- Вы видели, какую я предложил награду? - сказал он, - У меня нет с собой чековой книжки, но не позже, как через час, чек будет у вас.
- Ну, нет! - возразил капитан, - Если что из этого выйдет, я не прочь от маленького вознаграждения; но десять тысяч долларов за коробку в пять центов, - нет, я не из таковых!
- Я не могу заставить вас принять теперь деньги, - сказал Лестрэндж. не могу даже поблагодарить вас но настоящему, - я сам не свой. Но когда все будет решено, мы с вами поладим…
Он опять закрыл лицо руками.
- Не сочтите меня слишком любопытным, - сказал капитал Фаунтэн тщательно укладывая сервиз обратно, - но смею ли спросить, что вы полагаете предпринять?
- Я тотчас же найму корабль и примусь за поиски.
- Н-да, - поддакнул моряк, задумчиво заворачивая ложечки - Так. пожалуй, будет лучше всего.
В душе он был убежден, что розыск останется бесплодным, но чувствовал, что Лестрэндж не успокоится, пока не получит неопровержимых доказательств.
- Вопрос в том, - продолжал Лестрэндж, - как мне cкорее попасть туда?
- Думается, что могу вам помочь, - ответил Фаунтэн, - Вам нужна быстроходная шкуна, а если не ошибаюсь, таковая как раз теперь разгружается на пристани Салливана. Хозяйка!
Вошла его жена. Лестрэндж чувствовал себя как во сне, и эти люди, принимавшие участие в его делах, представлялись ему сверхчеловеческими благодетелями.
- Сходи посмотри, дома ли капитан Станнистрит.
Она вышла.
- Он живет несколько домов отсюда, - продолжал Фаунтэн. Лучший, моряк, когда-либо выходивший из Фриско , а "Раратнга"-лучший корабль, когда-либо плававший по морю. Владелец его - Мак Вити. О, он сдаст его самому сатане, лишь бы цена была хорошая!
Чего только он у него не возил: и свиней и миссионеров!.. Подойдет вам "Раратонга" как нельзя лучше - в том ручается Симон Фаунтэн; и сели позволите, я, не сходя с постели, оборудую вам его и договорю людей, да подешевле, чем эти окаянные агенты! Не спорю, возьму с вас за комиссию, но меня интересует и самое дело…
В коридоре послышались шаги, и вошел капитан Станнистрит. Это был подвижной человек лет тридцати, с живыми глазами и приветливым лицом. Лестрэнджу он поправился с первого же взгляда.
Дело сразу заинтересовало его.
- Пойдемте со мной на пристань, - предложил он. - Я могу сейчас же показать вам судно.
Пристань Селливана была недалеко. "Раратонга", стройный и изящный, как видение, блистая белоснежными палубами, стоял у набережной, выгружая медный купорос.
- Вот мой корабль, - сказал Станнистрит, - груз почти весь уже выгружен. Как он вам нравится?
- Я беру его по какой угодно цене, - объявил Лестрэндж.
XLIV. На юге.
Больной капитан так быстро повел дело, что уже десятого мая "Раратонга" вышел из Золотых ворот и пустилась в путь со скоростью десяти узлов.
Ничто не может сравниться с плаванием на парусном судне, в особенности больших размеров. Широкие паруса, бесконечно высокие мачты, тонкость, с которой улавливается и обращается на пользу малейший ветерок, - все это навеки остается в памяти. Шкуна - царь всех судов, а "Раротонга" была признанным царем всех шкун Тихого океана.
В первые дни они шли хорошо, потом ветер стал переменчивым, сбивая их с прямого пути к югу.
Кроме лихорадочного возбужденна, Лестрэнджа томила еще глубоко затаенная в душе тревога, как если бы тайный голос шептал ему, что детям угрожает какая-то опасность.
Противный ветер как бы раздувал эту тайную тревогу, подобно тому, как раздувает тлеющие уголья. Так продолжалось несколько дней, после чего судьба внезапно смилостивилась: бодрый попутный ветерок запел в расходящийся веером след.
Так они сделали пятьсот миль, бесшумно и быстро, как во сне. Потом вдруг ветер спал.
Океан и воздух застыли. Неподвижный небосвод навис над ними плотным бледно-голубым куполом. Линия далекого горизонта охватывалась кольцом прозрачных облаков. Время от времени гладкая поверхность воды морщилась рябью, и мимо проходили полосы темных водорослей; смутные очертания всплывали кверху и, почуяв присутствие человека, медленно погружались и растворялись в воде…
Прошло два дня - два невозвратных дня. Утром третьего дня повеяло с северо-северо-запада, все паруса напряглись, и снова послышалось журчание воды у носа.
Капитан Станнистрит был не только знатоком своего дела; это был также, к счастью для Лестрэнджа, человек воспитанный и образованный, а что еще того важнее, человек с отзывчивой душой.
Раз как-то они вместе прохаживались по палубе, когда Лестрэндж, молча шагавший, заложив руки за спину, внезапно нарушил молчание.
- Вы не верите в видения и сны?
- Почему вы так думаете? - возразил тот.
- О, я только сказал так, в виде вопроса. Ведь большинство людей утверждают, что не верят в них.
- Да, но большинство верит.
- Я верю, - подтвердил Лестрэндж.
С минуту он помолчал.
- Вам хорошо известно, в чем мое горе, и я не стану надоедать вам повторением; но за последнее время на меня нашло странное чувство, - я как бы грежу наяву. Не могу вполне объяснить, но мне представляется, будто я вижу что-то, чего мой разум не в силах истолковать.
- Я не совсем вас понимаю.
- Да и не можете. Мне пятьдесят лет, а к этим годам человек уже успеет испытать все обычные и необычные ощущения, доступные человеческому существу. Но никогда еще мне не приходилось испытывать ничего подобного. Думается, что я вижу так, как может видеть новорожденный младенец, и передо мной стоит нечто, чего я не могу уразуметь. Вижу я это нечто не плотскими своими глазами, а сквозь какое-то окошко в моей душе, с которого сдернули завесу.
- Странно, - проговорил Станнистрит, который не совсем понимал его.
- Это нечто - продолжал Лестрэндж, - говорит мне, что опасность угрожает…
Он помолчал немного, затем, к великому облегчению Станнистрита, продолжал:
- Но вы сочтете меня помешанным! Оставим видения и предчувствия и перейдем к действительности. Вам известно, каким образом я потерял детей; известно, что я надеюсь застать их там, где капитан Фаунтэн нашел их следы? Он говорил, что остров необитаем, по не был уверен в том.
- Верно, - сказал Станнистрит, - он говорил только о самом береге.
- Итак, предположите, что на противоположной стороне острова обитали туземцы, которые и взяли этих детей.
- Тогда они выросли бы среди туземцев.
- И стали бы дикарями?
- Да. Но полинезийцев в сущности нельзя назвать дикарями; они вполне порядочные малые. Я ведь не мало околачивался среди них. Большинство теперь цивилизованы. Разумеется, не все; но все же, если бы даже предположить, что детей увели "дикари", как вы их называете…
У Лестрэнджа перехватило горло: именно это и было у него на уме, хотя он не решался высказаться.
- Ну?
- Ну, с ними обращались бы хорошо.
- И воспитали бы, как дикарей?
- Надо полагать.
Лестрэндж вздохнул.
- Послушайте-ка, - сказал капитан - можно говорить все, что угодно, но даю вам слово, что напрасно мы так задираем нос перед дикарями и тратим на них зря столько жалости.
- Как так?
- Что надо человеку, - ведь только быть счастливым?
- Положим, что так.
- А кто счастливее голого дикаря в теплом климате? О, этого счастья хоть отбавляй. Он в высокой степени джентльмен, он обладает совершенным здоровьем; живет жизнью человека, рожденного, чтобы жить лицом к лицу с природой. Солнце светит ему не сквозь конторское окно, и луна - пе сквозь дым фабричных труб. Он счастлив; но скажите мне, где он? Белые его вытеснили; можно еще найти его на двух, трех островах, - так, кое-какие крохи.
- Предположим, - сказал Лестрэндж, - что эти дети выросли лицом к лицу с природой…
- Ну?
- Жили свободной жизнью…
- Ну?
- Просыпались под звездами… - он говорил с остановившимися глазами, как бы созерцая что-то очень далекое, - ложились вместе с солнцем, вечно купаясь в этом чистом воздухе, обвевающем нас теперь. Предположим, что оно так… Не было ли бы жестокостью вернуть их к так называемой цивилизации?
- По-моему, да! - сказал Станнистрит.
Лестрэндж промолчал, продолжая шагать по. палубе, с понуренной головой и заложенными за спину руками.
Однажды на закате Станнистрит сказал:
- Мы теперь находимся за двести сорок миль от острова, считая с полуденного расчета. Даже и при теперешнем ветре мы делаем по десяти узлов, и должны быть на месте завтра в это время дня, даже раньше того, если ветер посвежеет.
- Я очень расстроен, - сказал Лестрэндж.
Он спустился в каюту, а моряк тряхнул головой и, прислонившись к перилам, стал смотреть на великолепный закат, суливший опытному глазу прекрасную погоду.
Поутру ветер слегка упал, по в течение всей ночи он дружно дул не переставая, и "Раратонга" много миль прошла за это время. Около одиннадцати часов ветер начал спадать и превратился в легчайшее дуновение, едва достаточное, чтобы наполнить паруса и поддерживать бурлящий сзади след. Внезапно Станнистрит, разговаривавший в это время с Лестрэнджем, взлез на выблинки бизань-мачты и заслонил глаза рукой.
- Что такое? - спросил Лестрэндж.
- Лодка. Передайте мне, пожалуйста, бинокль.
Он навел бинокль и долгое время смотрел, не говоря ни слова.
- Это маленькая лодочка, плывущая по течению, без людей. Нет, погодите! Что-то белеется внутри, но не разберу - что. Эй. там! - обратился он к рулевому, - держи слегка к штирборту- Он спустился на палубу.
- Мы идем прямо на нее.
- А есть в ней кто-нибудь? - спросил Лестрэндж.
- Невозможно рассмотреть, но я спущу вельбот и приведу ее.
Он приказал приготовить вельбот и посадить в него людей.
По мере приближения, удалось разобрать, что в уносимой течением лодке, похожей на судовую шлюпку, находилось что-то, но что именно нельзя было рассмотреть.
Достаточно приблизившись, Станнистрит остановил шкуну, замершую на месте с трепещущими парусами. Сам он сел на носу вельбота, Лестрэндж на корме. Спустили вельбот и налегли на весла.
Маленькая шлюпка являла печальный вид, плывя по воле воли. Она казалась не крупнее каштановой скорлупы. В тридцать взмахов весел, нос вельбота коснулся ее кормы. Станнистрит ухватился за шкафут.
На дне шлюпки лежала девушка, совсем нагая, за исключением юбочки из пестрой материи. Одна из ее рук обвивала шею другого существа, наполовину скрытого ее телом, другая прижимала отчасти к себе, отчасти к своему соседу, тело маленького ребенка. Очевндно, туземцы, случайно отбившиеся от какой-либо между-островной шкун. Груди их спокойно поднимались и опускались, а в руке девушки была стиснута древесная ветка, с единственной засохшей ягодой.
- Мертвые? - спросил Лестрэндж, угадавший, что в шлюпке находятся люди, и старавшийся заглянуть в нее, стоя на корме
- Нет! - сказал Станнистрит. - они спят.
КОНЕЦ.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ.
МОСКВА.
Торговый сектор Государственного Издательства:
Москва, Ильинка, Биржевая площадь, уг. Богоявленского пер., № 4. Телефоны 1-57-57, 47–35.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ □ МОСКВА □ 1923
Примечания
1
Табу - у дикарей Полинезии - объявить запретным, неприкосновенным какой-нибудь предмет, лицо или место.
2
Фриско - сокращенное Сан-Франциско