ОКТАВИУС. ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Мулан
В тот день проснулся я поздно – на дворе стояла холодная, промозглая погода. Наскоро одевшись, я спустился вниз. Отца не было – он уехал в город по делам, мать стирала белье в корыте. Сколько уже лет она сама не делала этого! Прислуги у нас в доме не осталось совсем – три дня назад самым последним был рассчитан Якоб. Да и в самом доме, похоже, мы уже жили последние дни…
– Мама, – подошел я к ней. – Мне нужна пара шиллингов.
Мать вытащила из корыта мокрые, красные с непривычки, распаренные руки и устало посмотрела на меня.
– Ричард, ты же знаешь, что денег у нас совсем нет.
– Это нужно, мам, – сказал я. – Ты понимаешь, что я стараюсь для нас же.
Она вздохнула и поднялась наверх, после чего спустилась вновь.
– Ричард. Это все, что у меня осталось в запасе. Не говори папе.
С этими словами она протянула мне гинею.
– Спасибо, мам. К ужину не ждите – останусь сегодня на верфи – я поцеловал ее и быстро вышел из дома…
В этот день в заведении у Галлахера было не протолкнуться, однако мой столик был как всегда свободен. Я подошел к своей комнате и, быстро оглянувшись, приник ухом к двери Мулан. Она была у себя. Я четко слышал, как ее нежный голосок мурлыкал какую-то песенку на родном языке. Вероятно, она собиралась выйти на улицу. Я быстро прошагал к себе и, захлопнув дверь, принялся ждать. Через некоторое время ее дверь отворилась, и она вышла в коридор, продолжая что-то напевать про себя, а потом стала спускаться вниз, к черному входу. Я бесшумно вышел и последовал за ней.
Было слышно, как Мулан ласково сказала несколько слов кому-то и вышла во внутренний двор. Я спустился за ней и увидел лежащую на коврике у самого порога толстую серую кошку. Со слов Галлахера, это было единственное существо, которое обожала Мулан. Она постоянно подкармливала эту отвратительную тварь, обладавшую мерзким и мстительным характером, и та частенько ночевала в ее комнате. При виде меня кошка сгорбила спину и зашипела. Я с удовольствием отшвырнул ее пинком в сторону с дороги и последовал за Мулан.
Несколько кварталов я следовал за ней, прячась за углами и деревьями. Трудно было представить более нелепое существо, чем то, которым выглядела она в этот момент. Облачена девчонка была в бесформенный балахон, который был ей велик раза в два минимум, в руках была огромная корзина, на ногах – уродливые остроносые туфли. Вероятно, она шла на базар за какими-то продуктами. Сильный ветер рвал во все стороны ее одеяние, грозил вырвать из рук корзину или вообще смести это непонятное существо с мостовой прочь. Это была ее постоянная одежда, в которой она выглядела и жалко, и в то же время чрезвычайно комично. Прохожие нередко оборачивались ей вслед, кто просто с улыбкой, а кто, в особенности молодые люди, прямо прыскали в кулак. Мулан, ни на что не обращая внимания, словно в какой-то прострации шла к рынку. Я вдруг опять отметил про себя ее необычайное сходство с Бетой, но хорошо помнил, каким взглядом она смотрела на меня тогда – и этот взгляд глубоко запал мне в душу. Стараясь не терять ее из вида, я пробивался сквозь толпу вслед за ней на базаре, оставаясь вне ее поле зрения, что на самом деле сделать было легче легкого. Однако потом я приблизился к ней почти вплотную. Она купила кое-чего, и корзина уже существенно оттягивала ей руку. Тогда я решил вмешаться.
– Здравствуйте, Мулан, – вырос я перед ней.
– Меня зовут Виктор Стоун. Я почти каждый день хожу на ваши выступления. Вы узнаете меня?
Она кинула на меня взгляд из-под длинных ресниц. Узкие глаза ее мгновенно вспыхнули, но она сразу же потупилась и произнесла:
– Здравствуйте, сэр Стоун.
– Я живу в комнате напротив вас на вашем же этаже, – продолжил я, – Как неожиданно я встретил вас! Как вы прекрасно танцуете. Я в восхищении!
Не скупясь на краски, я описал ей свой восторг по поводу ее выступления и выразил желание познакомиться поближе с китайскими танцами и вообще культурой этой удивительной страны.
– Спасибо, сэр, – ответила она, молча выслушав меня. – Галлахер рассказывал про вас. Он сказал, что вы с ним старые друзья.
По ее интонации я понял, что мои комплименты никак не подействовали на нее.
– Мы с ним давно знакомы, – сказал я. – Надеюсь, он вас не обижает?
– Нет, сэр. Что вы! – испугалась она. – Он добр ко мне…
– Если кто вас обидит – только скажите мне, и он пожалеет, что родился на свет…У вас тяжелая корзина, позвольте, я помогу вам ее донести.
– О нет, сэр, – она испуганно отодвинулась. – Спасибо, сэр, я сама.
– Зовите меня просто Виктор, – сказал я. – Я джентльмен, и моя обязанность всегда помогать леди.
Я сделал попытку забрать у нее корзину, но она проворно отскочила и, продолжая благодарить меня, чуть ли не бегом ринулась прочь. Остановившись, я с неимоверной досадой смотрел ей вслед: даже просто разговорить ее не удалось – это был тяжелый случай.
Побродив немного по базару, я вернулся в "Летучую рыбу". Комната Мулан была заперта. Мне ничего не оставалось делать, кроме как спуститься вниз. Галлахер, мыча про себя песенку, производил какие-то подсчеты, водя пером по бумаге, пыхая трубкой и время от времени делая глоток пива из огромной кружки с медной крышкой. Поприветствовав его, я поинтересовался Мулан.
– А как всегда, – ответил он, даже не глядя на меня. – Вернулась с базара – и к себе. И все тут.
– И только? – удивился я, думая, что в поведении ее отметится нечто странное.
– А чего с ней станется, – буркнул Галлахер. – Третий глаз на лбу вырастет, что ли…
Что-то не заладилось у него в подсчетах, так как он внезапно выругался и, оскалив зубы, ударил кулаком по столу. Я напрочь потерял желание разговаривать с ним и отошел. В итоге мне удалось стянуть со стойки виноградную гроздь, которой я кое-как заглушил голод, и, сев на место, принялся ожидать начала…
Вот разноцветный занавес опять колыхнулся, опять, встречаемая дикими овациями публики, Мулан вышла на сцену и начала танцевать. К неимоверной досаде, она не только не остановилась возле моего столика, но даже не удостоила меня взглядом, а когда я окликнул ее, просто потихоньку удалилась от меня. Так она и ушла за кулисы, не взглянув в мою сторону ни разу. Спешно встав с места, я направился за ней, но, войдя на лестницу, услышал только, как хлопнула дверь ее комнаты. Окончательно разозленный, я спустился вниз и остановил слугу, несшего ей в комнату ужин (Мулан всегда ела только у себя, никогда не спускаясь даже на кухню).
Быстро я написал записку и отдал ему: "Простите, если на рынке чем-то обидел вас. Но действовал я только из лучших побуждений. Очень прошу – не обижайтесь на меня, ибо смотреть, как хрупкая девушка таскает тяжеленные корзины, я был просто не в состоянии. Ваш горячий поклонник Виктор Стоун".
Ответа не последовало. На мой вопрос слуга сказал, что Мулан взяла записку и только пожала плечами, после чего молча закрыла дверь. Я присел за стол. Преследовать Мулан, слоняясь возле ее комнаты, было бы глупо – так она еще больше бы испугалась меня. Выйти не то что на разговор, даже на контакт со мной она наотрез отказывалась. Можно было, конечно, попытаться предложить ей сделку с обещанием процентов от моего выигрыша, но она не поймет меня или, еще хуже, пожалуется Галлахеру, тогда точно ничего, кроме беды, я не накликаю на свою голову. Я зашел к себе, прикрыл дверь, закурил трубку и, сев за стол, быстро написал письмо, адресованное Элизабет, где, рассыпаясь в томлении и нежностях, с грустью поведал о неожиданном отъезде на верфь в Глазго не менее чем на две недели. Выписывая на бумаге буквы, я меж тем внимательно прислушивался, зная, что Мулан ложится спать гораздо позже и недолго просидит в своей комнате.
Похожее письмо, только в гораздо менее нежных тонах, я начал было писать своей семье, когда неожиданно услышал шаги в коридоре. Беззвучную походку Мулан я узнавал сразу и ни с чем не мог спутать – ее выдавал лишь легкий скрип половиц. Хотя я и ждал ее, но от неожиданности посадил на бумагу кляксу и, бросив перо, метнулся к двери. Выскочив в коридор, я увидел ее удаляющийся неслышно скользивший силуэт – на девушке был пестрый шелковый халат с золотыми листьями. Я в три огромных шага догнал ее, и она, услышав меня, испуганно обернулась, но тут же узнала и уставилась в пол, смущенно теребя и поправляя свой пояс.
– Мулан! – сказал я. – Сегодня я был несколько несдержан на рынке. Простите, я не хотел напугать вас. Просто хотел помочь, честное слово!
– Да что вы, сэр Стоун, – окончательно смутилась она. – Я не обиделась на вас…
– Зачем такая официальность, – с обидой в голосе сказал я. – Зовите меня просто Виктор и без всякого сэра.
– Хорошо, сэр Сто… то есть, простите, Виктор, – пролепетала она.
– Не бойтесь меня, я же не кусаюсь! – засмеялся я, ненавязчиво взяв ее за правое запястье. – Поверьте, я не разбойник!
– Я не боюсь вас, Виктор, – она упорно отводила взгляд от моего лица и тихонько пыталась освободить руку. – Вы хороший человек…
– Вы очаровали меня с первого взгляда настолько сильно, что мне даже всю ночь снится, как вы танцуете с вашими веерами. И наутро я просыпаюсь отдохнувшим и полным сил… Какое прелестное кольцо! – воскликнул я, узрев на ее указательном пальце тонкое резное колечко. И, подняв ее руку к своим глазам, дабы рассмотреть, я, неожиданно припав на одно колено, приник к ней губами, ощутив ее тонкую холодную кожу.
Глаза ее сразу расширились – в них застыло выражение неимоверного изумления, смешанного со страхом.
– Что вы делаете, сэр… – вскрикнула она, сильно отдергивая руку, и я, от неожиданности потеряв равновесие, навалился на нее, легко прижав к стенке. Сквозь тонкий шелк я на мгновение ощутил ее маленькую, но упругую грудь, и тут же она оттолкнула меня. Не скажу, что это было сделано грубо, но я так и замер в ожидании звонкой пощечины. Однако ничего подобного не произошло – Мулан, подобрав полы халата, опрометью кинулась вниз по лестнице и выскочила в помещение. Я не погнался за ней, только оторопело встал, посмотрел ей вслед и вернулся к себе.
Дописав второе письмо, я вызвал слугу и, вручив ему шиллинг, отправил с письмами по адресам, после чего спустился вниз. Галлахер стоял за стойкой и беседовал с какой-то полной и рябой девахой. Мулан нигде не было видно, и на мой вопрос о ее местонахождении тот только плечами пожал:
– Откуда я знаю – спустилась вниз и к кухне пошла. Тварь свою, наверное, кормить…
– Да мне бы тоже чего-нибудь перекусить, – сказал я, немало удивленный тем, что она не помчалась сразу жаловаться на мою выходку. – Кусок грудинки да пинта пива мне бы сейчас крайне не помешали.
– У себя есть будешь? – спросил Галлахер.
– Нет, в зале, – ответил я. – Больно тоскливые апартаменты ты мне выделил.
– Извини, других нет, – ответил тот. – Жди. Сейчас принесут!
Минут через десять я присел за один из столиков и приготовился вступить в бой с поджаристым куском мяса и пивом, как вдруг некто подсел за мой столик, прямо напротив меня. Почувствовав внутреннюю тревогу, я поднял глаза и обмер. Передо мной сидел, отвратительно ухмыляясь своей плоской рожей, Ник Уильямс. Оба османа как статуи замерли за спинкой его стула.
– Привет, сэр Ричард! – прогнусавил он. – Как наши успехи? Смотрю, скрываться уже начал?…
– Чего тебе надобно? – бросил я. – Аппетит пришел портить мне?! Ну так это ты сможешь сделать и не раскрывая рта, одним своим видом!
– Напомнить, – ответил он, широко улыбаясь, – что до конца твоего срока осталось ровно две недели и три дня.
С этими словами он вытащил мою расписку и помахал ею в воздухе.
– Это я и без тебя помню! – огрызнулся я.
– Ты уже, поди, нашел деньги? – спросил он с явным злорадством.
– Какое твое дело сейчас! – я со звоном положил вилку на стол. – Придет срок – все получишь!
– И откуда ты собираешься их достать? – со смехом спросил он. – У отца своего в дырявой суме пошарить?!
Он прекрасно знал, над кем можно издеваться, а запугать кого-нибудь из своих должников любил больше, чем деньги, которые те должны были ему. Кровь бросилась мне в лицо. Когда он посмел сказать такое про моего отца, то ком ярости встал у меня в горле и мне захотелось, вцепившись зубами в его глотку, выдрать у него кадык. Но позади него стояли два плечистых турка, судя по их позам, положивших руки на рукояти своих ятаганов, спрятанных под одеждой. Галлахер, вероятно, услышавший наш разговор издали, выпрямился и внимательно прислушался, почему-то поставив зажженную лампу прямо на окно…
– Убирайся к дьяволу отсюда… – прошипел я, хотя сам не знал, что мне теперь было делать.
– Или? – в его насмешке явственно прозвучала угроза. Он откинулся назад, закинув ногу на ногу, и выпустил дым из своей трубки мне прямо в лицо. – Вышвырнешь нас?
– Эй вы! – Рядом со столом вдруг выросла фигура Галлахера. – Чините свои разборки где-нибудь в другом месте, только не в моем заведении…
– Что же, – сказал Уильямс, кладя трубку на стол, – потолкуем в другом месте. А ну-ка, ребята, проводите сэра О’Нилла…
– Это я сказал вам! – ответил Галлахер, обращаясь к Уильямсу. – Всем троим, и тебе, Ник, прежде всего. Проваливайте подобру-поздорову. А этот молодчик останется тут.
– Послушай, Роджер, – лениво сказал Уильямс. – У нас свои дела, у тебя свои. Сейчас мы уйдем, поговорим только с сэром Ричардом. Давай не будем создавать друг другу проблемы.
В ту же секунду за спиной Галлахера внезапно возникли около десяти человек, появившихся словно из ниоткуда. Судя по их позам, у них уже были пистолеты. Сам Галлахер неторопливо провел по щетине своего подбородка коротким ножом с кривой рукояткой.
– Сэр Ричард мой гость, – неторопливо произнес он. – Он живет в моем доме, а таких людей обижать нельзя никак…
– Немногим больше чем через две недели у него истекает срок долга, – сказал Уильямс. – А ты сам знаешь, что долги нужно отдавать. И желательно вовремя, дабы никого не расстраивать…
Он метнул глазами по сторонам и сделал незаметный знак своим людям. Те, убрав руки с оружия, вновь замерли.
– Он мне тоже должен, и срок через две недели ровно, – буркнул Галлахер. – Потому он и находится здесь. Однако если ты согласен выплатить сумму его долга в двадцать тысяч фунтов стерлингов – он твой. А так заходи через две недели в это же время – мы работаем допоздна.
Лицо Уильямса вытянулось, и он аж присвистнул:
– Вот дела! Нет уж. Я лучше приду через две недели. До свидания, Галлахер. До свидания, сэр О’Нилл…
– Счастливо, – ответил я, чувствуя, как мои легкие быстро начала покидать неимоверная тяжесть. Они встали и неторопливо оставили таверну.
– Спасибо, Роджер, – выдавил я из себя, как только они исчезли за дверями. – Себе спасибо говори, точнее своему пари, – бросил тот. – Глупо мне отказываться от своих процентов…
Он махнул рукой, и незнакомцы, окружившие нас, один за другим исчезли следом за Уильямсом. Я и раньше догадывался о береговом братстве, и вот теперь воочию убедился в этом – Галлахер не зря имел тут авторитет, и кому, как не Уильямсу, это было хорошо известно.
Нет, в покое они меня явно оставлять не собирались все эти две недели, но хотя бы и приканчивать тоже, а вот что будет со мной дальше, если я не найду денег…
Несмотря на чувство сильнейшего голода, кусок мне не лез в горло. Темный страх, оставшийся после визита этой троицы, начал постепенно охватывать меня с головой. Что если Мулан просто придуривается или ведет со мной какую-то свою игру?! Что если Уильямс начнет вымогать мой долг у моего несчастного отца?! Что если Галлахер уже изменил своему слову – ему-то все равно, от кого получить свои причитающиеся по пари деньги?! Варианты один страшнее другого проносились у меня в голове. Чувствуя, как челюсти капкана, куда я сам загнал себя, начали с неимоверной силой сжиматься, я побрел наверх, где, не раздеваясь, рухнул на кровать и уснул мертвым сном.
Уильямс
Всю ночь меня мучили кошмары, а утром я встал совершенно больным. Голова раскалывалась от боли, в висках пульсировало, во всем теле была неестественная слабость. Принесенная мне наверх слугой кружка горячего чая взбодрила меня. Я вышел из комнаты и, подойдя к двери Мулан, прислушался. Тишина. Обеспокоенный, я спустился вниз и поинтересовался у слуги насчет нее.
– За полчаса до вашего подъема в город отправилась, сэр, – ответил он, протирая кружки. – Куда? На Дейл-стрит, к портному, скорее всего, – она какую-то одежду в узле несла. Это за два квартала отсюда. Налево по набережной и наверх в гору, там вывеска будет. Не пройдете мимо…
Уже через полчаса, стоя на холодном ветру, гулявшему по Дейл-стрит, я нервно курил трубку, озираясь из-за угла по сторонам. Ага, вот она! Сжимая озябшими руками тяжелый узел, Мулан торопливо шагала по мостовой, глядя перед собой. Извозчиком она никогда не пользовалась, и уже прошла пешком больше мили из разделявших "Летучую рыбу" и Дейл-стрит. На голову ее был наброшен капюшон – она совершенно не видела, что происходило вокруг, в том числе и двух оборванцев, непрерывно следовавших за ней на некотором расстоянии. Оба они пристально смотрели на ее узел, изредка перебрасываясь короткими фразами. Один из них был облачен в засаленный плащ с оборванными краями и бесформенную шляпу, на которой удивительным образом сохранилась сверкающая серебряная пряжка. Второй, ростом пониже, ежесекундно отмахивал левой рукой лезущую на глаза спутанную гриву волос. Правую руку он держал за пазухой своей драной матросской куртки. Там, скорее всего, был нож – безусловно, оба они выжидали подходящего момента. Мулан прошла еще несколько метров и свернула под одну из арок, ведущую в глухой двор-тупик. Я, решительно выбив трубку, сорвался с места, как раз когда они уже входили следом за ней. Подбежав к арке, я услышал пронзительный женский крик и, ворвавшись внутрь, увидел следующую картину: тот, что был в плаще, вырывал у Мулан узел, другой держал китаянку, обхватив поперек пояса. Мулан яростно сопротивлялась, но первый грабитель уже завладел ее вещами. Сохраняя молчание, я ринулся вперед, прямо на него. Передо мной на секунду мелькнули водянистые, пустые глаза, окруженные длинными седыми, растрепанными волосами; впалые щеки, покрытые щетиной. Я с налету нанес ему удар в бок, и он, выронив узел, тяжело осел на месте. Более молодой оказался более проворным. Он отпустил Мулан и, быстро отскочив назад, выхватил из-под куртки морской кортик. Лезвие сверкнуло в дюйме от моей головы, я перехватил его руку и быстро выкрутил ее. Противник пронзительно взвыл, нож со звоном выпал на булыжники мостовой. Я наступил на оружие ногой и бросил бродягу головой вперед. Вскочивший старик накинулся было на меня, но, получив второй раз, тяжело бросился бежать, молодой последовал за ним…
Проводив обоих грабителей громом напутственных ругательств, я с видом победителя повернулся к Мулан. Бледная, все еще подрагивая от пережитого, она стояла, прислонившись к стене.
Я поднял ее узел и властным движением подхватил под руку:
– Пойдемте, Мулан. Здесь небезопасно, я провожу вас. Надо же, случайно увидел вас, а потом – как эти мерзавцы пошли за вами. И тут раздается ваш крик. Успел-таки. А вы не дали так просто себя обобрать. Браво!