Затем, уже в конце апреля, почти через два месяца после того, как были начаты эти поиски, магнитометр подал особенно сильный сигнал. У Маттеры появилось предчувствие, что они наконец-то нашли что-то стоящее. Они с Кречмером полезли в воду. На не очень большой глубине они увидели предмет характерной формы, торчащий на четыре фута из песка. Маттера написал на своей грифельной доске: "ОСТОРОЖНО!"
Это была абордажная кошка – похожее на якорь приспособление с заостренными "когтями". Такие кошки, отличающиеся грозным – и даже зловещим – видом, часто использовались искателями сокровищ и не брезговавшими ничем пиратами для того, чтобы доставать предметы с затонувших судов.
Маттера медленно подплыл к абордажной кошке и вытащил ее из ила. Четыре лапы расходились от центрального стержня в разные стороны, и когда-то каждая из них была острее бритвы. Тыльный конец кошки, покрытый толстым слоем серого коралла, заставил сердце Маттеры заколотиться быстрее: по его оценке, этому предмету было по меньшей мере триста лет. Маттера посмотрел на свой глубиномер. Двадцать четыре фута.
Он показал жестами Кречмеру, чтобы тот позвал остальных, и вскоре вся четверка уже была в воде и собралась вокруг места находки. Они один за другим завороженно рассматривали черное железо выкованной вручную абордажной кошки и ее старинную конструкцию. Однако больше всего их впечатлил возраст этого предмета. Абордажная кошка являлась наглядным подтверждением того, что они ищут в правильном месте: она была изготовлена во времена Баннистера.
Они многое бы отдали ради того, чтобы забрать абордажную кошку на катер, однако никто не решался вытащить ее из воды, поскольку она могла тут же окислиться и прямо в руках развалиться на кусочки. Поэтому они ее сфотографировали и затем положили обратно на морское дно. Вернувшись на палубу, они сделали лаконичные записи в своих блокнотах, однако не могли скрыть охватившего их волнения. Под ними, как раз на соответствующей глубине, лежал первый найденный ими предмет, свидетельствующий о том, что возле этого острова и в самом деле затонул какой-то корабль конца семнадцатого века. Никто не говорил этого вслух, но все думали об одном и том же: "Мы нашли предмет, находившийся на "Золотом руне"".
В тот вечер они долго не ложились спать и поднимали один за другим тосты за Баннистера и его пиратский экипаж. Вернувшись на виллу и уже собираясь ложиться спать, Маттера нашел в маленькой библиотеке виллы книгу о якорях. Вдруг опять пропало электричество, но Маттера включил фонарик и нашел в книге фото, на котором была изображена абордажная кошка, очень похожая на ту, которую он, Маттера, обнаружил сегодня утром. Держа фонарик в одной руке и книгу в другой, он подошел к комнате Чаттертона и постучал в дверь. Не получив никакого ответа, он без разрешения зашел в комнату. Чаттертон тут же проснулся.
– О боже, Маттера, ты похож на Джейкоба Марли!
– Посмотри-ка сюда.
Чаттертон придвинулся поближе к странице и увидел фотографию точно такой же абордажной кошки, какую они нашли в этот день. Автор книги относил этот предмет к концу семнадцатого века.
Чаттертон пихнул Маттеру кулаком.
– Знаешь что, приятель? – сказал он. – Я думаю, что мы сегодня нашли наш затонувший пиратский корабль.
На следующее утро они снова отправились к острову Кайо-Левантадо и нарисовали на карте новую сетку, сделав ее центром то место, где они нашли абордажную кошку. Ширину полос в этой сетке они уменьшили, чтобы тем самым снизить вероятность того, что они что-то пропустят. Если найденная абордажная кошка и в самом деле когда-то находилась на "Золотом руне", где-то поблизости должны были лежать на дне и другие предметы с этого корабля.
Они исследовали морское дно в течение еще нескольких дней, но на этот раз не обнаружили даже вершей. Какое бы судно ни использовало эту абордажную кошку, оно уже давно исчезло. Чаттертон, стащив с себя снаряжение для подводного плавания, уселся на корме катера и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно: "Я находил обломки затонувших кораблей посреди Атлантического океане на площади в сотни квадратных миль. Ну почему я не могу найти пиратский корабль на площади, не превышающей площадь Центрального парка?"
Чаттертон был не в настроении управлять катером, а потому Кречмер встал за штурвал и направил судно к вилле. Когда поверхность моря покрылась зыбью, Кречмер сбавил ход, но вода по-прежнему перехлестывала через борт. Чаттертон заскочил в рулевую рубку.
– Что, черт возьми, ты сейчас делаешь, Хейко? Весь нос катера залило водой! У нас тут электроники на сто тысяч долларов! Что с тобой такое?
Маттера поднял руки вверх.
– Тише, тише, Джон. Это все Мать-природа. Никто из нас не виноват. Он управляет катером вполне нормально.
– Нет, не нормально. Стуит соленой воде попасть в электронику – и нам придется выбыть из этой игры. Если ты не можешь управлять судном, Хейко, не становись за этот чертов штурвал.
Маттера жестом показал Кречмеру, чтобы тот вышел из рулевой рубки, и затем закрыл за ним дверь.
– Джон, тебе нужно успокоиться. С тобой может случиться серьезное нервное расстройство, и мне придется кормить тебя из ложечки овсяной кашей, а ты при этом будешь нести всякий бред. Я не желаю, чтобы такое произошло.
Чаттертон сказал Маттере, что он просто хочет, чтобы все делалось так, как оно должно делаться – если не действовать идеально, то вряд ли удастся найти такой неуловимый и эфемерный объект, как пиратский корабль. В былые времена он неизменно стремился к совершенству, и именно его твердый настрой на то, что все нужно делать красиво, а не просто правильно, позволял ему добираться до тех мест, в которые до него не смог добраться никто.
Чаттертон помолчал в течение пары минут, в затем глубоко вздохнул и вышел из рулевой рубки. На корме он увидел Кречмера, курившего "Мальборо".
– Хейко, мне жаль, что я на тебя накричал, – сказал Чаттертон.
– Пустяки, Джон. Не переживай по этому поводу.
– Но мне и в самом деле жаль.
– Считай, что это уже забыто.
– Спасибо. Думаю, я на тебя накричал, потому что у меня сыпь.
Кречмер посмотрел на своего собеседника растерянным взглядом.
– Что у тебя? – спросил он.
Чаттертон медленно повернулся и приспустил шорты, чтобы обнажить свои ягодицы. На его лице появилась широкая ухмылка.
– Хейко, у меня есть сыпь?
На лице у Кречмера появилось выражение удивления, затем – страха. Маттера и Эренберг начали смеяться. Это была отличительная особенность юмора Чаттертона – внезапный переход от напряженности к шутовской выходке.
– Хейко! – сказал Чаттертон, все еще стоя с голой задницей. – Обними меня!
С этими словами Чаттертон потянулся к Кречмеру, и тот бросился прочь так быстро, как только мог. Чаттертон начал гоняться за ним с приспущенными штанами, проявляя большую проворность.
– Удирай, Хейко! – кричали остальные.
– У меня есть пистолет! – предупредил Кречмер, тоже начав смеяться, но Чаттертон продолжал гоняться за ним. Единственный способ удрать для Хейко заключался в том, чтобы прыгнуть в воду, и именно это он и сделал.
Чаттертон крикнул, перевесившись через перила:
– Хейко! Обними меня!
Прошло уже целых два месяца с того момента, как начались поиски возле острова Кайо-Левантадо. И хотя и Чаттертону, и Маттере очень не хотелось огорчать Боудена, они согласились, что уже пора поставить его в известность о текущем положении дел. Связаться с ним не составило большого труда, потому что Боуден находился неподалеку: он делал какую-то работу на своем катере.
Они встретились с ним вечером следующего дня в ресторане "Тонис", который находился на главной улице Саманы, здесь даже клали лед в содовую. Боуден был похож на ребенка, собирающегося открыть коробку с подарком на день рождения, и сообщать ему неутешительные новости стало от этого еще труднее. Но они все-таки это сделали. Если бы "Золотое руно" затонуло где-то неподалеку от западного пляжа острова Кайо-Левантадо, они это судно уже нашли бы.
Боуден стал расспрашивать про другие части острова. Чаттертон изложил точку зрения своего экипажа по данному поводу: никакая другая часть острова не подходила в семнадцатом веке для кренгования, и, кроме того, ни один пиратский капитан – по крайней мере, толковый пиратский капитан – не стал бы выставлять в этих местах свое судно напоказ.
Боуден заказал себе бокал вина. Он старался казаться невозмутимым, но было видно, что он расстроился.
– А вы уверены, что ничего не пропустили? Может, попытаться сделать все заново?
Маттера, увидев, как лицо Чаттертона покраснело, поспешно ответил Боудену еще до того, как Чаттертон успел что-то сказать.
– Абсолютно уверены, Трейси. Но не переживай. Мы найдем это судно.
Всю остальную часть обеда они рассказывали друг другу старые истории о том, как когда-то начинались поиски обломков затонувших кораблей у восточного побережья США. В промежутках между смехом и наполнением бокалов спиртным Боуден иногда заговаривал о том, как важно быть терпеливым, когда разыскиваешь затонувшие суда. В такие моменты всё, что мог сделать Чаттертон, – это стараться не давать волю своему языку.
Возвращаясь в тот вечер на машине на виллу, Чаттертон и Маттера говорили о том, насколько им симпатичен Боуден. Он был любезным и обаятельным, и в его рассказах зачастую содержалось немало мудрых мыслей о поиске затонувших судов, человеческих инстинктах и вообще жизни. Тем не менее не было никакого смысла в том, чтобы, как предложил Боуден, повторить поиски в том же районе возле острова. Маттера сказал, что считает, что им не следует этого делать. Он в последнее время много размышлял, и ему пришло в голову, что ни он сам, ни Чаттертон ничего не знают о Джозефе Баннистере. Возможно, в истории жизни этого пиратского капитана имелось что-то такое, что могло бы им помочь. Поиски "Золотого руна" ни к чему не привели – так может, им лучше заняться поисками не судна, а этого человека.
Чаттертону понравились подобные рассуждения. Он спросил, что Маттере нужно для того, чтобы реализовать свое предложение.
– Всего лишь время на то, чтобы полистать книги, – ответил Маттера.
Они заехали на зигзагообразную подъездную дорожку перед виллой.
– Уже сгораю от нетерпения взглянуть на то, что тебе удастся выяснить про нашего пирата, – сказал Чаттертон.
– Я тоже, – ответил Маттера. – А знаешь почему, Джон? У меня всю мою жизнь были хорошие уличные инстинкты. И у меня насчет этого парня есть кое-какое предчувствие.
Глава 4
Многоуважаемый англичанин
Когда Маттера приехал в Санто-Доминго заниматься своим исследованием, этот город – столица Доминиканской Республики – показался ему похожим на Манхэттен, Лондон и Гонконг, слившиеся воедино. После двух месяцев, проведенных в Самане, ему потребовалось некоторое время на то, чтобы привыкнуть к внешним проявлениям современной цивилизации.
Он сначала заехал к себе домой и пригласил Каролину сходить куда-нибудь позавтракать. Невесту, которая оказывала бы ему еще больше поддержки, чем она, он вряд ли бы где нашел. Вместо того чтобы требовать от него поскорее закончить эти свои поиски пиратов, она в течение двух прошедших месяцев присылала ему на виллу приготовленных дома жареных цыплят, макароны и салат, да еще и обещала лично помочь ему в поисках, если потребуется. Вот он ей сегодня об этом обещании и напомнит. Каролина получила степень магистра экономики в Сорбоннском университете в Париже, свободно владела английским, испанским и французским языками, а также могла общаться на итальянском и китайском. А еще она была красивой и элегантной – с пышными формами, длинными черными волосами и большими черными глазами. Самое же лучшее в ней было то, что у нее вызывали искренний интерес затонувшие корабли.
После завтрака жених и невеста отправились в Музей королевских домов – один из лучших музеев и архивов страны, расположенный в историческом районе Санто-Доминго. Там Маттера и Каролина просмотрели сотни источников информации, пытаясь найти какие-нибудь сведения о пирате Джозефе Баннистере. Однако, кроме всего лишь нескольких кратких упоминаний, они не смогли найти ничего такого, чего Маттера еще не знал. Поэтому, если он хотел узнать что-нибудь новое, ему нужно было расширить сферу поисков.
Несколькими днями позже Маттера сел на самолет, вылетающий в Нью-Йорк. Прибыв туда, он не стал сразу же поселяться в выбранный им отель, а первым делом поехал на такси в одно из своих излюбленных мест – центральный корпус Нью-Йоркской публичной библиотеки на Сорок второй улице. Еще со времен юности ему нравилось это здание, построенное в классическом стиле, и хранящееся в нем огромное – можно сказать, бесчисленное – собрание всевозможных печатных материалов, рукописей и даже старых бейсбольных карточек. Подобно многим другим людям, Маттера считал эту библиотеку самой большой в мире.
Он начал с морского отдела – как он всегда и поступал, еще когда учился в старших классах школы. Он не был в этом месте уже много лет, однако запах здесь был все таким же – благоухание, состоящее из ароматов, исходящих от старых книг, лака, покрывающего деревянные книжные полки, и моющего средства, оставшегося кое-где на недавно вымытых полах. Даже в 1970-е годы, когда Нью-Йорк казался многим людям грязным и неопрятным, это место неизменно сияло чистотой. Хранилище истории, неподвластное времени.
Встав на цыпочки, Маттера начал снимать книги с полок. Он провел здесь весь день, а затем и весь следующий день, проникая в самые дальние уголки библиотеки и делая копии документов, в которых хотя бы вкратце упоминался Баннистер.
На утро третьего дня он был первым в очереди перед магазином "Странд" – знаменитым книжным магазином на углу Двенадцатой улицы и Бродвея. Магазин этот открылся в 1927-м году и, судя по рекламным объявлениям, предоставлял своим покупателям восемнадцать миль новых, уже побывавших в употреблении и редких книг. Маттера был готов пролистать их хоть все. По его оценкам, он уже провел в этом магазине в общей сложности один месяц своей жизни. Самой первой его покупкой в этом магазине была книга Роберта Маркса, посвященная судам, затонувшим в западном полушарии. Он приобрел ее, когда ему было двенадцать лет. В течение нескольких часов он рылся во всех секциях, имеющих отношение к пиратам – "История морских плаваний", "Эспаньола", "Карибское море", "Затонувшие суда", "Английский королевский военно-морской флот". Он нашел только одну или две книги, в которых упоминался Баннистер, но там содержалась кое-какая новая для него информация.
Вечером того же дня Маттера встретился со своим другом детства: они поужинали вместе в закусочной на Статен-Айленде. Они разговаривали о былых временах и вспоминали о пиратах, о которых знали еще тогда, когда были детьми. Только лишь на рассвете, когда им обоим уже пора было отправляться по делам, старые друзья обнялись и попрощались друг с другом.
Маттера посвятил следующий день хождениям по торговцам старыми картами, а затем взял напрокат автомобиль и поехал на юго-запад, заглядывая по пути в библиотеки и букинистические магазины. Несколькими днями позже он уже рылся в архивах в колониальном Вильямсбурге, расположенном в штате Виргиния. Там он нашел письма английских чиновников, описывающих их погони за пиратами. Затем Маттера полетел в Лондон и посетил там несколько архивов, в которых он обнаружил важные документы и письма, датируемые семнадцатым веком. В каждом из этих источников информации имелось лишь краткое упоминание о Баннистере, однако в своей совокупности собранные им за время этой поездки сведения складывались в довольно интересную и необычную историю.
Джозеф Баннистер начинал свою карьеру не как пират, а как раз наоборот: он был многоуважаемым капитаном английского морского торгового судна, перевозившего ценные грузы (такие, как звериные шкуры, кампешевое дерево, индиго и сахар) и – иногда – богатых пассажиров по прибыльному торговому маршруту между Лондоном и Ямайкой. К 1680 году он совершал плавания через Атлантический океан, по-видимому, дважды в год. Командовал он тогда судном, которое называлось "Золотое руно" и представляло собой хорошо оснащенный корабль, принадлежащий богатым купцам, жившим, по-видимому, в Лондоне. Эти судовладельцы, должно быть, очень доверяли Баннистеру: каждый перевозимый им груз по своей стоимости равнялся целому состоянию, а само судно "Золотое руно" стоило в несколько раз дороже любого перевозимого им груза.
Это доверие, похоже, было вполне оправданным. Прежде чем Баннистер стал капитаном судна, он в течение многих лет зарабатывал себе репутацию и набирался жизненного опыта, начав ходить в плавания в качестве, наверное, юнги. Благодаря своей расторопности и трудолюбию он, по-видимому, дослужился до помощника и затем до первого помощника капитана. Ему, наверное, удалось сильно отличиться, и он стал капитаном. К тому времени ему было уже за тридцать, и он уже не раз демонстрировал свою преданность хозяевам судна, на котором плавал.
Только самым лучшим капитанам поручали плавать через Атлантику. На такое плавание уходило от трех недель до трех месяцев в зависимости от погодных условий и от того, насколько точно был проложен маршрут. Имея в своем распоряжении где-то шестьдесят или семьдесят человек, капитан вроде Баннистера должен был быть лидером для всех этих людей, а также первоклассным моряком. Такие суда, как "Золотое руно", очень часто оказывались в смертельно опасной ситуации: им угрожали ураганы и рифы, которые могли разнести на кусочки самые прочные корабли, а также пираты, которые рыскали по морям и океанам в поисках добычи. Чтобы устоять перед натиском сил природы, капитан вроде Баннистера должен был обладать многолетним опытом выживания в сложных погодных условиях и хорошо уметь пользоваться различными картами. Чтобы избежать встречи с пиратами, ему следовало научиться думать так, как думают пираты, чтобы всегда опережать их на один ход.
Судя по тому, какими перевозками занимался Баннистер, он, скорее всего, отправлялся в свои плавания откуда-нибудь из окрестностей Лондона или из какого-нибудь другого английского порта – возможно, Бристоля или Ливерпуля. Судно, которым он командовал, обладало внушительными размерами – около ста футов в длину – и имело на вооружении целых двадцать восемь пушек. Тем самым, по своим размерам и огневой мощи оно приблизительно равнялось небольшому боевому кораблю английского королевского военно-морского флота. Пираты, решившиеся напасть на это судно, подвергли бы себя серьезной опасности.
Название судна – "Золотое руно" – в конце семнадцатого века было понятно многим. Древнегреческий миф, в котором Ясон и его отряд героев – так называемые аргонавты – отправились на корабле на поиски золотого руна некоего волшебного барана, был известен образованным людям, жившим в том веке. Подобные названия также широко использовались на Ямайке и в других частях Вест-Индии. Там рабам часто давали широко известные античные имена: Кассий, Геркулес, Брут.