Глава 30. В которой Сидуан становится другим человеком
Но брат доньи Манчи к колодцу подошел не один, как он думал.
Когда Сидуан и трактирщик привели его в порядок, он подумал, что, если он по царски вознаградит его, то Сидуан оставит его в покое.
- Подайте нам все, что у вас есть самого лучшего, - сказал он трактирщику.
И добавил:
- Садись за стол, дорогой Сидуан. Кошелек, который я тебе только что дал, должно быть, поспособствовал тому, чтобы у тебя разыгрался аппетит. Пей и ешь в свое удовольствие. И жди меня. Я дам тебе еще один кошелек, не тоньше этого, если найду тебя здесь. Я вернусь через час.
С этими словами дон Фелипе удалился, повторив еще раз на прощание: "Никуда отсюда не уходи", и затворил за собой дверь.
- Ну и ну, - подумал Сидуан, - как он торопился от меня отделаться… А деньги с ним легко заработать… Вот как подумаю, ведь капитан Мак такой порядочный человек, а ничего мне не дал… Даже в долг у меня брал…
Что происходило в душе бедного малого? Факт тот, что он вдруг поднялся, бросил салфетку на стол и, даже не подумав подобрать - неслыханное дело! - полный экю кошелек, выскочил из трактира.
Он поднялся на косогор и внимательно осмотрел низину. В ночной темноте он разглядел еще более темную тень движущегося человека, по-видимому, с трудом находившего дорогу.
- Это он и есть, - подумал Сидуан. - Ей-ей, я все же капитана знаю дольше, чем его. Мне эти испанцы показались славными людьми, но я ведь, в конце концов, могу и ошибаться, а в моем Маке я уверен. Узнаю-ка я, куда идет дон Фелипе…
Он лег ничком на землю и пополз, стараясь остаться непримеченным и не теряя из виду испанца; тот время от времени оборачивался, но Сидуана так и не увидел.
Через четверть часа брат доньи Манчи был в двух шагах от колодца, а Сидуан в десяти шагах от него.
Точно так же, как до этого сделал Мак, дон Фелипе спустился в колодец по веревке.
Сидуан задумался, не зная, как ему поступить.
Разумно или неразумно и дальше следовать за испанцем?
Читатель уже понял, что Сидуан был не очень храбр.
Он рассудил так:
- Ну, раз уж капитан там, внутри, он знает, что там происходит. Если я останусь снаружи, то, может быть, узнаю что-либо полезное для него.
И все же скоро Сидуан понял, что в нем говорил только страх. Было совершенно ясно, что в этой дыре Мак подвергается куда большей опасности, чем Сидуан наверху.
- Я - его слуга, - сказал себе Сидуан, - и мой долг - быть там, где он.
И он перешагнул через ограду.
В ту же минуту он услышал какой-то приближающийся звук. Он прислушался.
Звук усилился. Под каменными сводами гулко отдавался шум шагов нескольких человек.
- Ого! Народу-то, народу! - прошептал Сидуан. - Но, кажется, они выходят. Мне нужно прятаться.
Но в таком месте это было легче сказать, чем сделать.
Ни дерева, ни обломка стены, ни какой-нибудь ямы! Но Сидуан, поразмыслив, пришел к правильному выводу, что люди выйдут из колодца с той стороны, где висит веревка, по которой они туда спустились, потому что они по ней и поднимутся. Поэтому он притаился с другой стороны.
И не успел он пригнуться к земле, как из колодца показался сначала один неизвестный дворянин, за ним второй, а потом - еще десять.
Это были заговорщики, которым дон Фелипе приказал покинуть подземелье.
Они о чем-то разговаривали, но Сидуан был малый необразованный и не понимал их языка.
Поскольку ни один из них и не подумал обернуться, то Сидуан смог совершенно спокойно выпрямиться и рассмотреть их.
Ошибки быть не могло: дона Фелипе среди них не было, но, наверное, его предупреждение о том, что свод может обрушиться, их испугало, потому что они поспешно отошли от колодца.
Шагах в ста они остановились, ожидая, когда появится дон Фелипе.
- Боже мой, - шептал Сидуан, - что же это все значит? Этот проклятый испанец и мой хозяин остались там, внутри. А им есть о чем поспорить! Что же будет?
Пока он причитал, раздался выстрел, а за ним ужасающий грохот. Это рушились своды и лестница.
Сидуан в беспамятстве бросился ничком на землю. Он был ни жив, ни мертв и считал, что все кончено. Он чуть-чуть не потерял сознание, как вдруг знакомый голос привел его в себя.
- Друзья мои, друзья мои, - кричал кто-то из колодца метрах в двух от поверхности, - мы отомщены, я убил предателя, я убил Мака.
Это поднимался дон Фелипе.
Но, к его несчастью, друзья его не услышали, потому что при грохоте обвала они разлетелись, как стая птиц, а Сидуан, напротив, все слышал; теперь он полностью пришел в себя, все понял и ждал испанца.
И не успел дон Фелипе подняться и перешагнуть через край, как слуга, вдруг ставший достойным своего хозяина, схватил его за руки и закричал:
- Ах ты негодяй! Что ты сделал с моим господином?
- Э, Сидуан, отпусти меня, я беру тебя к себе на службу.
- Сначала ты мне послужишь!
И Сидуан, вытащив из колодца веревку, прочно связал ею дона Фелипе.
- На помощь, дон Хиль, на помощь, мои друзья!
- Нет тут твоих друзей. Все разбежались, на всей равнине остались только ты да я. Где мой капитан?
- Отпусти меня, Сидуан. Твой Мак был просто дураком. Я уже дал тебе золота, я тебя сделаю богатым. Развяжи меня. Сколько ты хочешь?
- Я хочу своего капитана.
- Он был предатель. Я совершил над ним правосудие. Уйдем отсюда. Под нами все рушится. Положение неустойчивое. Оставаясь тут, ты сам подвергаешься большой опасности. Пойдем.
- Живого или мертвого, отдайте мне моего капитана.
- Говорю тебе, это невозможно.
- Вот сейчас и посмотрим.
И Сидуан, столкнув дона Фелипе, обвязанного веревкой в колодец, стал его спускать туда, как пустое ведро.
Напрасно дон Фелипе просил пощады. Новый Сидуан вылупившийся из старого, не обращал на его мольбы никакого внимания: он должен был спасти своего хозяина, если это еще было возможно. Когда он спустил испанца на всю длину веревки, Сидуан сам соскользнул по ней до того места, где качался дон Фелипе.
Здесь Сидуан, завернув веревку вокруг ноги, как это делают каменщики, стал отвязывать дона Фелипе, хотя тот не переставал умолять его и упрашивать на все лады.
- Но я же упаду, - хныкал он, - под нами, может быть, ничего нет. Там бездонная пропасть…
- Вот ты сейчас все мне и расскажешь.
И Сидуан продолжал его отвязывать.
Окончив, он сказал:
- Постой-ка, не мешай мне. Мне пока еще ты живым нужен.
Одной рукой Сидуан крепко ухватился за веревку, а другой обхватил запястья дона Фелипе.
- Вытянись-ка во всю длину, - сказал он ему, - чувствуешь землю под ногами?
- Нет, пощади меня, мне страшно!
- Вытянись еще. Постой-ка, я попробую еще спуститься, насколько веревка позволит. Ну, стоишь?
- Нет, нет!
- Ну, тем хуже. Надо же мне посмотреть!
И отпустил руку.
Дон Фелипе упал на несколько футов вниз, если только не в пропасть. Раздался крик, потом стоны.
- Подлец! Негодяй! Убийца! Ты что, тут меня оставишь? - душераздирающе кричал испанец.
Значит, он стоял на твердой земле: до сюда обвал не достиг.
- Прекрасно, теперь я знаю, что нужно делать, подожди, я сейчас вернусь.
Он поднялся по веревке и вытянул ее наверх, бормоча:
- Так я буду уверен, что он не сбежит.
Потом он направился к трактиру, где его ждал ужин, хотя ему совершенно не хотелось больше есть.
Глава 31. Ночь трактирщика
Прибежав в трактир, где хозяин уже почти пришел в отчаяние, потому что, как всякий трактирщик, он любил, чтобы то, что сготовлено, было съедено, а особенно, чтоб за это было заплачено, Сидуан, потеряв остаток сил от волнений и усталости, рухнул на стул и обхватил голову руками.
- Сударь, с чего угодно будет вам начать? - спросил хозяин.
- Спасибо, друг, я есть не буду.
Отчаяние трактирщика мы не будем описывать за недостатком места.
- Только немного выпью, - сказал Сидуан, и опорожнил кружку одним глотком.
Он снова схватился за голову, пытаясь найти наилучший способ добраться до Мака.
Кроме того, в голове у него теснилось множество важных вопросов: промолчать обо всех этих событиях, или, напротив, рассказать о них друзьям Мака?
И кто его друзья?
- Ну прежде всего, я, потом Лоредан. Есть Сара и еще есть донья Манча - и это все.
Но мадемуазель Сара и донья Манча должны были друг друга ненавидеть. Собирать их вместе было бы неблагоразумно. С другой стороны, мадемуазель Сара, может быть, любит капитана, но донья Манча любит его сильнее. Которую тут выбирать? И, может быть, донья Манча и не захочет ввязываться в дело, из которого ее родному брату живым и не выйти?
Это были трудные размышления, особенно для Сидуана, не привыкшего думать, тем паче что они проносились в его мозгу со скоростью вихря: времени терять было нельзя.
Может быть, Мак страдал!
Может быть, он звал его!
- Сударь, - осмелился побеспокоить его трактирщик, - уверяю вас, что лучшего цыпленка в белом вине вы нигде не попробуете…
- Вы же видите, я не похож на человека, который собирается ужинать. Попозже, может быть… если я его найду и если он жив!
- А что с господином, которого вы мне приводили, случилось какое-нибудь несчастье?
- Да разве в нем дело! Скажите, есть у вас веревки, лестницы, молотки, факелы, лопаты, кирка и большая скатерть?
- Что, что?
Бедный Сидуан в великом волнении, в самом деле, говорил очень быстро и невнятно. Пришлось начать сначала.
И тут он, решив взяться за дело сам, открыл большой шкаф, две верхние полки которого были заняты бельем, встал на стул, вытащил большую скатерть и, расстелив ее на земле, сказал ошалевшему хозяину:
- Быстренько ступайте и принесите все, что я сказал.
- Но у меня всего одна лестница!
- Поставьте ее у порога.
- И факелов у меня нет!
- Ну а свечи и фонари?
- Есть, конечно.
- Сойдут и они. Скорее, скорее!
Сидуан распоряжался так властно, что трактирщику и в голову не пришло возражать.
Минут десять в трактире стояла невообразимая суматоха: хозяин принес приставную лестницу и поставил ее у порога, потом две кирки и лопату, отыскал фонари, заправил их, дал Сидуану веревки и свечи, а тот складывал в расстеленную на полу скатерть все, что ему попадало под руку и казалось нужным для поисков несчастного Мака.
Проделывая все это с быстротой, на которую, казалось, толстый, обычно спокойный и неторопливый Сидуан, был попросту неспособен, славный малый без умолку говорил, отчасти для того, чтобы дать трактирщику какие-то разъяснения, ибо тот все же имел на них какое-то право, отчасти для того, чтобы выразить свое негодование и приглушить страх за жизнь своего хозяина.
- Предатель! А еще я был таким простаком, что поверил в его добрые чувства к капитану. А того уже, может, сейчас и в живых-то нет!
- Кого, сударь? Этого славного и щедрого господина?
- Да нет, этот-то просто настоящий разбойник; оставьте себе его деньги и кошелек, что он мне дал, но поспешите, приятель! Речь идет о жизни, и о жизни порядочного человека, уж это я вам говорю!
- Да что же все это значит? Вы ведь весь мой дом собираетесь унести.
- Все, что можно взять с собой, возьмем, мы ведь не знаем, в каком состоянии мы найдем моего хозяина! Прихватите водки, а я возьму вот эту бутылку бордо. А теперь дайте мне крепкую веревку, у меня появилась одна мысль.
Трактирщик принес веревку.
- Хорошо, - сказал Сидуан, - свяжем скатерть так, чтобы нам было удобно нести ее вдвоем; я на вас рассчитываю, приятель, ладно?
- Черт возьми, сударь, не могу же я вас бросить в таком затруднительном положении; но может быть, мы позовем на помощь двух-трех соседей, - они охотно нам пособят. И прежде всего, скажите, что мы собираемся делать? Я до сих пор так ничего и не понял.
- Не нужно никого будить, я даже отказался от мысли предупредить лучших друзей моего хозяина. Это могло бы нам повредить. Теперь-то я знаю, что теряешь, когда много болтаешь, и больше уже на этом не попадусь, а что и как нам придется делать, я объясню вам по дороге.
Пока Сидуан говорил, он успел сделать на каждом конце веревки, которую ему принес трактирщик, по петле как раз такого размера, чтобы обхватить руку человека, и спрятать ее под камзол.
- Теперь пошли, - сказал он.
- Предупредить служанку, чтобы она приготовила к нашему возвращению ужин?
- Вы только об ужине и думаете! Оставьте вашу служанку в покое; ей, наверное, лет шестьдесят, раз весь этот шум и грохот не заставил ее встать с постели хотя бы из любопытства!
- Вовсе нет, вовсе нет. Она молодая и хорошенькая!
- Ах вот как! Вы хитрец, как я посмотрю!
- Ах, во всем свои радости. Это - самая честная девушка на свете, но ее и пушками не разбудишь.
- Ну и пусть себе спит, а мы - в путь!
Выйдя из трактира и дожидаясь, пока хозяин запрет дверь на два оборота, Сидуан вдруг заметил под окном большое деревянное корыто на ножках; кучера, почему-либо не пожелавшие ставить лошадей в конюшню, засыпали в него овес и кормили их прямо под окнами.
Сидуан почесал за ухом.
- Надо бы его захватить с собой!
- Да что вы, сударь, его уж больно нести неудобно.
- Я сам его потащу; взвалите мне его на плечо и живо вперед!
- А нам далеко идти?
- Ну, четверть часа, минут двадцать, и мы там. А теперь слушайте, что я вам скажу: дворянин, которого вы видели - изменник и заговорщик; он - испанец и замыслил гнусный заговор против короля.
- Ах он чудовище! - закричал трактирщик, - где он есть? Я его своими руками задушу! До того, как стать поваром, я служил в армии; посмотрит он, как я расправляюсь с врагом!
- Прекрасно, - ответил Сидуан, - мы вдвоем с ним расправимся, но сначала нужно найти моего хозяина.
- А кто он, ваш хозяин?
- Так знайте же, что этот испанец коварно завлек в ловушку моего дорогого капитана, моего хозяина, истинного француза и храброго солдата, в чем я готов вам поклясться. Из мести, благодаря своей дьявольской хитрости, он завлек его в катакомбы и обрушил на него свод, погребя его там.
- Но тогда, бедный парень, твой хозяин мертв.
- Боюсь, что так, - печально ответил Сидуан, - но Бог помогает хорошим людям, надо все же посмотреть…
Тут они подошли к колодцу, и Сидуан остановился.
- Ну, что будем делать? - спросил трактирщик, - я надеюсь, вы туда спускаться не вздумаете?
- Здесь не так глубоко, как вы думаете, и я к тому же знаю дорогу. Вы со мной?
- Черт, знаете…
- Да нам тут некогда разводить церемоний. Да или нет?
- Да, черт его побери, и смерть испанцам! Да и у вас весь мой инструмент.
Сидуан уже привязал скатерть, в которую были завернуты все принесенные им с собой инструменты, к веревке, заботливо вытащенной им из колодца после того, как он сбросил туда дона Фелипе, и собирался спустить этот сверток, но вдруг передумал.
- В самом деле, - размышлял он, - этот плут там остался с пистолетом. Если хоть малейший шум предупредит его, что я спускаюсь, я погиб. Он меня убьет и поднимется по веревке. Это не совсем то, что я хочу. Тсс… ни слова, - прошептал он на ухо трактирщику.
Сначала он осторожно спустил веревку, а потом беззвучно соскользнул по ней сам. Поистине, это была ночь, в которую Сидуану пришли в голову все счастливые мысли, когда-либо посетившие его за всю его двадцативосьмилетнюю жизнь.
Дон Фелипе, со своей стороны, был не тем человеком, который стал бы тратить время на бесполезные крики, если он мог употребить его с большей пользой.
Поэтому, как только он решил, что Сидуан ушел от колодца, он стал размышлять:
- Несомненно, слуга, настолько преданный своему господину, не оставит его тело под обломками и будет его искать, - подумал он, - значит, нужно ожидать, что он вернется, и, вероятно, один, потому что у него не хватит времени добраться до Парижа за серьезной помощью, или в худшем случае, он вернется с каким-нибудь таким же увальнем, как и он сам.
Излишне говорить, что прежде всего дон Фелипе проверил, поднята ли веревка.
- Чтобы спуститься, - подумал он далее, - у него нет другого пути, кроме этой дыры, и другого способа, кроме веревки. Значит, как только я услышу, что веревка спускается, я буду наготове и буду ждать этого дурака. Даже если он не один, а с товарищем, с двумя деревенскими мужиками у меня хватит сил справиться.
И дон Фелипе зарядил пистолет и стал ждать.
Но он строил свои планы, считая что Сидуан остался прежним - простоватым и наивным, а перед ним был совершенно новый Сидуан - сообразительный и изобретательный.
Поэтому испанец страшно закричал, почувствовав, что чьи-то руки зажали его, как в тиски, хотя он до этого не слышал ни малейшего шороха.
- Здравствуйте, дон Фелипе, вы ждали меня, я надеюсь? Тихо, не двигайтесь. Если вы приняли меры предосторожности, я их тоже принял.
И Сидуан продел руки дона Фелипе в петли веревки, приготовленной им еще в трактире и висевшей у него на шее. Дон Фелипе оказался таким образом запряженным, как это делают друг с другом дети, когда играют в лошадки, с той только разницей, что сзади Сидуан завязал веревку узлом, почти не позволявшим дону Фелипе двигать руками.
- А теперь, негодяй, отдай мне пистолет, - сказал Сидуан, по-прежнему стоя у испанца за спиной. - Давай, давай, сам же видишь, что тебе со мной не справиться.
Он отнял у дона Фелипе пистолет и щелкнул курком.
- Так я и думал, ты хотел меня убить. Ага, теперь-то я тебя хорошо знаю!
Он стал подталкивать дона Фелипе впереди себя.
- Ну, каналья, стой спокойно. Если ты пошевелишься я выстрелю. Теперь ты знаешь, что тебе грозит, веди себя смирно.
Сидуан подошел к колодцу.
- Вы тут, товарищ? - крикнул он.
- Да, да. Что надо делать? - ответил трактирщик.
- Поднимите веревку и спустите мне сверток… Хорошо. А теперь лестницу и корыто… Прекрасно. А теперь, если ничего не имеете против, спускайтесь сюда сами, и не бойтесь. Веревка крепкая. Я вас тяжелее и уже два раза она меня выдержала.
Через пять минут трактирщик уже стоял рядом с Сидуаном. Он зажег два фонаря и взял их в руки.
- Но здесь очень опасно! - воскликнул он, увидев, что нижние ступени лестницы завалены обломками штукатурки и камнями.
- Очень даже возможно, но приняв какие-то меры…
- Вы что, хотите пойти на розыски вашего хозяина среди этих обломков?
- Да, приятель, вы сами все сейчас увидите, но если вы боитесь, возвращайтесь, - веревка-то еще висит.
- Я боюсь? Я - старый сержант?! Да ничего подобного! Вперед!
- Ну насчет "вперед", поступим немного иначе. Вот этот добрый господин обидится, если мы пройдем перед ним. Что вы на это скажете дон Фелипе?
Испанец уже несколько минут бросал на трактирщика умоляющие взгляды.