- Но ведь "Анн-Шарлотт" взлетела на воздух лишь после того, как ее захватили пираты, - защищался Михель Шредер. - Да это вся команда подтвердит хоть под присягой.
- Может быть, может быть, - верещал Спрекельсен. - Но одно ясно: капитан Шредер зажег фитиль, когда пираты еще не ступили на палубу моего судна.
- А я говорю вам, господин Спрекельсен, что это обычные махинации крючкотворов, - настаивал на своем Рихард Шредер, - на тот случай существует суд. Вы просто позволили им прижать вас к стенке, господин Спрекельсен, вот и все.
- Нет, нет и нет! - замахал руками старик. - Не хочу связываться ни с какими судьями. Кто знает, каким будет их приговор, но что он обойдется недешево - это уж точно. Уж лучше я буду иметь дело с вами, Михель Шредер. Я не чудовище и знаю, что вам не по карману возместить мне убытки.
Поэтому предлагаю: вы остаетесь у меня капитаном и служите лет этак десять-двенадцать за половинное жалованье - и мы квиты! - Он протянул Михелю Шредеру руку, но тот вскочил со стула, весь кипя от гнева.
- Десять-двенадцать лет, говорите? За половину жалованья?! В таком случае мы квиты уже сейчас, господин Спрекельсен. Мое почтение! - И братья направились к двери.
- Еще пожалеете! - завизжал Спрекельсен им вслед. - Посмотрим, захочет ли кто-нибудь из судовладельцев вас нанять!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Капитаны голландских судов, приходивших в Новый Амстердам, в один голос советовали Карфангеру на обратном пути не идти через Ла-Манш, а плыть вокруг Британских островов, поскольку на торговых путях опять появились дюнкерские корсары. Карфангер всякий раз благодарил за предупреждения, однако они не вызывали у него особой тревоги. Тем более ошеломляющей была для него новость о захвате гамбургского каравана - целых восьми "купцов", попавших с лапы к алжирцам. Он сразу догадался, чьи это были корабли, и принялся торопить своих людей.
Впрочем, гамбуржцы и без того уже спешили погрузить товар в трюмы.
Карфангеру не терпелось вернуться к жене и детям - Иоханну и Вейне, которой вскоре исполнялся годик, и отец непременно хотел отпраздновать это событие в кругу семьи. Погрузка продолжалась до глубокой ночи, при свете факелов и фонарей. Еще не успела заняться заря следующего дня, когда был задраен последний люк.
По-осеннему неприветливый Атлантический океан встретил гамбуржцев ледяным ветром с Лабрадора и нескончаемыми штормами. Матросы шили из вымененных у индейцев шкур теплую одежду, большей частью довольно неопределенной формы, конечно, не из горностаев, не из лисьего или бобрового меха, бывших не по карману простому матросу.
Когда задувал крутой ветер, Карфангер приказывал убирать ровно столько парусов, чтобы не беспокоиться за целость рангоута, а если ветер ослабевал, они шли даже под лиселями. Бывали дни и ночи, когда можно было идти только под штормовыми парусами меньшего, чем обычные, размера, сшитыми из самой толстой, самой прочной парусины. Но ни разу корабли не ложились в дрейф, отдав плавучий якорь, чтобы переждать шторм. Даже в самую непогоду, когда огромные волны швыряли корабли, словно скорлупки, они упорно шли на восток. Бесконечные маневры, требовавшие усилий всей команды, изматывали матросов, при этом одинаково туго приходилось экипажам и "Дельфина", и "Мерсвина". Карфангер не жалел ни себя, ни своих помощников, ни матросов, а менее всего - запасы рома.
На восемнадцатый день плавания по левому борту показался остров Уайт, а по правому - берег Нормандии. Свежий попутный ветер гнал гамбургские корабли к проливу Па-де-Кале. Впередсмотрящие на марсах и в "вороньих гнездах" зорко вглядывались в поверхность моря, одетую белопенными шапками волн, но парусов не было видно нигде. Ни своих, ни чужих. Казалось, что все капитаны в такую погоду предпочли отсидеться в защищенных от ветра гаванях и тихих бухтах. Лишь когда за кормой остался Дувр, море несколько успокоилось, и сразу же на горизонте показались первые паруса.
На траверзе Дюнкерка они обнаружили в море тридцатишестипушечный французский фрегат, державший курс в их сторону. Карфангер тотчас передал на "Мерсвин" приказ взять право на борт и подойти ближе к "Дельфину". Ян Янсен сообразил, что он намеревается взять француза в клещи. Тот попытался отвернуть, но опоздал с маневром.
Теперь, лавируя против ветра, фрегату пришлось пройти между кораблями Карфангера. При этом французы разрядили пушки левого борта по "Дельфину", а правого - по "Мерсвину". В момент первого залпа фрегат качнуло на волне, и ядра просвистели высоко над палубой "Дельфина", лишь три из них оставили зияющие дыры в брамселях. "Мерсвину" повезло меньше: одно из ядер пробило фальшборт и теперь каталось по верхней палубе туда-сюда, словно выбирая, где бы остановиться. Наконец боцман накрыл двенадцатифунтовый чугунный шар деревянным ведром и принес его наверх капитану.
- Оставлю себе на память, - посмеиваясь, сказал Ян Янсен, - может, когда-нибудь верну французам с довеском.
И он снова навел подзорную трубу на "Дельфин", ожидая сигналов Карфангера. Теперь пушки французского фрегата могли вновь заговорить не раньше, чем через полчаса, поэтому корсарский капитан поступил вполне разумно, решив не искушать судьбу. Оказавшись за кормой гамбургских кораблей, фрегат поставил все паруса и, повернув круто к ветру, кинулся удирать в южном направлении, к французскому берегу. Карфангер не стал его преследовать. "Дельфин" и "Мерсвин" шли прежним курсом, чтобы достичь Мидделбурга еще до захода солнца. Вскоре показался голландский берег, и Карфангер приказал взять курс ост. Теперь уже не стоило тратить время на починку продырявленных брамселей. Когда они швартовались в мидделбургском порту, лоскуты рваной парусины развевались на ветру, словно победные вымпелы.
Слух о необыкновенно быстром переходе гамбуржцев от Нового Амстердама до Мидделбурга - всего за двадцать дней - и о хладнокровии, с которым они встретили французских корсаров, мгновенно разнесся в порту и по близлежащим кабакам. Целые толпы повалили к "Дельфину" и "Мерсвину" поглазеть на отважных моряков. Какой-то молодой человек незаметно пробрался сквозь ликующую толпу и сказал дежурившему у сходней матросу, что хотел бы поговорить с Карфангером. Но тот уже шел ему навстречу, на ходу раскрывая объятия.
- Михель Шредер, какими судьбами? Пойдемте, расскажете обо всем.
В капитанской каюте к ним присоединился Ян Янсен, и Михель Шредер рассказал обоим, что произошло у берегов Испании, и какие события последовали за этим в Гамбурге.
- Давно было ясно, как Божий день, что эти горе-мореплаватели рано или поздно "опростоволосятся! - Ян Янсен в сердцах стукнул кулаком по столу. - Будто вы все эти годы не повторяли премудрым отцам города, что это должно произойти? Теперь же, как говорят англичане, поздно запирать конюшню, когда лошади уже украдены.
- Может быть, они хоть теперь немного зашевелятся? - высказал надежду Карфангер.
- И вы еще сомневаетесь? - Ян Янсен вскинул брови. - Черт меня подери, что же тогда еще должно произойти, чтобы они наконец поняли?
- Успокойтесь, Янсен, - сказал Карфангер, - скоро мы все узнаем. А вы, Михель Шредер, не собираетесь ли вернуться в Гамбург?
Тот понурил голову и пожал плечами. До сих пор никто из судовладельцев не пожелал его нанять, пока что делать ему в Гамбурге нечего.
- А если я предложу вам отправиться на моем корабле в Англию? Мне самому в ближайшее время явно будет не до этого.
- Благодарю вас за любезное предложение, капитан Карфангер, - отвечал Михель Шредер, - но я намереваюсь подождать известий от моего брата насчет дела Спрекельсена. К тому же скоро должен вернуться из Архангельска адмирал де Рюйтер, и я хотел бы попытаться поговорить с ним. Если вы не прочь сделать мне одолжение, то я хотел бы просить вас написать несколько строк адмиралу, это будет весьма полезно для предстоящего разговора с ним.
Карфангер знал, что де Рюйтер уже несколько лет ходил в море на торговом корабле. Служба в военном флоте казалась ему в эти относительно спокойные годы после морской войны с Англией слушкам скучной и однообразной. Как капитану торгового судна ему постоянно приходилось с кем-нибудь драться, чаще всего с вест-индскими флибустьерами.
Письмо получилось очень длинным, ибо адмирал де Рюйтер был для Карфангера единственным, если не считать жены Анны, человеком, которому он поверял свои мысли, чувства и заботы.
На следующее утро, прощаясь с Михелем Шредером, Карфангер протянул ему письмо. Тот взвесил его на ладони и сказал:
- Я просил вас написать только несколько строк.
- Не беспокойтесь, друг мой, в письме о вас речь идет действительно лишь в нескольких строках. Остальное… видите ли, я уже несколько лет не имел возможности поговорить с Михиэлом Адрианезоном, а за это время произошло столько самых разных событий. Передайте ему мой самый сердечный привет. Вам же я желаю удачи, и не забывайте дорогу в Гамбург!
Снова под напором ветра выгнулись паруса. "Дельфин" и "Мерсвин" продолжили свой путь на восток.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Лишь в конце октября второй караван гамбургских "купцов" наконец смог отплыть в Испанию. На этот раз в гавани Ритцебюттеля стояли девять торговых судов и два корабля охраны, нанятых адмиралтейством. Это были
"Святой Бернхард" под командованием Алерта Хильдебрандсена Грота и
"Солнце", которым командовал Маттиас Дреер. Ожидалось прибытие представителей адмиралтейства для приемки кораблей. Вскоре появилась и адмиралтейская яхта; прогремели семь залпов приветственного салюта корабельных пушек, как это предписывал морской устав. Яхта ответила пятью и вскоре пришвартовалась к борту "Святого Бернхарда", на котором собрались все капитаны каравана.
Господа из адмиралтейства поднялись по трапу на борт. Карфангер пропустил вперед себя Клауса Кольбранда, который был гораздо старше его по возрасту. С тех пор как Берент Карфангер стал новым членом адмиралтейства, работа в приемочной комиссии входила в круг его обязанностей.
Ведь решение совета города и парламента об оснащении двух конвойных фрегатов было принято, в основном, благодаря его настойчивым усилиям. При этом половину расходов взяла на себя купеческая гильдия, другую - городская казна, а руководство предприятием возлагалось на адмиралтейство и казначейство. Для дальнейшего развития конвойного флота была образована специальная коллегия уполномоченных, в которую, помимо Карфангера, входили, к примеру, Дидерих Моллер, ратссекретариус Хинрих Шретеринг и другие. Протоколы заседаний коллегии вел секретарь адмиралтейства Рихард Шредер.
По палубе волной прокатилась барабанная дробь - и оборвалась. В наступившей тишине раздался голос Карфангера:
- Приказываем всем капитанам, офицерам, матросам и солдатам, входящим в экипажи кораблей этого каравана, беспрекословно подчиняться Алерту Хильдебрандсену Гроту как адмиралу флотилии и Маттиасу Дрееру - как его первому заместителю. Всякое неподчинение будет караться незамедлительно и со всей строгостью.
Вновь забили барабаны. Капитаны кораблей один за другим подходили и ставили подписи под документом, скрепляя ими присягу.
Торжественная церемония длилась недолго, и по ее окончании Карфангер и Кольбранд принялись досконально проверять каждое судно. Ничего при этом не оставлялось без внимания - ни вооружение, ни оснастка, ни рангоут. Кроме того, проверялось знание каждым членом экипажа своих обязанностей согласно судовой роли. В этот раз вместе с моряками в плавание отправлялись и солдаты: по сто тридцать на "Солнце" и "Святом Бернхарде" и по десять на каждом из "купцов". Карфангер дотошно расспрашивал, приходилось ли им уже бывать в море, как они собираются сражаться с пиратами или каперами в абордажной схватке, сумеют ли пустить в ход свои мушкеты в ближнем бою и многое другое. Итог этих расспросов показался ему столь неудовлетворительным, что он приказал офицерам и унтер-офицрам во время плавания ежедневно проводить с солдатами учения и упражнять их в приобретении необходимых боевых навыков. В противном Случае отправка такого количества солдат на кораблях теряла всякий смысл.
Последним проверяли "Дельфин". Карфангер не случайно отправлял свой корабль в составе каравана. Он рассчитывал таким образом продемонстрировать свое доверие к этому предприятию. Тем не менее и экипаж "Дельфина" не избежал дотошной проверки - да, пожалуй, еще более строгой.
Пожелав Яну Янсену семь футов под килем и благополучного возвращения в родной порт, Карфангер обернулся к Рихарду Шредеру и, как бы между прочим, вполголоса проговорил:
- Жаль, что ваш брат не принял моего предложения, тогда в этом караване было бы десять кораблей.
Затем уполномоченные адмиралтейства собрались на борту "Святого Бернхарда" для заключительного краткого совещания с Алертом Гротом и Маттиасом Дреером.
- Счастливого пути, дядя, - пожелал Карфангер, пожимая руку Алерту Гроту, - постарайтесь показать всем, что с Гамбургом шутки плохи.
Адмиралтейская яхта отвалила от "Святого Бернхарда". С нее было хорошо видно, как одевались парусами мачты кораблей под алыми, с белой крепостью посередине, флагами. Батареи "Солнца" и "Святого Бернхарда" дали по семь залпов прощального салюта. Адмиралтейская яхта вновь ответила пятью.
Клубы порохового дыма стлались над Эльбой, и ветер медленно уносил их к берегу. Карфангер стоял на палубе яхты и, не отрываясь, глядел вселед уходившему каравану. За его спиной раддался голос Клауса Кольбранда:
- Ну, друг мой, удовлетворены ли вы?
- Отчасти, - отвечал Карфангер. - Я по-прежнему полагаю, что гораздо лучше было бы иметь несколько тяжелых фрегатов, принадлежащих городу.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Недели тянулись одна за другой, но тщетно ждал Михель Шредер возвращения адмирала де Рюйтера из Архангельска. Целыми днями он пропадал в мидделбургском порту, расспрашивая капитанов всех швартовавшихся судов, но никто из них не встречал голландского адмирала ни в открытом море, ни в других портах.
Как-то вечером, после очередного дня бесплодного ожидания, он вернулся в свою комнатушку, которую снимал у хозяина трактира. На столе белело недавно полученное письмо от брата. "Может быть, стоило все-таки принять предложение Карфангера, - подумалось Шредеру, - и пойти на "Мерсвине" в Испанию и Португалию?"
Он подул на озябшие руки. Комнатушка не отапливалась, а в щелях оконных рам свистел колючий ноябрьский ветер.
Холод и нетерпение погнали Михеля Шредера вниз, в пивную. Там, как всегда, было полно капитанов и штурманов, боцманов и маатов, повидавших на своем веку наверное все моря и океаны. Каких только историй тут не рассказывалось! При этом никому из слушателей и в голову не приходило выяснять, что в них правда, а что вымысел.
Сегодня в пивной царило поистине безудержное веселье, ее стены сотрясались от гомерического хохота. Михель Шредер спросил хозяина о причине.
Тот с трудом справился с очередным приступом смеха и, вытирая катившиеся из маленьких глаз по мясистым щекам слезы, проговорил с трудом:
- А ты спроси вон у того, он там был, и сам все расскажет.
Человек, на которого указывал трактирщик, по всему видать отличался весьма веселым нравом. Казалось, что он не прочь еще раз рассказать смешную историю и что он сам при этом будет забавляться не менее остальных. Одним глотком осушив свой стакан джина, рассказчик повернулся в сторону Михеля Шредера.
- Значит, дело было так. Возвращаемся мы, стало быть, домой из России, и где-то у Шетландских островов вдруг налетает такой бешеный зюйд-ост, что нас в одночасье отнесло чуть ли не к самым Фарерам. Ну, оттуда мы с грехом пополам добрались до Северного пролива, прошли его, очутились в Ирландском море, а там уже и до Дублина рукой подать. Ну и вот, стоим мы себе в дублинском порту, и наш капитан вдруг видит на Причале штабель бочек и спрашивает, что это такое. "Масло", - говорит какой-то рыжий ирландец из местных, а, у самого рот до ушей. "Отчего же ты так ухмыляешься, если это обыкновенное масло?", - спрашивает наш капитан. "Не-е, - говорит тут ирландец, - масло это не обыкновенное. Мы его для англичан приготовили, которых любим прямо до беспамятство, особенно за те зверства, которые ихний Кромвель со своими "железнобокими" солдатами творил у нас в сорок девятом году. Вот мы и решили всучить пуританам прогорклое масло, да только они унюхали, что товар с душком. Теперь эти бочки торчат здесь, и никто их не берет". Тут наш капитан приказывает взять пару бочек на борт. Мы спервоначалу слегка ошалели: неужто, думаем, он это масло? До сих пор на кормежку нам жаловаться не приходилось, скажу я вам. Ну, ладно, приказ есть приказ, погрузили мы это масло и отправились своей дорогой. Теперь, значит, где-то на подходе к Ла-Маншу собрал нас капитан и говорит: "Ну, ребята, теперь держите ухо востро: в этих местах французских корсаров - что твоих ос над миской меда". А мне говорит: "Слышишь, Питер, возьми-ка пару ребят и помажьте ирландским маслом как следует фальшборт снаружи". Я, понятное дело, недоумеваю, но виду не подаю, выполняю приказ. "Наш старик, - думаю, - знает, что делает". Вскорости все и прояснилось. Появляется, значит, на горизонте какой-то французишка, пушек, эдак, о двадцати четырех или чуть больше. А у нас - всего-то десять пушчонок. Наш капитан, однако, как ни в чем не бывало приказывает держать курс и орудийных портов не открывать. Французы видят такое дело - и тоже пушек не выкатывают, а нацеливаются подойти к нам с правого борта, чтобы взять на абордаж. Вся ихняя шайка уже стоит наготове у фальшборта, капитан вытаскивает саблю из нож и орет:
"Авант! " - вперед, стало быть, на абордаж, сукины дети! Ну и ринулись они, значит, - да не тут-то было! Куда ни ступят, за что ни ухватятся - все скользко. Ты когда-нибудь пробовал угря в руке удержать? То-то и оно, не удержишь - он же скользкий, как дьявол! Вот господа мосье и влипли все разом. Картина была - не описать! Французы десятками соскальзывают с нашего борта, как с ледяной горки, только слышно "н дье! ", "парбле! ", шлепаются в воду между бортов, а оттуда - прямехонько в пекло. Мы, конечно, тоже не стояли сложа руки - помогали им изо всех сил вымбовками и баграми. Ха-ха! Наш капитан кричит с полуюта: "Бон аппетит, мосье! Как вам понравилось ирландское масло?" Ихний капитан видит, что дело не выгорело, приказывает поскорей рубить концы - только французов и видели. Нет, ребята, скажу я вам, наш капитан - это…
- Де Рюйтер! - вскричал Михель Шредер, не в силах больше сдерживаться. - Де Рюйтер пришел в Мидделбург, а вы - его боцман?
- А кто же еще? Он самый и есть, Питер Пейпер, боцман на корабле Михиэла Адрианезона де Рюйтера.
Обрадованный Михель Шредер ткнул Питера Пейпера в бок кулаком: