних парусов, не поставил брасов передней реи и не спустил марселя, у нас наверняка сорвало бы все мачты и корабль перевернулся бы.
При этом переходе мы держали курс на северо-восток. Пройдя с попутным ветром пролив между островом Джилоло и землей Новой Гвинеей, мы скоро оказались в открытом море, на юго-востоке от Филиппин, там, где Великий Тихий океан, иначе – Южные моря, соединяется с обширным Индийским океаном.
Вступив в эти моря, мы шли прямо к северу и вскоре оказались по северную сторону экватора. Мы продолжали путь к Минандао и Манилье, самым большим из Филиппинских островов, не встречая никакой добычи, пока не оказались к северу от Манильи, и тут началась наша работа. Мы захватили здесь, правда, на некотором расстоянии от Манильи, три японских корабля. Два из них уже отторговали и теперь шли домой, везя мускатный орех, корицу, гвоздику и так далее, а также всякие европейские товары, доставленные испанскими судами из Акапулько. Было на них в общей сложности тридцать восемь тонн гвоздики, пять или шесть тонн мускатного ореха и столько же корицы. Мы забрали пряности, но оставили европейские товары, так как считали их не заслуживающими внимания. Но вскоре мы в этом сильно раскаялись и потому впредь были умнее.
Третий японский корабль оказался лучшей добычей, так как шел груженный деньгами и большим количеством начеканенного золота, чтобы купить товары, упоминаемые выше. Мы избавили их от золота, но иного вреда им не причинили, и так как не собирались долго оставаться здесь, то отправились к Китаю.
В этот переход мы провели на море более двух месяцев, борясь с ветром, дувшим постоянно с северо-востока или отклонявшимся на одно деление то в ту, то в другую сторону. Но это, очевидно, и послужило причиной того, что мы на пути встретили немало добычи.
Мы оставили Филиппины и собирались идти к острову Формозе, но с северо-востока дул такой сильный ветер, что мы ничего не могли поделать с ним и вынуждены были возвратиться к Лаконии, самому северному из тех островов. Мы прибыли туда спокойно и меняли стоянки не для того, чтобы избежать опасности, каковой не было, а чтобы добывать съестные припасы, которыми население снабжало нас очень охотно.
Пока мы оставались там, у острова стояли три очень больших галеона, или испанских корабля, из Южных морей. Мы не знали, прибыли они только что или собираются уплывать. Но, прослышав, что китайские купцы грузятся и скоро уйдут на север, мы заключили из этого, что испанцы недавно разгрузились, а те скупили груз. Поэтому мы не сомневались, что найдем добычу в пути, – и действительно, миновать ее мы не могли.
Мы пробыли здесь до начала мая, когда узнали, что китайские купцы собираются в море. Дело в том, что северные муссоны перестают дуть в самом конце марта или в начале апреля, так что те были обеспечены попутным ветром домой. Соответственно с этим мы наняли несколько туземных лодок, – а они ходят очень быстро, – и приказали им съездить на Манилью и разузнать, как там обстоят дела и когда китайские джонки отправятся в путь. Получив нужные сведения, мы так удачно устроили все, что через три дня после того, как поставили паруса, наткнулись не менее как на одиннадцать джонок. Впрочем, неудачно обнаружив себя, мы захватили только три из них, чем удовлетворились, и продолжали путь на Формозу. На этих трех судах оказалось такое количество гвоздики, мускатного ореха, корицы и мускатного цвета, не считая серебра, что экипаж начал соглашаться с моим мнением, что мы достаточно богаты, и остается только подумать, каким бы способом сберечь награбленные нами бесчисленные сокровища.
Я был рад, что они согласились со мной, ибо уже давно решил убедить их возвратиться домой, ведь я полностью осуществил свой давнишний замысел – пошарить между Пряных островов. А все эти призы, особенно исключительно богатая манильская добыча, не входили в мои замыслы.
Услышав, что экипаж поговаривает о том, что у нас-де полное благополучие, я передал через друга Уильяма, что собираюсь дойти лишь до острова Формозы, где удастся обратить наши пряности и европейские товары в наличные деньги, а потом поверну на юг, так как к тому времени начнут дуть и северные муссоны. Замысел мой все одобрили и охотно двинулись дальше. К тому же помимо ветра, который до самого октября не дал бы повернуть на юг, помимо этого, говорю я, корабль наш глубоко сидел в воде, так как вез не менее двухсот тонн груза, и часть его была исключительно ценной. Шлюп тоже был нагружен соответственно.
С этим решением мы бодро пошли вперед и приблизительно через двенадцать дней пути увидели на большом расстоянии остров Формозу, но сами оказались под южной его оконечностью, с подветренной стороны, чуть ли не на Китайском побережье. Это было нам несколько неприятно, так как английские фактории находились неподалеку и мы вынуждены были бы сражаться с их кораблями, повстречайся они нам. Справиться с этим нам было нетрудно, но нежелательно по многим причинам, а главным образом потому, что мы не хотели, чтобы англичане знали, кто мы такие, и что на побережье вообще замечены такие люди. Как бы то ни было, мы вынуждены были держать курс на север, стараясь, насколько возможно, отходить дальше от побережья.
Плыли мы недолго, когда нагнали небольшую китайскую джонку и, захватив ее, обнаружили, что она идет к острову Формозе и не везет ничего, кроме риса и небольшого количества чая. Но на джонке были три китайских купца, которые сказали нам, что идут навстречу большому китайскому кораблю, который вышел из Тонкина и стоит на Формозе, в реке, название которой я позабыл. Корабль этот идет к Филиппинским островам с шелковыми тканями, муслином, миткалем, всякими китайскими товарами и золотом, и цель их – продать свой груз и купить пряности и европейские товары.