Он - Парменион. Всеми ненавидимый чужеземец, он должен сражаться с героями Спарты. Человек, которого называют Гибелью Народов, возродит славу Греции, прежде чем предстать перед вратами ада.
Содержание:
ПОСВЯЩЕНИЕ 1
Предисловие автора 1
КНИГА ПЕРВАЯ 1
КНИГА ВТОРАЯ 35
КНИГА ТРЕТЬЯ 64
Примечания 103
ДЭВИД ГЕММЕЛ
МАКЕДОНСКИЙ ЛЕВ
ПОСВЯЩЕНИЕ
История Македонского Льва родилась на греческом острове, в тени разрушенного акрополя, под стенами крепости, построенной рыцарями-крестоносцами. Первые идеи появились в гавани, которая, по преданию, укрыла св. Павла во время его путешествия в Рим. Линдос, гавань на острове Родос, - это место, преисполненное молчаливой красоты и великого очарования, а населяющий эту землю народ отражает ее лучшие качества.
Книга эта с самыми теплыми чувствами посвящается людям, которые наполнили волшебством мое путешествие в Линдос: Василису и Цамбике из бара Флоры, "Цыганке" и "Джэксу", Кейт и Алексу.
А также Брайану Гортону и его милой жене, Кэт, подарившим мне "Глаза".
Мои благодарности редактору Лайзе Ривз, издателю Джине Маунд, а также первым читателям Вэл Геммел, Эдит Грэм, Тому Тэйлору и "юному Пингвину Джиму", которые заставляли меня переписывать снова и снова. И особая благодарность моему личному поисковику Стэлле Грэм, которая продиралась сквозь множество тяжеленных томов в поисках вдохновения для меня, и Полу Хендерсону, который проверял рукопись на предмет исторической достоверности.
Предисловие автора
Мир древних греков был полон смуты и войн, интриг и вероломства. Не было единого греческого народа; раздробленная земля управлялась множеством городов-государств, которые постоянно сражались друг с другом за господство над ней.
Веками великие города - Афины и Спарта - бились на суше и на море за право называться столицей Греции. Фивы, Коринф, Архамен, Платеи - все они меняли стороны не единожды и не дважды, и Победа всегда летала меж воюющими группировками, как шлюха, уходящая всякий раз с милыми обещаниями, которые и не думала выполнять.
Греческие междоусобицы финансировались Персией, опасавшейся, что объединенная Греция возжелает мирового господства. Персы становились все богаче, их империя простиралась от Азии до Египта, а влияние ощущалось в каждом городе цивилизованного мира тех времен. Но по-прежнему их беспокойный взор наблюдал за событиями в Элладе. Дважды персы нападали на материковую Грецию - и дважды терпели сокрушительное поражение.
Афиняне и их союзники наголову разбили войско Дария на Марафонском поле. Затем сын Дария, Ксеркс, повел за собой могучую армию, насчитывавшую более четверти миллиона человек, дабы покорить Грецию раз и навсегда.
Малый отряд спартанцев преградил им путь в Фермопильском ущелье и удерживал несколько дней кряду. Наконец персы пробились, разграбив Афины и опустошив селения, пока, наконец, не были решительно разбиты в двух великих сражениях. На суше 5000 спартанцев под предводительством полководца Павсания нанесли ордам персов сокрушительное поражение, в то время как афинский флотоводец Фемистокл уничтожил персидский флот при Саламине.
После этого Персия уже никогда не станет вторгаться на эту землю вновь, стремясь однако править путем заговоров и интриг.
Все события, описанные в "Македонском Льве" (включая взятие Кадмеи, сражения при Фермопилах, Левктрах и Гераклее Линцестской), имеют под собой историческую основу. Все главные герои (Парменион, Ксенофонт, Эпаминонд и Филипп Македонский) ходили по этим древним горам и равнинам, следуя своими дорогами чести, верности и долга.
Но история Македонского Льва - мой собственный вымысел. Современная история помнит лишь имя Пармениона. Никто не может с уверенностью сказать, был ли он царем пелагонийцев, македонским авантюристом, или же фессалийским наемником.
Но, где бы ни лежала истина, я надеюсь, что тень его улыбнется в Чертоге Героев, когда это повествование расскажет вам о нем.
Дэвид Эндрю Геммел
Гастингс, 1990 г.
КНИГА ПЕРВАЯ
"Удивительный народ эти афиняне. Они избирают по десять новых военачальников каждый год. За всю свою жизнь я нашел лишь одного - и это был Парменион."
Филипп II Македонский
Весна, 389й год до Н. Э.
Это началось с нездорового очарования, которое вызвало в ней знание дня собственной смерти. Она прошла бескрайние пути будущего, блуждая по нескончаемой чреде возможных завтра. В одних будущих она умирала от слабости или заражения, в других - от внезапного приступа или убийства. В одном она даже упала с лошади, притом, что верховая езда была ей противна, и она не могла представить себе, что когда-нибудь кто-то сможет ее убедить влезть верхом на этакое чудище.
Но, беззаботно блуждая по вероятным завтра, она вдруг обеспокоилась из-за сумрачной тени, появлявшейся на пороге ее последнего дня. Когда бы она ни умирала, тень возникала неизменно. Это стало глодать ее изнутри. Среди тысяч и тысяч разных будущих - как могла эта тень появляться вновь и вновь? Неуверенно она двигалась за пределы дня своей смерти и видела, как каждое будущее ширится и растет. Тень становилась все сильнее, а ее зло - все ощутимее. И в тот миг, так растревоживший ее, где-то за гранью ужаса, она вдруг поняла, что будто бы узнает эту тень, и это ее озадачило.
Но Тамис была не робкого десятка. Подбодрив себя, она нашла дорогу и подлетела к сердцу тени, чувствуя силу Темного Бога, что въедалась в ее душу, словно кислота. Она не могла присутствовать здесь долго и вылетела обратно, в обманчивую безопасность дня сегодняшнего.
Знания, что она добыла, стали страшным грузом, отяготившим старую жрицу. Она ни с кем не могла его разделить и знала, что в решающий момент, когда злу понадобится бросить вызов, будет уже мертва.
Потом она молилась. Неистовее, чем когда-либо. Мысли ее просверливали небо, устремляясь в космос. Тьма росла в ее сознании… затем засиял одинокий свет, и она увидела лицо, морщинистое, но сильное, с пронзительными синими глазами под железным шлемом. Лицо поплыло и медленно исчезло, став мальчишеским. Но глаза по-прежнему были пронзительно-синими, а рот сложен в кривую линию. Вдруг имя пришло к ней. Но было то имя спасителя или разрушителя? Она не могла знать наверняка, ей оставалось лишь гадать и надеяться. Но имя эхом отозвалось в ее сознании, словно отдаленный гром.
Парменион!
Спарта, 385й год до Н.Э.
Они вышли к нему тихо из тени - лица спрятаны под капюшонами и масками, деревянные дубинки вскинуты вверх.
Парменион метнулся влево, но еще двое нападающих заступили ему путь, и дубинка просвистела мимо его головы, вскользь оцарапав плечо. Его кулак саданул по скрытому маской лицу, затем он перескочил вправо и побежал по Выходной улице. Холодные мраморные глаза статуи Афины воззрились вниз, на мальчишку, который подтягивался к ней. Парменион вскочил на основание статуи, карабкаясь вверх, чтобы встать у ее каменных ног.
- Спускайся, спускайся! - кричали преследователи. - У нас есть кое-что для тебя, помесь!
- Так поднимитесь и дайте мне это, - сказал он им. Пятеро нападавших побежали вперед. Ступня Пармениона лягнула первого в лицо, отбросив того назад, но дубинка другого щелкнула по ноге, сбивая его вниз. Он перекатился, резко выбросив ноги и заставив противника нелепо растянуться, затем вновь встал и прыгнул высоко над ними, тяжело приземляясь на улицу. Деревянная бита попала ему меж лопаток, и он покачнулся. Тут же нападавшие встали над ним, вывернув ему руки.
- Вот ты и попался, - произнес голос, приглушенный вязаным шарфом, скрывающим рот.
- Тебе не нужна маска, Гриллус, - прошипел Парменион. - Я и так бы узнал тебя по зловонию.
- Ты не будешь участвовать в завтрашнем Финале, - произнес другой голос. - Понял? Тебя ни за что не допустят к соревнованию. Командирские Игры - для спартанцев, а не для полукровок.
Парменион обмяк - выражение его лица стало подавленным, голова поникла… хватка на его руках ослабла… внезапно он вырвался и кулаком ударил Гриллуса в лицо. Затем они обступили его снова, избивая, пиная, поваливая на колени. Гриллус схватил его за волосы, а остальные вновь вывернули ему руки.
- Ты сам напросился, - бросил Гриллус, занося кулак. Боль вспыхнула в челюсти Пармениона, и он повис на своих пленителях.
Вспышки боли продолжались: резкие боковые удары в живот и лицо.
Парменион не плакал. Боли нет, сказал он себе. Боли… нет.
- Что там происходит?
- Это ночная стража! - прошептал один из схвативших его. Потеряв интерес к Пармениону, юнцы убежали в аллею. Парменион упал на мостовую и перевернулся. Над ним вырисовывалась молчаливая статуя Афины Дорог. Когда он застонал и, шатаясь, встал на ноги, двое солдат подбежали к нему.
- Что с тобой стряслось? - спросил первый, схватив Пармениона за плечо.
- Я упал, - Парменион отбросил руку помощи и сплюнул кровь.
- И твои друзья помогали тебе встать, я полагаю? - проворчал мужчина. - Почему бы тебе не пройтись с нами немного?
- Мне не нужен эскорт, - ответил им Парменион.
Солдат глянул в холодные синие глаза юнца.
- Они все еще в аллее, - сказал он, намеренно повысив голос.
- Я не сомневался в этом, - ответил Парменион. - Но они больше не застигнут меня врасплох.
Когда солдаты ушли, Парменион сделал глубокий вдох и побежал, нырнув в аллею, срезая влево и потом направо - к торговой площади. Какое-то время он слышал своих преследователей, но вскоре осталась только тишь городской ночи.
Они могли поджидать его либо у бараков, либо по дороге к дому матери. Он не собирался ни туда, ни туда. Вместо этого он побежал через опустевшую торговую площадь на священный холм, что возвышался над городом.
***
Позади, из-за статуи Афины в неверный свет луны выступила старая женщина, опиравшаяся на длинный посох. Она присела на мраморное сидение - тело было слабым, глаза тронуты печалью.
- Прости меня, Парменион, - сказала она. - С твоей силой, я должна была сделать тебя железным. Ты был отмечен судьбой.
Потом она задумалась о других мальчишках из бараков. Так просто было заставить их ненавидеть полукровок, такое легкое заклятие. Лечение гнойного нарыва отнимало больше магических сил, чем разжигание ненависти. От этой мысли Тамис вздрогнула.
Посмотрев вверх, на статую, она увидела слепые мраморные глаза, устремленные на нее.
- Не будь столь высокомерна, - прошептала она изваянию. - Я знаю твое истинное имя, женщина из камня. Знаю твои слабости и пороки. И у меня больше силы, чем есть в тебе.
Тамис поднялась, встала на ноги.
Ей вспомнилось еще одно лицо, и она улыбнулась. Несмотря на заклятие, у Пармениона все же был один друг, парень, невосприимчивый к поветрию ненависти. И хотя это не входило в планы жрицы, ей была приятна эта мысль.
- Милый Гермий, - проговорила она. - Если б все люди были такими, как ты, мои труды оказались бы не нужны.
***
Парменион сел на скалу в ожидании рассвета. Его желудок был пуст, но челюсть была слишком ушиблена, чтобы разжевать черствый хлеб, припасенный им с прошлого завтрака. Солнце медленно поднималось над красными холмами Парнонской долины и водами реки Эврот, просыпающейся к жизни. Солнечное тепло тронуло худощавое тело Пармениона и заставило его непроизвольно задрожать. Спартанские тренировки учили мужчину игнорировать боль, не думать ни о холоде, ни о зное. В высшей степени он развил это умение, но это новое тепло послужило напоминанием о том, как холодно было ему всю долгую ночь, проведенную в укрытии на священном холме над городом.
Статуя Зевса, Небесного Отца, - двенадцати футов ростом, величественного и бородатого, - осматривала земли к западу от города и, казалось, изучала высокую гору Илиас вдали. Парменион вздрогнул снова и осторожно надкусил ржаной хлеб, издав протяжный стон, когда боль вновь вспыхнула в челюсти. Нанесенный Гриллусом удар был силен, и, несмотря на всю свою стойкость, Парменион не мог толком двигать челюстями. Он погрузил палец в рот. Одного зуба не хватало. Разломив хлеб, он сунул маленький кусочек в правую сторону рта, осторожно пережевывая. Закончив свой скудный завтрак, он встал. Левая щека его отекла. Подхватив хитон, он изучил местность; все вокруг было зловеще-пурпурным, и кроваво-красным над горизонтом.
Он потянулся - и застыл, как только услышал движение на Подъемном Пути. Быстро и ловко он пробежал за Святилище Муз, с замиранием сердца затаившись в ожидании незваных гостей. Он поднял внушительный осколок битого мрамора, один край которого был подобен лезвию секиры. Если они пришли за ним снова, кто-то на сей раз умрет!
Худощавый парень в синей тунике показался в поле зрения. У него были темные вьющиеся волосы и тонкие брови. Парменион узнал своего друга, Гермия, и облегченно вздохнул. Отбросив камень, он утомленно поднялся на ноги. Гермий увидел его и подбежал, обняв за плечи.
- О, Савра, друг мой, сколько же еще ты должен страдать?
Парменион заставил себя улыбнуться:
- Сегодня увидим конец всему этому. Быть может.
- Только если проиграешь, Савра. Ты должен проиграть. Они могут тебя убить. Я боюсь, что они так и сделают, - Гермий посмотрел в холодные синие глаза друга и не увидел в них смирения.
- Но ты не собираешься проигрывать, так? - грустно произнес он.
Парменион пожал плечами.
- Возможно - если Леонид лучше подготовлен, если судьи благоволят ему.
- Конечно, они будут ему благоволить! Гриллус сказал, что сам Агесилай придет смотреть - не думаешь же ты, что судьи допустят унижение царского племянника?
Парменион положил руку на плечо Гермия.
- Так вот почему ты обеспокоен? Я проиграю. Пусть так. Но я не стану поддаваться.
Гермий сел у подножия статуи Зевса и достал два яблока из своего заплечного мешка. Он протянул одно Пармениону, который осторожно вгрызся в мякоть.
- Почему ты так упрям? - спросил Гермий. - Это всё твоя македонская кровь?
- Почему бы и не спартанская, Гермий? Всем известно, что ни один из этих народов никогда не сдавался.
- Это было сказано не в обиду, Савра. Ты же знаешь.
- Конечно нет, только не от тебя, - сказал высокий юноша, пожав другу руку. - Но посуди сам, вы все зовете меня Савра - "ящерица" - и думаете обо мне как о полуварваре.
Гермий отстранился, его лицо отражало боль.
- Ты мне друг, - запротестовал он.
- Это не считается, Гермий, это не ответ. Ты не можешь исправить то, кем являешься, - ты спартанец, чистокровный, с родословной героев, уходящей корнями в древность далеко за Фермопильское сражение. Твой собственный отец ходил в походы с Лисандром и не знал поражений. Возможно, у тебя есть друзья среди илотов и других низших классов. Но ты все равно видишь в них только рабов.
- Твой отец - такой же спартанец, который вернулся из похода на щите, и все его раны были спереди, - возразил Гермий. - Ты тоже спартанец.
- И у меня македонская мать. - Парменион задрал тунику, поднимая руки над головой. Его тело покрывали ссадины и кровоподтеки, а правое колено заметно разбухло. Его угловатое лицо также было в кровоподтеках, правый глаз почти закрыт. - Это метки, которые я получил за свою кровь. Когда меня забрали из дома матери, мне было семь лет. С того дня по сегодняшний я никогда не знал солнца, которое грело бы мне тело, не покрытое ушибами.
- Я тоже получал синяки, - сказал Гермий. - Все спартанские юноши должны их сносить - иначе переведутся спартанские мужи, и мы утратим свою славу. Но я услышал тебя, Сав… Парменион. Похоже, Леонид ненавидит тебя, и он могучий враг. Ты должен пойти к нему и попроситься в услужение. Тогда это прекратится.
- Никогда! Он поднимет меня на смех и вышвырнет на улицу.
- Да, он это может. Но, даже если так, побои прекратятся.
- Ты бы сделал это, окажись на моем месте?
- Нет.
- Тогда почему я должен? - процедил Парменион, и его холодные глаза застыли на лице друга.
Гермий вздохнул.
- Ты жесток ко мне, Парменион. Но ты прав. Я люблю тебя, как брата, и все же не вижу в тебе спартанца. Я понимаю это головой, но мое сердце…
- Тогда почему другие - те, кто не приходится мне другом, - должны принимать меня?
- Дай нам время. Дай нам всем время. Но знай одно: что бы ты ни решил, я с тобой, - мягко проговорил Гермий.
- В этом я никогда не сомневался. Отныне можешь звать меня Савра - в твоих устах это не звучит обидно.
- Я буду на твоей стороне во время соревнований и буду молиться Афине Дорог о твоей победе, - произнес Гермий с улыбкой. - Теперь, позволишь ли остаться с тобой?
- Нет - но спасибо тебе. Я останусь здесь немного с Отцом Зевсом, и буду думать, буду молиться. Увидимся в доме Ксенофонта через три часа после полудня перед соревнованием.
Гермий кивнул и побрел прочь. Парменион посмотрел ему вслед, затем переключил внимание на просыпающийся город.
Спарта. Дом героев, родина лучших воителей, когда-либо ходивших по земле. Отсюда, менее столетия назад, легендарный Царь-Меченосец двинулся к Фермопильскому Ущелью во главе трехсот воинов и семи сотен илотов. Там эта малая сила лицом к лицу столкнулась с персами, числом более четверти миллиона.
И все-таки они держались, отбрасывая врага, пока, наконец, персидский царь Ксеркс не выставил против них своих Бессмертных. Десять тысяч лучших воинов Персии, отобранных со всей великой империи, превосходно натренированных, элитных бойцов. И спартанцы посрамили их. Сердце Пармениона затрепетало, когда он представил себе этих суровоглазых мужей в литых бронзовых шлемах, их кроваво-красные накидки и сверкающие мечи. Мощь Персии - мощь всего мира! - сломалась о мечи Трехсот Спартанцев. Он повернулся на юго-восток. Там, скрытый сейчас от глаз, находился монумент Царю, который погиб в том бою. Преданные греками, спартанцы были окружены и вырезаны все до одного. Они знали о предательстве, и приближенные убеждали Царя покинуть поле боя. Сказанные им тогда слова запали в сердце каждого спартанца: "Спартанец покидает бой со щитом - или на щите. Никакого отступления не будет". Парменион находил своеобразную иронию в том, что наиболее почитаемый им герой и самый лютый враг делили ту же кровь и то же имя - Леонид. И временами он предполагал, что Царь-легенда мог быть таким же жестоким, как и его тезка-потомок. Парменион надеялся, что герой все же не был таким.
Парменион взобрался на верхнюю точку акрополя и посмотрел на город, окружавший холм. Менее 30 000 человек обитали здесь, но они держали в страхе всех от Аркадии до Малой Азии, от Афин и до Иллирии. Ни одна спартанская армия никогда не была разбита в открытом бою равным по численности противником. Спартанский пеший воин - гоплит - был опаснее трех афинян, пяти фиванцев, десяти коринфийцев и двадцати персов. Эти таблицы сызмальства вбивались в головы спартанских детей и запоминались ими с гордостью.