Мы всплыли внутри гавани, подняли наш опознавательный сигнал и медленно пошли к осажденному острову, выглядевшему до странного мирно в лучах утреннего солнца. Матросы вырядились в парадную форму, но на их ухмыляющихся физиономиях явственно читалось, что думают они не о какой-то там славе, а о предстоящей выпивке на берегу. Питерс, натянув комбинезон прямо на форму, нарисовал на левой стороне рубки изображение полусогнутой руки, показывающей "нос", прибавив его к ряду таких же рисунков, количество которых соответствовало количеству потопленных нами кораблей. Теперь к ним добавлялся итальянский линкор.
Питерс позаимствовал рисунок с моего маскота, который я приобрел когда-то в деревушке Лоффинген, близ Шварцвальда. По-моему, это был корень папоротника, отдаленно напоминавший человеческую руку. Этот талисман всегда был со мной в боевых походах, и Питерс воспроизводил его на боевой рубке - разумеется, с некоторыми отступлениями от оригинала. Рисунку Питерса и обязана наша "Форель" тем, что на базе Лацаретто ее ласково называли "Ручка".
Здесь нас встретили как героев. Но я чувствовал себя крайне усталым, ни похвалы, ни приветственные гудки, ни присутствие на встрече самого командира базы не могли ободрить меня.
- Молодец, Джеффри! - бодро воскликнул командир базы, ступив на борт лодки. - Ну-ка выкладывай, как и что! Письменный рапорт подождет. Только для моего личного сведения.
Он пристально всматривался в меня, отмечая, вероятно, и морщинки в уголках губ, и щетину на подбородке, и характерную для подводников бледность.
- Я также хочу сообщить тебе кое-что для твоего личного сведения.
Командир тут же увез меня. У себя в каюте он прежде всего налил мне джина, усадил меня в свое любимое кресло, и я сразу почувствовал, как покой и усталость обволакивают меня, словно мантия.
- Я, конечно, надеялся, что ты выполнишь задание и потопишь линкор, - заявил командир, - но не предполагал, что ты вернешься… Да, да, не предполагал… - подчеркнул он, бросив на меня испытующий взгляд.
- Послушайте, - начал было я резким тоном, но вовремя остановился, сам удивляясь тому, как расшатались у меня нервы. Я хотел доложить, как мы укрылись во впадине, о том, как мучительно было дожидаться на дне моря окончания бомбежки, а вместо этого сказал: - Трудно нам пришлось, что и говорить, но, на наше счастье, макаронники не смогли засечь позицию лодки, хотя некоторый урон они все же нанесли "Форели". Я пришлю вам подробный рапорт о повреждениях.
Командир по-прежнему не сводил с меня глаз.
- Следовательно, "Форель" все же может выйти в плавание?
- Боже милосердный, разумеется! - нетерпеливо воскликнул я.
Пристальный взгляд командира начал меня раздражать.
- Послушайте, - не выдержал я. - Все подробности - ну там карты, позицию, повреждения и все такое - я доложу вам после того, как приму ванну. Одна ночь спокойного сна, и я буду готов к выходу в море.
Командир встал, отошел к иллюминатору, потом внезапно повернулся ко мне.
- Ты не пойдешь больше в море!
Из-за сильной усталости я не сразу понял смысл его слов.
- Не пойду больше в море?!
- Да, Джеффри.
Я мрачно улыбнулся.
- Психическая травма в результате нервного перенапряжения, замедленная реакция, трясущиеся руки и все прочее?
Я залпом выпил джин. Командир расхохотался.
- Так вот что тебя тревожит! Нет, Джеффри, дело вовсе не в том. - Он взмахнул взятой со стола телеграммой. - Возьми, читай.
"…Немедленно откомандировать самолетом распоряжение адмиралтейства…" Я с удивлением взглянул на командира.
- Что случилось? В чем я провинился?
Командир снова рассмеялся.
- Понятия не имею. Несомненно одно: адмиралтейство избавило меня от необходимости самому принять очень трудное решение, хотя я теряю одного из моих лучших боевых офицеров.
- Вы и так могли потерять его… Когда я должен вылететь?
- Пока еще я твой командир. Прежде всего ты должен хорошенько отоспаться… Адмиралтейство навесит на твою грудь очередную побрякушку, но оно не в состоянии возместить тебе недосыпание. А я могу… Капитан-лейтенант Джеффри Пэйс, кавалер ордена "За боевые заслуги" и так далее, и тому подобное! Не унывай, дружище! Встретимся позже в баре.
Вволю насладившись горячей ванной, сбрив щетину и переодевшись, я снова почувствовал себя человеком.
- "Дело первостепенной важности"! - фыркнул офицер военно-воздушных сил. Он откинул голову и саркастически захохотал, потом повернулся ко мне и сердито, язвительно добавил: - Бог мой! Да что знает это тупоголовое начальство о "делах первостепенной важности"? Вы видели наш аэродром? На нем не меньше воронок от бомб, чем морщин на лице старой проститутки! И я обязан отправить вас отсюда "немедленно? Я не могу поднять с него детский змей, не то что морского офицера. - Он снова фыркнул и залпом осушил кружку пива. - Да вы знаете, что тут происходит? Макаронники и фрицы так разбомбили нас, что могут взять остров чуть ли не голыми руками, если захотят. А чтобы захватить аэродром, хватит горстки парашютистов.
Продолжая возмущаться, он приказал подать новую порцию пива.
- Вы, моряки; и понятия не имеете, что здесь творится. Там, в море, на вас сбросят несколько бомб, и все, да и от них вы можете укрыться… А потом торопитесь поскорее попасть, домой. Вот жизнь!
Командир базы - он сидел с нами за столиком - с усмешкой в глазах наклонился к негодующему представителю военно-воздушных сил и тихо произнес:
- Но ведь вы разговариваете с офицером, потопившим линкор. Это подтвердила воздушная разведка… Кстати, Джеффри, твоя команда ухитрилась опередить ее, намалевав еще один рисунок на боевой рубке "Форели".
- Боже! - всплеснул руками летчик. - Так это старое корыто потопили вы?! Всадили ему прямо в зад несколько торпед? - Он так шлепнул меня по спине, что посетители бара повернули головы в нашу сторону. - А я-то взялся читать вам лекцию о каких-то бомбах!.. Бармен, всем виски! Поднимем бокалы за будущего адмирала!
Мы выпили за успех "Форели".
- Не беспокойтесь, приказ я выполню, даже если мне самому придется управлять машиной, - громогласно заявил летчик, и в эту минуту я увидел у дверей матроса-посыльного. Он нервно переминался с ноги на ногу, потом, все больше смущаясь, направился к нашему столу.
- Телеграмма, сэр.
- Что за дьявольщина! Не дадут человеку спокойно выпить! - возмутился было командир базы, но умолк, заметив на телеграфном бланке надпись: "Совершенно секретно". Он распечатал телеграмму, пробежал текст глазами, и его правая бровь слегка приподнялась. Это было единственное, что он позволил себе, - выражение его лица оставалось непроницаемым.
- Ознакомьтесь, Блэклок, это касается и вас.
Летчик скользнул взглядом по телеграмме, присвистнул, посмотрел на меня, потом на командира базы.
- Пусть и он прочтет, ЕГО это касается больше, чем всех нас.
Блэклок передал мне телеграмму. В ней говорилось:
"Адмиралтейство командиру базы Мальта. Бомбардировщик "ланкастер" вылетает вам Меддоксфорда 04.00 Гринвичу доставки капитан-лейтенанта Джеффри Пэйса Лондон делу первостепенной важности. Немедленное прибытие офицера Лондон должно быть обеспечено…"
Блэклок был достаточно сообразителен, чтобы не комментировать приказ в баре, но по его лицу я видел, что он ошеломлен.
- Как бы эта махина не свалилась при посадке в какую-нибудь воронку. Вот уж попыхтят сегодня мои солдатики!.. А вы, должно быть, важная птица! - добавил он, с почтением взглянув на меня. - Подумать только, за вами посылают специальный самолет! Персональный сервис в разгар войны!
- Когда, по-вашему, прилетит "ланкастер"? - поинтересовался командир базы.
Летчик рассмеялся.
- У мистера Пэйса еще будет время выспаться. Предполагаемое время я доложу вам после того, как получу телеграмму из Гибралтара. Честно говоря, я и сам не знаю, когда сюда лучше прилетать, днем или ночью. Днем вроде бы опаснее - фрицы сразу же заметят самолет и… А вот отправить его отсюда лучше, конечно, ночью. Черт возьми, но как я отправлю такую огромную машину с такого крохотного аэродрома?! Надеюсь, у начальства хватит ума распорядиться, чтобы в Гибралтаре машину заправили горючим. - Он повернулся ко мне и ухмыльнулся: - Вы будете каяться всю жизнь, если Мальта падет из-за того, что мы используем все запасы бензина для доставки в Лондон одного из любимчиков адмиралтейства!
Блэклок извинился и тут же умчался решать возникшую перед ним проблему. Мы с командиром базы сидели молча.
- Но все-таки, что же нужно начальству в Лондоне? - спросил, наконец, я. В самом деле, адмиралтейство обычно не посылало специальный самолет за командиром подводной лодки, которому удавалось потопить линкор. К тому же были и другие подводники, которые проявили себя ничуть не хуже.
Моя усталая голова, затуманенная вдобавок выпитым, отказывалась думать, и я лишь попросил командира базы:
- Если можно, скажите мне, зачем я так срочно понадобился адмиралтейству? Не за тем же только, чтобы похлопать меня по плечу как хорошего парня.
- Джеффри, я знаю не больше. Одно могу сказать: если адмиралтейство побеспокоилось послать за тобой специальный самолет, а военно-воздушные силы при теперешнем положении на фронтах согласились хотя бы на время расстаться с одним из своих бомбардировщиков, можешь не сомневаться, что ты очень важная персона.
Пять часов назад мы получили из Гибралтара коротенькую телеграмму о том, что самолет уже вылетел, и теперь вряд ли могли узнать что-либо до тех пор, пока он не приземлится у нас после тысячемильного перелета.
В предрассветной тишине послышалось пульсирующее гудение мощных моторов.
На одной из взлетно-посадочных полос загорелись огни.
- Только в вашу честь, - заметил подошедший Блэклок. - Я не рискнул бы включить освещение, если, бы не столь чрезвычайные обстоятельства. Можете не сомневаться - с минуты на минуту к нам пожалуют и немецкие бомбардировщики.
В дальнем конце полосы появились и стали неудержимо надвигаться на нас очертания чего-то огромного и неуклюжего. Блэклок затаил дыхание. Но громадная машина вдруг замедлила бег и, скрипя тормозами, остановилась.
- Блестящая посадка! - воскликнул Блэклок. - Знаете, дружок, за вами, как видно, послали и отличных пилотов. Выключить огни! - крикнул он кому-то, скрытому темнотой.
Аэродром мгновенно погрузился в полный мрак. Блэклок осветил лучом фонарика выходной люк самолета, и я направился к машине. Из люка один за другим вышли четверо, потом появились ноги пятого, и кто-то воскликнул с австралийским акцентом:
- Вот она, Мальта - жемчужина Средиземного моря! Да здравствует отпуск на солнечной Мальте! Перед вами Мальта… и самый отвратительный аэродром, который я когда-либо видел. Теперь остается чуть подтолкнуть машину, и она окажется в море!
Блэклок подошел к длинноногому австралийскому офицеру.
- Это нас фрицы все время пытаются столкнуть в море. - Он повернулся к солдатам аэродромной команды. - Заправить машину горючим…
Австралиец удивленно взглянул на Блэклока.
- Что это значит - "заправить машину"? Я сам должен заправиться, прежде чем лететь обратно на этом корыте. Мне надо принять ванну и выспаться. Не забывайте, друг мой, мы только что из полета. Тысячу пятьсот миль до Гибралтара над морем, тысячу миль сюда. Понимаете?
В следующую минуту я должен был признаться самому себе, что восхищен Блэклоком, и только теперь понял, почему его назначили сюда.
- Вы отправитесь обратно сразу же, как только машина будет заправлена, то есть примерно часа через два.
- Пошел ты в… - зло выкрикнул австралиец и отвернулся.
- Послушайте-ка, - спокойно ответил Блэклок. - Если вы или ваш экипаж не в состоянии лететь, я отправлю машину со своим. В любом случае ваш "ланкастер" вылетит в Гибралтар до утра - это помешает фрицам перехватить его с баз в Сицилии или на материке. Решайте сами.
В рассеянном свете ручного фонарика я рассмотрел морщинки усталости в уголках губ австралийца.
- Почему такая спешка? - спросил он. - И что это за фрукт, которого мы должны везти обратно, не получив и часу отдыха? Младший брат Черчилля?
Блэклок начал терять терпение.
- Во-первых, потому, что я так приказываю. Во-вторых, потому, что завтра, при первом же налете, немцы превратят вашу машину в груду лома. В-третьих, потому, что такого лома на моем аэродроме и без того предостаточно. В-четвертых, и это самое главное, потому, что перед вами капитан-лейтенант Джеффри Пэйс, которого вы должны доставить в Лондон. Дело чрезвычайной важности, вот вас и прислали сюда.
Глаза австралийца смыкала усталость.
- Ну хорошо, - согласился он. - Заправляйте машину, она в полном порядке. Надеюсь, мы успеем выпить по чашке кофе? - Внезапно и тон и поведение австралийца изменились: - Не пускайте мерзавцев из вашей аэродромной команды в самолет, пока мы не выгрузим из него добро!
- Что еще за добро? - насторожился Блэклок.
- В бомбовом отсеке три ящика виски, три ящика джина да, пожалуй, столько же консервов, - осклабился австралиец. - Я рассудил, что это взбодрит вас, и прихватил с собой… "Дело чрезвычайной важности", - передразнил он.
Блэклок шлепнул его по спине.
- Уж вы извините меня! А ведь мы с вами могли бы устроить отменный выпивон!
- Могли бы! - вздохнул австралиец.
Миссия обреченных
…В Лондоне стояла поздняя весна, и в свете хмурого дня адмиралтейство показалось мне мрачным и холодным, особенно после ласковых лучей средиземноморского солнца. Еще холоднее были глаза, смотревшие на меня через письменный стол; иногда в них появлялся гнев, но большей частью они выражали спокойствие, суровое, как стужа Арктики.
- Вы устали, Пэйс? - внезапно спросил командующий подводными силами военно-морского флота Великобритании.
До чего же мне осточертели люди, без конца интересующиеся моим состоянием! Хватит бы, казалось, того, как надо мной тряслись на Мальте, уговаривая отдохнуть, выспаться и прочее и прочее, так нет, вот и командующий пожелал узнать о моем самочувствии. Я не выдержал и грубовато ответил:
- Да, да, устал! Потопить линкор, потерять счет глубинным бомбам, которыми нас забрасывали, бесконечно долго трястись в холодном и неудобном самолете… Да, я устал! Если бы вы сами побыли в моем положении, когда обстановка вынудила меня целых девять часов прятаться за песчаным шельфом…
В суровом взгляде, нагонявшем страх на многих, а сейчас и на меня, когда я сообразил, что повел себя глупо, появилось удивление.
- Что вы сказали?! При чем тут шельф? В донесении о нем не говорится ни слова.
Я доложил командующему о тяжелом испытании, которое пришлось выдержать "Форели", и о том, как я решил воспользоваться возвышенностью морского дна для защиты. Должен признаться, я умышленно растянул доклад в надежде, что за это время он забудет о моей вспышке.
- Вы должны извинить меня, Пэйс, - сказал командующий, как только я замолчал. - В первые минуты я решил, что вижу перед собой офицера, каких перевидел немало, - хорошего боевого офицера, правда, несколько травмированного постоянным нервным напряжением. Для выполнения задания, которое я имею в виду, в моем списке было три командира подводных лодок, однако потопленный вами линкор и то, что вы рассказали, перевешивает чашу весов в вашу пользу.
Он впервые улыбнулся краешками губ. Прекрасный командир времен первой мировой войны, командующий понимал, что есть предел в обращении с подводником, что перегнуть палку - значит сделать его легкой добычей противника.
Командующий откинулся на спинку кресла.
- Об этом задании известно лишь двоим, и я скажу вам, кто они: я да начальник разведывательного управления военно-морских сил, и теперь о нем будете знать и вы. Знал еще один человек, но его уже нет в живых, об этом позаботилось гестапо. Должен сказать, что исход войны на море может зависеть от успешного выполнения этого задания.
Он нажал кнопку звонка, приказал вошедшему адъютанту попросить начальника разведывательного управления и погрузился в молчание, не сводя с меня внимательного взгляда, словно пытаясь найти скрытые слабости в выбранном им инструменте.
В кабинет вошел морской офицер, тоже сурового вида, но с какими-то печальными глазами, и я торопливо поднялся.
- Хэлло, Питер, - поздоровался он с командующим тоном переутомленного мировой сумятицей дипломата, уже переставшего удивляться человеческой жестокости и при каждом ее новом проявлении, способного испытывать одну лишь скорбь. Это не помешало ему скользнуть по мне испытующим, острым, как скальпель, взглядом.
- Так это на нем ты остановил свой выбор?
- Вот именно. Расскажи ему все.
Офицер присел на краешек стола, закурил и некоторое время смотрел в окно, будто собираясь с мыслями.
- Как видите, - нравоучительным тоном заговорил он, лениво болтая ногой, - при мне нет никаких бумаг, поскольку бумаг по данному вопросу вообще не существует. Я располагаю лишь донесением нашего агента, работавшего на верфях фирмы "Блом и Фосс". Донесение оказалось излишне многословным, что, вероятно, и помогло немцам выследить и схватить этого человека.